Юстин видел, как "Павлин" вышел из дома, повернул к трамвайной остановке. Он был в сером командирском плаце, в старой шляпе с широкими полями. Слегка подпрыгивающая походка, некоторая сутулость отличали его от других прохожих, облегчали наблюдение. "Павлин" втиснулся в передний вагон трамвая, который шел к Арбату, оттуда с пересадкой доехал до Киевского вокзала. Юстин сидел во втором вагоне. Ничего подозрительного он не заметил.
Линда увидела "Павлина" издали, приветливо помахала рукой. Со стороны могло показаться, что встретились два хорошо знакомых человека. Линда успела купить билеты. Улыбаясь, она тихо проговорила:
– Доброе утро, "Павлин".
– Зовите Александр Александрович. Это настоящее имя, – растерянно пробормотал он, не ожидавший увидеть такую красивую женщину, какой ему показалась Линда. Она взяла его под руку и повела на перрон. Поезд уже подали к платформе. Несмотря на ранний час, пассажиров было много, едва нашли место в середине вагона. Юстин пристроился у входа в конце.
– А кто была женщина на телефоне? – спросила Линда. – Вы ведь, кажется, холостяк?
– Соседка. Я ведь живу в коммунальной квартире.
– Это не очень удобно.
– Что делать?! Здесь многие так живут.
– Ну, женитьба от вас не уйдет, – загадочно улыбнулась Линда.
– А вы замужем?
– Увы…
– А муж где?
– Не имеет значения, – проговорила она и добавила игриво: – Он ничего не знает.
Александр Александрович выпучил коровьи глаза.
– Да, да, – кивнула Линда. – До лучших времен приходится скрывать собственное "я". Но теперь дело идет к развязке. Вы чувствуете это?…
На платформе в Востряково сошло человек двадцать. Судя по прутикам саженцев, завернутых в мешковину, многие из них были дачниками. С корзинами вышли подслеповатая старуха с мальчиком да Юстин, который скорым шагом удалился в лес. Александр Александрович даже не взглянул в его сторону, а закурил, взглядом отыскивая ларек – непременную принадлежность любой пригородной станции.
– Вам что-то нужно? – спросила Линда.
– Папирос и… что-нибудь выпить.
Ларек оказался на другой стороне путей. Александр Александрович купил пачку "Казбека", нацелился на бутылки:
– Что вы любите пить?
– А вы?
– Водку.
– Тогда и я буду пить водку, – Линда схватила его за руку, потянула к выходу.
Они вошли в лес. На лужайке Линда расстелила шерстяное одеяло, выложила еду. Александр Александрович поставил стаканы, предусмотрительно захваченные с собой, нарезал толстыми ломтями копченую горбушу.
– Сначала о деле, – проговорила Линда. Сдержанный тон сразу охладил "Павлина". Он опустился на краешек одеяла. – Вы по-прежнему готовы сотрудничать с Теодором Валентиновичем?
– Выбора у меня нет, – тихим голосом ответил "Павлин".
– Почему же? Вы вольны пойти в свои органы и признаться. Вам могут сохранить жизнь.
– Какую жизнь?! – скривился Александр Александрович.
– Тогда прочитайте это письмо, – Линда протянула запечатанный конверт.
Он стал читать:
"Дорогой Александр Александрович! Рад возможности наконец-то связаться с тобой. Тот, кто передаст мою весточку, мой друг. Пусть и для тебя она станет другом. В скором времени произойдут перемены. Тогда и встретимся, обо всем потолкуем. С ней же, Раей, возвращаю должок. Обнимаю. Теодор Валентинович".
Прочитав письмо, "Павлин" вопросительно посмотрел па Линду:
– О каком должке идет речь?
– Иносказательно Теодор Валентинович говорит о вознаграждении.
– Пока вроде я ничего не сделал.
– Сделаете, – Линда протянула флакончик из-под валерьянки. – Смочите кончик носового платка, протрите обратную сторону.
На бумаге сразу же проступили машинописные буквы, плотные, через один интервал, строчки. Содержание инструкции Линда через Юстина знала. Пикенброк требовал сведений о численности Красной армия в настоящее время, дислокации армий и дивизий в приграничных округах, о системе противовоздушной обороны, охране мостов, дорог и других важных коммуникаций, о новых видах оружия и техники, а также перспективных разработках.
– Я же не господь бог! – воскликнул "Павлин", опуская листок на колени.
– Конечно, однако вам по долгу службы известно многое. В частности, новая концепция ведения войны. Несомненно вы знаете о танке Т-34. Что это за машина? Каковы боевые свойства? Где ее делают? Сколько штук поступило в войска?…
– Судя по письму Теодора Валентиновича, не за горами война?
– А разве у вас не говорят об этом?
– Говорят… Только неизвестно с кем…
– Сейчас вам надо проявить максимум расторопности. Пишите этими чернилами. На запах, вкус, химанализ – обычная валерьянка. Никакая экспертиза не обнаружит.
– Кому и как я должен передавать материалы? – спросил он, засовывая флакончик во внутренний карман пиджака.
Линда поднялась, осмотрелась, заметила сосну с двумя сросшимися стволами:
– Вон там под корнями мы оборудуем "почтовый ящик". Упакуйте бумаги в непромокаемую ткань и заройте. Недели, думаю, вам хватит. Здесь же потом найдете деньги. Об осторожности, наверное, напоминать не стоит?
– Да уж будьте уверены. Не знаю, как вас, а меня не помилует ни один трибунал, – "Павлин" зябко повел плечами, потянулся к бутылке. Линда не стала останавливать его. Краем глаза она пыталась определить, где же все-таки прячется Юстин. Однако увидеть его не удалось. "Пошла на пользу школа абвера", – подумала она, принимая стакан, наполовину наполненный водкой.
Выпив, Александр Александрович повеселел. Заблестели тусклые, навыкате глаза. Энергично двигая челюстями, пережевывая твердую рыбу, он с ноткой фамильярности проговорил:
– А вы ничего, свойская…
Но Линда не поддержала тона, подумала с неприязнью: "Чего доброго, этот славянский ублюдок начнет объясняться в любви". Однако ничего подобного не случилось. "Павлин" оказался неглупым человеком. Он сказал:
– Удивительно, но в отрочестве я знал немецкую литературу лучше русской. Вам, очевидно, известно, что мой родной отец в свое время заканчивал высшую техническую школу в Цюрихе, стал видным специалистом горно-спасательного дела в Донбассе?
– Разумеется. Но не все. Расскажите подробней.
– Отец вообще был сторонником русско-немецкого сближения. Он считал, что вся история России после Петра Великого неразрывно связана с Германией. Рациональный немецкий ум, прилежание, деловитость в сочетании с русским размахом, многотерпением, богатствами природных ресурсов могли бы творить чудеса. Не вражда, а торговля, оживленный обмен техническими достижениями, смешанные предприятия на взаимовыгодных началах сделали бы обе наши страны главенствующими в Европе. После Рапалльского соглашения отец по контракту работал на шахтах Рура. Вместе с ним жили мама и я. В двадцать седьмом отца отозвали, послали в Донбасс налаживать спасательную службу…
Александр Александрович умолк, плеснул себе водки, выпил, но закусывать не стал, спросил:
– Я вам не надоел?
– Напротив, очень интересно! – искренне произнесла Линда, ей и в самом деле хотелось узнать, ради чего глубоко русский человек, военный, в тридцать лет получивший майорский чин, пошел на сотрудничество с Пикенброком.
– К двадцать восьмому году Донбасс по добыче угля превзошел довоенный уровень, вводилась механизация, меньше стало аварий. Ну а потом начали появляться синдромы той эпидемии, которая позднее захлестнула всю страну. Аварии на шахтах все же случались. Причин тому было много: сатанинские нормы выработки, низкие расценки, тяжеленные условия труда, драконовские дисциплинарные меры, многолетняя усталость, что въелась в организм, как уголь в поры, к тому же нехватка специалистов, плебейское чванство новых хозяев, их техническая безграмотность… В примитивном мозгу Сталина созрела мысль обвинить инженеров во вредительстве, чтобы оправдать трудности, разжечь недовольство рабочих.
Александр Александрович отвернулся, долго глядел куда-то в сторону, опустился на локоть, протянул к бутылке руку:
– Вам налить?
– Мне хватит. Пейте сами, – Линда очистила колбасу, пододвинула к нему ближе.
– Вы слышали о Шахтинском процессе?… Хотя вам трудно понять его чудовищную суть для русской технической интеллигенции.
– Почему же?
Но "Павлин" не отреагировал на вопрос:
– Еще до начала процесса отец как человек дальновидный понял, что ему не миновать участи "врага народа". И он подумал не о себе, а обо мне. С мамой у него были натянутые отношения, я догадывался, она любила другого человека – из пролетарской семьи, друга "луганского слесаря" Клима Ворошилова. Как-то отец и мать заперлись в своей комнате и долго разговаривали. На другой день мать объявила, что будет лучше, если я и она переедем из Юзовки в Луганск. Она получила развод, тогда это было просто, а через неделю вышла замуж за любимого человека. Он занимал пост председателя горисполкома, носил орден Красного Знамени за оборону Царицына, усыновил меня. С тех пор я стал носить его имя и отчество… А родной отец вскоре повесился. Его имя упоминалось в Шахтинском деле, но вскользь. Видно, тогда еще придерживались старой заповеди: "Мертвые сраму не имут".
Александр Александрович сорвал травинку, уже испустившую жизненный сок, пожевал. Солнце, поднявшись над лесом, просвечивало сквозь сосны, бросая к земле искристые радужные столбы. Вспорхнул белобокий дятел с алым брюшком, застучал по стволу, деловито выбирая личинок. Линда проговорила капризно:
– Я слушаю вас, слушаю…
У него пропала охота рассказывать. Закончил сухо:
– После школы меня отправили в Москву. Здесь поступил в военно-техническое училище, потом учился в инженерной академии… Вот и все.
"Но как же ты сошелся с Пикенброком, стал его агентом? Ведь и Юстин об этом не знает", – подумала она. Однако вопрос насторожил бы "Павлина". О таких вещах распространяться не принято. Он и так рассказал о своей жизни достаточно откровенно. Линда прикоснулась ладонью к его холодной руке, произнесла негромко:
– Спасибо.
Александр Александрович взглянул на нее печально и покорно:
– Я могу надеяться на дружбу?
– Это будет зависеть от вас.
– Вы подразумеваете наше… сотрудничество?
– В том числе.
– Понятно, – он опустил голову.
Линда, как бы спохватившись, начала собирать закуску:
– Мы же забыли о грибах!
В этот день они возвращались домой с полными корзинами. Стояло "бабье лето". По ночам проходили тихие дожди, а днем солнце прогревало землю, становилось жарко. Подберезовики, опята, даже боровики, как бы вспомнив о лете, обильно лезли из хвойной прели.
Юстин собирать грибы не умел да и времени у него не было. На платформе у старухи с внуком, которую видел утром, он купил полкорзины белых, один к одному, моховиков и тоже приехал с трофеем.
– Сдается, "Павлину" доверять можно, – сказала Линда, когда они поднимались по лестнице к себе на квартиру.
– Представь, я слышал часть его монолога. У вас, женщин, поразительное чутье на правду.
Через неделю Линда поехала на встречу с такими же мерами предосторожности, как и в первый раз. Услышав намек, что "Павлин" в Востряково не был, а везет материалы с собой, она приказала ему ехать первым и сойти в Очаково. Когда они встретились там на платформе, он обиженно проговорил:
– Вы не доверяете мне?
– У вас говорят: береженого Бог бережет, – ответила Линда, принимая от него толстую тетрадь.
В этот день он сам запасся водкой и едой.
– Вы много пьете?
– Только по воскресеньям да и то не всегда. Вы же видите, я совсем не пьянею, – успокоил он.
За полдня они сделали большой крюк и очутились да той же самой лужайке в лесу недалеко от Востряково.
– Пойдите и получите гостинец, – сказала Линда, Юстин накануне там спрятал пакет.
Александр Александрович подошел к сосне с двумя стволами, разгреб хвою и листья, вытащил сверток в промасленной бумаге, увидел пачку радужных тридцаток – три тысячи рублей. Линда подала свой блокнот:
– Маленькая формальность. Пишите: я такой-то получил от Раи Золотцевой сумму прописью и подпись.
Расписываясь, "Павлин" проговорил:
– Впредь не расходуйтесь. Буду нуждаться, попрошу сам.
Линде не терпелось узнать, какую информацию дал "Павлин" в этот раз. Дома, наскоро перекусив, Юстин той же жидкостью во флаконе из-под валерьянки проявил написанное. Убористый текст заполнял всю тетрадь. Уже с первых страниц они поняли, что в их руках оказался материал, которому не было цепы. Агент писал по-русски, чтобы не ошибиться в специфических терминах. Он сообщал о предварительных результатах выполнения плана народного хозяйства за 1940 год, о росте темпов промышленного производства, о 33-процентном по сравнению с прошлым годом приросте продукции оборонной промышленности, озабоченности советских хозяйственников из-за крайне недостаточного развития производства вольфрама, молибдена, олова и кобальта, отставания в добыче нефти, крушений на железнодорожных путях. В отдельной подглавке "Павлин" указывал на срыв поставок бронебойно-трассируюцих снарядов, ссылаясь на письмо заместителя наркома обороны маршала Кулика Сталину. Он же докладывал об усилении военной пропаганды, цитируя письмо начальника Главного управления политической пропаганды Красной армии Запорожца: "…При разъяснении внешней политики Советского правительства многие пропагандисты и органы печати исходят из упрощенного тезиса о том, что мы сильны, капиталисты побоятся на нас напасть, сами же мы нападать ни на кого не собираемся. Замалчивается леннинско-сталинский тезис о неизбежности войн между Советским Союзом и капиталистическими странами, о том, что такие войны и более жестокие, чем предыдущие, неизбежны…"
Теперь надо было все записи перевести на немецкий, зашифровать и переслать Пикенброку. Располагая относительно свободным временем, не ходя на службу, они затратили на эту, в общем-то, техническую работу три дня. Как, когда сумел выполнить такой объемный труд "Павлин"?
– Очевидно, у него колоссальная работоспособность, – решил Юстин, сжигая тетрадь в газовой колонке ванны.
В очередном задании он поставил еще ряд вопросов, попросил уточнить некоторые детали. Иногда Линда сама ездила на встречи, иногда пользовалась "почтовым ящиком" в Востряково, а потом и другим – в самом городе рядом с отцовскими банями.
Через два месяца, уже зимой, "Павлин" передал исчерпывающую информацию о танке Т-34. Ее Юстин Пикенброку не послал. Следовало отработать должок Фердинанду Порше.
В начале мая 1941 года Юстин подучил от Хаусхофера пространное письмо. Карл благодарил за активное сотрудничество, поскольку Юстин помимо разведывательной работы успевал давать обзоры положения в России почти в каждый номер "Цейтшрифт фюр геополитик". Далее он намекал, что времена меняются, дельных сотрудников в Берлнне мало, неплохо, если бы Юстин согласился занять официальный пост заместителя главного редактора.
Юстин понял: пора уезжать. Линда занялась сборами. Когда был упакован багаж, она встретилась с "Павлином", взяла свежую информацию, проинструктировала его на будущее.
– Когда понадобитесь, мы найдем вас сами, – проговорила Линда торопливо.
– Если война, меня могут направить на фронт, – он уже чувствовал, что с Линдой расстается надолго, возможно, навсегда.
– Оставьте адрес на квартире и в ваших "почтовых ящиках", – она протянула ему руку и добавила чуть теплей – Не оставляйте надежду, дорогой Александр Александрович. Ждите нас.
4
На другой день после приезда в Берлин Юстин появился в редакции. Шефа там не оказалось. Хаусхофер прихварывал и просил прийти на квартиру.
Одетый в махровый до пят халат, генерал сидел в просторном кресле, безвольно выбросив длинные руки на подлокотники. Под глазами набрякли синие мешки. Только что ушел доктор, его старый друг. Что он мог посоветовать? От прогрессирующей старости нет лекарств. Строгая диета, больше свежей растительной пищи, меньше волнений… Юстина он усадил напротив себя в такое же древнее кресло, обитое красной баварской кожей, приказал служанке принести кофе.
– Вы поняли, почему я столь поспешно отозвал вас из России? – спросил Карл.
– В Москве догадался, а когда переехал границу, убедился доподлинно.
– Неужели так заметны наши приготовления?
– Все станции польского губернаторства забиты войсками и техникой. Это достаточно понятно.
– Как вы расцениваете внутреннее состояние России?
– К ней нельзя подходить однозначно. Вы же сами, генерал, учили меня отыскивать взаимосвязи между событиями, скрытую логику исторического процесса. Пусть не покажется вам парадоксальным, но я наградил бы Сталина Железным крестом за то, что он уничтожил в России все здоровые силы, способные вступить в противоборство с Германией. Он истребил активную часть крестьянства. Изуверские лозунги сплошной коллективизации и уничтожение кулака как класса обрекли миллионы людей на смерть от голода. В самом урожайном тридцать третьем году погибло больше, чем умерло от голода в Поволжье после Гражданской войны. Он сослал в тюрьмы, ссылку, рудники сотни тысяч людей технической и творческой квалификации, расстрелял почти всех командиров Красной армии от маршалов до полковников.
– Вы как будто осуждаете сталинский террор, – усмехнулся Карл.
– Я излагаю факты, – не принял колкости Юстин. – Я не умозрительно, а наяву ощутил пресс страха, который сдавил русский народ.
– Много ли в России изгоев?
– Точной цифры назвать не могу. Все открытые публикации – сплошное вранье. Могу лишь предположить. После всех расстрелянных и погибших на этапах – миллионов двадцать находится в концлагерях, еще столько же так называемые ЧСВН – члены семей врагов народа, их положение не лучше кацетников. Да больше сорока миллионов крестьян без паспорта, то есть прикованных к своим колхозам, как рабы к галерам. Они получают разовые справки, если есть уважительная причина съездить в районный центр.
– Это же чудовищный геноцид?
– И он нам на руку.
– А вы не находите аналогий с нашей империей? – задал неожиданный вопрос генерал, искоса взглянув па Юстина.
– Кое в чем нахожу, – тот смело посмотрел в глаза Карла. – Ленин создал большевистскую партию и поставил ее во главе государства, разогнав все другие партии. Однопартийная система оказалась столь привлекательной, что ею воспользовались сначала дуче в Италии, затем фюрер в Германии. Так что верными ленинцами можно скорее назвать Муссолини и Гитлера, чем Сталина.
Юстин жадно отхлебнул кофе, продолжал: