Скопов, управляя машиной, обернулся и одобрительно посмотрел на Антона. Зиверг уже дремал с полузакрытыми глазами, когда автомобиль свернул в узкий переулок и остановился за какой-то хозяйственной постройкой.
- Приехали? - очнувшись, спросил он.
Антон промолчал в напряжении, не сводя взгляда со Скопова. Тот же быстро вышел из машины и, просунувшись в заднюю дверь, профессиональным движением неожиданно заломал за спину Зивергу левую руку.
- Помогай, - крикнул он Антону и сам нагнулся, достав из-за пояса наручники.
Зиверг дернулся, вскрикнув от боли. Антон тут же выхватил у себя из внутреннего кармана пиджака короткий, но увесистый гаечный ключ и со всей силы резко ударил им Скопова точно в висок, и тут же еще раз. Скопов замер и повалился на колени трясущемуся от страха полковнику СД.
Почти весь следующий день Антон провел в полиции, уже в который раз свидетельствуя о том, как их пытался ограбить водитель такси и как он вынужден был обороняться лежащим под ногами гаечным ключом. Он охотно рассказал в мельчайших деталях, как все произошло, умолчав лишь о наличии наручников, - Антон выбросил их по дороге, когда бежал в полицейский участок, а также о том, что принес с собой и весь вечер носил в пиджаке этот гаечный ключ, которым убил таксиста.
Зиверг был мрачен. Антон с удовлетворением отмечал то, что он плохо помнит подробности вчерашнего вечера. После дачи показаний он, держась рукою за голову, растекся на потертом кожаном диване в ожидании проверки обстоятельств.
- Если бы не вы, господин Берг, - говорил он слабым голосом, - этот таксист наверняка убил бы меня…
Во второй половине дня в отделении полиции появился следователь гестапо и, поговорив с Зивергом наедине, сообщил, что пока их не задерживает.
- Эти остовцы совсем обнаглели, - прощаясь, сказал следователь. - По нашей статистике, в Риге большая часть краж и ограблений приходится именно на их долю.
- Кто был этот таксист? - спросил Антон Зиверга, когда они вышли из участка.
- Русский, - ответил Зиверг, - из пленных солдат. Сразу же вызвался служить нам и работал под присмотром гестапо. У него нашли "парабеллум". Я с ужасом думаю о своей участи, если бы вы не сели со мной в такси. Вы спасли меня, Отто, и теперь я обязан вам. Я уже тогда, на приеме у Линдеманна, понял, что наша встреча не случайна.
Антон был более чем доволен развитием событий, как и доверчивым фатализмом Зиверга. Он уже составил для себя общее представление о нем, которое не совсем вязалось с его представлением о том, каким должен был быть офицер разведки. Излишняя разговорчивость, увлекаемость и пьянство, по мнению Антона, были не лучшими качествами разведчика, что только подтверждало мнение Эльзы о всеобщем депрофессионализме в рейхе. Запланированная Антоном рискованная авантюра для того, чтобы войти Зивергу в доверие, была выполнена и, судя по всему, закончилась весьма удачно.
На следующий день Антон снова встретился с ним в отделении гестапо, где они подписали протоколы дознания и еще какие-то документы.
- Я попросил их побыстрее закрыть это дело, дабы избавить и вас, и себя от дачи нудных и чрезмерных показаний, - сказал Зиверг Антону. - К сожалению, мне пока не удается отблагодарить вас, Отто. Здешние угодники Кальтенбруннера уже доложили ему об этой истории. Меня срочно отзывают в Берлин, и уже через пару часов я буду трястись в поезде, а через сутки меня будет распесочивать начальство. Я хотел вас пригласить в ресторан и заодно посоветоваться по некоторым вопросам, но, увы. Когда будете в Берлине, обязательно позвоните мне.
Он достал из кармана блокнот, черкнул в нем номер телефона и, вырвав лист, протянул Антону.
- Позвольте я провожу вас на вокзал, - предложил Антон, разочарованный таким поворотом событий.
- Не стоит, друг мой, - ответил Зиверг. - Вы и так натерпелись из-за меня, отвечая на вопросы в полиции.
Не рискуя быть чрезмерно настойчивым, разочарованный поворотом событий, Антон вынужден был попрощаться.
Жизнь вошла в свою колею, но, зарываясь в листовках и прокламациях, Антон теперь все больше размышлял о других делах. Он думал о Жанне, о Эльзе, Власове, Зиверге, "Филине" и о том, каким образом ему покинуть Ригу и отправиться в Берлин.
Прошло еще около двух месяцев, пока не представилась реальная возможность для этой поездки.
Однажды, в конце рабочего совещания, когда почти все разошлись, Шторер иронично произнес, обращаясь к Антону:
- Не стоило вам спасать этого эсэсмана из Берлина. Судя по всему, они нам еще подложат крупную свинью.
- Что вы имеете в виду? - не понимая, спросил он.
- Все идет к тому, что, в конце концов, мы все будем ходить в черных мундирах. Несмотря на то что рейхсфюрер называл Власова свиньей и унтерменшем, его офицеры, так или иначе, готовят захват Движения и перевода его в состав СС.
- Ранее уже проходила такая информация, - заметил Барсуков, - но ничего подобного не случилось.
- Зато теперь, похоже, это может случиться. Есть сведения, что Власов недавно встречался с начальником пропаганды войск СС Понтером д'Алькеном, который объяснял ему преимущества, сулящие Движению в случае перехода в СС.
- Издателем журнала "Черный корпус"? - спросил Антон.
- Именно с ним.
- А чем это нам грозит?
- Многим, - ответил Шторер, поднимаясь из-за стола. - Если это произойдет, рухнут все наши планы.
Какие планы он имел в виду, можно было только догадываться.
На следующий день, придя на службу, Антон сразу же постучался в кабинет Шторера.
- Что-нибудь случилось? - спросил тот, отрываясь от бумаг.
- Ко мне пришла одна идея, которой я хочу с вами поделиться.
Шторер указал ему на стул и вопросительно поднял голову.
- Памятуя наш вчерашний разговор о судьбе Движения, - начал Антон, - я подумал, что, как ни странно, смог бы попытаться принести пользу в этом вопросе.
- Да? Каким же образом? - с интересом спросил Шторер.
- Я знаком с Власовым.
- И что же?
- Я служил у него при штабе переводчиком, но выполнял, по сути, адъютантские функции. Но дело, конечно, не в этом, а в том, что у меня с генералом сложились некоторые доверительные отношения, - явно преувеличивая, сообщил Антон. - Власов не самый открытый человек, но тем не менее со мной он часто беседовал на многие темы и порою делился тем, чем никогда не стал бы делиться с другими офицерами по штабу. Я был для него своего рода отдушиной, какую можно найти в общении с простым солдатом с… университетским образованием. Он постоянно приглашал меня выпить…
- Да? И о чем же генерал говорил с вами?
- О разном… О Китае, где он служил военным советником, о том, как рыбачил в детстве, о своих отношениях с Марией Вороновой - это его женщина из обслуги, о бездарности командующего фронтом Мерецкова, об Александре Невском…
- О ком?
- Об Александре Невском. Это русский князь, который в тринадцатом веке разбил тевтонцев на Чудском озере.
- А… Да-да, - вспомнил Шторер. - Печальная страница германской истории. Так в чем же ваша идея?
- Когда Власов был в Риге, я увидел, что его отношение ко мне не изменилось. Вот я и подумал: почему бы нам не использовать это обстоятельство?
- Вы считаете, что можете как-то влиять на него? - спросил Шторер со свойственной ему проницательностью.
- Именно, - ответил Антон. - Я мог бы попытаться поговорить с ним о нецелесообразности вхождения Движения в состав СС. Одно дело, когда на генерала пытаются влиять высокие, так сказать, заинтересованные лица, и совсем другое - мнение простого независимого человека. В истории были случаи, когда подобные мнения изменяли ход событий.
Шторер задумался. Он поднялся из-за стола и подошел к окну, за которым сыпалась первая снежная крупа, и порывистый ветер раскачивал голые ветки деревьев.
- Но в таком случае я должен буду посвятить вас в некоторые тонкости наших планов по поводу Движения, - произнес он, не оборачиваясь, сделав акцент на слове "наших". - Впрочем, может быть, это и необязательно для "независимого", как вы сказали, человека? Как вы считаете? - спросил он, обернувшись.
- Думаю, мне достаточно будет иметь самые общие представления, - ответил Антон.
- Пожалуй, об этом стоит подумать, - согласился Шторер и сел обратно за стол. - Хорошо. Я обсужу ваше предложение с начальством и сообщу вам.
Он дал понять, что Антону пора уходить. Прошла еще неделя, когда Шторер вызвал его и сообщил:
- Руководство поддержало наше предложение, Отто. Готовьтесь - вы едете в Берлин.
И Шторер без лишних прелюдий принялся излагать необходимые инструкции.
- Самое главное, - сказал он, - Власов должен уяснить, что только под эгидой высших офицеров вермахта - он знает этих людей - Русское Освободительное Движение имеет шанс не только превратиться в Освободительную Армию, но и перекинуться на советскую территорию. Он должен уяснить, что именно эти люди в рейхе, которые поняли, что война уже проиграна, являются реальной гарантией того, что, сбросив Сталина, можно установить мир между Германией и новым русским правительством, созданным Власовым. Что же касается СС: Власов должен понять, что эти фанатики никогда не отступят от идеологии фюрера и не пойдут на то, чтобы предоставить суверенитет России, а если и создадут Армию, то будут использовать ее лишь до той поры, пока им это будет выгодно. Мы думаем, что дальше каких-то военных тактических прорывов с помощью РОА дело не пойдет. Собственно, все это уже говорили Власову, но вы изложите ему эти мысли как свои и приведете свои доводы, с позиций простого члена Русского Освободительного Движения.
- Я все понял, - твердо ответил Антон.
- Связь будете держать через нашего человека в "Вермахт пропаганд". Вот его имя и адрес, по которому его можно найти. Это здание в Берлине, где располагается штаб "Русского комитета". Он бывает там по пятницам. Официальная версия вашей поездки - командировка в "Комитет" по сбору статистических материалов для рижского отдела. Здесь же адрес Власова.
Антон взял лист бумаги и направился к выходу.
- Только, к сожалению, если о передаче Движения в СС окончательно решат наверху, Власова просто поставят перед фактом, и его мнение вряд ли будет иметь вес, - вдогонку Антону, как бы размышляя, проговорил Шторер. - Ведь для Гитлера Власов все так же остается пленным русским генералом.
Антон помолчал и решился напоследок задать вопрос, который волновал его все эти дни.
- Я хотел бы спросить у вас, что знает абвер о деятельности Власова во время наступления его армии под Москвой?
- Зачем вам такие сведения? - насторожился Шторер.
- Чтобы добиться поставленной задачи, я хотел бы больше знать об этом человеке.
- О человеке, под командованием которого вы служили?
- Служил, но не так много знал о нем.
- Хм. Вас интересует его истинная роль в освобождении Москвы? Что вы слышали об этом?
- Разное говорят.
- Кто?
- Слышал как-то пьяный разговор в ресторане, среди офицеров.
- Понятно. Да, действительно, заслуга Власова в наступлении русских под Москвой не велика.
- Значит, это правда?
- По нашим сведениям, план наступления двадцатой армии был подготовлен генерал-майором Сандаловым и им же реализован. Власов вообще появился в войсках, когда его армия уже вышла на подступы к Волоколамску. Отлеживался в госпитале - лечил то ли воспаление среднего уха, то ли застарелый триппер.
- У вас даже такие подробности? - удивился Антон.
- Вы спросили - я ответил, - отрезал Шторер и небрежно выкинул руку вверх, дав понять, что их разговор слишком затянулся.
Глава 7
Антон ехал в Берлин, думая о том, что судьба, инспирировав эту странную поездку, все так же продолжает участвовать в его жизни. Странную, потому что планы Эльзы и Шторера (или людей, которые стоят за ними) так или иначе сошлись именно на нем одном - маленьком человеке из рижского пропагандистского отдела.
Антон был несказанно рад тому, что ему удалось нарушить свой устоявшийся жизненный порядок. Действительно: пребывание в Риге можно было назвать не иначе как "жизненный порядок", но не самой жизнью. Несмотря на поднимающее дух служение русской освободительной идее, жизнь Антона все так же оставалась пронизана туманной неопределенностью. Что будет завтра? Что будет через год? Как закончится война и сможет ли Русское Освободительное Движение набрать силу, дабы увлечь за собой всех, ожидающих перемен, русских людей, в том числе и его самого?
Антон не знал ответов на все эти вопросы, а его собственные прогнозы не были оптимистичными. Поэтому сейчас под стук колес он радовался, что судьба предоставила ему возможность хоть как-то более или менее самостоятельно направлять течение своей жизни.
Он ехал в купе один. Отоспавшись ночью, полдня смотрел в окно, любуясь прорисованными польскими пейзажами и маленькими уютными городками с пестрыми черепичными крышами.
Когда Варшава и Познань остались позади, у Антона неожиданно появилась мысль: "А почему бы ему, пока поезд не пересек границу Германии, не выйти на какой-нибудь станции? Плюнуть на эту искусственную жизнь, на все поручения и отправиться на юг, через Чехословакию и Австрию, в Швейцарию или Лилиану на поиски Жанны? Может, это своего рода шанс, который стоит обдумать, пока он еще находится в подвешенном состоянии на пути между Ригой и Берлином?" Антон вдруг быстро зарядился этой неожиданной идеей. Она все больше привлекала его своей простотой, надеждой и истинной, желанной целью…
Поезд остановился на какой-то маленькой станции, но буквально через пару минут тронулся снова. Дверь открылась, и проводник впустил в купе полного круглолицего человека с большим тяжелым саквояжем в руке. Ему было лет пятьдесят на вид. Лицо его вспотело и раскраснелось, видимо, от спешки на поезд. Он бросил саквояж на сиденье и устало плюхнулся рядом.
- Меня зовут Густав Эккель, - тут же представился он довольно приветливым тоном и, достав из кармана расческу, зачесал назад редкие взмокшие волосы. - Бежал к поезду - чуть успел!
Антон вынужден был заставить себя улыбнуться и в свою очередь представиться.
- Еду до Франкфурта, - сообщил попутчик, явно желая завести разговор. - А вы?
- А как скоро до Франкфурта? - ответил Антон вопросом.
- Скоро. Не более часа, без остановок, по прямой.
- Значит, следующая станция уже на территории Германии? - разочарованно спросил Антон.
- Сейчас вся Европа - территория Германии, - со вздохом ответил попутчик и снял пальто. - Только мне, как ни странно, это положение вещей не так уж и нравится.
- Да? - удивился Антон. - А вы не боитесь излагать свое мнение первому встречному?
- Вы намекаете, что вы из гестапо? - смело воскликнул Эккель. - Так я вижу, что вы не из гестапо. Вы вообще не военный человек.
- А кто же я, по-вашему? - спросил Антон.
- Какой-нибудь чиновник или ученый. Угадал?
- Угадали, - с улыбкой ответил Антон. - Я ученый.
- Вот! - удовлетворенно сказал Эккель. - Вы ученый, и вы - немец, несмотря на ваш странный акцент. Вы из Пруссии?
- Возможно. А вы, простите, разве не немец? - с иронией спросил Антон.
- Я? Ни в коем случае! Я - австриец!
- А… Но разве в этом большая разница? Фюрер тоже австриец…
- Не надо сравнений, - помахал Эккель пальцем. - Разница большая! - вызывающе произнес он. - Вы, немцы, мало едите, стараясь строить из себя потомственных аристократов, невзирая на происхождение, - прозвучал неожиданный ответ. - А мы, австрийцы, едим много и сытно и никого из себя не изображаем, а честно занимаемся своим делом!
С этими словами он открыл саквояж и стал выкладывать на столик съестные припасы.
- Прошу! Хлеб, шпик, овощи, сыр и "Божоле", - закончил он комментарий. - Лично я предпочитаю "Божоле", и мне плевать, что немцы ненавидят французов. Надеюсь и вы, господин Берг, не откажете мне составить компанию.
- Пожалуй, австрийцы действительно отличаются от немцев в лучшую сторону, - произнес Антон, глядя на все это простое деревенское изобилие.
- А я что говорил! - воскликнул Эккель и разлил вино по стаканам. - За знакомство!
- За знакомство, - вторил за ним Антон.
- А если серьезно, то именно за то, что вся Европа стала одной больной Германией, я и не люблю вас, немцев, - сказал он, отрезая кусок сала. - Причем я говорю не в политическом смысле, а в экономическом. На политику мне плевать! Последствия ваших политических ошибок и войн вам же и придется расхлебывать. А последствия ваших экономических безобразий расхлебывать приходится нам - австрийцам, чехам, румынам и всем остальным.
- Пожалуй, я понимаю вас, - сочувственно произнес Антон.
- Откуда вы что понимаете?! Вы же ученый. Это может понять промышленник, предприниматель или торговец, как я.
- Так вы коммерсант?
- Да! - с гордостью ответил он. - Это я кормлю вас, немцев, сыром, мясом и пою вином. А заодно чехов, румынов, лилианцев, французов и кого-то еще… не помню. Моя фирма - "Эккель и сыновья" мне досталась от отца еще в двадцать восьмом году. У нас было двадцать пять филиалов по Европе и отлично налаженные торговые связи до тех пор, пока вы, немцы, не перекроили все на свой лад. Теперь я вынужден содержать около сорока филиалов, но это все равно неспособно улучшить положение. Нам - предпринимателям и коммерсантам - обещали единое экономическое пространство и низкие налоги, а реально мы получили экономический бардак, растущие поборы, диктат ваших тупых гауляйтеров и недоверие европейских крестьян, когда они слышат немецкую речь. А австрийцы, к сожалению, говорят на немецком. Выпьем!
- Благодарю.
- Вот так, дорогой мой друг, - заключил Эккель. - Я рад, что вы не обижаетесь на меня. Конечно, говоря о немцах, я прежде всего имею в виду ваших мудрецов из министерств, которым доверили работу по перекройке Европы. Кстати, а вы-то сами куда направляетесь, господин Берг? - спохватился он. - Вы проигнорировали мой вопрос в самом начале нашего знакомства.
- В Берлин, - ответил Антон. - По научным делам. Я занимаюсь историей в одном образовательном учреждении.
- Слава богу, что вы едете не в министерство экономики, - рассмеялся Эккель. - Выпьем!
Они выпили в очередной раз, когда за дверью раздался голос проводника:
- Франкфурт! Через тринадцать минут подъезжаем к Франкфурту!
Собравшись, Эккель достал из бумажника визитную карточку и протянул ее Антону.
- Здесь адрес моей берлинской конторы и телефон, - сказал он. - Решите погостить у меня - выпью с вами с удовольствием.
Берлин - серая каменная глыба с белыми прорисованными прожилками мокрого снега, который осел на карнизах и подоконниках домов, на крышах автомобилей и тротуарах. Столица рейха встретила Антона снежной сыростью и сильным порывистым ветром. На вокзале он сел в такси и попросил доставить его на улицу Кибитц Вег, где располагался штаб генерала Власова. Антон сразу же решил ехать туда, уверенный, что Власов обязательно примет его.