"Гостиницы Праги заполнены "туристами" с разными паспортами, но больше всего их из Мюнхена. Тут, кажется, постарались все пять "Г"… Всюду мелькают самоуверенные морды наци. На них написано ожидание".
- Сволочь… - процедил сквозь зубы Обермейер.
"Французы приглашали на суаре. Под благовидным предлогом отказался. Французы не в моде…"
"Русский посол был в МИДе и беседовал с Крофтой. Министр, как всегда, был настроен оптимистически. У него розовые очки. Не знаю, какого мнения о нем остался русский…"
Потом тянулась длинная вереница фамилий еврейских фабрикантов, торговцев из разных городов Чехословакии.
- Эти спасают шкуру, - сказал Обермейер, - и, видимо, не без участия Роберта Прэна. Что ж, тут пахнет валютой. Они сейчас ничего не пожалеют. Им-то отлично известно, что когда сюда придет Гиммлер…
Много записей было сделано в зашифрованной форме. Ничего не понять: "Колорит плюс погода, минус температура". "Не избегнуть Ф… веревки". "X. и Ч. нашли общий язык, а потом променаж".
Обермейер снова перелистал всю книжку, надеясь набрести на что-нибудь, что пролило бы свет на "друга" Гейнлейна, но его поиски успеха не имели.
- Хм… С кем же Прэн имеет дело? - И, повернувшись к Эльвире, он спросил: - Он тебе никого не называл из наших?
Эльвира наморщила лоб.
- Не помню.
- Скверно… Книжечку ты оставь у него, если найдешь удобную минуту. Но вообще… поинтересуйся. Очень может быть, что он носит с собой и более интересные вещи. Искренне жалею, что не занялся им раньше.
- Хорошо, буду иметь в виду, - сказала Эльвира и пошла одеваться.
До квартиры Прэна она доехала на такси.
Прежде чем позвонить, Эльвира взглянула на ручные часы - половина первого. И решительно нажала кнопку звонка.
В доме Прэна она еще не была ни разу. Двери открыл сам Прэн.
- Эльвира!
- Роберт!
- Какая похвальная аккуратность!
- Разве? Я даже не знаю, который час.
Прэн широко и нагловато улыбнулся.
По тому, как он был любезен и предупредителен, Эльвира могла судить, какое место она занимает в пражской жизни этого американца. В конце концов, ей наплевать на всяких там Мими, мадам Дробушей и жен адвокатов. Она добьется того, что Прэн все свое свободное время будет уделять только ей.
На столе был сервирован завтрак: холодная ветчина с гарниром, нарезанная тонкими ломтиками телятина, сардины, сандвичи, бутылки хереса и бордо. Посреди стола - большая ваза с апельсинами.
Хозяин и гостья оживленно беседовали. Прэн то и дело подливал в бокалы вина.
Но телефонный звонок внезапно оборвал разговор.
- Одну минуту, - сказал Прэн и вышел в кабинет. Оттуда он вернулся с вытянутым лицом. - Такая досада…
- Что случилось, Роберт?
- Я вынужден на несколько минут съездить в посольство.
- Отказаться нельзя?
- Исключается.
Эльвира надула губы.
- Не скажу, чтоб это было любезно.
- Посиди здесь одна… Я быстро вернусь, и мы отлично проведем время.
Представлялся незаменимый случай выполнить поручение брата. Эльвира сразу оценила обстановку.
- Гм… Ну хорошо, - сказала она недовольно. - Только, пожалуйста, не задерживайся.
Прэн ушел. Как только за ним захлопнулась выходная дверь, Эльвира встала и прошла в кабинет. Двуствольное бескурковое ружье марки "Франкот", висевшее на стене, привлекло ее внимание. Она сняла его и тщательно осмотрела. У Морица тоже было ружье, но не такое. Это лучше. Потом она увидела небольшой сейф, стоявший в углу. В замочной скважине торчал ключ. Эльвира удивилась беспечности Прэна. Не было ли здесь ловушки? Но возникшее на мгновение подозрение быстро исчезло: случай с записной книжкой достаточно красноречиво говорил о рассеянности Прэна. Пора было действовать. Эльвира повернула ключ и потянула ручку сейфа на себя; дверца послушно подалась. Эльвира неожиданно вздрогнула и закрыла дверцу.
Причиной испуга был телефонный звонок. Не раздумывая долго, она сняла трубку и услышала голос Прэна: он сообщил, что ровно через двадцать минут будет дома.
- Вы человек слова, жду, - сказала Эльвира.
Она быстро обследовала квартиру - переднюю, столовую, гостиную, кухню - и, убедившись, что никого, кроме нес, в доме нет, вернулась в кабинет. Теперь без всяких опасений она открыла дверцу сейфа.
Он был разделен на две равные половины железной перегородкой. Наверху были сложены металлические коробки небольшого размера, какие-то книги, а внизу - несколько коленкоровых конвертов. Эльвира решила начать с них. На обороте первого конверта, который она взяла, сохранились куски сургучной печати.
Эльвира вынула из конверта бумаги, положила их на стол и бегло начала просматривать. Двадцать минут - срок слишком небольшой, чтобы можно было отобрать самое значительное.
В конверте оказалось несколько писем.
"…ваши информации об успехах Ренсимена не заслуживают внимания… - начиналось письмо. Эльвира на лету схватывала отдельные фразы. - Необходимо конкретно уяснить идею Геринга относительно акций Шкода… Не создавайте бума вокруг запасов Кладно, нас больше интересуют Витковицы…"
- Опять этот Ренсимен!
Эльвира взяла второе письмо. Оно было короткое. Прэна уведомляли, что его просьба об увеличении лимита на визы будет удовлетворена. Предлагалось входить в сделки только с крупными еврейскими промышленниками.
"Ваша мысль о предоставлении в Америке в случае нужды убежища президенту Бенешу и узкому кругу его сотрудников явно запоздала. Мы получили сведения, что начальник второго отдела генштаба полковник Моравец договорился на этот счет с представителями Лондона. На данном этапе нет смысла создавать ажиотаж между нами и англичанами из-за этих лиц…"
Эльвира отложила листок в сторону.
В третьем письме речь шла об обязанности Прэна увязывать его информацию с информацией какого-то Сойера.
- Сойер… Сойер… надо запомнить, - пробормотала Эльвира.
Она просмотрела содержимое пяти конвертов, отобрала пять-шесть писем, которые показались ей интересными, и взглянула на часы. До возвращения Прэна оставалось шесть минут.
Эльвира освободила один из конвертов, вложила в него отобранные письма и спрятала в сумку. Остальные конверты она положила на прежнее место и закрыла дверцу сейфа.
Спустя две минуты в гостиной она лениво перелистывала альбом. Вошел Прэн. В руке он держал пышную голландскую розу.
- Маленькая награда за большое терпение.
- Какой пленительный запах! - Эльвира поблагодарила Прэна долгим взглядом. - Я все больше убеждаюсь, Роберт, что только американцы настоящие джентльмены.
Прерванный завтрак возобновился. Вдруг Эльвира вспомнила, что забыла подкинуть в кабинет записную книжку Прэна. Смелая мысль пришла ей в голову: достать книжку из сумки и открыто возвратить ее Роберту. Возможно, выпитые два бокала бордо сыграли здесь роль, придав ей смелости. Но мозг Эльвиры работал трезво и расчетливо.
План действий сложился мгновенно. Похищение книжки нужно объяснить и оправдать ревностью. Роберт - парень мягкотелый и доверчивый, он поверит ей, и мужское самолюбие его будет удовлетворено.
- Ах, Роберт! - произнесла она трагическим голосом. - Ты очень милый мальчик, и я леденею при мысли, что ты неравнодушен к другим женщинам. - Она рассчитывала, что Прэн спросит, кого она имеет в виду.
Но Прэн громко расхохотался.
- Как, Эльвира, ты еще способна на ревность?
Эльвира вскинула брови.
- Французы говорят: любящая женщина ревнует потому, что защищает свои права.
- Французы народ пустой и болтливый.
- А ты никогда не ревнуешь? - спросила Эльвира.
Разговор покатился по новому руслу, и Эльвира совсем забыла о записной книжке. Вспомнила она об этом только два часа спустя, когда шла по тихому, безлюдному кварталу, прижав розу к губам и вдыхая ее нежный запах.
- Ничего, дело терпит, - утешала она себя. - Всегда можно найти подходящий случай, чтоб ему вернуть книжку.
В двух шагах от нее резко затормозила легковая машина. Двое мужчин в штатском преградили Эльвире дорогу. Она попыталась обойти неизвестных, но один из них вежливо приподнял шляпу и назвал себя чиновником чешской политической полиции.
Эльвира с негодованием взглянула на него.
- Вы поняли меня? - спросил чиновник.
- Я поняла, что вы нахал.
Чиновник пожал плечами и сделал широкий жест в сторону машины.
Краска медленно залила щеки Эльвиры.
- Тут какое-то недоразумение, - пылко возмутилась она. - За свои действия вы ответите… Я немка.
- Это нам известно, - холодно заметил чиновник.
Сидя в машине и стараясь скрыть свое волнение, Эльвира стала насвистывать модную песенку. Ничего приятного это происшествие не сулило. "Ошибка, недоразумение", - успокаивала она себя. А быть может, ее взяли в связи с работой Морица? Может быть, Мориц тоже арестован. Сердце похолодело. Призрак тюрьмы встал перед ее глазами.
Машина пробежала несколько кварталов, повернула, въехала, не сбавляя хода, в открытые ворота и остановилась около особняка в глубине двора.
Эльвиру ввели в дом.
Просторный кабинет. Окна закрыты тяжелыми шторами. Кабинет залит ярким светом люстр. Чиновники, задержавшие ее, встали с ней обок. Из-за стола поднялся невысокий упитанный человек с круглым лицом, внимательно посмотрел на Эльвиру и пригласил сесть. Потом он извинился в том, что прибегнул к необычному способу знакомства, и пожаловался на свою профессию, причиняющую беспокойство и ему и другим. У него подчеркнуто светские манеры. Его бархатный баритон звучал приятно, но бездушно. Эльвира подумала, что за приторной вежливостью этого человека скрывается желчная раздражительность.
- Вы танцовщица? - спросил он.
- Да.
- Недавно вернулись из Будапешта?
- Да.
Эльвира не подняла на него глаз. Медленно обрывая пальцами лепестки розы, она бросала их на ковер.
- Не можете ли сказать, с кем в Будапеште вы встречались особенно часто?
- Я полагаю, это мое личное дело.
- Вы так думаете?
- Я уверена.
- Печально… очень печально. Ну, что ж. Надеюсь, через некоторое время вы станете более разговорчивой и откровенной.
Эльвира вскочила на ноги. Все-таки она была уверена, что произошла ошибка. Она вызывающе крикнула:
- На что вы намекаете? Что это значит? По какому праву вы привезли меня сюда? Что вам от меня надо?
Чиновник рассмеялся, но как-то странно, почти беззвучно.
- Мы хотим, - спокойно произнес он, - чтобы вы вернули похищенные у барона Редера фамильные ценности.
Это обвинение сразило Эльвиру точно выстрел. Она упала в кресло. И только спустя несколько секунд сообразила, что никакого барона Редера она не знает. Эльвира запрокинула голову и непринужденно расхохоталась.
- Вы понимаете, о чем говорите? - спросила она чиновника.
- Как и всегда.
- А сейчас?
- Тоже.
- Никакого барона Редера я не знаю и о его ценностях не имею представления.
- А это нетрудно проверить. Разрешите вашу сумочку.
- Пожалуйста, - насмешливо согласилась Эльвира. Она вынула из сумки записную книжку, коленкоровый конверт и подала ее чиновнику.
Его пальцы старательно ощупали сумку, он открыл ее, обследовал подкладку и сделал губами неопределенный звук.
- Что у вас в конверте? - спросил он.
- Письма друзей, - спокойно ответила Эльвира.
- Ваши друзья пишут письма на машинке?
- Это дело вкуса…
- Не спорю. Но я позволю себе взглянуть и на конверт, и на книжку.
Эльвира покраснела. Как поступить? Чем объяснить, что она носит в сумке чужое письмо?
- Сделайте одолжение, - непринужденно сказала она и бросила записную книжку Прэна на стол.
По губам чиновника скользнула улыбка.
- Я вас понимаю, - сказал он, - но постарайтесь меньше нервничать.
Эльвира промолчала.
Чиновник перелистал книжку и спросил:
- Как к вам попала записная книжка американского журналиста Прэна?
- Я взяла у него.
- Зачем?
- Я ревную его… Мы с ним близки.
Чиновник провел ладонью по своему крупному лицу - быть может, скрывая улыбку. Он хорошо владел собою.
- Придумано остроумно, но… для простачков. Вашему объяснению можно поверить только с большой натяжкой. А конверт?
- Его передал мне мистер Прэн.
- Мистер Прэн! С какой целью?
Он просмотрел письма, сложил их стопкой и, обращаясь к Эльвире, спросил иронически:
- Похитить эти документы вам тоже подсказала ревность?
Эльвира не нашлась, что ответить.
- Я жду.
- Отказываюсь отвечать.
- Дело ваше.
Чиновник снял телефонную трубку и набрал номер.
- Алло! Говорит Сойер… Да, да. - Эльвира вздрогнула: вот кто этот человек! - Я прошу вас зайти ко мне… У меня в руках ваши документы.
Нельзя было сомневаться: Сойер говорит с Прэном.
Через какие-нибудь десять-пятнадцать минут она смогла убедиться в этом. Войдя в комнату, Прэн остановился у порога и воскликнул, разыгрывая удивление:
- Ты здесь? Зачем?
- Это я вам сейчас объясню, - вмешался Сойер. - Вашу записную книжку и этот конверт с документами мы изъяли из сумки Эльвиры Эрман.
Прэн взял в руки бумаги, книжку и, прищурив глаза, посмотрел на Эльвиру.
- Если вы эти документы не передали Эрман добровольно, - продолжал Сойер, - я обязан ее арестовать.
- Вы так ставите вопрос? Да… - как-то уклончиво ответил Прэн. - Я прошу, если, конечно, это возможно, оставить нас на несколько минут одних.
Сойер изобразил на своем лице недовольство, но ничего не сказал и вышел из кабинета. За ним последовали агенты, доставившие сюда Эльвиру. Не успела дверь закрыться, как Эльвира бросилась к Прэну.
- Роберт! Ты должен меня выручить! Я допустила непростительную глупость.
- Ты не на сцене, Эльвира, - холодно сказал Прэн.
Она бросила на него перепуганный взгляд и поняла: все кончено.
- Тебя устроит тюрьма? - спросил Прэн тем же тоном.
Эльвира приоткрыла рот, глаза ее округлились.
- Отвечай!
Эльвира беспомощно опустила руки.
- Я могу избавить тебя от тюрьмы при одном условии, - продолжал Прэн. - Ты должна честно и добросовестно рассказать мне все, что знаешь, и дать обязательство выполнять все мои поручения. Согласна? Поверь, это лучше чешской тюрьмы.
Эльвира продолжала молчать.
- Ну! - торопил Прэн. - В нашем распоряжении очень мало времени.
Эльвире показалось, что кто-то другой ответил за нее сдавленным голосом:
- Я согласна.
Прэн быстро придвинул к ней лист бумаги и вынул из кармана автоматическую ручку.
- Хорошо. Пиши. Я буду диктовать… - Он взглянул на часы. - "Я, Эльвира Эрман…" Написала? Так… "проживающая в Карлсбаде, до сегодняшнего дня…" Быстрее, быстрее, они не ждут… "до сегодняшнего дня выполняла поручения своего родного брата Морица Обермейера, офицера гестапо, а теперь… обязуюсь делать все, что поручит мне мистер Прэн". Вот так. Подпишись. Проставь дату… Конфликт с чешской полицией я берусь уладить сам. Ты в этом сейчас убедишься.
Он спрятал обязательство Эльвиры, быстро подошел к двери и открыл ее.
- Прошу, господа.
Вошел Сойер и с ним два агента.
- Я убедительно прошу вас, - обратился к ним Прэн, - считать этот инцидент исчерпанным. Эльвира - женщина, а женщины любопытны. В особенности ревнивые женщины; они ищут доказательства неверности даже в деловых бумагах. Я считаю возможным извинить ее.
Сойер развел руками.
- Ваше дело. Проводите госпожу Эрман к выходу, - приказал он своим людям. - А вас, - он обратился к Эльвире, - попрошу забыть адрес этого дома и все, что здесь произошло.
Когда Эльвира ушла, Сойер повалился в кресло и расхохотался.
- Чисто сработано. Роберт.
- Не совсем.
Сойер краем глаза удивленно посмотрел на Прэна.
- Да, не совсем чисто, - повторил Прэн. - Если бы ты не назвал своей фамилии, когда говорил со мной по телефону, она могла бы поверить, что имеет дело с чехами. А теперь… Твое имя фигурирует в одном из этих: писем… Понимаешь?
Сойер свистнул.
- Черт возьми, об этом я не подумал. Вот действительно свалял дурака.
Глава восьмая
Над Прагой плыли низкие облака, бросая тени на мостовые и крыши. Железнодорожники в рабочих спецовках, вытирая на ходу руки паклей, перебирались через станционные пути к мастерским. Переходя рельсы, они высоко поднимали ноги, точно преодолевали брод, а потом торопливыми шагами шли дальше.
Просторный цех мастерских быстро заполнялся. Люди тесно рассаживались на скамейках, расставленных в ряды, располагались возле верстаков.
В глубине цеха на импровизированном помосте стоял небольшой желтый столик.
Когда поток участников митинга оборвался, с передней скамьи поднялся Ярослав Лукаш и своей тяжеловатой, мерной походкой направился к помосту. Непрочная лесенка затрещала под его ногами. Лукаш подошел к столу, положил на него кепку, измазанную мазутом, разгладил заскорузлой рукой обвислые усы и вынул из широкого кармана комбинезона несколько листов бумаги - конспект его сегодняшнего выступления.
Лукаш прищурил глаза, всматриваясь в листы бумаги. Потом положил руки на стол. Он решил не придерживаться конспекта - тянуло к душевному, свободному разговору с людьми.
- Друзья! - начал Лукаш, поднял голову и встретил тысячи глаз, внимательно следящих за ним. - Пражский комитет компартии поручил информировать вас…
Веско и тревожно вошли его первые слова в напряженную тишину.
- Все вы меня знаете, и я вас знаю… Я думаю, что мы легко поймем друг друга.
Да, Ярослава Лукаша знали почти все железнодорожники узла. Здесь выросли и состарились его дед, отец и он сам. Знали, что у этого громоздкого, физически сильного человека мужественное сердце, знали, что он совсем недавно оправился от тяжелого ранения, нанесенного ему реакционерами. Его знали, ему верили.
- Последние дни ознаменовались новыми событиями. Сто тысяч граждан Чехии, Моравии и Силезии вышли на улицы городов. Десятого сентября массовые протесты против провокаций гитлеровцев имели место в Праге, Брно, Братиславе, Пльзене и других городах…
Лукаш говорил спокойно, не подбирая, не выискивая слов. Речь его текла ясно и неторопливо. И говорил он тихо. Он никогда не повышал голоса на трибуне, не кричал, не требовал тишины, но его голос всегда был слышен в самых далеких уголках собрания.