- Не хочу! - отрезал Дмитрий.
Станек встал.
- Я мог бы, товарищ капитан, - его голос звучал так же резко, - попросить у вас объяснения?
Федоров медленно обвел взглядом всех своих, потом тяжело посмотрел на Станека.
- Извините, но я ничего объяснять не буду! Варвара сказала:
- А надо бы, товарищ капитан!
- Ты-то помолчи! - напустился на нее капитан. - Я в советах такой женщины, как ты, не нуждаюсь. Сам знаю, что делать! Фронт - это не базар, где можно болтать о чем угодно.
Станек, не глядя на капитана, взял у Варвары шинель и направился к выходу.
Ефимыч на прощанье обнял его и расцеловал в обе щеки:
- Приходите к нам еще!
Когда Станек ушел, старик покосился на капитана и, словно извиняясь за теплое прощание с чехом, пробормотал:
- Они идут вместе с нами на Киев.
- Иных на аркане на фронт не затащишь, - сказала Варвара, - а этот пошел сам, по своей воле. Вот каким должен быть настоящий мужчина.
- И откуда у тебя такие речи? - спросил капитан с усмешкой.
- Отсюда! - Она приложила руку к груди. - Отсюда! Сердце мне подсказывает…
- Эх, отзывчивое же у тебя сердце, Варвара! - сказал капитан, поморщившись. - Если слушать только его, то знаешь, куда это приведет?!
Варвара вскинула голову, увенчанную тяжелой косой:
- Что вы меня все время черните! Что вы обо мне знаете?
- Знаю достаточно! Позоришь роту. Замужняя женщина, а сама со своим Петром Петровичем…
Варвара стиснула маленькие кулачки:
- Вам… вам следовало бы быть тактичнее по отношению ко мне. И к этому чеху тоже!
3
Станек сунул в полевую сумку выписки из плана связи, таблицы с позывными знаками и паролями и прочую документацию. Он решил не посылать все это, как обычно, со связным, а лично передать капитану Галиржу. Хотелось, кстати, взглянуть на нового помощника Галиржа, поручика Оту Вокроуглицкого, который только сегодня прибыл сюда через Москву из Англии.
Галирж и Вокроуглицкий были знакомы еще в Лондоне. Холостяк поручик бывал частым гостем в семье тестя Галиржа, до оккупации военного атташе, а теперь крупного работника министерства обороны, которое вместе с президентом Бенешем и правительством находилось в эмиграции в Лондоне.
Исключительность положения чехословацких соединений во время войны определялась, помимо всего прочего, тем обстоятельством, что в Англии был избыток офицеров и нехватка рядового состава, а на востоке наоборот.
Чехословацкое правительство в Лондоне с самого начала крайне неприязненно относилось к идее создания чехословацкого соединения на Востоке. Дав наконец после длительных переговоров на это согласие, оно всячески препятствовало введению свободовцев в боевые действия, желая видеть это соединение лишь символическим.
Но с конца 1943 года правительство стало менять свое отношение к свободовцам и охотно шло навстречу их просьбам переправить на Восток офицеров, которых в начале войны стремилось сконцентрировать в Лондоне. Правительству было важно усилить соединение Свободы и одновременно укрепить свое влияние в нем.
Тесть Галиржа еще с прошлой войны знал, что офицеры, служившие тогда в легионах, после возвращения на родину назначались на командные посты в армии. Посты эти делились пропорционально между легионерами, сражавшимися в России, Франции и Италии. Но после нынешней войны таких расчетов, разумеется, не будет, ведь, кроме летчиков, все чехословацкие части в Англии бездействуют, в то время как свободовцы покрывают себя славой героев. Вот почему тесть Галиржа включил для столь деликатной миссии в число первых своего зятя. Галирж, хотя и неохотно расставался с молодой женой и маленьким сыном, смекнул, что другого такого случая не представится.
Поручик Вокроуглицкий, офицер чехословацкого авиаполка, включенного в состав королевских военно-воздушных сил Великобритании, охранял реки Альбиона и уже сбил несколько самолетов противника. Но вскоре ему пришлось совершить вынужденную посадку, и в результате - сотрясение мозга, повреждение евстахиевой трубы, потеря чувства равновесия, летать он уже не мог. После лечения в госпитале его перевели в наземные войска. Вокроуглицкий был разочарован: ему оставалось лишь наблюдать за войной в Европе с острова его величества. Вокроуглицкий подал прошение о переводе на Восток. Он окончил курсы разведчиков и поступил в распоряжение своего приятеля Галиржа.
Разведотдел, как и все службы бригады, обитал под землей. Желтое пламя керосиновой лампы освещало столик с разложенными на нем картами. Капитан Галирж рассматривал нарисованную от руки разведсхему и синим карандашом аккуратно переносил с нее на карту расположение вражеских позиций. С видимым удовольствием он орудовал командирской линейкой, обводил кружками и овалами вражеские цели.
- Ты правильно решил, Ота, - сказал Галирж. - Знаешь ведь, как смотрят на нас за границей: чехи - капитулянты, без единого выстрела согнули спину перед Гитлером. А кто теперь поднимает престиж нашего народа в глазах всего мира? Чешский авиаполк в Англии и свободовцы здесь, на восточном фронте. Пусть нас совсем мало, но мы позаботимся о престиже. Я рад, что ты приехал.
- Не вечно же мне нюхать в Англии казарменную вонь и до хрипоты орать на солдат. Я хочу сражаться на передовой!
- Передовая? Ну, для тебя этого мало. Разведка во вражескому тылу - вот твоя задача!
- Эх, мне бы теперь мой самолет. Сколько раз на дню я вспоминаю его! И всякий раз чувствую себя так, словно глотнул какого-то дерьма: внутри все горит, голова трещит, раскалывается…
- Я понимаю тебя. Тому, кто летал, на земле неуютно.
Во время разговора Галирж ни на секунду не прекращал работы. Вокроуглицкий наклонился над картой, восхищенно глядя на работу приятеля. "Джони хоть и педант, - подумал он, - но молодец. Здесь он, наверное, величина. Я могу себя поздравить, что попал в его отдел". Вокроуглицкий протянул Галиржу пачку знаменитых сигарет "Pall Маll" и постучал пальцем по коробке, на которой два льва с коронами на головах держали в пасти овальный щит с надписью "Per aspera ad astra".
- К звездам… хороший девиз, - улыбнулся едва заметно Галирж, вычерчивая синие дужки, ощетинившиеся на пути наступления бригады. Затянувшись, добавил раздумчиво: - Промедли мы еще немного, и все сражения тут были бы закончены и выиграны без меня и тебя. Ты принял правильное решение, Ота, - похвалил он еще раз приятеля. - Ты поднялся уже довольно высоко…
Вошел связной с последними донесениями разведчиков. Когда брезентовый полог за ним закрылся, Галирж продолжил прерванную фразу:
- Ты уже поднялся довольно высоко и так бесславно свалился. Но не переживай, я подниму тебя опять наверх, и повыше, чем ты был.
Галирж аккуратнейшим образом наносил на карту только что доставленные данные о расположении противника.
Вокроуглицкий потер руки:
- Я рад, что попал к тебе. Только между Англией и Советами, как я вижу, большое различие. Скажу тебе откровенно, атмосфера этого фронта для меня - китайская грамота. Ты должен мне все растолковать.
- Основное здесь, особенно для тебя - приглядываться да прислушиваться и вести себя как все.
Требование простое, но при темпераменте Вокроуглицкого это было, пожалуй, самым трудным, что можно для него придумать. Он провел обеими руками по груди. Все на нем, начиная с пуговиц, было не таким, как на здешних. Но он сказал твердо:
- Постараюсь, раз ты считаешь это важным.
Станек распахнул брезентовый полог. Услыхал незнакомый голос. Ага, это тот самый "англичанин".
Вокроуглицкий вскочил и вытянулся перед Станеком.
- Это Станек, - сказал Галирж, - я уже тебе говорил, мы хорошие друзья, и вы, я уверен, тоже будете. Ирка, это…
- Ота Вокроуглицкий, - представился поручик.
Они пожали друг другу руки.
Галирж озабоченно уставился на Станека:
- А зачем ты к нам пожаловал, Ирка?
- Вот…
Станек вынул из сумки документы и подал их Галиржу.
- Это все?
Галирж внимательно рассматривал бумаги.
Взгляд Станека скользил по разноцветным консервным банкам и коробкам. Говядина с чилийским перцем, жареная свинина с яблоками, растворимый кофе, жевательная резинка, сигареты. Ловкий парень, оценил он Вокроуглицкого, приехал не с пустыми руками.
Вокроуглицкий с восхищением посматривал на Станека. Джони еще в Англии много о нем рассказывал. Станека, пробиравшегося в Польшу, связные привели сначала на явочную квартиру в Моравской Отраве. Днем раньше туда уже прибыл капитан Галирж. Офицеров, бежавших из протектората, было тогда раз, два и обчелся. Поэтому влиятельный, знающий себе цену Галирж, который в военной академии был для Станека недосягаем, приветствовал молодого поручика тепло, по-товарищески, словно между ними не было никаких различий в звании, возрасте и общественном положении. Оба покинули родину, чтобы с оружием в руках помогать ей: Станек - там, где ему представится для этого возможность, Галирж, успевший вовремя отправить жену и сына к тестю в Лондон, пробирался к ним.
При переходе границы Станеку пришлось идти вброд через речку. Он вымок до нитки. Нужно было раздеться и хотя бы выжать одежду. Галирж выручил его - дал свое пальто.
Почти сразу же Станеку представился случай отплатить добром за добро. Галирж растянул сухожилие и не мог ступить на ногу. Пограничный дозор открыл по ним огонь, Станек взвалил товарища на спину и потащил, не разбирая дороги, спотыкаясь, задыхаясь, но не остановился до тех пор, пока не добрался до безопасного места.
- Я счастлив познакомиться с вами! - воскликнул Вокроуглицкий. - Вы спасли Джони жизнь.
Галирж заметил отрицательный жест Станека.
- Да, это так: он спас мне жизнь. Больше всего меня поражает его сила. Представь себе, Ота, Ирка - музыкант, отличный пианист. И этими руками, которые привыкли порхать по клавишам, он нес меня.
- Какая там сила, - сказал Станек. - Это была воля. Руки у меня потом одеревенели так, что я их два дня не чувствовал.
- Такой случай, - сказал Галирж задумчиво, - делает людей верными друзьями до самой смерти.
Вокроуглицкий поднял брови:
- Верные друзья? А что же вас тогда разлучило?
Они рассказали, как Галиржу удалось присоединиться к транспорту беженцев, которые плыли в Англию, и как Станек из Польши пробирался в Россию.
- А вы каким образом ушли от немцев? - спросил Станек Вокроуглицкого.
- Я? Очень просто, пан надпоручик. Взлетел с военного аэродрома раньше, чем они туда ворвались. Вот и все.
- Это отчаянный, сопряженный с большим риском поступок, - сказал Станек, - лететь в такую даль, не зная, хватит ли горючего, не представляя, как и где закончится полет…
- Я был не единственный, кто взлетел перед самым носом у оккупантов, - добавил летчик. - Но я был рад, что угнал у них машину.
- Ты сохранил республике пару миллионов, Ота! - подчеркнул его заслугу Галирж.
- Да, если учитывать только материальную сторону, - сказал Станек, - на самом деле он сослужил ей гораздо большую службу.
Благодарная улыбка обоих была ему ответом.
- Что это шипит? - вздрогнул Галирж.
- Я поставил воды для кофе. - Вокроуглицкий взял байку с растворимым кофе. - Разрешите вам предложить. - Он отрезал станиолевую пленку.
- С удовольствием выпью, - отозвался Станек.
Брезентовый полог заходил ходуном. В блиндаж ввалилось чье-то могучее тело, затянутое офицерскими портупеями. Все вокруг как-то сразу уменьшилось.
- Ого, это мне нравится! Кофе, черт возьми! Натуральный кофе! - Офицер со свистом втянул носом воздух. - И какой-то еще деликатес.
От банки с апельсиновым джемом распространялся запах, казавшийся здесь нереальным.
Вокроуглицкий стоял по стойке "смирно". Галирж приветливо махнул рукой гостю - командиру второго батальона капитану Карелу Рабасу - и представил своего нового помощника.
Рабас, словно зачарованный, уставился на заморскую снедь. Она напомнила ему довоенное время.
- Бог мой! Апельсины! Однажды студентом я рисовал натюрморт с апельсином и лимоном. Кончилось все позорно прозаически. Лимон я выдавил в чай, а апельсин отнес Ружене. - Он засмеялся и резко повернулся к Вокроуглицкому: - Ну, добро пожаловать! Надеюсь, вам у нас поправится, молодой человек!
Крепкое рукопожатие. Капитан оценивающе оглядел форму Вокроуглицкого. В общем солидная, строгая, даже, пожалуй, безликая. Но наверху, на рукаве, узкая зеленая нашивка с английским "Czechoslovakia". Капитан опять со свистом втянул носом воздух и рассмеялся:
- Одеколон?! Поручик, какая чепуха, черт подери! Не хватает пудры, маникюра, и вы полностью готовы к кровавой битве…
Укоризненный возглас Станека "Ну, Карел!" не возымел действия.
- Летать в небе таким чистюлей, конечно, можно. Но когда вы побудете тут пару дней и время от времени вам придется зарываться носом в грязь, весь ваш аристократизм сразу же испарится. Да вы не обижайтесь: чешские летчики - молодцы. - Рабас дружески хлопнул поручика по спине. - А то, что он любит гигиену, так я вам скажу, друзья: нам тоже было бы невредно позаботиться немного о собственном теле…
- К вашим услугам, пан капитан, - с готовностью выпалил поручик, которого не задели грубоватые насмешки. - Идите за мной!
Он взял лампу со стола и повел Рабаса в другой угол блиндажа. Капитан был крайне изумлен: среди противогазов, винтовок, связок ручных гранат гордо возвышалась великолепная надувная ванна.
- Гром и молния! И вы это тащили сюда, к Днепру, от самого Лондона?
- Так точно. Ванна, мыло, щетка, все в вашем распоряжении, пан капитан. - Вокроуглицкий подталкивал Рабаса ближе к этому невероятному предмету. - Только воды нет. Пожалуйста, посмотрите. Вот это я добывал два часа.
Поручик вытянул руку с лампой. На самом дне шикарной ванны блестел слой воды толщиной в палец.
- Вам, пан капитан, для купания маловато.
Все четверо расхохотались, представив огромного Рабаса в этой капле, вернее, над этой каплей воды. Лицо Вокроуглицкого вытянулось:
- Мы находимся между двумя реками: Днепр - за нами, Ирпень - под носом, а воды набрать не можем.
- К Днепру мы кружным путем еще вернемся, но сперва, я надеюсь, отбросим немцев от Ирпеня, и у нас снова будет вода, - рассуждал Рабас, но мыслями он был уже далеко.
Ему нужны были данные о противнике, находившемся перед его батальоном. Поскольку Галирж долго не посылал карту, он пришел за тем, чтобы перерисовать ее прямо тут, в разведотделе. Карты две: одна - вчерне набросанная, но полная, комплектная, вторая - четкая, будто напечатанная, но незаконченная. Рабас вынул свою карту и приготовился работать. Глаза его остановились на красной коробке с двумя львами. Толстые пальцы ловко выудили туго набитую сигарету.
- Разрешите? - спросил он с опозданием.
- Разумеется! И выпейте с нами кофе, пан капитан!
- Не слишком ли много наслаждений сразу? - улыбаясь, спросил Рабас.
- Пока есть возможность, пан капитан, - ответил Вокроуглицкий, - давайте пользоваться. Что мое, то и ваше. Я еще в Англии говорил себе: фронт - это непрерывные опасности, ушел от одной, другая уже подстерегает, но зачем это воспринимать трагически?
Напрасно Галирж глазами подавал сигнал, чтобы поручик остановился.
- Надо относиться к этому проще: как к пикнику например, как к загородной прогулке.
Все смущенно замолчали.
Рабас постукивал ногой. Он вспомнил медленный, изнуряющий марш на Соколово по заснеженной местности.
Из сугробов торчали остовы самолетов, танков, орудий, трупы лошадей и солдат. Это даже не кладбище. Морг, через которым они тащились часами, днями. Покидая Соколово, они оставили после себя то же самое.
- Пусть это будет военный пикник, - повторил Вокроуглицкий, - со всеми доступными деликатесами. Что вы скажете, пан капитан?
Рабас взглянул на поручика. Он думал: "Прежде чем мы пробьемся домой, сколько таких моргов мы оставим за собой? Кто из нас доживет до победы?" А вслух произнес, смеясь:
- Отлично, молодой человек! Вы мне нравитесь. Фронт - пикник в приятном обществе. Так к этому может относиться только тот, кому неведом страх. В таком случае - да здравствует легкомыслие!
Рабас приступил к делу, маленькими глотками потягивая кофе. Чертил, заглядывая то в одну, то в другую карту.
- Что ты делаешь с этими картами, Джони? Я не знаю, с какой из них брать данные.
- А ты что, не мог подождать? - обиженно ответил Галирж. - Через несколько минут я бы тебе послал нужную карту.
- Извини, - разозлился Рабас. - Прежде чем ты успеешь заточить карандаши, я могу нежданно-негаданно нарваться на противника.
Галирж горячо возражал:
- Если я хочу сделать карту, достойную этого слова…
- А передо мной живой противник! Этого клочка мне вполне достаточно. - Рабас сунул карту себе под нос, но ничего не мог в ней разобрать.
- Вот видишь! Надо было подождать! - торжествовал Галирж.
- Ну ладно, - уступил Рабас. - Ты хочешь сделать не карту, а конфетку. Прошу тебя, продиктуй мне по этой мазне, чтобы я мог наконец идти. Перечертишь потом.
Галирж стал диктовать Рабасу положение противника. Пулеметные точки на высоте такой-то, танки сосредоточены… Рабас наносил данные на карту, а Галирж между тем ворчал:
- Ты всегда бранишься, дружище. Полковник Свобода меня хвалит, а вот пану Рабасу ничем не угодишь.
- Готово! - воскликнул спустя минуту Рабас, допил кофе и поднялся. Кофе был потрясающий, поручик. Покорно вас благодарим! - Он засунул карту в сумку. - Ну, можно топать. Привет, разведчики!
Станек тоже стал прощаться:
- Пора к своим ребятам.
Галирж, прищурившись, поглаживал усики:
- Как тебе нравятся наши офицеры, Ота?
- Нравятся, - сказал Вокроуглицкий. - Отличные парни.
Превратившиеся в узкие щелочки глаза Галиржа метали молнии.
- Еще бы! Только вопрос, понравился ли им ты?
- То есть как?
- Пикник! И это ты называешь - "буду стараться"?! Пикник! Я ему моргаю, а пан пилот - ноль внимания, и хотя у него нет никакого представления о том, как говорить с "восточниками", он ведет себя так, словно находится в небе, где можно выделывать любые коленца, а не здесь, где его будут ловить на каждом слове.
- Помилуй! Кто меня хочет ловить? Кроме тебя, никто.
- Разумеется. Но ради тебя, а не во вред тебе. - Галирж осуждающе смотрел на Оту: - Позволь мне тебе посоветовать: спрячь-ка ты поскорее все свое барахло и не раздражай никого этим гастрономом!
Вокроуглицкий с бешенством швырял консервные банки и пакеты в авиационную сумку.
- Разве я виноват, что в западной армии с провиантом лучше, чем здесь?