Сильнее заурчал мотор. Потянуло горьким запахом горелого масла. Машина выползала из балки. Зина подалась всем корпусом вперед, будто хотела помочь ей.
Навстречу им из тучи пыли вынырнула какая-то колонна. Шофер, уступая дорогу, съехал на обочину.
Перед самым носом Зины появилось маленькое зеркальце. Это Люба, воспользовавшись остановкой, достала его из нагрудного кармана, посмотрела на себя, потом подсунула соседке.
- Красивая? Как трубочист!
Из зеркала на Зину глянуло покрытое пылью лицо, на котором только глаза светились. Она сняла с головы пилотку, хлестнула ею о колено - раз, другой. С пилотки и юбки поднялось облачко пыли.
- Гляди, что такое? - Люба толкнула Зину в бок.
Колонна приблизилась, и девушки увидели пленных. Грязное рваное обмундирование, щетинистые лица, воспаленные глаза. У одних взгляд хмурый, злой, будто у пойманных волков, у других - растерянный, усталый, безразличный. По этим затравленным взглядам и хмурым лицам, по обмундированию лягушиного цвета и остаткам военных нашивок Зина поняла: фашисты! Сильнее застучало сердце: вот они, убийцы!..
Девушка отвернулась, чтобы не видеть фашистов, так противно было ей смотреть на них, так загорелось гневом сердце! Когда через несколько минут она опять посмотрела на дорогу, то от удивления широко раскрыла глаза: пленные улыбались ей, махали руками, кричали:
- Арматей Роший - ура! Фэтэлор совьетичэ - ура!
- Жос ризбоюл!
- Антонеску, Гитлер - капут!
Зина увидела, что возле них нет конвоиров, да и внешне они выглядят по-иному: чернявые, оживленные. Идут не колонной, а бредут толпой.
Да это же румыны!
Откуда-то из середины толпы донеслись звуки губной гармошки. Задорная, веселая мелодия зазвучала над дорогой.
- Слышишь, поют! Играют!
- А что им? Отвоевались. Знают, что домой отпустят. Румыния-то повернула оружие против немцев. Вот и радуются! - объяснил лейтенант Ляхов, выбравшись из машины.
Румыны прошли. Седая пыль поплыла за ними, закрыла от глаз.
Машина вносовцев опять побежала по степному простору.
Девушки попробовали затянуть песню. Из этого ничего не вышло: пыль лезла в горло, приходилось откашливаться, и песня угасла.
Солнце палило нещадно. От жары, от тряской езды у Зины начало ныть все тело. Зина долго хранила чистый платочек. Теперь достала его и вытирала им потное лицо. На какое-то мгновение от этого будто становилось легче, но только на мгновение.
"Хотя бы быстрее приехать!" - вздохнула девушка.
Они уже пересекли выжженную солнцем и разоренную войной Бессарабию, промчались мимо разбитых немецких танков, пушек, смятых автомобилей, видели разрушенные дзоты, порванные проволочные заграждения, вытоптанные кукурузные поля, на которых еще валялись трупы незадачливых фашистских вояк. Давно переехали Прут. Дорога теперь была не седая, а рыжая, появились рощицы, и справа замаячили какие-то возвышенности, покрытые лесом…
Кончиком платочка Зина выбирала пыль из уголка глаза. Слезы вперемешку с потом скатывались на щеку. И надо же было маленькой пылинке так врезаться в глаз, что Зине показалось, будто она слепнет. Глаза закрылись, слезы побежали сильнее. Не помогал ни платочек, ни то, что Зина терла глаз кулаком.
И вдруг - то ли острая пылинка сама выскользнула, то ли ее смыло слезами - Зине стало легче. Встряхнув головой, она раскрыла глаза. Но тоненькая ослепительно-серебристая пылинка все еще виделась ей. Да что же это? Опять что-то залетело в глаз? Нет, боли никакой! А серебристая черточка не исчезала. Наоборот, она все увеличивалась, росла… Девушка поняла: на горизонте самолет - но чей?
- Воздух!
Теперь уже хорошо стало видно, что в небесном океане плывет не пылинка, а серебристый крестик. Он быстро увеличивался, направляясь к шоссе.
- Разведчик!
- "Юнкерс"!
Восклицания девушек слились со стуком кулаков Давыдовой по кабине.
Дверка открылась. Лейтенант высунул голову и сердито спросил:
- В чем дело?
- Воздух! - лаконично доложила Давыдова. - "Юнкерс", курс девяносто.
Ляхов взглянул на небо. Вражеский разведчик, хищно накренившись, шел на них.
- Рассыпаться! В кювет! - скомандовал лейтенант.
Машины резко остановились на краю дороги. Не выпуская из рук винтовок, девушки прыгали на землю и разбегались в разные стороны.
Вражеский пилот, наверно, видел это с высоты, но гоняться за каждой не мог. Были уже не те времена, когда "юнкерсы" и "хейнкели" охотились даже за отдельным человеком на дороге. Теперь этот одинокий озверевший фашист, который залетел сюда с какого-то последнего гитлеровского аэродрома в Румынии, был рад возвратиться целым из разведывательного полета. Впрочем, заметив две машины без зенитных пулеметов, он не мог отказать себе в удовольствии расстрелять их.
Зина, спрыгнув на землю, увидела, что и вторая машина остановилась и девушки бросились в поле. Андрей, схватив чью-то винтовку, уперся в борт и прицеливался в приближающийся самолет. Она крикнула: "Андрей!" - но в это время кто-то толкнул ее и повалил в траву.
Самолет оглушительно прогрохотал моторами над головами девушек. В этом гуле утонула пулеметная очередь. Кое-кто из девушек и лейтенант Ляхов, лежа на спине, стреляли по самолету из автоматов.
Зина, приподнявшись, тревожно смотрела на Андрея. Тот все еще стоял среди дороги, у машины, и пулю за пулей посылал вдогонку уходящему самолету. На его лице было написано такое отчаяние, такая горькая боль, что Зина испугалась, подумав, что Андрей ранен. Но вот он понял бесцельность своей стрельбы, опустил винтовку и сошел с дороги.
Промчавшись над машинами, фашист набрал высоту. Вот опять в небе маленький силуэт, потом - серебристый крестик, и наконец - тоненькая черточка, которая колышется на волнах воздушного океана.
В это время над капотом переднего автомобиля заструился серый дымок. Струйка дыма быстро начала розоветь, рыжеть.
Шофер первый выбрался из кювета и побежал к машине.
- Песок! Давайте песок! - закричал он изо всех сил.
"Какой песок? Где его взять! - подумала Зина. - Надо гимнастерками накрывать". Она тоже бросилась к грузовику. Вместе с ней, стаскивая с себя одежду, спешили еще несколько девушек. Другие, горстями сгребая на дороге пыль, насыпали ее в пилотки. Но не успели солдаты подбежать к машине, как прозвучал взрыв. Это взорвался бензобак. Пламя перебросилось в кабину.
Давыдова и шофер, ухватившись с двух концов за гимнастерку, на которой высилась горка пыли, подтянули ее к автомобилю и вытряхнули на пламя. Пыль поднялась легким облачком. Они бросились опять сгребать ее на дороге. Тем временем пламя подобралось к кузову, начало лизать борта.
- Все за мной, разгружать! - скомандовал лейтенант Ляхов.
Зина, Давыдова, Зара, до крови обдирая пальцы, пытались развязать веревки, крепившие к бортам брезент. Ляхов выхватил из кармана галифе складной нож и полоснул им по прочной ткани.
Обжигая руки о горячий металлический крюк, шофер с грохотом отбросил правый борт.
- Держи! - крикнул лейтенант, вскочив в кузов и протягивая Зине телефонные аппараты.
Девушка быстренько подхватила их, на миг остановилась, не зная, куда лучше их поставить.
- Подальше от машины, - заметив ее растерянность, закричал лейтенант.
Зина перепрыгнула через кювет, поставила на землю аппараты и устремилась назад. Навстречу ей мчались девушки с тяжелым ящиком гранат.
Тем временем прибежали с Андреем солдаты из второй машины, уцелевшей во время налета.
Пламя и дым поднялись стеной. На багровом фоне диковинно выделялась длинная фигура Ляхова, который поспешно подавал девушкам катушки с кабелем.
Двое солдат с шофером продолжали засыпать пылью передок машины. Но уже загорелся кузов. Красные языки, еле заметные в море солнечного света, с шипением и треском подбирались к грузу.
Андрей отбросил левый борт и, обжигая руки, стаскивал с машины на землю тяжелые кули с мукой. Зина обежала вокруг машины, чтобы помочь ему.
Ляхов тоже старался успеть хоть что-нибудь еще выхватить из огня, как прозвучал второй взрыв - загорелась забытая в суматохе канистра с маслом. Горящее масло пламенем растеклось по кузову.
- Шабаш! Всем отойти! - Ляхов еле успел выскочить из пылающего кузова. Он не удержался на ногах и упал. Попробовал подняться, но только застонал и снова повалился на траву.
Давыдова и Зара подхватили командира взвода под руки и оттащили от дороги. Только теперь Ляхов понял, что обжег ноги. Его гордость - хромовые сапожки - потеряли блеск, покоробились. Девушки осторожно разрезали их и стянули. Давыдова дрожащими руками перещупывала мешки с продуктами. Где-то было сливочное масло, выданное для дополнительного пайка. Нашла размягченный пакет, разорвала и смазала обожженные пальцы и икры ног Ляхова. Зара вскрыла индивидуальные пакеты и начала ловко наматывать бинты, и ноги лейтенанта стали похожими на толстые обрубки.
- Что же будем делать, товарищ лейтенант? - вырвалось у Малявиной.
- Первым делом привести себя в порядок!
Девушки невольно посмотрели друг на друга. На их лицах пот, пыль и копоть. Только сейчас они вспомнили, что без гимнастерок. Зина бросила испуганный взгляд на Андрея, стыдливо обхватила себя руками и побежала искать одежду. Давыдова метнулась на дорогу, там, возле догорающего автомобиля, валялась ее измазанная гимнастерка. Другие девушки тоже торопливо одевались. Одна Малявина не спешила. Худенькое тело девушки отливало матовой белизной, только шея, где ее не закрывал воротничок гимнастерки, да кисти рук были покрыты густым загаром. Не обращая внимания на шоферов, она неторопливо разыскала в траве одежду и начала старательно вытряхивать ее.
- Быстрее! Быстрее! Мы не на прогулке! - напомнил Ляхов.
Резкий окрик командира оказал свое действие. Малявина тоже заторопилась.
Зина, отряхнув гимнастерку и одевшись, решилась подойти к офицерам.
- Товарищ лейтенант Земляченко! Вы не обожглись? У вас весь правый рукав прогорел.
Не обращая внимания на подружек, не думая, как это может быть расценено ими, она смело взяла Андрея за руку, расстегнула манжет и стала осторожно закатывать рукав.
Андрей не противился.
- Да ничего страшного, - только и сказал он. - Чуток, видно, ожег. Не беда. До свадьбы заживет… - вдруг улыбнулся он. - Вот только гимнастерку жалко…
Волнение, которое охватило Зину при виде обожженной руки Андрея, помешало ей вслушаться в его слова и, когда тот улыбаясь сказал о свадьбе, Зина растерянно взглянула на него, не понимая, как можно сейчас говорить о таких вещах. Но потом она поняла, что это ведь только пословица, и, покраснев, стала закатывать левый рукав.
Давыдова принесла масло и, несмотря на протесты Андрея, вместе с Зиной густо смазала им всю правую руку и отдельные очаги на левой. Потом девушки забинтовали раны.
Когда с этим было покончено и девушки отошли, Ляхов о чем-то посоветовался с Андреем, разглядывая вместе с ним карту, с трудом вытащенную из вздутого, покоробившегося планшета. Оставив Ляхова сидящим на траве, Земляченко с радистами быстро снял со второй машины походную рацию, поднес ее к командиру взвода и настроил на волну роты.
Доложив Лаврику о нападении "юнкерса" и пожаре и получив приказ о дальнейшем движении, Ляхов, опираясь на плечо Андрея, медленно, превозмогая боль, поднялся.
- Что смотрите? Не видели меня? - пробурчал офицер в ответ на сочувственные взгляды бойцов. Он протянул левую руку в сторону:
- В две шеренги становись!
В минутной неразберихе строя Люба Малявина успела ехидно шепнуть Зине:
- Не выдержало сердечко?..
Та гневно взглянула на подругу.
- Направо равня-яйсь!
Головы всех ставших в строй повернулись направо.
Ляхов с трудом сделал шаг вперед и круто обернулся лицом к строю.
- Смирно!.. Товарищи! Мы перешли государственную границу, - необыкновенная торжественность прозвучала в голосе лейтенанта, - чтобы принять участие в освобождении народов Европы из-под гитлеровского ярма. Задание, которое поставил перед нами командир, должно быть выполнено при всех условиях и в срок.
- Как же… - не утерпела Малявина, кинув взгляд на догоравшие остатки грузовика.
- Разговоры!.. Весь кабель, аппараты и продукты - во вторую машину. Кузнецовой, Пасько и Федоровой сопровождать груз, остальным - под командой лейтенанта Земляченко двигаться пешком до города Бырлад. Там вас будет ждать транспорт.
Он отошел, уступая место Андрею.
- Начальники постов! Патроны и гранаты раздать бойцам! - приказал Земляченко. - Разойдись!
Уцелевшая машина подъехала ближе к месту, где было сложено спасенное имущество. Двое девушек забрались в кузов, другие начали подавать им катушки с кабелем, телефоны, продукты.
Ляхов спрятал карту и привычным движением сдвинул вздутый планшет на бок. Прикусив нижнюю губу, захромал к машине, опираясь на Андрея. Ухватившись руками за кабину, влез в нее и, стыдясь своей беспомощности, с силой захлопнул дверцу.
Полуторка тронулась с места, покатилась по широкой дороге, оставляя за собой длинный хвост пыли. В кузове, на мешках, сидели девушки, держа в руках винтовки и всматриваясь в небо…
Проводив взглядом машину, Андрей выстроил на дороге всех, кто остались с ним. На солдатах была полная боевая выкладка: противогазы, скатки, вещевые мешки, саперные лопатки; на поясе - подсумки и по две гранаты.
- Смирно! - скомандовал лейтенант. Он прошелся вдоль строя, опытным взглядом осматривая подгонку снаряжения. Может быть, на какую-то долю секунды задержал свой взгляд на раскрасневшемся лице Зины.
- На ре-е-мень!.. Нале-во! - Весь строй, как один человек, выполнил команду. - Шагом… марш!
Колонна качнулась и двинулась по дороге. Теперь здесь не было имен, не было девушек - только подразделение действующей армии.
Казалось, стало не так жарко, как было на машине. Пережитое так взволновало всех, что возбуждение еще не улеглось.
- Голов не вешать! Чайка - песню!
Какую-то минуту Зина молчала, а затем безлюдная румынская долина впервые услышала нашу песню:
До свиданья, города и хаты!
Нас дорога дальняя зовет.
Молодые смелые девчата,
На заре уходим мы в поход…
Девушки подхватили дружно, во весь голос:
Мы развеем вражеские тучи,
Разметем преграды на пути!
Пели с подъемом, словно хотели излить в песне свою растревоженную душу. Особенно лихо выкрикивали слово "девчата", которым девушки упрямо заменяли "ребята" в тексте песни.
Чистый голос запевалы звенел над всеми голосами:
Наступил великий час расплаты,
Нам вручил оружие народ.
До свиданья, города и хаты!
На заре уходим мы в поход.
Глава восьмая
1
Солнце начинало клониться к закату, когда Зина взяла свою винтовку, противогаз и вышла сменить Раю Лубенскую. Остановившись на наблюдательной площадке, возле котлована, Чайка приставила винтовку к ноге и доложила:
- Смена прибыла!
Лубенская - чернявая, молчаливая и замкнутая девушка - отдала Зине бинокль и, довольно потягиваясь, снимая с себя противогаз, направилась к землянке.
Зина привычным движением приложила бинокль к глазам и начала осматривать горизонт. По голубому шелку неба тонким кружевом расплылись белые облачка.
"Перистые", - подумала девушка. На юге, под дыханием легкого ветра, облака как будто таяли, а на западе, где багровел большой диск солнца, они сплетались в сплошной полог и кое-где громоздились друг на друга… "Нет, пожалуй, кучевые, - решила Зина. - Не к дождю ли?"
Воздушный океан дышал спокойствием. Парило. Над долиной, у подножия горного кряжа, поднималось вверх трепетное марево. Чайка отняла бинокль от глаз. Тихо и пусто. Тихо на земле и пусто в небе. Сегодня даже заявок на пролеты нашей авиации не было. Только издалека, с юга, от нефтяных промыслов, вместе с удушливыми испарениями долетал еле слышный гул.
Где-то на холмах запела дуда: румынский чабан собирал свою отару.
И опять тихо-тихо, спокойно. Словно и нет на белом свете войны…
Шло время. Прощаясь с землей, заходящее солнце будто решило еще раз залить все вокруг своими золотыми лучами. Запламенели медные стволы далеких сосен, матовым серебром вспыхнули вершины Южных Карпат.
Зина опять поднесла к глазам бинокль. Сосны и горы приблизились.
Девушка подняла голову выше. Теперь и облачное кружево казалось не очень далеким. Постепенно поворачиваясь, Зина обводила внимательным взглядом небо. Солнечные лучи вынудили ее на какое-то мгновение зажмуриться. И в этот миг до нее долетел тонкий звук, похожий на комариный звон. Правой рукой Зина крепче прижала к глазам бинокль, а левой, будто козырьком, прикрыла его сверху.