"Со всем этим, - говорю, - друзья, кончать надо - и с колхозами, и со Сталиным. А кончать нам трудно. Не верим друг другу. Сговориться никак не можем. Вот мы стоим с вами, через речку беседуем, вы голову только высовываете, и мне страшно. А что мы, враги, что ли? Нет, не враги. Я так же, как и вы, на Сталина и партию двадцать лет работал, да не хочу больше. И вы тоже не хотите. А боимся друг друга".
С той стороны голос доносится:
"А ты не бойся, говори смело. Брат в брата стрелять не будет".
Я опять им, что вот, мол, сейчас разговоров много о том, что перемены будут большие после войны, послабление будет дано. А я, говорю, братцы, не верю в это. И все мы здесь не верим. Да и вы не верите. Сейчас, говорю, обещают, а потом, когда оружие сдадите, ничего не дадут. Надували уж не раз, пора привыкнуть.
Опять басит кто-то оттуда:
"Ну, мы так легко не отдадим. Мы тоже соображаем, научились…"
Беседуем так довольно долго. Пить захотелось мне невмоготу, все-таки не говорить, а кричать приходится.
"Ну, что ж, братцы, говорю, до свидания, пойду "выпить чего-нибудь, горло пересохло, да вам отдохнуть пора".
С той стороны голос:
"Чего ж уходить-то, вот тебе речка рядом, напейся, да еще потолкуем".
Дилемма стоит передо мной трудная. Речка - вот она, действительно рядом, да чтоб дойти до нее, нужно совсем вылезти и стать во весь рост. А ночь лунная, на сто метров кругом видно, как днем. А до них рукой подать. Страшно стало. А черт их знает, двинет какой-нибудь из автомата - прощай, пропагандист Боженко, не будет больше разговоров ночных вести! Опять же, может быть, за это время какое-нибудь начальство к ним подползло, тогда они не стрелять не могут… С другой стороны, я только что говорил о братстве нашем, об общей нашей судьбе, о необходимости доверия друг к другу. Не выйду - некрасиво получится. Подумают, что разговор только на словах был. Быстро надо это сообразить - задержка производит тоже нехорошее впечатление. Решился я. Перекрестился и вылезаю: будь что будет. Пристально смотрю в ту сторону, их не видно, в окопе сидят. Тихонько спускаюсь к реке. Пить уже мне совсем расхотелось. Нагибаюсь, булькаю руками в воде и иду обратно. Тут самый страшный момент наступил. Повернулся к ним спиной и чувствую - большая она у меня такая, и если выстрелят, не могут не попасть… Не выстрелили. Добрался я до своего укрытия, залез обратно - как две горы с плеч свалились.
"Спасибо, - говорю, - ребята". "На здоровье!" - кричат оттуда… Потом смена им пришла. Они что-то пошушукались, слышу, другие голоса отвечают. Так я в ту ночь до утра домой и не уходил, все разговаривали.
Когда пропагандист закончил, Власов собственноручно налил ему водки в стакан и сделал вывод:
- Знать, доходит ваше простое слово до сердец красноармейцев! В этом-то слове и есть наша главная сила! Прав был отец Александр - не оружие, а слово правды, в которое мы глубоко верим, призвано для спасения России.
Генерал осушил стакан и, подумав, добавил:
- Но без оружия все же никуда.
* * *
Утром следующего дня они снова были в Берлине.
Антон шагал по направлению к Кибитц Вег, когда рядом с ним неожиданно остановился автомобиль, и из него вышел Зиверг.
- Я вынужден извиниться, Отто, что надолго исчез из вашего поля зрения, - сказал он и предложил Антону сесть в машину. По всему было видно, что у него хорошее настроение. - Я обдумал ваше предложение и даже обсудил его с Шелленбергом, - сообщил он, когда автомобиль тронулся с места. - Шеф поддержал его. Мы займемся этой работой, и именно вы, Отто, примете в ней непосредственное участие. Сейчас мы собираем все силы, даже самые незначительные, на первый взгляд.
- Я готов, - согласился Антон, подумав, что научного толку от него все равно не будет, даже если бы он реально захотел этого. - Более того: я мог бы взять на себя не только проработку списков, но и проведение предварительных бесед с учеными на предмет оценки их возможной пригодности к ведущимся исследованиям. Если, конечно, вы сочтете возможным посвятить меня в основные темы.
- Теперь это возможно, - сказал Зиверг. - Не скрою, много времени ушло на то, чтобы провести проверку относительно вас на предмет благонадежности.
- Я не сомневался в этом, - с некоторым волнением ответил Антон.
- Теперь же я могу оформить вас как научного сотрудника нашей организации.
- Какой организации?
- Отныне вы будете сотрудником отдела по науке имперского министерства внутренних дел. Это ваша официальная должность. На самом деле наша рабочая группа, группа 6-Г - это научно-методический отдел шестого управления РСХА - управления международной разведки. Мы организовываем общую координирующую деятельность большинства научных институтов рейха.
- А куда мы едем? - только и смог вымолвить Антон, обескураженный такой новостью.
- До конца улицы, - ответил Зиверг. - Вы уже подготовили за это время хоть какие-нибудь материалы?
- Кое-что есть.
- Они у вас дома? Можете мне сейчас же передать их?
- Да, конечно…
- Вот и отлично. Я высажу вас за углом и буду ждать с противоположной стороны улицы.
Через четверть часа Антон снова сел в машину Зиверга и передал ему папку со списками.
- Увесистый труд, - сказал Зиверг. - Надеюсь, вы не забыли отметить, где можно найти этих людей?
- Конечно, нет, - ответил Антон. - Образование, специальность, подразделение службы или место работы.
- Прекрасно, Отто. Вы хорошо поработали, - одобрительно произнес он. - В скором времени вы получите чин унтершарфюрера СС.
- Это для меня не главное, - вырвалось у Антона.
- Вы получите его хотя бы на основании того, что являетесь поручиком РОА, а РОА отныне, как и все власовское движение, уже состоит в рядах ордена.
- Я поручик РОА?! - удивился Антон. - Но откуда у вас такие сведения?
- Не забывайте, что разговариваете с полковником разведки, Отто, - произнес Зиверг. - В управлении давно установлено наблюдение за тем, что происходит в штабе Власова. Что касается вашего назначения, так оно состоялось лишь вчера и потому вы еще не знаете о нем.
- У вас оперативные сведения! - с преувеличенным восхищением в голосе и с тревогой внутри воскликнул Антон, а Зиверг самодовольно кивнул головой.
Когда Антон вернулся на виллу, Власов ужинал в компании Малышкина, Фрейлиха и еще нескольких человек.
- Где гуляешь, Горин? - спросил он, наливая водку в пустой стакан. - Садись, выпей за свое новое звание - поручик Русской Освободительной Армии! Давай, Горин, давай! За тебя! И за наше дело!
Ночью Антон лежал в своей каморке, и мысли его скользили по череде последних событий. Он думал об Эльзе и Зиверге, а также о том, что в судьбе тех людей, которых Зиверг выберет из его списка, он сыграет определенную роль. Эта роль может оказаться для них положительной в свете той информации, которую сообщила ему Эльза. Ведь все они согласно правилам будут выведены из списков членов РОА, и, может быть, в случае краха Движения это сможет спасти им жизнь.
Глава 9
Встреча с Гиммлером была назначена на двадцать первое июля сорок четвертого года. Власов ждал ее с нетерпением, раздраженно выслушивая советы своих заместителей о том, как вести себя с рейхсфюрером СС.
Но встреча не состоялась. Накануне, двадцатого июля весь Берлин облетела новость о покушении на Гитлера. Сразу же возникло множество самых разнообразных слухов, но уже ночью радиостанция "Германия" передала в эфир обращение фюрера к нации:
- Мои немецкие товарищи! - выкрикивал он из репродуктора. - Я выступаю перед вами сегодня, во-первых, чтобы вы могли услышать мой голос и убедиться, что я жив и здоров, и, во-вторых, чтобы вы могли узнать о преступлении, беспрецедентном в истории Германии…
Бомба, подложенная полковником графом фон Штауфенбергом, взорвалась в двух метрах справа от меня. Взрывом были серьезно ранены мои верные и преданные сподвижники, один из которых погиб. Сам я остался совершенно невредим, если не считать нескольких незначительных царапин, ожогов и ссадин.
Я рассматриваю это как подтверждение миссии, возложенной на меня провидением…
Круг этих узурпаторов очень узок и не имеет ничего общего с духом германского вермахта и прежде всего германского народа. Это банда преступных элементов, которые будут безжалостно уничтожены.
Поэтому сейчас я отдал распоряжение, чтобы ни одно военное учреждение… не подчинялось приказам, исходившим от этой шайки узурпаторов. Я приказываю также считать долгом арест каждого, кто отдает или исполняет такие приказы, а если он оказывает сопротивление, расстреливать его на месте…
- Узнаю до боли знакомые речи, - произнес Малышкин, сидя у радиоприемника. - Как будто на родину вернулся.
- Это может обернуться для нас катастрофой, - заметил Власов. - Теперь неизбежно начнутся репрессии, которые могут ударить и по нам. Бедный Штауфенберг! И себя погубили, и нам мероприятие сорвали.
- Обидно, что такое дело и вхолостую, - заметил адъютант Власова, Ростислав Антонов. - Лучше бы сразу с нами посоветовались. Мы бы им хороших спецов подыскали из бывших чекистов…
- Не до шуток, - бросил ему Власов.
На следующий день позвонил адъютант д'Алькена и сообщил, что встреча с рейхсфюрером откладывается на неопределенный срок. Сразу же на виллу зачастили типы из СС - приходил и бывший член военного трибунала и следователь из СД. С ними Власов был предельно сдержан и дипломатичен как никогда.
- Не скрою: у нас есть основания полагать, что у вас тоже может быть интерес в устранении фюрера, - сказал Власову штандартенфюрер Шерф.
- И на чем же основываются ваши предположения? - спросил Власов.
- На том, что в случае обезглавливания рейха многие предательские элементы повылезали бы из своих нор и в страхе кинулись бы к союзникам искать немедленного позорного мира. В случае успеха таких переговоров на западе будет достигнут мир, а фронт на востоке при поддержке англо-американцев будет предоставлен вам, что как раз соответствует целям и задачам вашего движения.
- Это крайне поверхностное предположение, штандартенфюрер, - спокойно ответил Власов, - ибо то, что, как вам кажется, должно быть выгодно нашему движению, на самом деле означало бы неминуемый крах его.
Шерф вопросительно посмотрел на Власова.
- Если будет мир на западном фронте, - пояснил он, - то он немедленно воцарится и на восточном, так как там просто некому будет воевать. Союзники не рискнут после боев с вермахтом, из огня да в полымя, воевать с Красной Армией. А РОА просто не может этого сделать, потому что ее воинские силы до сих пор так и остаются несформированными. Для этого была нужна хорошо подготовленная и мощная армия. Армия, которой пока нет и создание которой сейчас полностью зависит от руководства рейха. Поэтому в наших интересах сохранение того, что есть, ради одной цели - формирования реальных боеспособных подразделений РОА.
- Не могу не согласиться, что в ваших словах есть определенная логика, - помолчав, произнес Шерф.
Сразу же осмелевший Власов добавил:
- Если и есть для нас какая-либо причина желать устранения Гитлера, то она состоит лишь в скорейшем прекращении войны с целью сохранить многие миллионы жизней. Возможно, если бы у меня были возможности, я бы и пошел на это, пусть ценой краха нашего дела, но, уверяю вас, господин полковник, таких возможностей у меня не было.
- Вы смелый человек, - заметил Шерф и, лениво выкинув вверх руку, вышел из кабинета.
Через несколько дней пришло тревожное известие о неожиданном исчезновении одного из руководителей Русского Освободительного Движения Мелетия Александровича Зыкова.
Антон часто видел этого невысокого восторженного человека, по внешнему виду еврея, которого очень ценил Власов. Все знали о его бывшем родстве с наркомом просвещения Бубновым - он был ранее женат на его дочери, - а также о близости к Бухарину. В Движении Зыков всегда играл заметную роль, считаясь главным его идеологом. Он был автором почти всех основных программных документов и меморандумов. Правда, мнение Зыкова о будущем России расходилось с мнением Власова. Он оставался приверженцем народной революции семнадцатого года, считая, что Сталин исказил ее идеалы. Но противоречий в делах между ними не было. Оба считали, что сначала надо победить Сталина, а потом решать, какому строю быть в России.
Рассказывали, что Зыков находился у себя дома, в деревне под Берлином, когда его позвали к телефону, который находился в соседнем трактире. У трактира какие-то люди запихнули его в машину и увезли в неизвестном направлении.
Жиленков через д'Алькена попытался навести справки, но никакой информации на этот счет не получил. Власов исчезновение Зыкова сильно переживал, так что даже запил по этому поводу.
А вскоре генерал встретился с оберфюрером СС доктором Эрхардом Крегером, которого Гиммлер назначил куратором власовского движения.
- Все же правильно, что мы согласились вступить в СС, - сказал Власов после этой встречи. - Именно это и спасло нас.
По всей Германии прокатилась волна арестов. По приказу Гитлера, не было никаких военных трибуналов, а заговорщиков предавали так называемому народному суду, за которым немедленно следовали смертные приговоры. Каждый день в штабе узнавали о смерти кого-нибудь из высокопоставленных офицеров, которые поддерживали Власова и его движение: генерал фон Тресков, фон Штауфенберг, фон дер Шуленбург.
На вилле все пребывали в напряженном состоянии, в том числе и Антон. Он вспоминал слова Зиверга о том, что у них в управлении известно все, что делается у Власова. Однажды, улучив момент, он решился предупредить об этом генерала.
- У меня есть один знакомый служака из СД, - сказал Антон. - Он сказал, что в их ведомстве известно все, что происходит у нас в штабе. Возможно, они ведут магнитофонные записи… Я хочу сказать, что нам всем следует быть более осторожными, Андрей Андреевич.
- Что за служака?
- Старый знакомый, еще по Риге.
- Старый знакомый? - с подозрением спросил Власов.
- Он курирует науку и ни к политическим, ни к военным делам не имеет отношения. Уверяю вас, что ' у него нет интереса к нам, - как можно убедительнее произнес Антон. - Иначе бы он не сообщил мне об этом.
- Ты часто встречаешься с ним?
- Не часто, но случается. Он иногда советуется со мной по гуманитарным научным вопросам.
Генерал задумался, пристально посмотрев на Антона, и удалился.
Однажды, когда Власов с Малышкиным и Жиленковым пили водку, на виллу пришел Штрикфельд. Он был явно расстроен.
- Еще один наш близкий друг мертв, - сообщил он. - Фрейтаг-Лоренгхофен. После ареста ему дали револьвер, чтобы он мог застрелиться и тем избежать суда и расстрела.
- Я не знаю его, - равнодушно сказал Власов.
- Ну как же, Андрей Андреевич! - удивился Штрикфельд. - Это тот барон, блестящий полковник Генерального штаба, который так часто бывал у вас…
- Не помню, - покачал головой генерал. - Не желаете ли водки покушать, Вильфрид Карлович?
- Нет уж, увольте, - буркнул Штрикфельд.
- Тогда не сочтите за труд, поднимитесь в канцелярию, - сказал Власов. - Там у Горина для вас есть очень интересная информация.
Штрикфельд пожал плечами и пошел наверх. У дверей канцелярии его догнал Власов и, пройдя за ним в комнату, где находился Антон, прикрыл дверь.
- Я вам уже говорил, дорогой друг, что нельзя иметь таких мертвых друзей, - тихо сказал генерал. - Вильфрид Карлович! Вы мой домашний святой, и я скажу вам, что потрясен, как и вы. Барон был для всех нас особенно близким и верным другом. Но я думаю о вас! Если вы и дальше будете так неосторожны, то я останусь без своего святого…
- Но ведь я говорил в присутствии ваших ближайших помощников…
- Два лишних свидетеля, - сказал Власов, выразительно посмотрев на Антона, и, осекшись, добавил: - Я нисколько не сомневаюсь в их порядочности. Но зачем стягивать их? А если их когда-либо спросят: "Говорил ли капитан Штрик об этих заговорщиках как о своих друзьях?" Что тогда? Из-за легкомыслия вы подвергнетесь смертельной опасности и потянете за собой других. Я знаю методы ЧК и НКВД, ваше гестапо скоро будет таким же.
Штрикфельд недоуменно посмотрел на Власова, а потом на Антона.
- При нем можно, - успокоил его генерал.
Вскоре прилетел Фрейлих. Он уезжал в Ригу, чтобы эвакуировать свою фирму. Вернулся Фрейлих не один, а с молодой женщиной, которая, ступив на порог виллы, сразу же кинулась в объятия Власова. Все были удивлены этой сценой. Приглядевшись, Антон неожиданно узнал в ней Марию Воронову - подругу генерала по Второй армии. Она сильно изменилась с тех голодных времен: похорошела.
Вечером, во время застолья по этому поводу, Власов, будучи уже изрядно выпивши, шепнул Антону, сидевшему рядом:
- Партизаны поручили Марусе найти меня и отравить. Она сразу же рассказала мне это, как только Серега привез ее к нам. Выпьем, Горин… Выпьем, господа, - уже громко сказал он, - за наших русских женщин! За любовь, которая яд, и за яд, который превращается в любовь!
В середине августа Власов в сопровождении Фрейлиха уехал в Руполдинг, где находился горный курорт для солдат СС. Курортом заведовала Адельхейд Билленберг- молодая вдова эсэсовского генерала, которая благоволила к Власову. Он поехал туда по ее приглашению и настоянию своего окружения, рекомендовавшего ему в целях безопасности на время покинуть Берлин. Кроме того, брат госпожи Билленберг являлся ближайшим помощником Гиммлера, и это обстоятельство подвигло Власова на то, чтобы установить с ней весьма тесные отношения.
С отъездом генерала работы в штабе стало меньше, и у Антона появилось много свободного времени. Именно в эти дни на вилле раздался телефонный звонок, и дежурный по канцелярии пригласил его к телефону. Звонил Зиверг, который, представившись работником "Вермахт пропаганд", назначил на следующий день Антону встречу на углу Кибитц Вег.
Машина подъехала к назначенному месту ровно в полдень. Антон сел в нее рядом с Зивергом на заднее сиденье.
- Куда мы едем? - поздоровавшись, спросил он.
- В Фюстенвальд, в штаб-квартиру группы, - ответил Зиверг. - Нам незачем терять время. Я познакомлю вас с некоторыми сотрудниками, с кем вам придется иметь контакт, а также… хочу поручить вам одно дело.
Фюстенвальд оказался маленьким уютным городком, утопающим в колышущейся зелени развесистых кленов и лип. Антон смотрел по сторонам из окна автомобиля и думал, что где-то здесь при штабе должен работать "Филин" и откуда-то отсюда, из какого-нибудь дома или из леса, проводить сеансы радиосвязи.