Голос у него был уверенный, а лицо чистое и тонкое, городское. Но продсклад искать не пришлось.
На узкой булыжной, летящей под уклон улочке наперерез их "газику" выскочил пожилой еврей и, вздымая руки, запричитал:
- Товарищи военные! Товарищи военные! Спасите!.. Грабят!
- Тьфу ты… - Водитель отчаянно затормозил и крутанул на тротуар.
- Грабят, товарищ командир! - крикнул еврей, разглядев в кабине капитана. - Больше полмагазина вынесли!
…В маленький продмаг, как в бесплацкартный вагон, натолкался всяческий народ. Единственная витрина была напрочь выбита, и через нее совали мешки с крупой и сахаром. Гул стоял невообразимый, вполне вокзальный.
Неловко припадая на простреленную ногу, капитан, не раздумывая, опустил рукоятку ТТ на затылок какому-то старику в зимнем пальто, принимавшему через витрину заколоченный ящик.
"Хорошо, не женщина!" - успел подумать и жахнул в воздух.
- Прекратить! Застрелю! - Он затрясся, как контуженый.
Все в ларьке и снаружи разом отвалили от витрины, замерев, как перед фотоаппаратом. Только старик в зимнем пальто шарил на тротуаре - искал кепку. Она валялась рядом.
"Не насмерть, - подумал капитан, - хотя вообще такого не жалко…"
- Как допустил? - накинулся на завмага. - Чего милицию не звал? Или заодно с ними?
- Да что вы, товарищ командир?! Зачем обижаете? Я же не бежал, не бросил, как другие…
- Еще чего!.. Милицию звать надо.
- Так нет ее, милиции. Сегодня прямо как под землю…
- Звонил бы.
- Так не заслужили телефона. У нас мелкая точка…
- Интересное кино выходит, - вздохнул капитан. - А ну назад! Я тебе убегу… - Пригрозил он пистолетом парнишке. Тот норовил выскочить через витрину. - В другие двери не уйдет?
- Нет. Там замки на петлях.
- Ну, беги, торгаш. Звони мильтонам. Только раз-раз - одна нога здесь, другая - напротив. Две минуты отпускаю.
- Ой, спасибо! Спасибо, что сразу остановили безобразие! - крикнул завмаг, уже на бегу.
- Телефон испорчен! - закричал он из будки.
- И этот тоже… - чуть не рыдал из соседней.
- Ё-ка-лэ-мэ-нэ! - выругался капитан. - Не могу я с тобой загорать. Женщины у меня не кормлены. Случаем, не знаешь, где армейский продсклад?
- Не уезжайте, товарищ командир! - взмолился завмаг. - Побудьте еще минуточку. Без вас опять начнется. Или езжайте! Езжайте на здоровье. Только стрельните меня сначала!
- Что, опсихел?! Где тут у вас продбаза военная?
- Зачем база, товарищ военный? Вам продукты нужны? Берите. Сахар? Берите! Масло? Ящик? Пожалуйста! Крупа? Забирайте! Разве я для себя держу? Я для победы стараюсь. А они тащат! Берите все, товарищ командир! Пусть лучше ваши жены и дочери будут сыты, чем это хулиганье.
- Да ты что? Какие жены? Жена моя и пацаны у немцев. Свихнулся, папаша. Хотя, стоп. Требование у меня по форме. Отпустишь? Три сотни женщин жратвой не обеспечены.
- Конечно, что за вопрос! - Завмаг засуетился. - А ты лежи, лежи, - цыкнул на старика в зимнем пальто; тот наконец отыскал свою кепку. - Не стыдно тебе, Прохор Степанович. Ты же пожилой человек!
- Знакомый? - удивился капитан. - Или они тут все друзья-знакомые? А ты вот что, товарищ заведующий, организуй-ка их, пусть грузят. Правильно, боец? - Он повернулся к водителю, который с независимым видом курил, привалясь к борту полуторки.
- Точно, товарищ капитан. Пусть потрудятся.
- А ну, выходи-носи. На первый раз прощаю, хотя трибунал по вас плачет…
- А что, немцам оставлять лучше? - злобно спросил старик, поднявшись с тротуара.
- Каким немцам? Пули захотел?
- Каким-каким? Обыкновенным! Радио слушать надо.
- Ты мне не верещи. Бери мешок и в кузов, не то передумаю и не так вдарю! - рассердился капитан. - Ишь паникер. Носите, носите… А ты, отец, - кивнул завмагу, - бумаги давай. Подпишу, где надо… Тоже вздумали - немцам!.. Из-за таких гавриков и отходим. Стрелять вас надо.
- Вот бы на фронте и стрелял, - буркнула какая-то тетка из-под мешка, который тащила втроем с девками, возможно, дочерьми. - Все вы с женщинами герои. Снизу заносите, - прикрикнула на девок. - Не мы вздумали грабить. Приказ был не оставлять ничего.
- Ну и пораженцы у вас! - Капитан поглядел на завмага. - Сердце, можно сказать, родины, а такой, прости за выражение, бардак. Нигде похожего не видел. - "Это потому, что бегал быстро", - подумал про себя. - Что они несут про сообщение? - спросил завмага.
- Передавали: "Ждите важное…", а какое - не сказали… - ответил завмаг. - Вчера им расчет на фабрике произвели, а зарплату задержали. А тут еще это сообщение… Видимо, волнуются… Говорят, Москву будут…
- Враки, - перебил капитан, боясь, что завмаг назовет вслух то страшное слово. - Фашистское вранье, - добавил, успокаивая самого себя. - И ты веришь? - строго поглядел он на завмага. Но строгость была напускная.
"Черт его разберет!.. - подумал он. - Важное сообщение. А у меня там триста душ женского полу. Вот порезвятся фрицы".
- Конечно, не верю, - твердо сказал завмаг. - Товарищ Сталин не допустит.
- Правильно, папаша. Спасибо, продуктами выручил. Теперь прямо на окопы махну.
- Вам спасибо! Тут вот подпишите и тут. Все, как в требованиях. Два ящика - масло, лапша. Восемь мешков - пшено, песок, гречка.
- Ладно, верю. Прощай, отец! - крикнул капитан из кабины. - Теперь дуй сюда! - Он повернулся к шоферу, вытягивая из-под шинели планшетку с картой. - Вот, где крестом черкну-то - разберешь?
"Триста женщин, - не шло у него из головы. - У меня одна - и то спать не могу, а тут целых триста!" И он опять увидел перед собой так близко, что того и гляди дотронешься, свою Серафиму, солидную женщину, вдвое шириной и весом против него, суховатого и легкого. "Давала она мне политдрозда", - улыбнулся он. Как все, несколько забитые семьей люди, бывший политрук любил иногда промочить горло. "Знал бы второй батальон, какие кувалды у Серафимы Сергеевны! А может, и знал. Красноармейцы народ дотошный, все поразведают… А ведь ходок ты был, политрук, - сказал он себе. - То есть не политрук, а тогда еще в помкомвзводах ходил. А политруком - уже мало: разок на маневрах и два раза в санатории. А больше не было. Заливаешь, парень? - подмигнул самому себе. - Да нет. Правда. Раиску ведь не принял… - Раиска, Раиса Васильевна, была сестрой-хозяйкой госпиталя. Очень самостоятельный товарищ, не замужем. - Можно сказать, на самом краю удержался, - улыбнулся капитан, вспомнив, как в бельевой он в шутку ее обнял, когда менял госпитальное белье на армейское, а она укусила его в грудь. - Показался я ей. Это точно. Все искали, где поприжать, а я с ней вежливо, по имени-отчеству, как, мол, живете, самочувствие и настроение. Вот она и глаз положила. Только что ж мне в закутке напоследок? Симка небось сейчас морду сажей мажет. Господи, хорошо хоть не первой юности (и красоты, согласись, политрук!..). И красоты, - не стал спорить он. - А на кой? Красота - не миска. С нее не позавтракаешь. Зато пацанов - первый сорт! - народила… Нет, незачем и пустое… - подумал он. - Тут чужую прижмешь, там немцы твою. У них тоже голодуха на это дело. Хотя, говорят, походные бардаки за собой возят. Но бардак, он, может, как кухня… Когда подвезут, когда нет… Да чего это с тобой?! - оборвал он себя. - Чего про похабель мусолишь? Симки, может, в живых нет. Жена командира. А до прошлого года - политрука. Бей жида-политрука, морда просит кирпича, - криво улыбнулся он, вспомнив принесенную ему бойцами листовку. - Еще спасибо, что сам я русак и Серафима - природная кацапка…"
И его отчаянно потянуло к Симке, крупной Серафиме Сергеевне, что была вовсе не мед и не сахар, а одни окрики и подзатыльники. К той самой Симке, которую он шесть лет назад по пьянке обрюхатил и женился лишь силком, когда сам комполка чуть у него в ногах не валялся.
- Ну женись, Гаврилов! Не демобилизовывать же за ерунду. Ты же прирожденный краском. Ну, Щорс прямо. Только бороды не хватает. Женись, и хрен с ней. Все они на один чертеж: две ноги и глупость между… А возраст (Симка была на семь лет старше), так оно еще лучше. Гулять не будет.
- Ты женат? - спросил Гаврилов шофера. Они уже оставили Москву и два КПП за ней и неслись почти пустой магистралью.
- Нет, - мотнул головой шофер, не вынимая изо рта папироски.
"Не поймет, - подумал Гаврилов. - А объяснять - у меня слов таких нету. Тут Лебедев-Кумач нужен, чтоб понятно стало, как от всей этой неразберихи домой к Симке охота… Домой?! Скажешь тоже!.. - рассердился он. - Дом-то тю-тю…" Но ему все равно хотелось домой, куда угодно, но в ту комнату, где уже все по Симкиному, хоть въехали они в нее только вчера или даже сегодня на рассвете. Какие у политрука вещи - хрен да клещи, чемодан да ночной горшок… А Симка умела: раз-раз и жилье у нее. И уже вечером зовет: "Заходите, товарищи командиры, чай с вареньем пить".
"Везет Гаврилову!" - завидовали неженатые, выскребывая по три раза чайные блюдечки, и бежали не упустить девах, крутившихся вокруг разместившегося полка. А Гаврилов, завидуя им, покорно стоял с полотенцем у плиты или примуса. Симка мыла посуду, он вытирал.
Но сейчас, когда все наперекосяк, и старый уже - тридцать первый год, и сивость в волосах имеется - понимал: не в девках счастье. А сидела бы рядом вместо этого курца-водителя Симка, страх бы вчетверо убавился. Она и баранку крутит - выучил. Вообще способная. Такой бы в институт - и командиром производства. На блюминг. Говорят, на всю страну одна женщина есть на блюминге… А что такое блюминг, а? Знал, да забыл…
"Тут, Сима, сейчас такой поворот, - начал он жаловаться жене, - что без тебя, как без чекушки, не разберешься. Женщин мне придали. Триста душ. Все равно как помещику. А я над ними сроду не командовал. Вот бы тебе как женсоветчице. Ты бы их раз-раз и в норму привела. А я с крыши "газа" глотку драл - никакого впечатления".
С мыслями о Симке даже сидеть было удобно.
- Хороша дорожка? - спросил водителя. Они уже свернули с главной магистрали на другое шоссе, тоже асфальтированное, но поуже.
- Тормозить не надо, - кивнул водитель. И правда, шоссе было совсем пустое. Никого они не обгоняли, и навстречу никто не ехал. Только ветер свистел, да уже совсем редко и глухо ухали где-то зенитки.
- Бомбежки не боишься? - спросил Гаврилов.
- Нет. У нас скорость хорошая.
- Может, женщин догоним.
- Вполне возможно, - согласился водитель.
"Такие вот дела, Сима", - подумал Гаврилов, но тут у молчаливого шофера голос стал по-мальчишески ломким, лицо покраснело, и он выпалил:
- Товарищ капитан, разрешите обратиться! Вы здешний?
- Нет.
- Понимаете, я хотел узнать. Только не подумайте, что…
- Валяй, чего там…
"Погоди, Сима, - мысленно сказал жене, - боец что-то нервничает…"
- Выкладывай. - Он повернулся к шоферу.
- Понимаете, я москвич. То есть харьковский. Но уже здесь два года - после первого курса забрали. Так вот никогда не было такого: "Ждите важное сообщение".
- Ну и что?..
- Когда война началась, было "Работают все радиостанции Советского Союза…".
- Не вижу вопроса, - сказал Гаврилов. - Ты вон целый курс института кончил, а обстановки, можно сказать, ситуации - не понимаешь. А в чем ситуация? Ну, в чем?
- Немцы к Москве идут…
- Это не ситуация, а частность, - сказал Гаврилов. - Ты, может, и грамотнее меня, а главного не соображаешь. А оно, скажу тебе по секрету, в том, чтобы головы себе не ломать и выполнять приказание. Вот дорога хорошая, жми себе и радуйся, что скорость давать можешь. И я вон радуюсь, что женщинам продукт везу высшей качественности, а не комбижир какой-то. А если за всех голову ломать, то на личную обязанность, на долг свой священный, можно сказать, сил не останется. Сталин пусть Москву защищает, а ты руль держи. Ясно?
- Ясно-то ясно, товарищ капитан… Но шоссе уж очень пустое…
- А это не твоя печаль. Ты что, дорожная инспекция?!
"А он с мозгами, как думаешь, Сима? - вернулся к жене Гаврилов. - Головастая у нас молодежь! Из вузов берут. А вообще-то по шоссе и правда - хоть шаром кати… Вдруг они того… Москву, как Наполеону?.. Тебя ведь отдали…"
- А, сволочи! - выругался вслух и дернулся так, будто получил кулаком в челюсть.
- Зубы болят, товарищ капитан? - спросил водитель.
- Ага, - кивнул Гаврилов, который видел дантистов только на медицинских комиссиях.
- Закурите. Помогает!
- Нельзя мне. Легкое прострелено, - на этот раз не соврал капитан.
- А как вас?.. - спросил водитель, который еще не видел войны.
- Пулеметом из танка. Нервы не выдержали - вперед полез… Да ну его, не в этом беда, парень. У меня баба с пацанами под немцами осталась.
- Да я слышал. Вы завмагу говорили.
- Вот что плохо, товарищ боец.
- Да, понимаю…
- Ну этого ты, положим, не поймешь. Но спасибо за сочувствие. А пусто и вправду как на том свете!..
- Зато скорость! Может, догоним эшелон и повернем его назад.
"Головастый!" - подумал капитан.
- Еще чего! - сказал сердито. - Ты, что ли, поворачивать будешь? На месте есть фортификационное ("Смотри, выговорил!" - обрадовался Гаврилов про себя) начальство! Оно пусть командует. А поворачивать будешь руль и то, если я тебе прикажу. Так вот… Понял? - Но тут же, почувствовав, что был лишне груб, а с водителем пережимать никогда не надо, Гаврилов положил ему руку на плечо, что могло означать: "Не скисай, парень. Не пропадем!" - или что-нибудь в этом роде.
- Инженерное начальство, - сказал капитан вслух, не надеясь второй раз выговорить сложное слово, - само соображает. Да у них там телефон или даже рация есть, - неуверенно добавил он. - Они твое "важное сообщение" еще, может, вчера слышали. Если только оно - не вранье, - добавил для собственного ободрения. - Нет, Москву не сдадут. Москва - это, брат, политика! Москва - это, можно сказать, - все, хоть мы с тобой и не оттуда. Слышал, когда надо сказать: много, до едреной фени - говорят: прямо Москва?
- Слышал, - неловко усмехнулся водитель. - И когда в очко два туза выходит, тоже называется "Москва".
- Ну ты мне не лыбься, - помрачнел капитан. - Перебора не будет.
6. Дед-непоседа
Но перебор, кажется, получался. У переезда почти перед самым носом пронесся в обратную сторону порожний разномастный состав с паровозом на хвосте, и вскоре стало видно, как женщины с ведрами ползут через картошку.
- К церкви, товарищ капитан? - спросил водитель.
- К ней. Может, оно там…
Но фортификационного, или, проще, инженерного, начальства так и не отыскали.
- Не было здесь таких, - вежливо, словно оправдываясь, отвечал старичок в балахоне. - Тут два дня никаких отрядов не было. Во вторник днем шли туда, за реку… Точнее, на запад… Очень быстро прошли.
- А стрельбу слышно?
- Простите, я глуховат несколько, - смутился старичок. - Но как будто бы нет. А смена моя, - он показал на парнишек, которые крутились рядом, - спит за троих.
- Понятно, - неуверенно сказал капитан.
- Да, извините, вспомнил, - сказал старичок. - Наверно, стреляют, только далеко. Стекла у нас в доме чуть-чуть ноют, и, знаете, посуда в буфете тоненько-тоненько поет, словно тоскует.
- Ясно, - сказал капитан, хотя ясности как раз и не было.
- А это, простите, ваши, как бы это сказать, бойцы? - полюбопытствовал старичок, тыча рукой в растянувшихся по полю женщин.
- Да, окопы рыть будут, - ответил Гаврилов. - Иди в кабину! - сердито крикнул он шоферу, жалея, что не погнал его раньше и тот слышал разговор. "Хотя куда ее, правду, спрячешь?" - тут же подумал про себя.
- Эй, товарищ старшая! - крикнул Гаврилов вылезавшей на шоссе Марье Ивановне. Крупная, как Симка, она запомнилась ему еще с утра. - Я тут шамовки привез. Прикажи своим сгрузить. Питание - первый класс.
- Ясна-а! - крикнула она, подплывая к полуторке.
- Помоги им, - сказал Гаврилов шоферу.
Машину стали разгружать, но не так споро, как на рассвете полуторки с инструментом. Видно, допек женщин бросок через картофельное поле.
- Мне их разместить надо. - Гаврилов повернулся к почтительно ожидавшему старичку. - Тут у вас как, село-поселок близко?
- Километра два будет.
- Не годится. Окопы не танцы.
"Бегай потом их собирай…" - подумал он.
- А в церкви что? Ремонтная? Вот пускай в церкви ночуют. А вас уж не знаю куда…
- Да, конечно, - засуетился старичок. - Мы понимаем: все для фронта. Мы и сами рады работать для фронта. Оборона здесь выйдет просто превосходная.
"Слава богу, отсюда не уйдут, - обрадовался старичок. - Куда мне отступать с Клавдией Тимофеевной? А в подвале на случай обстрела я ей уголок оборудую…" И он стал излагать Гаврилову преимущество обороны на реке.
- Ладно. Но без самодеятельности, - обрезал Гаврилов, однако старичка не остановил.
- Ну, ребятки, - крикнул старичок, чуть не как бородинский полковник, только не добавил: "не Москва ль за нами", - везите баллоны! Настоящая работа будет. Рельсы начнем резать, ежи сваривать!
- Вот что, отец! - вслед ему крикнул капитан. - Простите, не знаю, как вас по имени-отчеству. Так вот, Михаил Федорович. Вы человек, видно, грамотный, даже бывалый. Наверно, инженер? Так вот, поручаю вам тут пока возглавить строительство.
- Я, собственно, только самарское техническое… вместе с Сергей Миронычем Кировым, то есть гораздо раньше, - запутался от волнения старичок. - Но закончил, слава богу, закончил… Так что получается инженер не полный и другого профиля. Но примусь. С удовольствием примусь… Только женщин, простите, несколько побаиваюсь…
- Ничего. Над ними свои командирши есть. Вы только им нарисуйте, где рыть. Пусть ковыряются.
"Эх, нельзя расхолаживать энтузиазм", - сказал он себе.
- Чего-нибудь да нароют, - добавил вслух. - И еще, Михаил Федорович, покажите водителю, где тут отделение связи.
- Слышишь? - Капитан подошел к Марии Ивановне, которая руководила разгрузкой. - Останешься за меня. Порядок держи. Пусть кашу варят. Масло не экономьте. Накорми людей как следует. И еще за сеном-соломой отправь. Пусть накидают в церкви, а то застудят нужные места - ни рожать, ни утешать не смогут.
- Ясна-а! - засмеялась старшая. - Поняла! Езжай, начальник! - подмигнула ему со значением.
- Да. И еще пусть вкалывают в меру. До темноты - не больше.
- Костры можно будет разжечь, - подал голос подошедший Михаил Федорович.
- Отставить костры! - раздраженно оборвал капитан. "И что это на мою голову активистов сегодня подвалило?" - Самолеты, - объяснил, - налетят.
- Я полагал, дело экстренной спешности…
- Спешности оно, конечно, спешности, но спешность надо с головой делать, - отрезал капитан и тут же, передумав, потрепал старичка по балахону: мол, не мне вас учить, Михаил Федорович, да обстановка нынче особая.
"А что, как связи нет? Как я их буду отсюда уводить, когда на кирках и ломах выложатся? - спросил он себя. - Вот так всю дорогу: одних подгоняй, других за руки держи, активистов этих! А на немцев уже сил не остается".
- Крути на почту, - сказал он шоферу.