- Это он и есть, - засмеялась Надежда Михайловна.
- Мишель Турене прислал ему подарок. - Из грузовика вывели маленького пони с красивым седлом и уздечкой.
- Боже, какая прелесть! - всплеснула руками Надежда Михайловна.
Лошадка была спокойной. Маленького Александра усадили в седло, Ася водила за уздечку, а бабушка поддерживала его, чтобы он не упал.
Стол к банкету уже был почти готов. Тётушка Эли принесла из подвала несколько бутылок дорогого вина. Это вино увидел, идущий ей навстречу Жак.
- Эли, где ты его берёшь? Ты уже который раз по торжественным дням ставишь дорогое вино.
- Это наше фамильное вино. Отец перед самой смертью показал мне тайник и сказал, что это вино для важных семейных торжеств.
- И много его у тебя?
- Много, тебе что до него?
- Да ты знаешь, сколько стоит такая бутылка вина?
- Не знаю и не хочу знать.
- Такая бутылка стоит тысяч десять долларов.
- Всё ты на эти паршивые бумажки переводишь. Этому вину больше ста лет. Это наше фамильное вино и оно не для продажи.
- Эли, покажи тайник, дай взглянуть на него.
- Не покажу. Это вино будущего владельца. Буду умирать, только ему и покажу дверь тайника. А тебе не покажу, и не думай. Ты бы всё продал; и дом бы этот продал, если бы я не мешала. И не было бы фамильного гнезда Турене. Прав был отец, когда говорил: "Эли, Жак не тот человек, чтобы ему передавать замок. На нём может всё и закончиться, чем гордилась семья веками". Всё передам ему, маленькому Александру, а ты даже и не думай отнять у ребёнка.
- Эли, ты чего, у меня свои счета есть.
- Тогда зачем спрашиваешь?
Гости собрались все, ждали приезда Мишеля. За стол не садились. Он долго почему-то не появлялся. Александр куксился, капризничал. Решили начать без Мишеля. Только произнесли первый тост за маленького Александра, как зазвонил телефон. Жак подошёл, взял трубку, что-то долго слушал, затем спросил: "Где это произошло?"
Весь бледный с трясущимися руками он подошёл к столу.
- Мишель разбился, - чуть шевеля губами, сказал он.
Вначале никто не понял. Потом вскрикнула Надежда Михайловна:
- Живой? - спросила Ася.
- Нет, пока довезли до больницы, скончался. Есть предположение, что потерял сознание за рулём. Во время движения никаких помех не было, на ровной дороге выскочил на полосу встречного движения и попал под фуру.
С Надеждой Михайловной случился приступ. Её увезла скорая помощь в больницу.
На похоронах Мишеля было много народу. Ася стояла рядом с тётушкой, поддерживая её под руку. Рядом, еле держась на ногах, поддерживаемый двумя сотрудниками фирмы, стоял старый Турене. Надежды Михайловны не было, она лежала в реанимации. Были все сотрудники фирмы Турене, а также бывшие сослуживцы Мишеля по легиону. О том, что Мишель был заслуженным человеком, имел много наград и побывал во многих горячих точках планеты, Ася узнала только сейчас.
После похорон к Асе подошёл адвокат Мишеля.
- Мадам, - начал он, - Я обязан выполнить распоряжения господина Турене. Согласно, ранее составленного им завещания, все его личные счета принадлежат Вам. Там довольно солидная сумма. Речь идёт примерно о четверти миллиона франков. Вы согласны, чтобы я занимался Вашими делами или передать бумаги другому адвокату?
- Нет, нет, - замахала руками Ася, - я бы хотела, чтобы вы остались. Коль
Мишель вам доверял все свои дела, то кто лучше вас справится.
- Тогда нам необходимо выполнить некоторые формальности, заключить договор и сразу же начнём заниматься вашим делом. И ещё одно: в медицинском заключении установлено, что потеря сознания за рулём произошла от гематомы, образовавшейся от касательного пулевого ранения. Его Мишель получил ещё в Африке, с чем и лежал в госпитале. Врачи просмотрели это. Образовалась опухоль, медленно росла и давила на участок мозга. Я беседовал с врачом, он мне сказал, что наступали моменты, когда при изменении внутричерепного давления появлялись обмороки.
- Я врач и весь этот механизм понимаю, - сказала Ася.
- Мадам, вы меня не поняли, я не о причинах обморока. Каждый юрист
в смерти подзащитного ищет чью-то вину, несоблюдение закона по халатности или по умыслу. Следовательно, соблюдая букву закона, приходим к выводу, что причиной смерти является ранение полученное при выполнении служебных обязанностей, а стало быть, вы и ваш ребёнок находитесь на обеспечении государства. И второе, просматривается халатность медиков. Если вы согласны судиться, мы этот процесс легко выиграем.
- Нет, этого делать не будем. Мишель сам не хотел обследоваться.
- Зря вы, мадам, это солидные деньги и беспроигрышное дело. По увольнению с легиона он проходил комиссию, и они обязаны были это выявить.
- Нет, нет, не будем, - твердо заявила Ася.
- Вот она русская душа! Француженка никогда бы не упустила этот случай, - сказала тётушка.
- Вы же не в России, мадам, это там с чиновником трудно судиться, а во Франции легко.
- И чего ты к ней пристал, - возмутилась тётушка, - видишь, на девочке лица нет: есть отец и мать Мишеля, с ними позже и решишь этот вопрос.
- Какое удивительное совпадение, - обратилась тётушка к Асе. - Его дед Александр упал с лошади и ударился головой о перила моста. Лошадь чего-то испугалась. Его принесли домой с окровавленной головой. Когда поправился, он стал периодически падать в обморок. В начале редко, а потом всё чаще. А однажды упал и больше не поднялся. Врач тогда сказал, что виной всему опухоль в голове, образовавшаяся после падения с лошади.
Вскоре все юридические формальности были завершены. Ася стала владелицей всех счетов Мишеля и получила от государства компенсацию и содержание по случаю потери кормильца. Сейчас, завершив все дела, она ехала из Парижа в Реймс к сыну.
- Вот вам и капитализм со "звериным лицом"! - думала она, - В каждой воинской части висит эта наглядная агитка, пугающая и до того запуганных людей. Когда умер мой отец, мать не могла добиться от чиновников даже крошечной пенсии на содержание детей. Единственное, чем помог социализм с "человеческим лицом" тем, что председатель колхоза весной давал бесплатно лошадь, чтобы вспахать огород. Что-то вы, господа-товарищи, с этим лицом напутали. Наверное, своё отражения увидели и испугались. И разве нашему чиновнику есть дело до какой-то вдовы, потерявшей мужа на войне? Если есть хоть одна заковырка, одна буква в законе против неё. Да, если даже закон на её стороне, а она ему просто не понравилась, или у него оказалось плохое настроение, он пошлёт эту вдову по инстанциям. И пойдёт она по кругу чиновников, пока не устанет. Но, если это будет касаться лично его, или его родни, или величина взятки будет такой, что есть целесообразность для риска, он обойдёт любую букву закона, руководствуясь одним - "закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло".
Она не заметила, как оказалась у ворот замка. Садовник открыл ворота. Выйдя из машины, пошла по дорожкам. Навстречу ей, улыбаясь, бежал маленький Александр, а за ним, еле поспевая, тетушка Эли.
Глава 11
На новом месте Бурцеву очень понравилось. Городок, где дислоцировался полк, был приграничный. Узенькие, мощенные камнем улицы, и архитектура домов напоминали о причастности города к западной культуре. Полк размещался почти в центре городка. Когда-то в нём по рассказам старожил находился польский кавалерийский полк. Казармы, столовая и все прочие строения были старыми, построенные "за польским часом" - так говорили здесь местные. И только клуб был новой постройки и выглядел нелепо среди старинных построек. Как новая заплата на старом платье.
Население городка было смешанное, в основном преобладали поляки и белорусы. Это создавало такой колорит местного диалекта. Язык, на котором говорило всё население городка, был настолько изменён, что говорившему на русском Бурцеву было трудно общаться со служившими в полку местными прапорщиками. Постепенно Бурцев врастал в свою новую роль командира полка. Свой рабочий день он как всегда начинал с обхода территории, казарм, столовой, проверял ход занятий в классах учебного корпуса. Заходил в парк авто и бронетехники, смотрел, как идут занятия с водителями и обслуживание техники, садился в служебный "УАЗ" и уезжал на полигон. Там обязательно вела стрельбы или вождение хотя бы одна из рот. Это он ввёл за правило. Вскоре офицеры привыкли к этому ритму. Те, прапорщики, которые раньше уходили с утра вместо занятий в местную пивную, чтобы поправить пошатнувшееся после вчерашнего здоровье, свеженьким пивом, тоже втянулись в этот ритм. Они почувствовали принадлежность к воинской профессии. Сегодня, обходя территорию, Бурцев проходил мимо клуба. Оттуда донеслась музыка. Он зашёл в клуб. Навстречу выбежал, круглый как шарик, капитан. Начальник клуба приложил руку к головному убору и отрапортовал командиру полка.
- Почему солдаты не на занятиях? - спросил Бурцев.
- Замполит приказал. Ансамбль репетирует ко Дню части.
- Репетиции должны быть. Но почему об этом командир полка не знает? Для этого, наверное, должен быть подготовлен приказ по полку. Зачем же командира роты делать заложником нашего разгильдяйства. Он отвечает за подготовку солдата, его дисциплину. А вы берёте их куда-то и уводите, а потом с ротного будем спрашивать, почему солдат не подготовлен. Подойдите к начальнику штаба, подготовьте приказ и ко мне на подпись. Снимите с командира роты ответственность за солдата и возьмите на себя.
- Раньше мы всё время так делали.
- Это ни о чём не говорит. Если вы всё время так делали, это не значит, что вы делали правильно. Если каждый будет тянуть людей туда, где на его взгляд самое важное дело, то это будет не полк, товарищ капитан, а воз с известной басни Крылова.
- Разрешите людей отправить на занятия?
- Вот какой же вы человек. Пусть играют. Я же вам сказал, пойдите со списком ваших артистов к начальнику штаба и сделайте всё по уставу.
Капитан ушёл, а Бурцев прошел по коридору к двери с надписью "Библиотека" и открыл её.
- Библиотека открыта? - спросил Бурцев в приоткрытую дверь.
- Да, работает, - ответил женский голос.
Библиотекарь Маргарита Станиславовна добродушная женщина встретила Бурцева приветливой улыбкой. Ассортимент библиотеки был беден, на полках стояли тома Ленина, Маркса, материалы Съездов партии и пленумов ЦК. Художественной литературы было совсем мало.
- Разрешите, Маргарина Станиславовна, стать читателем вашей библиотеки.
- Ой, даже и не знаю, что вам предложить. Выбирайте сами, хотя и выбирать-то нечего. Детективы и фантастику солдаты зачитывают до дыр. Классиков не берут, да у нас, их и мало, а зарубежных совсем нет. Горького могу предложить. Я вот иногда перечитываю и сравниваю с тем, как в школе учили. Воспринимается совсем по другому. Тогда и подходы были с точки зрения детского ума.
- Я не люблю Горького, Маргарита Станиславовна.
- Почему? Это же наш пролетарский писатель.
- Вот поэтому и не люблю. Горький двуликий Янус, а я не люблю двуликих.
Как писатель он, безусловно, талантлив, а как человек вызывает неприязнь.
- А почему так? - удивлённо взглянула на Бурцева Маргарита Станиславовна.
- Когда он был мало известен, он со всей силы изобличал сатрапа царя и его прогнивший чиновничий аппарат. А когда стал кормиться с руки тирана, поехал в Соловецкий лагерь. Начал писать, как там красиво живут люди и как их перевоспитывает товарищ Сталин. Написал хвалебную тираду после путешествия по "Беломорканалу"- он, что мальчишка, не понимал или не знал, сколько там погибло народу? Об этом знал весь мир, только Максим Горький ни о чём не ведал.
- Может, он боялся, время-то, какое было.
- Может и боялся, Маргарита Станиславовна, но он мог и не писать. Сослаться на состояние здоровья или отсутствие творческого настроения. В конце концов, у него была возможность не единожды уехать за границу. Забрали у человека дом, и в нём Горький поселился. Он что, беден был, и не мог себе дом купить или построить? Он только бы намекнул Сталину, что хочет себе дом построить. Я думаю, ему бы он дёшево обошёлся. А то, как в той сказке: "у лисы ледяная изба, у зайчика лубяная". И живёт в нормальной избе тот, у кого есть сила. Взять чужое просто. Мужчина тот, кто построил дом, заметьте, построил, а не отнял, воспитал сына и посадил дерево. Писатель, поэт - это рупор. Сталин это прекрасно понимал. Он использовал таких, как Горький и Маяковский. У одного тщеславие, у другого прелюбодеяние. Самолёты "Максим Горький", пароходы, улицы города. И это заметьте, при живом-то. От такого признания, себя великого, того и гляди крыша поедет.
Выходя из библиотеки с книгой под мышкой, почти у самого выхода с клуба он встретил замполита.
- Слышали новость, Василий Петрович?
- Нет, не слышал. Какая новость?
- Очередной вождь приказал долго жить.
- Что-то наши йоги посыпались.
- А почему, Василий Петрович, йоги?
- Ну, как же, полковнику управлять полком можно только до пятидесяти. А дальше, говорят, стар и немощен. А управлять государством в семьдесят пять можно. Они, наверное, там все йогой занимаются, только вот мне кажется, не до конца они её освоили, через год идут друг за дружкой туда, - Бурцев показал большим пальцем вверх.
Через три дня телевидение показывало похороны очередного вождя.
Они уходили в небытие друг за другом с периодом чуть больше года. Вся страна всматривалась в экраны телевизоров, где шла прямая трансляция похорон. Всем интересно было угадать конец этого спектакля - кто же в нём будет главный герой? Тот, кто возглавлял комиссию по организации похорон и был главным героем этой трагикомедии. По традиции, сложившейся в Кремле, он становился руководителем страны.
- Какая нелепость, очередной "похоронмейстер" становится вождём, верным ленинцем, Путь к власти таков: без народа, без его выбора, без конкурента, без программы, очень просто - надо стать главным при похоронах, - думал Бурцев. Он глядел в телевизор. В его душе всё кипело. Хотелось выключить, но досмотрел. В это время на Красную площадь выехал лафет с телом вождя.
- Безбожники! - воскликнул он. - Это где же, в какой стране, - шептал он, - устраивают кладбище на центральной площади. Там лязгают металлом гусениц и грохочут двигателями танки и тягачи, везущие на себе смертоносные ракеты. Раздаются крики "ура" и бравые марши. Подвыпившая публика поёт и танцует, машет флажками, стоящим на мавзолее вождям. А те, взобравшись на гробницу коммунистического фараона, пьют коньячок и закусывают икоркой с устроенных внизу столов, спрятанных от глаз ликующих демонстрантов. Шабаш ведьм на могилах усопших. Только дьявол мог придумать такое и осуществить с помощью своих учеников - отрицателей всего духовного, бальзамирующих и устраивающих культ мёртвой материи.
По сравнению со своими кремлёвскими небожителями, новый председатель похорон был молод. Уже на следующий день на пленуме ЦК он был провозглашён генеральным секретарем. "Король умер, да здравствует король". Вождь свою речь толкал без бумажки, чем и импонировал народу. Он ещё не страдал старческим маразмом, поэтому мог легко общаться с толпой. Появлялся на публике, где собирал вокруг себя толпы зевак, коим и бросал краткие речи, похожие на программные заявления. Программы как таковой не было. Были отдельные слова "Свобода слова", "Консенсус", "Перестройка". Чиновники подстроились, и эти слова замелькали по всем газетам - "На крутом переломе", "Прожектор перестройки", но что и как перестраивать никто не знал, да и не хотел. В газетах опубликовали биографию вождя. Вся страна узнала, что новый генсек бывший комбайнёр. Судя по его речи, он им и остался. Ставя ударение на не тот слог, выглядел смешно, чем и стал объектом для пародистов. В отличие от всех предыдущих вождей, он появлялся везде со своей женой. По своей красоте, блистательному уму, умению модно одеваться, сдержанно себя вести она превосходила, не только всех кремлёвских дам, но и самого генерального секретаря. Интеллигенция стала сочинять о новом вожде анекдоты и частушки, примерно такие: "По Союзу мчится тройка: Миша, Рая, перестройка". Простой люд в смысл его речи не вникал; им нравилось, что он говорит без бумажки и подолгу. Был он человеком глупым или умным, сказать однозначно нельзя. Он был человеком своего времени, руководителем, востребованным народом в данный момент. Но одно с уверенностью можно сказать, что по сравнению со всеми предыдущими вождями он не был ретроградом-догматиком, был прогрессивен, за что и сыскал уважение на Западе. Как только появились первые признаки реформ, и приоткрылась дверь на Запад, в страну ворвался свежий ветер перемен. Но, это Россия, и её надо знать. Новый вождь был плохим историком и не знал, что свежий ветер в России всегда приносит "простуду", после которой может наступить летальный исход у того, кто его пустил. Как водится, от этих перемен страдает, больше всего простой люд, который их то и жаждал. Зверь, коим является русский чиновник, почувствовав свободу и слабость власти, ещё больше звереет. До Москвы далеко, а чиновник рядом. Хамство, коррупция, протекционизм, беззаконие стали процветать на местах во сто крат больше. И застонал люд. Стали непопулярными затеянные реформы, и это пронизывало все слои общества, в том числе и прогнившую, глубоко коррумпированную армию. Бардак пошёл по всей стране. Никто не хотел работать. У всех чиновников была одна мечта - хапнуть. Но, "там, где тонко, там и рвётся" - говорит пословица. И это "тонко" оборвалось. Грянула чернобыльская беда. Полк Бурцева был поднят по тревоге и направлен для ликвидации последствий аварии на чернобыльской атомной станции. Все поднятые по тревоге войска были отправлены поспешно, без надлежащих средств защиты. Их подвозили потом и не в полной потребности. Задачи никто не ставил, потому, как всё проходило в рамках большой секретности.
На командном пункте штаба по ликвидации последствий Бурцев встретил генерала Малинина. Тот был командующим армией, когда Бурцев принимал полк. Вскоре ушёл на повышение в Киевский Округ, а сейчас возглавлял штаб по ликвидации.
- Товарищ генерал, полк прибыл, разрешите уточнить задачу, - доложил Бурцев. Генерал узнал Бурцева, подал руку, спросил как дела.
- Через час совещание на КП, приходи, там поставлю задачу. А сейчас некогда - Москва на проводе ждёт.
На командном пункте собралось много офицеров. В огромной палатке почти не было места. Бурцев пробежал глазами, и нашёл его только в переднем ряду, почти у самых столов, где над картами колдовали офицеры-операторы. Офицер оперативного отдела проверял всех прибывших по списку, громко выкрикивая фамилии. В ответ с разных концов палатки доносилось короткое "Я" или протяжное "Здесь". Офицеры вели разговор друг с другом, в палатке стоял гул. Все понимали, куда их привезли и для чего они здесь. Получать дозу от невидимого убийцы никому не хотелось. Все ругали разгильдяйство, распущенность и сетовали на то, что все огрехи и дыры затыкаются военными, хотя предназначение армии совсем иное. В это время зашёл Малинин. Разговор затих.
- Товарищи офицеры, - скомандовал полковник. Все встали.
- Прошу садиться, - сказал генерал и своей привычной походкой "уточкой", раскачиваясь из стороны в сторону, направился к столу.