В годы Отечественной войны Николай Михайловский в качестве военного корреспондента "Правды" был участником обороны Таллина и Ленинграда, Севастополя и советского Заполярья. Многое из увиденного и пережитого нашло отражение в его книгах "Таллинский дневник", "С тобой, Балтика!", "Мы уходили в ночь", "Когда поднимается флаг".
В предлагаемой книге новые повести Н. Михайловского "Высокие широты" и "Всплыть на полюсе!" - о трудной службе, дальних походах, полных опасности, и верной, бескорыстной дружбе моряков-североморцев.
Содержание:
ВЫСОКИЕ ШИРОТЫ 1
Глава первая 1
Глава вторая 4
Глава третья 5
Глава четвертая 7
Глава пятая 7
Глава шестая 8
Глава седьмая 10
Глава восьмая 11
Глава девятая 11
ВСПЛЫТЬ НА ПОЛЮСЕ! 15
Всплыть на полюсе!
ВЫСОКИЕ ШИРОТЫ
Глава первая
Тревожно завыла сирена. Минуту спустя застрекотали пулеметы, и почти одновременно глухо ударили зенитки. Эхо усиливало гул зениток, пулеметную дробь, и от этого над Полярным разразился невообразимый грохот: главная база Северного флота находилась в кольце заградительного огня.
Капитан второго ранга Максимов сердился, все планы рушились: наметил побывать в штабе флота, до сумерек забежать домой за нужными книгами, но никуда не попал и должен был теперь, торопясь и досадуя, спешить в ближайшее убежище.
В последнее время немецкие самолеты все чаще появлялись над главной базой флота. В полутемном бомбоубежище, вырубленном в скале, Максимов хотел переждать тревогу возле дверей, но люди все прибывали и прибывали, и его вскоре оттеснили чуть ли не на самую середину, под свет единственной лампочки. Оттуда он пробрался к стене и устроился поудобнее в углу на скамейке.
Народу было много, переговаривались тихо, вполголоса, лица не различались. Тонули в полумраке широкого, слабо освещенного пространства.
Где-то поблизости прокатился удар, задрожали стены, лампочка мигнула раз-другой и погасла.
Сразу заговорили громко, кто-то крикнул:
- Товарищ мичман! Позовите электрика. Пусть ввернет новую лампочку.
Человек запыхтел за спиной Максимова и, оттолкнув его, начал продвигаться к выходу.
Максимов встал, пошарил рукой, натыкаясь на спины, и, поняв, что выйти невозможно, снова опустился на скамейку.
Какой-то моряк включил фонарик, и луч его побежал по стенам, потолку, толпе людей.
- Есть у кого спички? - спросили рядом.
Максимов достал из кармана зажигалку, повернул колесико и протянул огонек в темноту. К огню наклонился человек в капюшоне, низко сдвинутом на лоб.
Запахло ароматным табаком. Запах что-то напомнил Максимову, но что именно, он никак не мог определить.
- У вас, кажется, заграничные? - спросил Максимов.
Голос из темноты отозвался:
- Заграничные. Хотите?
Максимов вынул из шуршащей пачки, любезно поднесенной к его руке, сигарету, помял ее в руках, понюхал. Зажег огонь, прикурил и тут вспомнил: такие же сигареты он курил в Испании.
- Приятные, правда? Вы попробуйте сразу затянуться поглубже, тогда почувствуете всю прелесть, - сказал тот, кто дал сигарету.
Максимов прислушался: удивительно знакомый голос…
- Да мне безразлично, какие они на вкус. Из меня курильщик никудышный. Я просто давно этого запаха не слышал, последний раз в тридцать шестом, в Испании.
- Вы были в Испании?
- Так точно!
Максимов силился вспомнить: кто же это такой? Спросил:
- Откуда у вас эти сигареты?
- Из Америки. Только вернулся. Хотите всю пачку?
- Спасибо. Не откажусь.
- Я не охотник до сигарет. Курю трубку. Трубка успокаивает, помогает сосредоточиться. Да и табак трубочный крепче, серьезнее.
Сирена пропела отбой. Распахнули дверь, и холодный воздух ворвался в бомбоубежище.
Людской поток, хлынувший на свет, понес к двери и Максимова. Выйдя из убежища, он раньше всего с тревогой посмотрел в сторону причала, на мачты своих кораблей. Все было в порядке. Когда он собирался повернуть к штабу флота, ему вслед послышался все тот же, как будто знакомый голос:
- Товарищ, а сигареты забыли?
Он взглянул и обмер. Зайцев! Петро!..
В высокой фуражке, обтянутой прозрачным целлофановым чехлом, в темно-синем щегольском плащ-пальто, какие носили американцы, чуть располневший, но по-прежнему молодцеватый, Петр никак не мог прийти в себя от восторга.
- Старик! Подумать только, опять вместе! И где? В родимых северных пенатах, у черта на куличках! - воскликнул он и принялся трясти за плечи Максимова. - Такой же! Все такой же! Помолодел без бороды и вроде плотнее стал. Это что - для солидности? Как-никак капитан второго ранга. Фигура!
- Да, ты прав. У этой фигуры уже брюхо растет.
- Нет, сначала скажи, как ты?.. Где служишь?
- Знаешь, есть такие кораблики, пахари моря называются. Я там командир дивизиона.
- Да ты брось загадки загадывать. Тральщики, что ли?
- Угадал.
- Стало быть, ты в самом фокусе жизни?
- Вроде так.
- А я недавно из Америки. В нашем торгпредстве делами ленд-лиза занимался. Мог безбедно прожить до конца войны, если бы совесть не мучила: ты в сытости, а люди там жизнь отдают… На флот потянуло. Штук десять рапортов подавал, с трудом добился перевода.
- Вот видишь, и ты за границей побывал.
- Ну ее… эту заграницу, не мог дождаться обратной визы.
- Понимаю. Сам рвался из Испании домой. Идем ко мне.
- Нет, не могу. Должен представиться начальству и получить назначение.
- Куда же ты думаешь?
- Хочу на корабли.
- Давай к нам, не пожалеешь…
- Что ж, это идея!
- Ну беги, беги. На обратном пути в любом случае заскочи ко мне. Вон мои чижики стоят. - Максимов показал рукой в сторону гавани, где прижались бортами маленькие широкопалубные корабли "амики", точно близнецы похожие друг на друга.
Максимов возвращался в добром настроении. Сколько лет не виделись с Петром и даже писем не писали, а встретились самыми лучшими друзьями.
Оно понятно. Прошлое не забыть и не вычеркнуть. Детство в старинном русском городке Галиче, на берегу озера. Отсюда потянуло обоих к большому настоящему морю. Но этот путь был долог. После окончания высшего военно-морского училища они разъехались в разные концы страны и долго ничего не знали друг о друге. Потом Испания… Но недаром говорится: гора с горой не сходится…
Помнится, Максимов приехал из Испании прямо на Север. И после многих дней строгой, деловой, затворнической жизни на корабле вырвался наконец в Дом флота.
На втором этаже, в буфете, Максимов устроился за свободным столом. Попросил официантку, худенькую девушку с таинственной улыбкой, принести графинчик водки и что-нибудь поесть, по ее выбору. Она оценивающим взглядом скользнула по его нашивкам и ушла.
За соседним столом сидела пара: лейтенант, должно быть только начинавший службу на флоте, и молодая кругленькая женщина. Максимов прислушивался то к веселым голосам, то к взрывам смеха и чувствовал себя одиноким.
Официантка вернулась, поставила перед ним тарелку с мясом, картошкой и вежливо сказала:
- Пейте и кушайте на здоровье!
- Спасибо.
Он засиделся в буфете. На корабль возвращаться не хотелось. Будь у него здесь друзья, остался бы ночевать в городе. Но ведь ни одного знакомого еще не было.
Посмотрел на часы. Есть время! Скользнул взглядом по головам сидящих за столиками и поразился, увидев кряжистого рыжеволосого моряка с узкими прорезями глаз. "Эврика! Да ведь это Петька Зайцев!" О Петькиных глазах всегда спорили: никто толком не знал, какого они цвета: он постоянно прятал их в густых рыжих ресницах.
Максимова даже в пот бросило от неожиданности. Не оставалось сомнений: конечно Петька Зайцев, галичанин, друг юности!
Зайцев не сразу узнал товарища, его глаза широко открылись.
- Мишка! Ты?! Какими судьбами в наших неуютных краях?
Приятели обнялись.
Зайцев потрогал бороду Максимова и засмеялся.
- Ишь, замаскировался! Лавры адмирала Макарова не дают покоя?
- Ну что ты! У него была бородища, а у меня так, одно недоразумение.
Зайцев усадил друга за свой столик. Наполнил стопки, торжественно провозгласил:
- За нашу встречу! - И выпил первый.
- Слушай, друг сердечный! Где же тебя носила нелегкая? Кого ни спрошу - никто не знает. В Галич писал. Отвечают: два года не показывался. Таинственное исчезновение! Где же ты бродяжничал, нечистая сила?
- Спроси, где я не бродяжничал. А вообще-то, был в спецкомандировке.
Зайцев уважительно посмотрел на три золотые нашивки на рукаве и, не скрывая восхищения, спросил:
- Уж не в Испании ли?
Максимов неохотно кивнул.
- Какими судьбами туда занесло?
- Послал рапорт наркому… Понимаешь, хотелось проверить себя. Что я могу, на что способен. А то ведь жизнь пройдет, будешь носить военную форму, а пороху и не понюхаешь.
- Верно, старик, здорово тебе повезло! Капитан третьего ранга! Наверное, и орден заслужил?
Максимову не хотелось в ресторане продолжать этот разговор. И неудобно остановить друга. Чего доброго, подумает, зазнался, обидится. Он достал из внутреннего кармана тужурки коробочку. Зайцев бережно взял в руки сверкающий орден Красного Знамени, положил на ладонь и долго им любовался. Потом поднялся с рюмкой в руке:
- За земляка, героя Испании, пью до дна!
- Теперь давай о тебе… Как живешь, где служишь?
Зайцев собрал лоб в морщины.
- Все могло сложиться много лучше. Уже тому, что я здесь, на Севере, нечего завидовать.
- По-моему, Север неплохая школа для моряка.
- Не школа - сама Академия наук! - с иронией произнес Петр. - Всегда штормяга. На что мой командир бригады крепкий мужик, и тот, вроде адмирала Нельсона, в ведро травит. Впрочем, старик, ты, может быть, и без ведра обойдешься. Как-никак испанская закалка!
- Какая там закалка! - рассмеялся Максимов. - В Средиземном море теплынь и спокойствие.
- В таком случае - предупреждаю, трудновато будет привыкать к нашенским краям. Я сегодня утром с моря… Спецучение проводили. Морозец и бешеный ветрище… В полушубке и то все тело коченеет… Вот так-то, старина! Это тебе не Испания. Давай еще по одной за нашу холодную купель!
Максимов отодвинул рюмку.
- Нет, с меня хватит.
- Эх ты, Аника-воин! На Севере так вести себя не полагается. У нас, брат, интеллигентность не в почете. Северяне народ простой, грубый, зато дружить умеют по-настоящему… Ты куда назначен?
- Старпомом на эсминец к капитану второго ранга Воркову.
- Фирма солидная. Командир корабля - мировой мужик! - уважительно сказал Зайцев и, заметив, что Максимов то и дело смотрит на часы, спросил: - Торопишься? Разве у тебя нет на берегу пристанища?
- Мое пристанище в каюте. Одинокому человеку берег ни к чему.
- В таком случае у меня заночуешь. Мой терем-теремок к твоим услугам.
Максимов согласился.
В комнате у Зайцева было тепло, уютно. Максимов приятно удивился, не обнаружив следов обычного холостяцкого беспорядка. На окнах тюлевые занавески, в вазах цветы; Максимов потрогал: бумажные, а сделаны что надо… Не верилось, что здесь живет одинокий моряк, которому недосуг заниматься домашним хозяйством.
- Кто же обслуживает твой терем-теремок? - поинтересовался Максимов, усаживаясь на тахте, покрытой цветистым простеньким ковром.
Зайцев хитровато сощурился и поднял свои большие ладони.
- А я думал, у тебя уборщица.
- Уборщица не уборщица, а без женских рук никуда…
- Жена?
- Север женам противопоказан.
- Это почему же?
- Не знаю. Спроси их. Только факт налицо: не очень-то рвутся в наши края.
Зайцев надел пижаму и принял совсем домашний вид.
- Чаю хочешь?
- Стоит ли возиться?
- Возиться не нужно. У меня постоянная готовность.
И действительно, на столе появились термос с кипятком, чашки и хрустальная вазочка с клюквенным экстрактом.
- Пойми, иначе нельзя. - Зайцев тоже сел на тахту. - Никто о тебе не позаботится. Жена есть, да руки до нее не дотянутся. А дамы сердца! На них совсем плохая надежда.
Максимов удивился.
- Так ты, значит, в самом деле женат?!
- Второй год в законном браке. А что толку! Супруга не признает наше Заполярье. Видишь ли, ей необходима культура, а здесь, по ее понятиям, только с белыми медведями за лапу можно здороваться. Все ясно. В Москве мамочка, квартира, веселая жизнь. У нас скукота. И получается: я прозябаю в одиночестве, а она поплевывает с колокольни Ивана Великого, - сердито проговорил Зайцев и принялся разливать чай.
Максимов сидел молча и сочувствовал другу.
- А ты как, все еще не женился? - Зайцев смотрел вопросительно.
- Пока на холостом ходу.
- Почему же?
- Не знаю. Чтобы нравиться женщинам, во мне чего-то не хватает.
- Ну, брось, брось. Такой бравый парень! Одна борода чего стоит! Только с женским персоналом надо выработать умную тактику. - Петр назидательно поднял указательный палец. - Не бросаться на шею, проявлять выдержку. Они хитры, бестии, насквозь нашего брата видят и малейшей нашей слабостью пользуются. Помнишь у Пушкина: "Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…"
- Не согласен! Если я встречу девушку и она мне понравится, к чему же тут крутить дипломатию? Обязательно признаюсь. А как же иначе?
- И влипнешь со своим откровением. Сперва узнай как следует, а потом в любви объясняйся, дурья голова.
- Хочешь покажу испанскую девушку?
Петр обрадовался.
- Давай, давай… - и, взяв в руки фотографию, долго, пристально вглядывался в смуглое лицо, большие выразительные глаза, густые локоны…
- Хороша, ничего не скажешь! Настоящая богиня… - Нехотя возвращая фотографию, он лихо подмигнул: - Так, так, Миша… Без пяти минут Кармен! - Петр запел, прищелкивая пальцами: - "Меня не любишь, так не надо, берегись любви моей…"
- Милый друг, ты попал пальцем в небо. Не до любви там было…
- Брось, брось… Чудак, почему ты на ней не женился?
- Она была совсем девочка…
- Тем лучше. Девочки превращаются в женщин. Привез бы всем на удивление. Ты подумай! В наших неуютных краях появляется настоящая Карменсита чистейших испанских кровей. Сенсация! Ты герой!
- Избавь боже от такой славы…
- Ты прав, старик. Слава - она имеет и обратную сторону…
Почувствовав усталость, Максимов сладко зевнул:
- Куда ты меня положишь?
Тот указал на койку:
- Гостю почетное ложе.
- А ты?
- Я на тахте устроюсь.
Через несколько минут Максимов утонул в мягкой постели. Зайцев погасил свет, лег, из темноты донесся его голос:
- Счастливый ты, Миша. В Испании побывал. Завидую. А мы тут прозябаем.
- Ты думаешь, у нас была сладкая жизнь? Нет, милый, ошибаешься. Не могу бросить упрек: испанцы народ прекрасный, гордый, отважный. Одна беда - беспечности у них много. Вернемся из похода, не успеешь оглянуться - команда на берегу. Офицеры в кафе сидят, матросы с девушками по набережной фланируют… Если что случится - беги и собирай…
- Да… Зато дома можешь быть спокоен.
- Спокойным оставаться нельзя, если знаешь, что не сегодня, так завтра мы тоже будем воевать.
- Думаешь?
- Не думаю, а знаю…
- Значит, не зря наш комфлота спешит построить главную базу, аэродромы, установить тяжелые батареи?
- Не зря. Давай-ка спать, дружище, - сказал Максимов, еще больше ощутив усталость, и повернулся лицом к стенке, но уснуть не мог. Думал о своей встрече с Петром. Родная душа. Будет с кем посоветоваться, поговорить. И детство вспомнить приятно. Золотые денечки беспечной мальчишеской жизни…
…В те годы в молодом городке Полярном библиотека Дома флота была местом, где коротали вечера многие командиры. Пришел сюда и Максимов.
Еще в Москве говорили, будто бы появилась статья из опыта войны в Испании о совместном плавании надводных кораблей. К сожалению, в корабельной библиотеке статьи не оказалось. Но в читальне-то Дома флота она должна быть наверняка.
Из узкого прохода между высокими, до потолка, стеллажами, вышла девушка. Лица ее Максимов не рассмотрел. Она несла гору книг.
Максимов поспешил помочь. Неловко подсунул руку под книги, и они кирпичами посыпались на пол. Максимов растерянно поглядывал то на книги, то на покрасневшее лицо библиотекарши, юное, сердитое, и не знал, что делать. Пробормотал что-то невнятное, а девушка вдруг рассмеялась.
- Что же вы смотрите! Помогите книги собрать.
Они вместе подобрали и сложили книги на стол.
- Вы у нас записаны?
- Нет, я недавно на флоте.
- Тогда давайте знакомиться.
Максимов протянул руку, но библиотекарша имела в виду совсем другой способ знакомства. Взяв чистый формуляр, она начала с привычных вопросов: фамилия, имя, отчество, возраст, партийность, воинская часть, знание иностранных языков.
- Испанский и немецкий.
- Немецкий?! - обрадовалась девушка.
К библиотечному барьеру то и дело подходили моряки.
Девушка исчезала за стеллажами и тотчас возвращалась со стопками книг, газетными и журнальными подшивками. И все же она не забыла о Максимове, взглядом просила его подождать.
- Так вам, значит, статью? - спросила она Максимова. - Идемте в хранилище, и вы сами найдете.
Она шла впереди, чуть закинув голову, будто коса оттягивала ее назад. Возле ушей и на белой тонкой шее собирались легкие, пушистые завитки волос. Максимов поймал себя на мысли, что любуется ее покатыми нежными плечами, тонкой талией, стянутой блестящим пояском. "Сколько ей лет? Двадцать или двадцать пять?" - подумал он, а вслух сказал:
- У вас вредное производство. Вы должны бы получать стерилизованное молоко.
Не оборачиваясь, она строго ответила:
- Не преувеличивайте.
Максимов помолчал.