- Вы зря волнуетесь, - повторил Симаков, усаживаясь за стол, - у нас с Катериной Алексеевной для вас важное и приятное известие припасено. Ничуть не менее значимое, чем ваша встреча с сестрой. Знаю, что нашли Наташу. Поздравляю вас, очень рад, что обе живы. Знаете, Елизавета Григорьевна, - Симаков наклонился к Лизе и понизил голос, - это очень хорошо, что вы под Сталинградом с товарищем Белозерцевой лично встретились. Вы меня простите, когда мы с вами прощались в Москве в феврале сорок второго, я не мог вам назвать ее имени, не был уполномочен. Благодарил только, что вспомнила вас да и меня послушала, не дала совершиться несправедливости. А уж когда вы с ней познакомились, она к вам еще больше расположилась. По приезде в Москву сразу меня вызвала: "Прав ты был, Николай Петрович, - говорит. - Не зря на тебя положилась". А я сразу ей - про орденок, которого вас лишили незаслуженно. Катерина Алексеевна как узнала, - сразу взяла быка за рога, точнее, все наши органы, от которых зависит решение. Она это умеет. И вот - пожалуйста, - он открыл ящик стола, достал оттуда бархатную коробочку, потом встал, одернув гимнастерку, подошел к Лизе.
Она тоже встала, почти не дыша от охватившего ее волнения.
- Мне выпала честь, Елизавета Григорьевна, как вашему непосредственному начальнику, руководителю операции, во-первых, принести извинения от руководства нашей службы за незаслуженные обвинения, которым вы подверглись со стороны наших недобросовестных сотрудников. Победа под Сталинградом доказала, что ваша работа в тылу врага, которая подготовила базу для последующего внедрения наших агентов, сорвавших и спутавших все планы противника, была чрезвычайно важна. Она просто не имела цены. Тем более если учесть, что все происходило в тяжелом для нас сорок первом году, когда мало кто верил в наш успех. Такая работа должна быть вознаграждена. Я говорил это в сорок втором, подтверждаю и сейчас. Я вижу, - он взглянул на Лизу, - у вас уже есть один орден. За обаянскую высоту, насколько я знаю, вот возьмите второй, - он протянул Лизе коробочку, - вы заслужили его раньше, а получаете позже. Но лучше поздно, чем никогда, как говорится. Указом Президиума Верховного Совета СССР, - Симаков произнес торжественно - за самоотверженную работу в тылу врага в период с сентября 1941 по декабрь 1941 года и проявленные при этом мужество и стойкость вы, товарищ Голицына, награждаетесь орденом Красной Звезды, и мне доверено вручить вам эту награду. Вы заслужили ее в памятное, тяжелое для нас время, - повторил Симаков взволнованно, - когда мужество, стойкость, которые вам присущи, стоили в сто, в тысячу крат дороже, чем теперь. Поздравляю.
- Служу Советскому Союзу! - ответила Лиза, голос ее дрожал, и получилось как-то скомканно. На глаза навернулись слезы.
Симаков взял ее руку и долго сжимал ее. В дверь постучали.
- Войдите, - разрешил Симаков, отходя к столу.
- Разрешите, чай, - на пороге появился Антонов с широким, круглым подносом. Его появление, какое-то будничное, сразу разрушило торжественность момента.
- Чай - это очень хорошо, очень кстати, - за спиной Антонова послышался женский голос, и Симаков, а за ним и Лиза сразу вскочили с мест.
- Я вижу, официальная часть закончена, - Катерина Алексеевна вошла в кабинет.
Она была в форме НКВД, с эмблемой "Щит и меч" на рукаве, на плечах - полковничьи погоны. Светлые волосы собраны в тугой узел на затылке, на груди - два ордена Ленина. Увидев ее, Лиза опешила. Она почему-то не ожидала, что Катерина Алексеевна имеет столь высокое звание и что она может иметь высокие награды. Хотя из всего, что Лиза услышала о Белозерцевой из ее собственных уст однажды ночью после Сталинградской битвы, можно было сделать подобный вывод.
"Да, очень странный получается день", - мелькнуло у Лизы в голове. Действительно, неожиданности сыпались на нее безостановочно. Она сжимала в руке коробочку со злосчастным орденом, с которого начались ее испытания больше года назад.
- Что вы стоите? - усмехнулась Белозерцева, проходя к столу. - Садитесь, товарищи, садитесь. Чай остынет. Как добралась, Лиза? - спросила она Голицыну, усаживаясь напротив. Ее синие, проницательные глаза смотрели на Лизу ободряюще, - Антонов встретил, не опоздал? - она оглянулась на сержанта. - За ним водится в последнее время.
- Обижаете, Катерина Алексеевна, - протянул тот, разливая чай. - Может, как-то и задержался, но всего разок, не больше.
- Он приехал вовремя, - поддержала сержанта Лиза. - Я даже не ожидала, что меня будут встречать. А доехала хорошо. Только как-то непривычно тихо кругом…
- Да уж, после фронта тишина давит, - согласилась Белозерцева и, забрав у Антонова подстаканники с чаем, сама поставила их на стол. - Иди, свободен, - отпустила она сержанта. - Жди меня в машине.
- Есть! - тот отдал честь и удалился.
- Алексей Александрович написал мне, как вы встретились с Наташей у него на батарее у Обаяни, - проговорила Белозерцева, глядя на Лизу. - Помнишь, как ты убивалась в Колочовке, а тебе сказала тогда, погоди, на войне всякое бывает. Может, и жива твоя сестра. Так и вышло. Наташа с госпиталем ушла к Сталинграду, а потом к Ватутину примкнула, к его частям, сначала санитаркой, потом переводчицей. Вот с ним и дошла до Орла и Белгорода. Ты с ней хоть успела попрощаться перед отъездом?
- Нет, свидеться не довелось, но я ей письмо чиркнула. Надеюсь, что вернусь скоро, - она выжидательно посмотрела на Белозерцеву.
- Вернешься, даст Бог, - ответила та серьезно. - Но вот скоро - это я сомневаюсь, Елизавета Григорьевна.
- Почему? - сердце Лизы замерло, она сразу подумала о худшем. - Меня все-таки арестуют?
- Ну почему "арестуют"? - Белозерцева с осуждением покачала головой. - Какая ты напуганная. Нет, Лиза, я вызвала тебя, чтобы продолжить наше дело. Теперь наше общее дело, видишь, - она щелкнула пальцами по нашивкам. - Все-таки зазвал меня Лаврентий Павлович обратно, в органы. Некому, говорит, твое детище, партизанскую задумку, с толком двигать, зашивается Симаков один. А дела предстоят серьезные. Вот и пригласила я тебя, Елизавета Григорьевна в помощницы, и себе, и Николаю Петровичу, - она посмотрела на Симакова, тот кивнул.
- А что делать надо? - спросила Лиза, нервно проглотив слюну.
- Пока учиться, - улыбнулась Белозерцева. - Я тебе говорила, что еще до войны, перед самым ее началом мы создали на территории Белоруссии и Украины законспирированные базы, на которых впоследствии сформировались из верным нам людей подпольные группы. Некоторые превратились теперь в весьма разветвленные организации. Одна такая группа работает у нас в Минске. Очень хорошо работает, к слову. Руководит ею профессор Минского университета Никольский. Они ведут пропагандистскую работу, передают сведения о передвижении войск, контролируют железнодорожные узлы. На базе этой группы мы задумали провести крупную диверсию в тылу противника, которая деморализует немцев, посеет панику. Ну хотя бы среди частей, расположенных в Белоруссии, это уже немало.
Для выполнения этой задачи, к заброске в Белоруссию готовится отряд. Я сама отправлюсь с ними, так как считаю необходимым руководить операцией на месте. Но мне в помощницы нужна женщина европейского склада, с хорошими манерами, владеющая немецким языком. Я остановила свой выбор на тебе, Лиза. У тебя есть опыт, все необходимые данные. Скажу прямо, требуется женщина для осуществления связи между мной и Никольским. Сейчас на оккупированных территориях мужчин мало, только старики, бабы да дети малые. Потому каждого мужчину, только появись он, гестапо сразу берет на заметку, не партизан ли? А гестапо уж если схватит кого зубами - не отпустит, сама знаешь. К тому же ты уже привычна к конспирации, этому тебя учить не надо.
- А чему тогда? - спросила Лиза.
- Прыжкам с парашютом, - ответила Белозерцева серьезно. - Нас выбросят с самолета, ночью. Так что тренировка необходима, чтоб не бояться да и не сломать чего-нибудь сходу, это было бы очень некстати. Как, согласна, Лиза? - Катерина Алексеевна сделала паузу, ожидая ответа.
- Я так понимаю, это приказ, - произнесла Лиза не очень уверенно.
- Нет, не приказ, - ответила Белозерцева коротко и пояснила: - Если ты откажешься, я отпущу тебя к Рокоссовскому и буду искать другую кандидатуру. Хотя признаюсь, это будет непросто. В Минске стоят власовские части, среди них немало наших бывших белоэмигрантов или их сынков. Так что твое дворянское происхождение и фамилия, которую мы даже менять не станем, была бы очень кстати. Меня они легко могут расшифровать. Я под легендой буду действовать. Да и возраст для молодых офицеров у меня уже неподходящий, как ни жаль, - она усмехнулась. - С первого взгляда еще сойду за молодую, а со второго-то - вряд ли. Как считаешь, Николай Петрович? - она лукаво взглянула на Симакова.
- Ерунду ты говоришь, Катерина Алексеевна, - смутился тот, - таких, как ты, поискать.
- Это здесь в Москве я хороша, потому что начальник, - Белозерцева покачала головой. - А вот двадцатилетний лейтенант или обер-лейтенант в Минске вряд ли за мной увиваться будет. Только если много выпьет в казино. Одним словом, рисковать - нет нужды. Все должно быть жестко и наверняка. Без поблажек. К тому же мне необходима определенная свобода действий, я не могу тратить время на то, чтобы прогуливаться с офицерами по городу. На мне - слишком много связей и ответственности. Вот для того и хочу взять Лизу. Ты мне так и не ответила, - она снова взглянула девушке в лицо. - Если не по приказу, то как?
- Я согласна, Катерина Алексеевна, - ответила та. - Конечно, я согласна. Вы столько сделали для меня! Но как же вы с ранением? - спросила она осторожно.
- В смысле, с головой? Ты не волнуйся, здесь никакой тайны нет, во всяком случае для Николая Петровича.- Белозерцева кивнула на Симакова. - Кому ж еще знать, как не ему. С головой моей случится может все, что угодно, - продолжила она со скрытой иронией. - Правда, в последние полгода она меня не беспокоит, но это еще ни о чем не говорит. Рецидив может повториться в любое время. Врачи, конечно, категорически против того, чтобы я летела в тыл к немцам. Прыгать с парашютом, хоть я и не новичок, все равно опасно. Во всяком случае, с моей болезнью: пуля может сдвинуться от удара о землю. Если б не война, если б было время на подготовку, если б она, война эта, давала нам время неспешно все устроить, - Катерина Алексеевна вздохнула. - Конечно, я бы не стала рисковать жизнью, подобрала бы людей, ввела бы их в курс дела, передала бы связи. Но в том-то и дело, у нас не только времени, людей толковых нет, точнее, очень мало их, и каждый - на вес золота.
В сорок первом под Волоколамском у Рокоссовского в дивизии НКВД из моих бывших подчиненных каждый третий голову сложил. Не думали тогда, что придется еще хитроумные операции с большим количеством людей устраивать. Одна мысль была - лишь бы выстоять, любой ценой, только бы не пустить врага к Москве. Шутка ли, у нас на Лубянке высадился немецкий десант в конце сентября. Прямо по окнам палить стали. Так кто был в наличии в здании - все в бой. А скольких прямо из этих кабинетов в траншеи и окопы отправили? Не десятки, сотни, сотни. И мало кто вернулся назад. А чтоб новых сотрудников подготовить - надо время. А его тоже нет.
Скоро двинутся наши войсковые соединения на Украину и Белоруссию, а там, особенно на Украине, все сложно: много повстанцев, предателей, так что необходимо заранее подготовить почву для вступления наших армий, чтобы в спину не били, чтоб каждый, кто а немецкую сторону глядел, был взят на карандаш и наказан соответствующим образом. Для этого надо организовать работу среди подпольщиков, сориентировать их, дать данные. При этом никто не отменял их непосредственных задач - устройство диверсий.
Вот мы с тобой, Лиза, отправимся под Минск. Туда, по данным Никольского, в октябре намеревается с проверкой своих частей прибыть крупный нацистский деятель, возможно, сам рейхсфюрер СС Гиммлер. Надо бы его встретить "торжественно", - Белозерцева рассмеялась, - чтобы больше не захотелось рейхсфюреру в Белоруссию вообще приезжать. А для этого группе Никольского требуется подкрепление из опытных оперативников, нужны боеприпасы, новые, более эффективные разработки во взрывном деле, чтоб обучили их знающие люди. Не будем же мы рейхсфюрера взрывать на бочке пороха, как при царе Горохе. Не та фигура, требует "уважения". Чтоб быстро, не сильно, но насмерть. А не получится - так и кем-нибудь из приспешников его удовлетворимся.
Твоя задача, Лиза, - продолжила она, - будет состоять в том, чтобы кроме всего прочего поддерживать связь с нашим разведчиком Колей Кузнецовым. Он недавно прибыл в Минск из Ровно и действует под легендой обер-лейтенанта Пауля Зиберта. Он очень тщательно законспирирован, пользуется у немцев доверием, что, как ты понимаешь, далось нам нелегко. Работать с ним надо не просто аккуратно, а ювелирно точно. Малейшее подозрение, неряшливость - и провал неминуем, гестапо не дремлет. Наблюдает за всеми и днем, и ночью, и это не преувеличение.
Очень еще важно, - Белозерцева наклонилась к Лизе, - нащупать сомневающихся во власовских частях. Не все пошли служить гитлеровцам по доброй воле. Многих гложет совесть, когда они видят сожженные деревни, разрушенные города на своей бывшей Родине. Многих ужасает необходимость участвовать в расстрелах мирных граждан. Их надо выявить и привлечь на нашу сторону. Война рано или поздно закончится. Теперь, в союзе с американцами и англичанами, мы все-таки переломим немцам хребет, нам очень скоро потребуется новая агентура. Те люди, которые уйдут с гитлеровцам на Запад и обоснуются там. Те, которые и дальше станут работать на нас и поставлять необходимые данные. Нам нужны новые Скоблины, Блюмкины, Кривицкие. Прежних, ты сама знаешь, уничтожили бывшие безголовые наши руководители, новых выпестовать непросто. Уже сейчас надо подбирать кадры, которые обеспечат нашу устойчивость на невидимом фронте после того, как война кончится и бывшие союзники, да, да, - ответила она на удивленный взгляд Лизы, - наши бывшие союзники вполне могут сделаться новыми, весьма серьезными противниками. Так что работы - непочатый край. Людей нет, как я сказала, пока. Но опускать руки нельзя. Начнем сами, а там видно будет. Найдутся помощники, - она пристукнула ладонью по столу. - Что же до головы моей, если она меня все-таки подведет, заменишь меня, Елизавета Григорьевна.
- Я?! - Лиза вздрогнула.
- Ты, - подтвердила невозмутимо Белозерцева, - кто же еще? Там, за линией фронта Николая Петровича, - она кивнула на Симакова, - ни кого иного, кто будет посвящен во все детали, не будет. Их и здесь-то немного. Чекистская работа, Елизавета Григорьевна, не то что не сахар - деготь сущий. И одна из главных сложностей для нас - сохранение информации. Информация - это все. Не дай бог, узнает кто лишний, считай, сгорело дело. Даже если не разболтает, даже если свой человек, все равно - таковы правила, операцию - на помойку. Придумывай новую. Все держи в голове, никаких записей, никаких даже отрывочных пометок. Кроме Николая Петровича и нашего шефа, генерал-лейтенанта Кондратьева, никому не известны планы, в которые я собираюсь тебя посвятить, Лиза. Я не хочу, чтобы, оказавшись со мной за линией фронта, ты действовала вслепую. В первую очередь потому, что тебе придется работать с Кузнецовым. В Ровно ему помогала капитан госбезопасности Вера Тоболевич, очень толковая сотрудница. Но гестапо внедрило в подполье своих агентов, и начались провалы. Веру арестовали и расстреляли. Коле же пришлось срочно переехать в Минск, сменив легенду. Ты тоже должна понимать, что наша деятельность настолько опасна, что она может обернуться пострашнее, чем на фронте.
Тебе пришлось столкнуться с некоторыми неприятностями в Таллинне. Но тогда немцы наступали, и еще могли позволить себе некоторую невнимательность и даже равнодушие. Теперь они обозлены. К тому же в Берлине, по имеющимся у нас данным, над армейской разведкой Канариса все большее влияние приобретает эсэсовская разведка, а это совсем другое устройство деятельности, и по методам, и по формам. У них всегда под рукой и гестапо, и тюрьмы, и карательные батальоны, и множество всевозможных способов развязать захваченному партизану язык - от психотропных инъекций и провокационных подстав до откровенно садистских пыток с очень гнусными подробностями физиологического характера.
Готовиться надо к любому повороту событий. Но ничего не бояться, даже в голове не держать трусливой мысли, иначе - провал неизбежен. Постепенно я буду вводить тебя в курс дела, - заключила Белозерцева, вставая из-за стола. - На тот случай, если голова моя все-таки не выдержит за линией фронта, - она криво улыбнулась. - А сейчас меня ждут в агитпропе, надо ехать, - она взглянула на часы, - да, пора.
Ты, Елизавета Григорьевна, - обратилась она к Голицыной, - снова поступаешь в распоряжение подполковника Симакова. Он отвезет тебя в подготовительный лагерь, там все уже предупреждены и ждут. Будешь готовиться с группой. Главная задача для тебя - это прыжки с парашютом, как я говорила. Никаких осложнений при приземлении нам не нужно. С тобой будет заниматься очень опытный инструктор. Николай Петрович тебя с ним познакомит. Предварительно на подготовку - полтора месяца, потом - в путь. О Наташе не беспокойся, - добавила она, опережая вопрос Лизы. - Ей сообщат, что ты временно работаешь в Москве, у меня, в управлении по агитации и пропаганде в армии. Если захочешь, можешь написать ей письмо, но без обратного адреса. Адрес потом поставят, какой нужно, чтоб не светить твое положение. Перед отлетом в тыл напишешь несколько писем, с обязательным упоминанием моего имени. Графологи будут корректировать их в соответствии с ответами твоей сестры, если они придут, и отсылать ей вместо тебя. Так она будет думать, что ты в Москве, и волноваться не станет. К тому же для шпионов, которых у нас тоже немало, и поймать их не так-то просто, - не исключено, что они сидят и при штабах, это будет дезинформацией. Они будут считать, что ты работаешь у меня, мы обе находимся в Москве, а на самом деле - очень далеко.
Все поняла? - она посмотрела на Лизу. Та кивнула. - Тогда действуйте, Николай Петрович. Я сейчас в агитпроп, потом в "Известия" к Ефимову, а вечером - на совещание к Лаврентию. Это надолго. Так что жди меня не раньше полуночи, Николай Петрович, - она улыбнулась, направляясь к двери. - Доложишь, как устроилась Елизавета Григорьевна. Скоро увидимся, Лиза, - сказала на прощание Голицыной. И вышла.
Симаков и Лиза вскочили со своих мест, одернув гимнастерки. Дверь хлопнула. Мгновение царила тишина. Потом подполковник снова опустился на стул и, потирая покрасневшие от бессонных ночей глаза, сказал:
- Что ж, за дело, так за дело, Елизавета Григорьевна. Поехали, покажу, где жить будешь.
Спустившись во двор, они сели в подготовленную заранее машину. Быстро оглянувшись вокруг, Лиза вдруг вспомнила, как Катерина Алексеевна рассказывала, как в этом дворе по приказу Ежова расстреливали многих офицеров, служивших на Лубянке при Дзержинском, в том числе и самых близких соратников Феликса, как Алексея Петровского и нынешнего главу разведки, Кондратьева. Сердце сжалось, но Симаков отвлек ее от невеселых мыслей:
- Лиза, - он потянул ее за руку, - садись, садись, там ждут уже. Группа давно занимается. Тебе придется догонять.