Рассматривая город из забрызганного грязью окна автомобиля, Антон отмечал, что немецкая столица явно отличается от Риги не только размерами, архитектурой и широкими улицами, но и настроением. Величественный Берлин был сер и мрачен. Съежившиеся прохожие семенили по тротуарам, прикрываясь от ветра черными шапками зонтов. На перекрестках было много полицейских патрулей. Кое-где машина останавливалась в заторах - ей приходилось объезжать завалы от разрушенных зданий, пострадавших от налетов английской авиации. Здесь, в сердце рейха, как ни странно, более явственно чувствовалось дыхание войны, и Антон пожалел, что так и не рискнул сойти с поезда.
Но тяжелые ощущения остались в центре города. На Кибитц Вег тревога ушла, растворившись в рядах симпатичных ухоженных домов столичных бюргеров. Около одного из них машина остановилась, и Антон оказался перед двухэтажным особняком, очень напоминающим особняк в Риге, где он нес службу. Палисадник отделял дом от улицы, а за ним ветер раскачивал голые ветви садовых деревьев.
Антон мысленно перекрестился, взошел по ступенькам на крытое крыльцо и позвонил. Через пару минут дверь слегка отворилась, и на пороге появился крепкий молодой блондин в форме солдата РОА. На поясе у него висела кобура с пистолетом.
- Что вам угодно? - спросил он на плохом немецком языке.
- Я хотел бы увидеть генерала Власова, - ответил Антон, сжимаясь от холодного порывистого ветра.
- Генерал сейчас не может принять вас, - дежурным тоном сообщил охранник. - Как ваше имя?
- Отто фон Берг… то есть моя фамилия - Горин. Я прибыл из Риги, из отдела "Вермахт пропаганд", - сказал Антон и показал удостоверение.
- Из Риги? - оживился охранник. - Подождите минуту.
Вскоре дверь снова открылась, и перед Антоном появился уже другой человек, лет под сорок, приятной интеллигентной наружности, в штатской одежде. У него были темные волосы, внимательный выразительный взгляд и открытая улыбка.
- Вы из Риги? - спросил он уже по-русски, и в его речи явно послышался прибалтийский акцент.
- Да. Я служил у генерала Власова…
- Знаю, знаю, господин Горин, - перебил он Антона и распахнул дверь. - Прошу! Извините, что пришлось продержать вас на этом ужасном ветру. Мы вынуждены соблюдать меры предосторожности.
Антон вошел в дом и оказался в небольшом холле, в который выходили двери комнат, а также лестница, ведущая на второй этаж. Из одной комнаты доносились мужские голоса.
- Меня зовут Сергей Борисович, - представился Антону встречающий. - Я здесь вроде управляющего. Снимайте пальто и следуйте за мной. Андрей Андреевич ждет вас.
Антон разделся и вошел в просторную, светлую, скромно обставленную гостиную с белыми стенами. За большим столом, над которым огромным барабаном висел круглый коричневый абажур, сидели три человека. Один из них - Андрей Андреевич Власов - всем, корпусом развернулся на стуле в его сторону.
- А-а… Горин! - неожиданно приветливо воскликнул он своим сочным басом. - Рад снова видеть тебя, дружище! Давай, давай, проходи!
Антон даже удивился такой теплой реакции генерала на его появление и смущенно улыбнулся.
Власов привстал с места, пожал Антону руку и предложил сесть за стол, напротив себя.
- Мой лучший переводчик, Антон Горин, - представил его генерал своим собеседникам.
- Малышкин Василий Федорович, - представился один из них - человек лет под пятьдесят с улыбчивым интеллигентным лицом и умными, чуть прищуренными глазами.
- Трухин, - сухо сказал другой - более мрачного вида, узколицый, с тонкими губами и выступающим вперед массивным подбородком.
- Чего приехал? - спросил Власов. - По службе или как? Надолго ли?
- По делам рижского отдела, да и с вами, Андрей Андреевич, повидаться хотел… поговорить…
Власов пристально посмотрел на него и, выдержав паузу, сказал:
- Ладно. Поговорим. А сейчас обедать будем. Голоден небось?
- Честно говоря, не отказался бы.
- Серега! - обратился он к Сергею Борисовичу, стоявшему у входа. - Ну, скоро они там с обедом?
- Скоро, Андрей Андреевич, - ответил тот.
- Пусть хоть пока водку принесут!
Сергей Борисович удалился, а через несколько минут появился денщик с подносом. Он принес бутылку и уже разлитую по стаканам водку, хлеб да тарелку соленых огурцов.
- Выпьем за сдвиги в нашем деле! - произнес Власов и залпом осушил стакан.
Антон выпил со всеми и закусил ядреным огурцом.
- Так что вы говорили, Василий Федорович? - обратился Власов к Малышкину. - Чего вы там, говорите, Сталин понял?
- Я говорил, что, по данным нашей разведки, в Москве все же осознали, что им грозит в случае широкого подъема Русского Движения. Наши воззвания сделали свое дело. О нас много говорят советские солдаты и офицеры на передовой.
- Это хорошо, - сделал вывод Власов.
- Да, но тут есть и другая сторона, - спокойно сказал Малышкин. - Видимо, Сталин наконец-то понял, что наши планы не мелкотактические. Он понял, что наша программа подрывает всю большевистскую идеологию. Отрицательный результат состоит в том, что большевики уже начинают принимать меры против нас, пока мы тут сидим в полуподполье и…
- И не можем противопоставить им решительные военные действия, - дополнил его Трухин.
- Вот именно.
- И какие же меры предпринимают большевики? - спросил Власов.
- Они начинают компрометировать вас, Андрей Андреевич, в глазах русских людей, - ответил Малышкин. - Если раньше о вас молчали, как и о деятельности всего Русского Освободительного Движения, то теперь, как по команде, в советских газетах стали появляться сообщения о генерале-предателе и его приспешниках.
- Понятно, - мрачно проговорил генерал и снова разлил водку по стаканам. - К сожалению, пока мы можем делать только одно - улучшать работу Дабендорфа и других пропагандистских школ, - сказал он и посмотрел на Трухина.
- Только этим и занимаемся, - ответил тот. - Недавно тысячу курсантов отправили на западный фронт, в самое пекло, а следом ускоренными темпами готовим еще партию.
- Выпьем за немцев! - сказал Власов, поднимая стакан. - За этих кретинов из СС и из их идиотской партии. Чтобы господь дал им хоть немного ума, и они осознали наконец-то, что не смогут обойтись без нас.
Он выпил и, закусив, продолжил:
- Я давно понял, что большинство из них - законченные идиоты. Еще летом, когда Двингер приглашал меня со Шрикфельдом в Вену и Баварию. Тогда пришло ошеломляющее известие, что Сталин разгромил их под Курском, чем, по сути, уже решил исход войны. А эти, далекие от реального положения вещей болваны вместо того, чтобы уже думать о том, что пора им разбегаться по углам или всеми силами вооружать нас, русских, вместо этого всю поездку говорили со мной о сельском хозяйстве, об аграрной реформе в России и обсуждали сценарий фильма о примирении немцев и русских. Кстати, сценарий-то хороший был, но боже, как я устал от этой пустой болтовни! Фрейлих… Серега! Антонов! - вдруг гаркнул Власов. - Ну, где обед-то, черт возьми! А какой у них везде процветает бардак, доложу я вам, - вернулся он к теме разговора. - Бардак на фоне их хваленого немецкого порядка. Сколько должностей они напридумывали - гауляйтеры, правительственные президенты, обер-президенты, рейхскомиссары, генеральные и всякие особые там уполномоченные… Ужас! И все как бы имеют вес, и все противоречат друг другу. А главное - я никак не пойму их субординацию и разделение власти. Гиммлер, Геббельс, Борман, Геринг и кто там еще… На что влияет сам Гитлер, когда на него влияют все кому не лень - непонятно. Именно поэтому мы до сих пор топчемся на месте…
Вскоре принесли обед - ароматные русские щи и вареную картошку. Антон разомлел от горячей пищи и от водки, но все остальные за столом бодро и активно продолжали разговор. К ним присоединился Сергей Борисович Фрейлих.
- По мне, лучше при немцах, чем при большевиках, - говорил он за обедом. - Я ведь в Риге жил, когда в город вошли советские войска. Моей дочери тогда восемь лет было. Когда она пошла в школу, ей сказали, что она должна любить Сталина больше, чем своих родителей. Она со слезами на глазах меня спросила: "Это правда, папа? Но ведь я же совру, если скажу так…" Вот после этого случая я решил пойти в латышскую армию, а затем и в вермахт. Тогда многие в Латвии пошли служить добровольцами к немцам. Из двух зол, как говорится, мы выбирали меньшее.
- А я в Красной Армии с восемнадцатого года, - сказал Трухин. - Когда отца с братом арестовали, вызвали меня в ЧК и сказали: "Хочешь им помочь - бери в руки винтовку. Кровью смоешь их вину, а заодно и свое дворянское происхождение". Только это все равно не помогло. Расстреляли их. Ну а я пошел как по накатанной - Академия, Саратовский пехотный корпус, Балтийский округ… Так дослужился до начштаба Северо-Западного фронта.
- Как же вы в плен попали, будучи в такой высокой должности? - спросил Фрейлих.
- Да так же, как и я, - ответил за него Власов. - Предали отцы-командиры.
- Похоже на то, - подтвердил Трухин.
- А я в плен под Вязьмой попал, - сказал Малышкин. - Когда предложили поступить на курсы пропагандистов, пошел сразу, не задумываясь. Я на советскую власть еще с тридцать восьмого зуб имел. Меня тогда арестовали и больше года усердно выбивали признание в антисоветской деятельности. Чудом я тогда выжил. Тяжко было и обидно, а сейчас ничего - притупилось. Даже вспоминать могу.
Он говорил размеренным спокойным тоном, без всякой тени ненависти, с легкой улыбкой на лице.
Антон слушал воспоминания этих людей, которые так много тяжелого вынесли в своей жизни, и думал о том, как много им еще предстоит перенести на пути, который они выбрали для себя.
- Ну а ты, Горин, на фронт небось добровольцем ушел? - спросил Власов, вновь разливая водку.
- Да, Андрей Андреевич, добровольцем, - ответил Антон и выпил. - Иначе сидел бы сейчас где-нибудь в сибирском лагере. Я перед началом войны как раз из НКВД сбежал.
- Сбежал? - удивился Фрейлих, и Антон заметил, как на лицах собеседников к нему сразу же возник неподдельный интерес.
- Сбежал, - подтвердил Антон. - Меня тогда к следователю привели и оставили перед кабинетом ждать вызова. Но тут к нему вошли и самого забрали. А про меня забыли. Ну, я схватил со стола документы и сбежал.
- Невероятно! - произнес Малышкин. - И что же дальше?
- Скрывался. Люди добрые помогли. А потом чекисты снова на меня вышли, но я снова сбежал. А тут война. Записался добровольцем и попал под командование Андрея Андреевича.
- То-то я смотрю, тобой все наш особист интересовался, царствие ему небесное, - сказал Власов. - А ты, Горин, мне таких подробностей не рассказывал.
- Да как-то случая не представлялось.
- А что шили-то энкавэдэшники? - спросил Трухин.
- Чушь всякую. Я и сам тогда не понял, - отмахнулся Антон.
- Да… - глубокомысленно произнес Власов. - Что сделали с Россией. У нас отъявленным врагом режима или изменником родины принципиально считается каждый думающий иначе. Или просто ищут козлов отпущения. Поэтому советские люди внешне выучились соглашаться с требованиями режима. Что они думают и чувствуют - они тщательно скрывают. Это привело к известной шизофрении, что и есть одно из величайших преступлений большевистских вождей. Давайте выпьем, господа, еще раз за наше дело! - предложил он. - Другой задачи перед нами сейчас нет.
Антон опять выпил и вытер рукавом пот, выступивший" на лбу. Больше он пить не мог. Внимательный Сергей Фрейлих, видимо, заметив его состояние, предложил отдохнуть с дороги. - Ты где остановился, Горин? - спросил Власов и тут же запросто предложил: - Живи у нас. Фрейлих найдет тебе место. Найдешь, Серега?
- Найду, конечно.
- А я тебя в штаб к себе определю. Мне постоянный переводчик нужен.
С этих пор Антон поселился на вилле. Ему выделили маленькую кладовую с форточкой. Оттуда убрали вещи и бросили на широкую полку матрас с постелью. Кроме самого Власова, на вилле жил его заместитель - генерал Малышкин, их адъютанты, а также денщики, повара и охрана, которая в основном состояла из прибалтов.
Дни проходили в бездействии. Это быстро стало понятно даже Антону. Власов по утрам гулял по пустому саду, что располагался за домом, потом слушал доклады, отдавал какие-то мелкие распоряжения, анализировал по картам ход военных действий, встречался с посетителями - немецкими военными и работниками его штаба. Власову переводил сначала Фрейлих, а потом все больше Антон. Разговоры были незначительные и касались в основном прогнозов о будущем Русского Движения.
- Мы все время ждем, что что-то должно произойти, - как-то сказал Антону Сергей Фрейлих.
Он заведовал всей жизнью на вилле, но сам здесь не ночевал, так как имел свое жилье в Берлине. Как потом Антон узнал, Фрейлих был довольно преуспевающим коммерсантом и владел собственной фирмой в Риге. Он служил у Власова исключительно по идейным соображениям в отличие от тех, чья идейность совпадала с неопределенностью их жизненного положения и зависела от стечения обстоятельств.
Для разговоров с Власовым подходящего случая пока не предоставлялось, и Антон не торопил события.
На третий день своего пребывания в Берлине он отправился на Викторианштрассе, 10, в штаб русских сотрудников отдела "Вермахт пропаганд", на встречу с Фридрихом Магштадтом - человеком Шторера, с которым ему приказано было держать связь.
Обстановка в штабе была удручающей и мрачной. По грязным обшарпанным помещениям с зарешеченными окнами бродили русские сотрудники, занимавшиеся знакомой Антону организационной пропагандистской работой.
К удовольствию Антона, Магштадта на месте не оказалось. Дежурный секретарь сообщил, что тот выехал из Берлина и когда появится - неизвестно. Воистину был прав Власов, когда ставил под сомнение хваленый немецкий порядок. Но Антон тому и обрадовался, что не придется что-то выдумывать и изображать видимость работы, пока не произошло конкретного разговора с Власовым.
Теперь Антон был практически предоставлен самому себе, и первое, что он решил сделать, позвонить Гюнтеру Зивергу. Звонок он совершил с виллы Власова, когда поблизости никого не было.
Услышав голос Антона, Зиверг обрадовался, или, по крайней мере, ему так показалось. Во всяком случае после недолгих размышлений он предложил встретиться в семь часов вечера в ресторанчике "Менестрель", на Ладенштрассе.
Антон доложил дежурному по канцелярии, что будет допоздна работать в русском отделе "Вермахт пропаганд", и к назначенному времени направился на встречу.
Ресторан "Менестрель" был уютным полупустым заведением со свечками на столиках и разнообразием пивного ассортимента.
Зиверг сидел один в глубине зала. Он был в штатском и выглядел более озабоченным, нежели раньше. Увидев Антона, он сдержанно махнул ему рукой, приглашая за столик.
- Рад видеть вас, Отто, - сказал он, когда Антон сел напротив. - Несмотря на наши с вами приключения в Риге, я чувствовал себя там более свободным, чем здесь. С каждым днем становится все больше дел, так что прошу простить меня, что не смог встретиться с вами раньше.
- Ну, что вы, Гюнтер, - осмелился назвать его по имени Антон. - Я понимаю, что служба всегда на первом месте.
- Прошу вас, пиво, - предложил Зиверг, подозвав официанта с подносом.
- За встречу, - произнес Антон, и они оба пригубили темного прохладного напитка.
- Какими судьбами в Берлине? - спросил Зиверг.
- По делам службы, - ответил Антон. - Мое рижское начальство поручило собрать для них кое-какую статистическую информацию. Кроме того, Власову опять понадобились мои услуги переводчика.
- Вы остаетесь в контакте с вашим генералом?
- Приходится. Я даже временно остановился у него на вилле.
- На вилле? - удивился Зиверг. - Разве он не под арестом? Ведь его отстранили от дел.
Антон понял, что взболтнул лишнего, и подтвердил:
- Да, действительно: он под домашним арестом, сидит в ожидании своей участи.
- Я слышал, что ему не долго осталось ждать. Рейхсфюреру все вокруг активно навязывают мнение о необходимости перевода Власова в состав СС.
- А как вы относитесь к этому?
- Никак, - спокойно ответил Зиверг. - Это не мое дело. У меня сейчас своих проблем более чем достаточно. Начальство требует скорых и действенных результатов по всем видам научных работ в рейхе. А результатов мало. Причем, если у физиков что-то там более или менее движется и есть надежды на кое-какие перспективы, то от гуманитариев и оккультистов реального толку, к сожалению, пока не видно.
- По моему мнению, от гуманитариев может быть толк, если к их исследованиям, конечно, подключат химиков, физиков, биологов… - сказал Антон.
- Вы правы, Отто, - согласился Зиверг. - Но пока это не очень удается. Все специалисты продолжают заниматься своими узконаправленными задачами и очень неохотно идут на контакт друг с другом, в результате чего целый ряд проектов так и остается в зачаточном состоянии.
- Видимо, большинство из них зациклились в решении своих вопросов.
- Вот именно, друг мой, вот именно. В связи с этим я не скрою, что неоднократно вспоминал вас, Отто. Знаете, я хотел бы привлечь вас к нашей работе.
- Меня? - удивился Антон, отчасти потому, что разговор неожиданно быстро поворачивал в нужное ему русло.
- Да, вас. Знаете, я верю в судьбу, которая периодически сталкивает меня с вами. Кроме того, вы спасли мне жизнь, и я никогда не забуду этого.
- Да полно вам, Гюнтер.
- Нет, это знак божий!
"Фаталист - находка для шпиона", - удовлетворенно подумал Антон и спросил:
- Но чем я могу быть полезен вам?
- У вас есть докторская степень? - спросил Зиверг.
- Была, - соврал Антон. - Только ее аннулировало НКВД. Мне кажется, я рассказывал вам об этом.
- Да, да, припоминаю. Но не в этом, конечно, дело. А дело в том, что хоть и был я изрядно выпивши тогда, в Риге, но хорошо запомнил ваше мнение по поводу наших научных целей и задач.
Антон пожал плечами, сделав вид, что плохо помнит этот разговор.
- Вы правильно сказали тогда о необходимости создания новых видов вооружений с помощью расшифровки древних знаний, - продолжил Зиверг. - Поэтому я и хочу вам предложить поработать в моем отделе, в среде тех аналитиков, что занимаются обобщением гуманитарных исследований с целью извлечения из всех этих работ рационального, так сказать, зерна, то есть выделить наиболее перспективные направления.
- Не стану скрывать, что это было бы интересно мне, - сказал Антон. - За то время, что идет война, я вынужден был постоянно заниматься чем угодно, только не своим прямым делом, к чему периодически рвется моя душа.
- Вот и прекрасно. Теперь у вас будет такая возможность.
- Что ж, я согласен. А где будет располагаться место моей новой службы? Мне не придется уезжать из Берлина?
- Это под Берлином, - ответил Зиверг. - Городок Фюстенвальд, недалеко от столицы. А почему вас волнует это?
- Дело в том, что у меня еще остаются обязанности в Русском Освободительном Движении, и я не хотел бы полностью бросать их. Тем более, как мне представляется, это может помочь и вашей работе.
- Помочь мне? Каким образом?