* * *
Между двумя и тремя часами ночи на даче Молотова раздался телефонный звонок: сообщение из наркомата. Германский посол граф фон Шуленбург просил наркома иностранных дел срочно принять его для вручения важнейшего государственного документа. Молотов ответил, что сам свяжется с послом. И тут же перезвонил Сталину.
- Езжай в Москву, - ответил Сталин заговорщическим, как показалось Молотову, шёпотом. - Я тоже еду, собираю Политбюро. Ждём тебя. Посла примешь только после того, как военные нам доложат, что вторжение началось.
За час до рассвета в Кремле у Сталина собрались члены Политбюро, позже прибыли Тимошенко и Жуков.
- Противник разбомбил аэродромы, порты, крупные железнодорожные узлы связи, - доложил Тимошенко. - Нападение немцев следует считать свершившимся фактом.
- Не провокация ли это немецких генералов? - будто сам себя, спросил Сталин. - Может, Гитлер и не знает.
Молотов понимающе кивнул, остальные посмотрели с недоумением.
- Немцы… Бомбят… Наши… Города… - произнося слова раздельно, будто объясняя тупому, сказал Тимошенко. - Какая же это провокация?..
- Если нужно организовать провокацию, - недовольно буркнул Сталин, - то немецкие генералы и своих городов не пожалеют. - И махнул рукой, будто отметая эту тему.
Недоволен он был самим собой. Боль отвлекает… Вот и высказал в этой компании то, что должен был обсуждать с одним лишь Вячеславом.
Товарищи узко мыслят. Они думают, война - это когда стрельба и битвы. А ведь это столкновение государств! Экономик, идеологий, человеческих амбиций. Нет единства у нас, но нет и в Германии. Он отлично знал о трениях между немецкой военщиной и немецкими же дипломатами. Войну, как столкновение войск, делает легитимной только слово высшего руководителя. Чтобы спровоцировать Гитлера на принятие окончательного решения, группа генералов могла организовать эти бомбёжки в расчёте на наш ответ. Мы вдарим, перейдём границу - тут-то Гитлер и объявит войну в ответ на наш удар. И кого объявят агрессором? Нас. Для Японии, чтобы ударить с другого конца, оснований будет достаточно. И никто не окажет нам помощи, а это - наш неминуемый разгром.
Сталину было всё равно, что думают и скажут о нём лично. Он предвидел: когда-нибудь за такие его оговорки товарищ Сталин будет ославлен трусом или сумасшедшим. Но допустить, чтобы ославили агрессором его страну - не мог. Пусть эти люди смотрят сейчас на него с жалостью и презрением. Ему известно: если он, именно он, не "отмерит" даже не семь, а сто семь раз, и ошибётся, то с жалостью и презрением будут смотреть на советский народ. А советский народ этого не заслужил…
Поскрёбышев сообщил, что Жукова просят к телефону. Начальник Генштаба взял трубку, выслушал сообщение, повернулся к собравшимся:
- Ватутин передаёт: после артиллерийского огня сухопутные войска немцев на ряде участков северо-западного и западного направлений перешли в наступление. Это война.
Сталин был бледен. Он сидел за столом, откинувшись к спинке кресла, держа в руках не набитую табаком трубку.
- Страну ждут тяжёлые испытания, - сказал он. - Народ своё дело сделает. А нам с вами придётся организовать труд и оборону…
Говорил медленно, превозмогая боль в гортани, с большими перерывами между словами. Практически, для издания звуков он мог использовать только губы. Иногда голос его прерывал спазм. Когда закончил, молчали все. Добавил:
- Пора встретиться с германским послом.
Народный комиссар иностранных дел СССР В. М. Молотов вышел. В 5 часов 30 минут утра он принял посла Германии в СССР Шуленбурга. Посол сделал заявление о том, что советское правительство проводило подрывную политику против Германии и "сосредоточило на германской границе все свои войска в полной боевой готовности". "Фюрер поэтому приказал германским вооружённым силам противостоять этой угрозе всеми имеющимися в их распоряжении средствами".
Пока Молотов отсутствовал, Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), глава правительства И. В. Сталин определил задание каждому из членов высшего руководства страны. Кагановичу - по транспорту, Микояну - по снабжению. Маленкову - по оргвопросам, Берии - по безопасности… Говорил короткими фразами, тихо.
Поручения касались вопросов максимального обеспечения войск и граждан, перевозок народнохозяйственных грузов, оперативных, снабженческих, а также эвакуационных задач. Каждый принимал задание, спрашивал о деталях - и Сталин влезал в подробности.
- На войска НКВД ляжет охрана тыла действующей армии, - говорил он Берии. - У вас есть практический опыт. По финской кампании.
- Товарищ Сталин, нет правовой базы. Опыт показывает, что могут быть конфликты между войсковым командованием и охраной тыла.
- Готовьте постановление, рассмотрим.
Можно было подумать, что он сочиняет задания и ответы на лету, просто в силу того, что он - Сталин. Как иначе, ведь он, вместе с ними всеми, только что узнал о нападении! А он давно держал в голове своей, какие могут быть внешние вызовы, какие проблемы и угрозы могут следовать друг за другом, и как надо действовать в разных ситуациях, чтобы стране была максимальная польза…
Через некоторое время в кабинет быстрым шагом вошёл Молотов:
- Германское правительство объявило нам войну.
Сталин сидел на стуле, свесил голову. Он был вымотан донельзя. В голове звенело, накатывало состояние полуобморока. Официально подтверждено начало войны. А товарищ Сталин уже сказал, что делать. Дальше - работа Красной Армии.
Наступила длительная пауза, все смотрели на него и чего-то ждали. Жуков, тяготясь молчанием, резко встал и показал себя самым здесь решительным руководителем:
- Предлагаю немедленно обрушиться всеми имеющимися в приграничных округах силами на прорвавшиеся части противника и задержать их дальнейшее продвижение.
- Не задержать, а уничтожить, - сурово уточнил Тимошенко.
- Дайте директиву, - пожав плечами, вздохнул Сталин. - Но чтобы наши войска, за исключением авиации, нигде не нарушали немецкую границу.
Жуков бросил на него быстрый оценивающий взгляд. Он не мог понять вождя. Неужели тот всё ещё надеется как-то избежать войны? Война уже стала фактом!
Этого взгляда полководца не заметил никто, кроме Л. П. Берии.
Военные составили документ, и в 7 часов 15 минут директива вооружённым силам об отражении гитлеровской агрессии, за подписью Тимошенко, Маленкова и Жукова, ушла в округа. К сожалению, ни один из этих начальников не знал соотношения сил и обстановки на фронтах, а потому, как выяснилось вечером того же 22 июня, написанная ими директива оказалась нереальной и не была никем выполнена.
* * *
…Как объявить о войне народу? По общему мнению, нужно было организовать по радио выступление товарища Сталина. Но он отказался:
- Пусть Вячеслав говорит.
- Возражаю, - мгновенно среагировал Маленков. - Народ не поймёт.
- Почему в такой исторический момент выступит не Сталин, а его заместитель? - поддержал Маленкова Микоян.
- Нужен призыв к народу: всем подняться на оборону страны!
- Мне пока нечего сказать народу. Я выступлю в другой раз.
- В какой другой раз?!
- Когда прояснится политическая обстановка, - сказал Сталин.
Из радиокомитета сообщили, что по немецкому радио началась трансляция обращения Адольфа Гитлера к немецкому народу в связи с началом войны против Советского Союза. Обращение зачитывал не Гитлер, а рейхсминистр доктор Геббельс. Это надо было учитывать. Кроме того, прежде чем обращаться к народу, следовало побольше узнать и всё обдумать. Одно дело - давать указания высшему слою управленцев: здесь у каждого свой участок работы, надо только объяснить новые задачи в новых условиях. Совсем другое дело - разговор с народом. "Вождь" - высокое слово. "Тот, кто ведёт". Вождь обязан сказать народу чётко и точно, что происходит и что будет дальше. А товарищу Сталину пока непонятно, что происходит и что будет дальше. Товарищ Сталин не желает будоражить народ лозунгами и призывами. Не его уровня задача. Оставим призывы политработникам, литераторам и… Да, без церкви тоже не обойтись! Она отделена от государства, но совсем не отделена от народа…
Так как Сталин упорно отказывался, решили: пусть выступит Молотов.
Сели за составление речи. Непосредственно пером по бумаге водил Молотов, но добавляли и редактировали все члены Политбюро. Откуда появились слова: "Наше дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами", - никто в запале дела не расслышал.
…Для заседавших вторые сутки руководителей СССР устроили небольшой перекус, но Сталин глотать не мог и не пошёл со всеми в столовую. Вместо этого он, придвинув к себе чистые листы бумаги, обмакнул перо в чернильницу и стал писать:
"Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона…
Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить Отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабочим, крестьянам, учёным, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства. Вспомним святых вождей русского народа, например Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и Родину…"
Перечитал, кое-что поправил. Вызвал Поскрёбышева, отдал ему листки со словами:
- Перепечатайте, заклейте в конверт и передайте отцу Сергию, местоблюстителю патриаршего престола. На словах пусть ему сообщат о войне. Он ведь ещё и не знает. Пусть скажут: товарищ Сталин будет благодарен, если его святейшество изыщет возможность огласить этот текст. От своего имени, со своими правками и дополнениями.
У Поскрёбышева сложилось впечатление, что товарищ Сталин желает сохранить факт передачи этого документа в руки церковного деятеля в абсолютной тайне. Иначе почему же он давал распоряжение в пустом кабинете, еле слышным шёпотом?..
До 12 часов дня по радио, открыто, Молотов обратился к правительству Японии с просьбой выступить посредником в урегулировании вспыхнувшего вооружённого столкновения между Германией и СССР.
Чуть позже Сталин распорядился, чтобы начальнику Генштаба Жукову сообщили о вчерашнем решении Политбюро: послать его, Жукова, на Юго-Западный фронт.
Примерно в час дня Жуков позвонил сам. Был недоволен, задавал резкие вопросы:
- А кто будет руководить Генеральным штабом в такой сложной обстановке?
- Оставьте за себя Ватутина. Езжайте, мы тут как-нибудь обойдёмся.
* * *
…День продолжался. Пришёл Молотов. Его речь, обращённая к народу, уже прозвучала по радио.
- Ну и волновался ты, - заметил Сталин. - Но выступил хорошо.
- А мне казалось, я сказал не так хорошо, - не согласился тот.
- Хорошо, хорошо выступил. Молодец.
В который уже раз прибыл нарком обороны Тимошенко:
- Товарищ Сталин! Удар превзошёл все ожидания. Враг массированно бомбит аэродромы и войска. Много наших самолётов уничтожено прямо на земле.
- Сколько?
- По предварительным подсчётам, около семисот.
- Это же чудовищно! Народ доверил вам оружие! А вы?.. Надо головы поснимать с виновных! - и тут же позвонил в НКВД с поручением расследовать это дело.
Возмущался:
- Павлов, командующий Западным фронтом, не имеет связи с войсками… Говорит, опоздала директива… Почему опоздала? А если б мы вообще не успели дать директиву? Разве без директивы армия не должна была уже находиться в полной боевой готовности, разве я должен приказывать своим часам, чтобы они шли?..
Весь день в кабинете был только он, остальные менялись: приходили, уходили, возвращались. У каждого был свой управленческий аппарат, каждому надо было передать вниз по цепочке распоряжения товарища Сталина. В половине пятого опять пришёл Лаврентий Павлович:
- Товарищ Сталин! Патриарший местоблюститель Сергий после архиерейской службы объявил прихожанам о начале войны. Вот запись его выступления, - и передал отпечатанные под копирку листки.
Сталин с удовольствием прочитал. Спросил по-грузински:
- А ты знаешь, Лаврентий, что мои стихи ещё до 1914 года включили в хрестоматию грузинской классики?
- Конечно знаю, батоно Иосиф. Наизусть ваши стихи учил!
- Нам кажется, и это тоже хорошо написано, - перешёл на русский язык Сталин, отдавая листки и кивком разрешая продолжать. Берия продолжил:
- Мы выяснили, что этот поп велел перепечатывать проповедь под копирку. Рассылает по всем приходам. А простые люди переписывают от руки и развозят по Москве.
- И что? - спросил Сталин.
- Закон, товарищ Сталин, запрещает церкви вмешиваться в государственные и общественные дела. Тем более, если хорошо написано. Разрешите прекратить это?
Сталин отрицательно покачал головой. Пояснил:
- По советскому закону запрещена церковная деятельность вне церковных стен. А местоблюститель рассылает по приходам. Это - можно. Что ещё?
- Сергий, товарищ Сталин, якобы собственноручно написал и сам же отпечатал это обращение! А зачитал он его прихожанам с амвона сразу после утренней службы. Когда бы он успел? Кто его так рано информировал о войне? Разрешите расследовать.
- Нет. Этого не надо.
Берия смотрел преданно, серьёзно, но было видно, что он усматривает в этом запрете вождя какую-то хитрость. "Ох, что делать? - подумал Сталин. - Как им сказали в восемнадцатом году, что надо покончить с религиозным дурманом в головах людей, так они на этом и стоят. Вместо того чтобы вести пропаганду, внедрять научные знания, норовят покончить со священниками и церквями… Товарищ Сталин ещё в двадцать третьем году запретил всем губкомам закрывать церкви, арестовывать граждан по причине их веры в Бога. Разве прекратили? Нет: решили, что товарищ Сталин играет в демократа. Двадцать лет прошло, война началась, а им лишь бы чего снести, взорвать или кого посадить в тюрьму из-за веры в Господа…"
Погрозил пальцем:
- Лаврентий! Займись охраной тыла и ловлей шпионов! Идеологию оставь мне.
Подумал: "Нам сейчас только второй ежовщины не хватало…"
Глава шестая
Утреннее барнаульское солнышко - будто совсем с другого неба взялось, совсем не то, что полуденное или даже вечернее. Небольшой уютный город: бревенчатые домишки, заросли цветов вдоль дощатых заборов, выскобленные крылечки и лавочки - выглядел весёлым, свежим, радостным.
Утром 22 июня Вася Одиноков подошёл к синему зданию геологической экспедиции. На крыльце с тряпкой в руке суетилась лаборант-коллектор Галя. Она уже промыла перильца и балки. Теперь отмывала от въевшейся пыли ступени.
- Галя! - окликнул Василий.
- О! Здрасьте, товарищ практикант, - она тыльной стороной ладони откинула выбившуюся из-под платка прядь волос, поправила подол платья. - Рано вы.
- Нет ещё начальника?
- Нет. Но уже вот-вот, жду, тороплюсь прибраться. Вы проходите. Я там, на столе, приготовила вам разные отчёты для ознакомления. Хотя не знаю, на какой участок вас товарищ Марьев отправит.
Марьев с ещё двумя геологами приехал через час. Начальник экспедиции оказался молодым мужчиной лет так тридцати пяти, бородатым и загорелым. Остальные двое - Коля и Серёга - были много моложе, почти ровесники Василия.
Они привезли образцы найденных пород для анализа. Но главной целью молодых был поход в театр. Во всяком случае, о театре они завели демонстративный "культурный" разговор: де, "Гамлет", Шекспир, высокое искусство. Потом один, подмигнув второму, сменил тон, помянул девчонок с меланжевого комбината: "Хе-хе, скучают, поди. Надо срочно приголубить". После этих слов проявила себя очкастая Галя. До этого она тихонько шуршала бумагами за шкафом, а тут взвилась:
- Какие вы все охальники! А ещё образованные!
- Галюнчик! - радостно взвыл Серёга. - Я тебя не заметил! Дай облобызаю!
- Уйди со своими руками, нечего меня лобызать. Девчонок с комбината лобызай.
Они затеяли возню, и слегка притихли, лишь когда Марьев прикрикнул на них. Он практиканту обрадовался, хотя был недоволен, что прислали одного. Вася объяснил ему ситуацию, правда, без ругани в адрес хитрована Вяльева. Марьев коротко поведал ему о геологических разработках недр Алтая - было похоже, что он заготовил для практикантов хорошую речь, но из-за малости аудитории скомкал её. Затем спросил, чем бы хотел заняться Одиноков. Рекомендовал ему Акташ: там летом 1935 года открыли месторождение ртути и сейчас активно это месторождение развивают, строят площадку для развёртывания производства.
- Это очень важно, Вася, - говорил Марьев. - Единственный источник ртути у нас - в Донбассе, Никитовское месторождение. А ртуть нужна. Знаешь, зачем?
- Из неё градусники делают.
- Балда. Это стратегически важный металл для производства боеприпасов.
- Мне Галя говорила, здесь мрамор есть. А для метро подходит?
- Наверно, подходит. Чего бы ему не подходить? Но месторождения пока не разрабатываются. Вот у села Пуштулим - уникальный тонкозернистый мрамор, всех цветов, любых оттенков, очень красивый. Могу тебя туда записать, там нужен человек. А то и впрямь: почему это для Москвы весь мрамор везут с Урала? Надо и здесь развивать.
- А я слышал, с Украины везут.
- Оттуда тоже везут… Можно от нас возить… Да! Ещё у нас есть отличные граниты!
- Разрабатывают? Месторождения-то?
- Да. В Новосибирск увозят. В 1937 году собирались гранитный завод строить. Приехала команда строителя Ухватова, но потом заглохло.
- Ухватова? - обрадовался Вася. - Ивана Абрамыча? Я с ним знаком! Он здесь?
- Нет его здесь, - Марьев напрягся, нахмурился, ушёл в себя. - Вообще, у меня сейчас дел выше крыши. Завтра с утра грузимся и поедем. Будешь помогать.
- Что грузим?
- Продовольствие повезём. Извини, мне надо бумаги оформлять, образцы отправлять. Вопросы есть? Вопросов нет. Подходи утром к девяти часам.
Вася пошёл к Мирону. Уже опять было жарко.
Новый друг показывал ему вчера, где редакция газеты, и это здание Вася нашёл без труда, но вот редакцию в нём - не сразу. Тут были и горсуд, и горсвет, и много чего. А редакция оказалась - две комнатки на третьем этаже! Редактор уехал в крайком, и в комнатках этих были только двое, Семёнов и корректор, седой старичок. На всю редакцию было только три стула.
Мирон Васе обрадовался, пододвинул свободный стул:
- Садись, читай последний номер газеты. Я статью добью, пойдём обедать. Минут через двадцать. У нас обед с двух тридцати до трёх пятнадцати.
- Как вы тут живёте с тремя стульями? А если вдруг посетитель придёт?
- Какое "вдруг"! У нас каждый день посетители! Рабкоры, жалобщики всякие.
- И стульев нет?
- Есть у нас стулья. Они пачками газет завалены… С утра развезём, будут тебе стулья.