Условием договора был вывод войск в течение двух лет. Это было бегство Советской армии с территории Германии. Бегство не от поражения на поле боя, а от росчерка пера одного недальновидного политика. О том, что выводить войска надо, никто и не сомневался. Но как выводить, за какое время, на каких условиях, это совсем другой вопрос.
И вот сейчас, сидя за столом, немцы друг перед другом спешили поделиться радостью за свою победу. А один достал из бумажника крошечный кусочек бетона.
- Это осколок берлинской стены, - восклицал он.
И только Вольфган сидел понурым и молчаливым. Ему, повидавшему многое на своём веку, были не в радость все перемены. Он, сросшийся душой с русскими, уже не сможет приспособиться к той новой системе. Он уже не мог вписаться в ту новую идеологию объединенной Германии. А молодые, полные эйфории, всё говорили и говорили о живой цепи, длинной в несколько километров, стоящих со свечами, в знак солидарности за объединение народа, некогда разделённого войной. Рассказывали, как люди ломали берлинскую стену, уродливое порождение "интернационалистов", кричащих на всех перекрёстках об объединении пролетариата всех стран, а сами возводили стены из бетона и колючей проволоки, с одной лишь целью, чтобы пролетариат не сбежал из созданного ими "рая".
Все эти перемены Бурцев видел и сам. Немецкие телепрограммы то и дело крутили кадры о сломе берлинской стены - этого символа разделения немцев. Но разделение было не стеной. Оно было в душах. И многие это поймут, когда возврата назад не будет. Исторически германцы жили разрозненно отдельными герцогствами. И только железный Бисмарк их объединил в девятнадцатом веке. И сейчас, спустя пятьдесят лет после поражения в великой войне, это были уже два разных народа. Бурцев поглядывал на мрачного Вольфгана и, наконец, спросил:
- Что, Вольфган, грустный? Или не рад объединению?
- Как немец, да. Как человек нет. И чему собственно радоваться. Молодёжь не понимает, что для западных немцев мы уже русские.
- Да и коммунисты, - засмеялся Бурцев.
- Как коммунисты, мы им не противны. Немцы родили ваш коммунизм. Ильич жил и проводил съезды в Лондоне, в Берлине, да в Цюрихе. Так что, коммунисты мы или не коммунисты, их совсем не беспокоит. Вот то, что мы в душе уже немного русские, вот это другое дело. Русофобия вернее не фобия, а ближе к ненависти. Когда сломали стену, поехал в Гамбург могилу отца навестить. Еду с кладбища. Идут по дороге мужчина и женщина, не сказать что бы старые, лет сорока. Думаю, дай подвезу. Остановился, и они метров в двадцати стоят. Я дал задний ход: решил подъехать к ним, а они развернулись, пошли назад. А знаете, почему?
- Нет, не догадался, - сказал Бурцев.
- Брезгуют. Номера-то у меня восточные. Не хотят с "русской свиньёй" в одной машине ехать. Это поколение уже безуспешное. Наши внуки, да. Те впишутся в запад, а мы нет. Вот эта молодёжь, у которой задница подпрыгивает со стула от радости, даже не представляет, что с ней завтра будет.
- А почему вы так думаете?
- Вы думаете, я догадываюсь? Нет, я знаю! Мой друг детства полковником в разведке служил, так их первыми разогнали. Разгонят и этих. Горбунов ваш - предатель. Он предал людей, верно служивших стране. Наши агенты, работающие в Америке, Англии, Франции снабжали информацией и Советский Союз, работали в какой-то степени и на вас. А он взял их и предал. Он же не мальчишка, должен был понимать, что с падением ГДР рухнут и все силовые структуры. Списки агентов попадут в спецслужбы ФРГ. Надо было в начале о них договориться. Пусть бы возвращались в Германию и шли на отдых, а их начали арестовывать и сажать в тюрьмы. А немцы тоже хороши - взяли и сдали их американцам. Как будто ФРГ не нужна разведка. Они бы работали на новое государство. Не доверяешь - отзови домой, законсервируй, но не сдавай соотечественников. И ваши славянофилы не лучше. Так и живём в вечной вражде друг к другу, доказывая, у кого демократии больше, да кто простой народ больше любит. Враньё это всё, никто его не любит. Устраивают эти господа рауты да ассамблеи. В смокингах да в бабочках расшаркиваются друг перед другом, улыбаются да почтенно кланяются, а сами фигу друг другу в кармане держат. Доиграются, пока не появится правитель, отморозок подобный Гитлеру, которому эта вся двуликая политика не нужна. Тогда вся эта демократия побоку и начинают высказывать свои аргументы пушками. Умоется Европа кровью и снова по своим будкам. Сколько не воевали, никто не остаётся на захваченных территориях. Рано или поздно все уходят восвояси. Так видно Богу угодно. Так нет, все равно продолжают воспитывать новые поколения в том же духе. Им бы стать на колени, да помолиться и попросить у Господа прощения за свою непокорность. Это же он распределил эту землю, а соседей не выбирают. Казалось бы, чего проще. Радуйтесь солнцу, живите в мире, воспитывайте своих детей, любите жизнь и наслаждайтесь ею - она ведь так коротка. Мне вот скоро шестьдесят, а жизнь пролетела как мгновенье, вроде бы вчера всё было. Особой радости в объединении лично я для себя не нахожу. Потому, как господа западники в душе воспринимают восточного немца русским, а стало быть, врагом. Горбунов это не понял или не хотел понимать. Люди, жившие разными идеологиями, не могут просто так объединиться. Это не стадо баранов, где достаточно убрать перегородку и они в одном загоне. Для этого нужны годы. Необходимо решить по этой проблеме все вопросы, а они с шашкой наголо и рубят по живому. А финансы и экономическая составляющая - это второстепенные вопросы. Британии вон сколько лет: живут в достатке, экономика мощная и фунт во всём мире в почёте, а кровь из за разной веры друг другу пускают. Так что, Василий Петрович, экономика главное? Нет, душа, - Вольфган постучал кулаком по груди - родство душ создаёт общество.
Вскоре Бурцев убедился, что Вольфган был прав. Всех офицеров бывшей армии ГДР уволили, и на их место прибыли офицеры ФРГ. Перед объединением было объявлено, что марки ГДР ликвидируются, и во всей объединённой Германии вводится западная марка. Министр финансов ФРГ выступил по телевидению и сообщил решение правительства, что марка ГДР будет меняться один к одному. Но русские, привыкшие к тому, что их правительство всегда обманывает, министру не поверили. Ходили слухи, что будут менять один к двум, некоторые говорили, что даже один к четырём. Бабы с нашей русской предприимчивостью кинулись по магазинам, скупая всякую чепуху. Но, к их большому удивлению, правительство не обмануло немецкий народ. Марки поменяли один к одному. Некоторые женщины были даже недовольны. Не было повода для гордости за свой предприимчивый ум.
- Видать, немцы свой народ не обманывают, - с некоторой грустью говорили они.
Глава 15
Надежде Михайловне стало немного лучше. Выйдя из больницы, она сразу поехала на могилу к сыну. Положила цветы и долго не могла собраться с силами, чтобы уйти. Она стала каждый день ездить на кладбище. Жак боялся, чтобы с ней снова не произошёл удар и решил отправить её на курорт. Но, так как сам по делам фирмы был сильно занят, попросил вместе с ней поехать Асю. Местом отдыха был выбран курорт в Италии. Надежда Михайловна ранее была на этом курорте и сейчас водила Асю по живописным местам.
Однажды вечером, уставшая, она осталась в номере, а Ася пошла прогуляться с маленьким Александром по набережной. Они остановились, любуясь морем. Белые барашки волн скручивались в волчок и быстро бежали к берегу, с шумом набрасываясь на него. Расстелившись в прозрачное полотно, воровали песок, и вода уносила его в море только лишь за тем, чтобы в большой шторм выбросить это все снова на берег. Мимо них прошёл мужчина. Лицо его показалось Асе знакомо.
Ася прошла метров десять и села на скамейку. Саша присел на корточки и стал рассматривать букашек, перебегающих пешеходную тропинку. Она снова посмотрела вслед уходящему мужчине: среднего роста, плотного телосложения, знакомая походка вразвалочку. "Где я могла его видеть?" И вдруг, как молния: пещера, операция Мишелю. "Анестезиолог. Боже, какими путями он здесь?".
Мужчина прошел еще несколько метров. Ася смотрела ему в затылок: "может я обозналась, как он мог тут оказаться?" Вдруг он остановился, затем развернулся и направился к ней.
- Ася, здравствуйте. Вы меня узнаёте?
- Конечно, узнаю, Виктор Иванович.
Она взяла его за руки, глядя в его карие глаза.
- Живой всё таки! Какой молодец, сумел выжить.
- А где вы живёте, Ася?
- Во Франции живу, вот сын растёт.
- Это его?
- Да, Васин сын, Сашей назвали.
- А где француз?
- Погиб в автокатастрофе. Я же его женой стала. Хороший человек, царство ему небесное. Помог мне оттуда выбраться.
- Ну, а вы как, Виктор Иванович, как же вам удалось уйти из того пекла?
Наумкин наклонил голову и несколько минут сидел молча. Наступила неловкая тишина. Затем поднял голову и посмотрел Асе в глаза.
- Знаете, Ася, я уже и забывать стал, а теперь снова приходится внутри себя всё пережить. Я там, в плену ещё долго был. Лечил афганцев. Как-то попал мне один раненый, образованный такой, три языка знал. Мы всё болтали с ним, он неплохо говорил на русском. Всё мне говорил: "Я тебе жизнью обязан". Правда, рана была действительно серьёзная, не знаю, как у меня получилось, и он выжил. Как у вас с тем французом. Я уже грешным делом думал, конец нам пришел, а оно вот как получилось. Видать, не только от нас все зависит.
- Что вы, Виктор Иванович, от нас-то как раз самая малость.
- С тех пор подружились мы с ним, он ко мне как к брату относился. Он оказался ещё и королевской крови. Какой-то дальний родственник короля. Их бывший король живёт здесь, в Италии. Мой приятель каким-то образом сюда перебрался и меня с собой забрал. Не знаю, как ему это удалось. Теперь я живу в Италии. Итальянцев лечу. На большую поликлинику нет денег. Маленькую имеем, и то благодаря жене. Простых людей лечим. Жена итальянка. Уже и дочь сумели родить. Маленькая, ещё только полгода.
- Домой-то тянет?
- Тянет. Только что дома - вопросы КГБ, да прокуратуры?! Доказывать, что я не верблюд. В плен пошёл по своей воле с целью вылечить врага. Так, что служить мне больше не дадут. В лучшем случае буду работать в райбольнице на сто двадцать рублей в месяц. Или чего ещё хуже - срок дадут.
- Я тоже об этом много думала. В начале хотела пойти в посольство и попроситься домой. А потом подумала: пересечение границы незаконно - это раз, незаконное приобретение документов и фиктивный брак - два. Короче, целый букет. Если не в Союзе посадят, то во Франции. Видать, не выходит так, как мы хотели бы.
- Что, вам кушать нечего, - засмеялся Наумкин. - Что вас туда манит: нищенская зарплата врача или сельский медпункт с удобствами на улице?
- Я часто думаю, Виктор Иванович, если бы не ваша выдержка и ваш волевой характер, нас бы не было в живых. Вы тогда заставили меня взять скальпель в руки. Я вам благодарна. Растёт сын. У него, по крайней мере, всё есть, а у меня маленькая частичка Васи и моя любовь к нему и сыну.
Наумкин только теперь взглянул на Сашу.
- Очень похож.
- А, вы что Васю хорошо знали?
- Асенька, да вы были счастливы и ничего вокруг себя не замечали. Я в госпитале видел его чаще, чем медперсонал, Он, мне казалось, у вас и жил.
Оба посмотрели друг на друга и засмеялись. Они долго гуляли по набережной. Два брошенных сюда волею судьбы русских человека не могли расстаться, наслаждаясь общением друг с другом.
Надежде Михайловне становилось всё хуже. Курорт решили покинуть по настоянию её самой. Она истосковалась по могиле сына, и всё твердила об этом Асе, которая была всегда рядом. Надежда Михайловна с нетерпением ждала приезда домой и, наконец, когда оказалась дома, потребовала, чтобы ее тут же отвезли на могилу Мишеля.
Присев на корточки, она погладила холодный камень.
- Скоро увидимся, сынок. Уже недолго осталось нам в разлуке быть.
Вечером у неё произошёл очередной удар. Не приходя в сознание, она скончалась.
Глава 16
Объединение оживило восточных немцев. В городе всё чаще открывались частные магазины, кафе и фирмы с различными услугами. Правда, и разваливались они с такой же быстротой. Восточные немцы пересели из "Трабантов", "Жигулей" и "Москвичей" в "Мерседесы", "Опеля" и "Ауди". Возле ворот части то и дело появлялись продавцы с подержанными автомобилями. Офицеры за умеренную плате скупали машины и перегоняли в Союз. На этом бизнесе быстро выросли преступные группировки. Из Союза прибывали молодчики. Они носились по всей Германии, покупали, а чаще по согласованию с хозяином воровали машины. Хозяин заявлял в полицию спустя пару недель, а за это время машины перегонялись. Владелец получал страховку, плюс полцены, что ему платили бандиты. Страховые фирмы стали нести убытки. Согласно немецким законам никаких документов на куплю-продажу не требовалось. Для формальности достаточно обычной расписки о том, что какой-то Клаус Монтай продал свой автомобиль Петрову, роспись покупателя и продавца. Это для немецкой полиции считалось основанием сделки. Наши "дельцы" быстро в этом разобрались. Воровали машины и тут же продавали их возле воинской части, нарисовав на листке из ученической тетради фиктивную расписку. Власти боролись с угоном. На пограничных переходах по компьютеру сверялись паспортные данные машины и, если она значилась в угоне, её забирали и возвращали владельцу. Менять порядок купли-продажи никто не хотел, так как всегда был виновник, тот, кто оплачивал все расходы. Это ни о чём не подозревавший честный покупатель, офицер или прапорщик. Он отрывал от питания своих детей жалкие гроши и копил их, чтобы купить этот автомобиль, символ благополучия и достатка, в той пресловутой советской системе. Но у нас всегда так: в достатке живёт не тот, кто работает, а тот, кто ворует.
Но не только эти опасности подстерегали этих рабов в погонах. На территории Польши орудовали банды. Они отнимали машины, деньги у офицеров, перегонявших свои машины в Союз. И хотя военные собирались в небольшие группы, но их отслеживали от самой границы. Эти колонны вели по территории Польши, в удобном месте нападали и грабили. Тех, кто оказывал сопротивление, убивали. Власти Польши на эти банды смотрели спустя рукава.
Установившаяся веками ненависть поляков к русским, вызывала у польских властей насмешку и злорадство. Грабили и убивали извечного врага Польши. Для польской власти это было только на руку. Горбунову с его внутренними проблемами было не до офицеров. Его министерство иностранных дел не делало ровным счётом ничего, чтобы как-то оказать давление на Варшаву. Да и давить то было, собственно, нечем. И бандиты-то были наши, родные, сросшиеся с преступным миром Польши и Германии. Они в отличие от властей были более гибкие и сговорчивые. Главком Бурдашов тоже не принимал мер. Да и какое ему дело, что какой-то офицер или прапорщик лишился последних своих сбережений. Можно было организовать вооружённое сопровождение этих колонн. Но у генералов была одна цель - обогащаться самим, чем они и занимались. Загружали транспортные самолёты автомобилями и отправляли в Союз. Все расходы по доставке оплачивались из бюджета министерства обороны. Большие махинации были и в торговле. В магазинах на территории воинских частей все товары были на тридцать процентов дешевле, чем в магазинах у немцев, хотя товары были из тех же немецких фирм. Они просто не облагались налогом с продажи. Чиновники от торговли быстро с этим делом разобрались, и всё военторговское начальство стало обогащаться, продавая водку, сигареты спекулянтам фурами. Разница шла в карманы перекупщикам да чиновникам от торговли.
Утром Бурцев стоял на плацу. Только что стоявший в строю полк, расходился по местам занятий. Краем глаза он видел, как из дверей штаба вышел дежурный по полку.
- Наверное, по вашу душу, - пошутил стоявший рядом Черняк.
- Евгений Иванович, спросите, что там ещё, - сказал Бурцев, не убирая руки
от головного убора, провожая поворотом головы, проходящую мимо строевым шагом роту. Когда ушла последняя рота, подошёл Черняк.
- Пиманский велел, чтобы вы позвонили.
Бурцев направился к себе в кабинет. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он всё осмысливал: "Зачем я ему понадобился? Этот маленький жадный генерал не будет просто так звонить. Опять что-то понадобилось. Как он мне надоел, а подальше не пошлёшь, все - таки начальник штаба армии".
Не успел он открыть дверь кабинета, а уже звонил телефон.
- Пиманский. Здравствуй, Василий Петрович.
- Здравия желаю, товарищ генерал.
- У меня просьба к тебе.
- Хорошо, что не приказ, - подумал Бурцев.
- Ко мне из Москвы приехал друг вместе с семьей, ты устрой его к себе в гостиницу и питанием обеспечь. Сейчас мой адъютант его к тебе привезет.
Пиманский положил трубку, в телефоне раздались гудки.
- Вот это правильно, - подумал Бурцев. К тебе приехал друг, а я корми. А чего же ты у себя не селишь. В штабе армии есть гостиница. А кормить, кто будет? Пиманский со своего кармана? Так проще, дал вниз команду и голова не болит. Пусть вассалы вертятся.
Бурцев встретил гостя. Генерал был с женой и дочерью. Он был ещё не стар, но уже с седыми висками. Подал руку, поздоровался с Бурцевым.
- Надеюсь, ниже в какой-нибудь батальон меня не отправите, - пошутил он над поступком Пиманского.
- Нет, - засмеялся Бурцев. - Место в гостинице зампотылу уже подготовил. - Бурцеву в ответ улыбнулась жена, молодящаяся дама, до сих пор стоявшая с каменным лицом. По её виду не трудно было догадаться, что всеми статьями домостроя заправляет она. Рядом стояла дочь, довольно привлекательная особа, как две капли воды похожая на мать. Её вид выражал высокомерие столичной барышни, прибывший в провинцию.
Днём, ближе к обеду, позвонил Пиманский.
- Василий Петрович, генерала разместил? Не забудь обедом накормить.
- Разместил и зампотылу уже кормит.
- Ты вот что, к вечеру шашлычков организуй. Часикам к двадцати я подъеду, надо с приятелем посидеть.
Полковая гостиница стояла в стороне от офицерских домов. Это был бывший немецкий особняк. Особо провинившиеся в войне немцы побросали свои обжитые гнезда и смотались на запад. И теперь, уже столько лет, эти дома принадлежали Советской армии. И хотя они обветшали, но сквозь не ухоженность все равно просматривался особый стиль и красота некогда богатого особняка. Это, примерно, как в новой России появился совершенно новый пласт нищих: профессора, учёные, артисты, нищие-аристократы, через старое обветшалое тряпьё которых все равно просматривается культура и интеллигентность. Выходит, что лоск и ухоженность и не главное. Тут что-то другое. Ведь многие же, нагревшие руки на бедах страны, надели малиновые пиджаки, чтобы выделить себя, как бы причислить себя к высшему кругу общества. Не получилось. Все равно из-под дорогого малинового материала выглядывала бескультурная бандитская рожа.