- По распоряжению профессора Голдмана - председателя профкома. Это в его ведении, - пояснил Антон, и у него перед глазами на долю секунды солнечной вспышкой возникло лицо Жанны - дочери Семена Самуиловича, которая была со своим отцом пока еще далеко.
- Ага, - воскликнул майор. - Невозвращенец Голдман. Так, так, так. Интересная картина получается.
- Что? - удивился Антон. - Невозвращенец? Почему невозвращенец? Они должны приехать в на-миле февраля! - вырвалось у него.
- Кто они?
- Семен Самуилович и… Жанна?
- Его дочь?
Антон промолчал, напряженно пытаясь осознать происходящее.
- Их командировка в Швейцарию заканчивается третьего января, - сообщил майор. - Третьего они должны были быть уже здесь, в Москве.
- Жанна говорила мне, что они приедут в начале февраля… - теряясь, пробормотал Антон.
- Двадцать шестого декабря они не явились в советское консульство в Швейцарии. А потом мы узнали, что профессор Голдман и его дочь попросили политического убежища. Вы хотите сказать, что не знали об их планах?
Антон потерял дар речи. У него в голове все перепуталось. Это было очень похоже на плохой сон - полный сумбур и неразбериха - никакой логики в происходящем: странное письмо без штемпеля, Киреевск, квартира, Голдман - невозвращенец?! А как же Жанна? Не может быть! Абсурд какой-то!
- Да… - протянул энкавэдэшник, пристально глядя Антону в глаза. - Интересная картина получается.
- К-какая картина? - пробормотал Антон.
- Это письмо без штемпеля, Киреевск, квартира, жидомасон Голдман со своей дочкой. Хочешь не хочешь, а все складывается в одну цепочку.-
- Жидомасон? - вырвалось у Антона.
- Конечно, - ответил майор и с укоризной добавил; - А у вас еще отношения были с его дочерью.
- Откуда вам…
Майор самодовольно ухмыльнулся.
- Ну, ладно, - произнес он, закрывая свою папку. _ об этом мы как-нибудь потом поговорим. Ничего. Будем выяснять. Разберемся.
Он поднялся из-за стола и направился к выходу.
- Все, Антон Дмитриевич, - проговорил он размеренно, и у Антона душа опустилась в область живота. - Я вас больше не задерживаю.
- Что, что?
- Идите работайте, говорю. Если у нас будут еще вопросы, мы вызовем вас повесткой. До свидания.
Майор вышел из кабинета и тихо прикрыл за собой дверь.
Антон не помнил, как оказался дома. Войдя в квартиру, он закрыл дверь на все засовы и, зашторив окна, уселся в кресло, в дальнем углу комнаты. Мысли его остановились.
Очнувшись, Антон обнаружил, что уже вечер. Он вспомнил, что пришел без портфеля, в котором находилась диссертация - труд нескольких последних лет, но это не вызвало у него беспокойства. Наверное, оставил в парткоме. Хорошо, если бы только этим все кончилось.
Антон почувствовал, что душа его вновь находится на прежнем месте, и с ней вернулась способность мыслить.
Что же произошло? Разве он в чем-нибудь виноват? Нет. Ему нечего боятся. Они подозревают, что он с кем-то встречался в этом чертовом Киреевске. С кем? Ах да, с автором этого злополучного письма, которое, наверное, потому и попало в НКВД, что было без штемпеля - почтальоны доложили. А что же в письме? Антон с удивлением поймал себя на мысли что только теперь задался этим вопросом. Странно: майор ни разу не обмолвился о содержании письма и даже не спросил, читал ли он его. Конечно, он понимал, что Антон ничего не знал, - это очевидно. А значит, и спроса с него никакого.
"Надо позвонить Грязнову и все выяснить", - решил он.
Антон взял трубку и набрал номер. К телефону подошла Светлана - жена Грязнова.
- Привет. Это Антон…
- Привет, - сказала она. - Сейчас позову.
К телефону долго никто не подходил, а потом раздался нарочито бодрый голос Валентина:
- Не спишь?
- А ты бы уснул после такого?
- Ничего страшного, - уверенно произнес он.
- Ты думаешь?
- Конечно. Они со многими так беседуют, по разным вопросам. Работа у них такая.
- А что, этот майор у тебя уже бывал?
- Этот? - Валентин задумался. - Нет. Этот в первый раз.
- Валя, ты знаешь, я даже не понял, что ему надо было от меня?
- Ну и не думай об этом.
- Честно говоря, я испугался. Слушай… если что… ты ведь с первым секретарем хорошо знаком? Ну, если, что…
- Врагов народа забирают под конвоем, а тут следователь сам пришел, - уверенно сказал Валентин. - Пришел и ушел. Так что работай и не обращай внимания. Все будет нормально.
- Ты думаешь?
- Уверен. Все, поздно уже. Спокойной ночи.
- Валя! А правда, что он сказал о Голдмане? Грязное положил трубку.
После разговора Антон несколько успокоился. Но теперь в его мыслях на первое место всплыла информация о Семене Самуиловиче и Жанне. Как же так? Неужели это правда? Неужели он никогда не увидит ее?
Порывшись в ящике письменного стола, Антон отыскал ее письмо из Швейцарии и выборочно пробежал глазами:
"Милый Антоша! Я так счастлива, что отцу удалось выхлопотать разрешение взять меня с собой. Здесь так все ново и интересно, что мне даже некогда скучать о тебе. Но надеюсь, ты не обидишься. Ведь после моего возвращения мы уже не будем расставаться никогда…
… я рассказала отцу о наших планах на будущее. Он ничего не ответил, разве что попросил меня еще раз все обдумать и не очень спешить со свадьбой. Но его можно понять - ведь я у него единственная дочь…
…Здесь частая смена погоды от мороза до мелкого дождя.
… удивительная чистота везде…
…уютные средневековые городки с каменными стенами, арками и домиками из сказок Андерсена с остроконечными крышами, с множеством цветочных горшков на окнах.
…из окон гостиницы видны горы с белоснежными шапками.
…отец часто занят деловыми разговорами на встречах со здешними учеными.
… была в театре…
…обещал, что по окончании симпозиума мы поедем в Лилиану, к морю. Говорят, что там сейчас сухо и солнечно. Представь себе, я увижу старинный Зурбаган! Помнишь, как мы мечтали побывать в этом городе? Ты обещал купить нам здесь дом, обвитый виноградом, с видом на море. Или забыл? Странно: мне до сих пор не верится, что этот город существует на Земле.
…Я ужасно счастлива…"
Ничего такого. Ни единого намека. Раздался телефонный звонок. Антон вздрогнул и в нерешимости взял трубку.
- Антон? - услышал он голос профессора Кротова. - Я не разбудил вас?
- Нет, Степан Михайлович. Что-то не спится.
- Я знаю, что с вами беседовали сегодня. Хочу сказать: даже не думайте волноваться.
- Постараюсь, - ответил Антон.
- У меня к вам срочное дело.
- Да, да.
- Я не смогу выступить на межвузовской конференции.
- Почему?
- Меня тут попросили… В общем, нашлись более важные дела. К тому же я совсем не подготовился в связи с этими празднествами. Поэтому вместо меня выступите вы.
- Я? Но я даже не кандидат наук!
- Ничего. Вы старший преподаватель университета. В общем, это не обсуждается. Так что садитесь и срочно готовьте доклад по теме своей диссертации. Это выступление очень важно для нас. Понимаете?
- Да.
- И помните: у вас осталось всего пять дней. Вы слышите?
- Да, Степан Михайлович.
- Вот и хорошо.
Антон мысленно поблагодарил профессора, понимая, что тот решил отвлечь его таким образом.
- Э-э… Степан Михайлович! Скажите… Мне сегодня сообщили, что… профессор Голдман не вернулся в Советский Союз.
В трубке воцарилось молчание.
- Вы слышите меня, Степан Михайлович? Следователь назвал его невозвращенцем и жидомасоном.
- Жидомасон?! Ерунда. Чепуха!
- Это… правда?
- Видите ли, Антон, - со вздохом произнес профессор. - Просто он сделал свой выбор. Я все объясню вам при встрече. А сейчас уже поздно. Спокойной ночи.
В эту ночь Антону снился майор-энкавэдэшник, который неотступно шел за ним по пятам по узким улочкам какого-то европейского города. Накрапывал дождь, и Антон ощущал во сне, как вода капает ему на голову, холодными струйками стекает по лицу и за шиворот. Оборачиваясь на ходу, он встречался взглядом с энкавэдэшником, который протягивал ему портфель с диссертацией…
Но утро вечера мудренее. Солнце тонкой полоской брызнуло Антону в глаза. Он поднялся с постели и раздвинул шторы. Улица искрилась свежевыпавшим снегом, который еще не успели затоптать прохожие и разрыхлить колесами автомобили. Яркий морозный день отодвинул в прошлое вчерашний страх. Антон вышел на кухню и включил репродуктор, из которого сразу же хлынуло: "Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…" Проснулся голод, но в доме не оказалось даже хлеба, и Антон решил, что позавтракает в университетской столовой. Да. Надо идти в университет, чтобы отыскать свой портфель и встретиться с профессором, который должен ему все объяснить.
Антон привел себя в порядок, оделся, закрыл квартиру и вышел из парадного.
В этот момент в арку въехал блестящий черный автомобиль и резко затормозил у подъезда. Передняя пассажирская дверь открылась, и из нее вышел офицер в форме НКВД.
- Горин Антон Дмитриевич? - спросил он с утверждающей интонацией.
- Да, - слабым голосом ответил Антон, ощутив, почти физически, как все тело его съежилось и стало маленьким, словно тело ребенка.
- Давайте пройдем в квартиру. Вам нужно взять самое необходимое.
Антон покорно развернулся и вошел обратно в подъезд. В квартире, находясь как в тумане, он собрал в сетку какие-то вещи. Чекисты тем временем, показав ему какую-то бумагу с печатью, быстро провели обыск - внимательно просмотрели содержи-
мое письменного стола и изъяли оттуда документы да еще какие-то бумаги.
"Это конец", - подумал Антон, когда его вывели из парадного и посадили в машину. - Вот оно, пришло! Накаркал, накликал, нафантазировал!"
Какие только мысли о роковых неожиданностях не приходили ему в голову в последние годы. Антон постоянно гнал их от себя, а они лезли с навязчивой настойчивостью, и, как он мог предполагать, не к нему одному. Когда с кем-нибудь из знакомых происходили подобные события, в голове его сразу же непроизвольно выстраивались различные трагические схемы относительно себя самого: арест - лагерь - смерть, или хотя бы: арест - лагерь, или: арест и все-таки - оправдание. Или чушь это все? Дурацкие необоснованные страхи? С какой стати его должны арестовать? Он не состоит в руководстве, он не военный, он не государственный служащий, каждый шаг которого сопряжен с громадной ответственностью, когда нельзя оступиться, а оступился… - и поделом. Может быть, и вправду по-другому нельзя в наше напряженное время обострения классовой борьбы с врагами Советской власти? Может быть. Но ведь сам он далек от всего этого! Он - мелкий научный червь, мирно копающийся в анналах истории, не имеющий никакого отношения к классовой борьбе, - е может никого интересовать. Кому он нужен? Нет, нет. С ним этого никогда не должно произойти! Что такого он должен был сделать, кому перейти дорогу, во что вляпаться, чтобы с ним случилось такое?! Антон не мог себе этого представить и быстро успокаивался, стараясь не думать о происходящем вокруг, порой подмечая или возбуждая в себе иллюзию, что вскоре все успокоится и что в последнее время арестов вокруг стало меньше, заголовки газет стали более радостными, обличительных собраний и митингов поубавилось, и жить действительно стало лучше и веселей.
Но вот с ним это произошло, и Антон никак не мог в это поверить. Он снова лихорадочно перебирал в голове старые убийственные схемы своей горестной судьбы и усилием воли концентрировался на одной из них: арестуют - отпустят, арестуют - отпустят, арестуют - разберутся - отпустят… Но подлое шестое чувство ерничало и подкидывало внутреннему зрению картины длинной колючей проволоки на фоне тысячелетних заснеженных сосен Восточной Сибири.
Через некоторое время шок прошел и сменился безразличием, которое появляется порой при осознании неизбежности грядущего. Автомобиль уверенно мчался по московским улицам. Антон молча смотрел в окно, наблюдая за прохожими, которые спешили на работу или по своим делам и совсем не обращали внимания на черную "эмку", увозившую его в мрачную неизвестность.
Машина въехала в арку, миновала чугунные решетчатые ворота, КПП и остановилась напротив массивной деревянной двери. Антона выпустили из машины и ввели в здание с высокими потолками и длинными коридорами, стены которых были испещрены множеством дверных проемов. Около одного из них его остановили и жестом указали на стоявшую рядом скамью.
Антон сел, а один из сопровождавших его офицеров вошел в кабинет.
- Привезли? - послышалось через приоткрытую дверь.
Через пару минут офицер вышел и сухо сказал:
- Сидите здесь и ждите. Вас скоро вызовут.
Он махнул головой напарнику, и они ушли, оставив Антона одного.
Антон опустил голову в пол. Глаза его бессознательно рассматривали затертые до основания, некогда лакированные паркетные дощечки. Он обратил внимание, что у дверей соседних кабинетов затертости были большими, нежели здесь. Там тоже в ожидании сидели люди с бледными озабоченными лицами. Некоторые из них также смотрели в пол, как бы прячась от тревожной действительности.
На другом конце коридора появились три человека в форме. Они твердым шагом прошли мимо Антона и решительно вошли в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. Антон услышал глухие голоса, которые вдруг резко стихли. Вскоре дверь отворилась, и из нее вышел офицер, в руках которого была кобура со смотанной портупеей. Следом двое других военных вывели человека в распущенной гимнастерке и с заложенными за спину руками. Антон узнал его. Это был майор Скопов. Лицо майора было абсолютно белым.
Глава 2
Антон просидел в ожидании около получаса, пытаясь осознать, что произошло, Он понял, что следователь, к которому его привезли, уже никогда не вернется на свое рабочее место.
Наконец Антон поднялся и несмело заглянул за дверь. Небольшой кабинет был пуст. Он подошел к столу, и в глаза ему сразу же бросилась стопка его документов, изъятых чекистами. Рядом лежало то самое злополучное письмо, с которого начались все его неприятности. Антон застыл в нерешительности. Чем дольше он так стоял, тем яснее осознавал, что в эту минуту провидение дает ему странный, но единственный шанс.
В коридоре послышались голоса, которые вывели Антона из оцепенения. Он схватил документы, письмо и судорожно рассовал по карманам. Затем, опустив голову, решительно вышел из кабинета и засеменил в противоположную от приближающихся голосов сторону. Дойдя до поворота, он быстро обернулся и увидел, как несколько человек, о чем-то громко разговаривая, зашли в кабинет Скопова.
Ступив на лестницу, Антон еле сдержался, чтобы не перейти на бег.
- Ваш пропуск? - спросил дежурный на выходе.
- Я с ними, - быстро нашелся он, указав рукой на двух офицеров, по виду высокого чина, которые прошли впереди него.
Оказавшись на улице, Антон не удержался и почти побежал к открытым чугунным воротам, через которые свободно проходили люди.
Добираясь до дома, он постоянно оглядывался назад, но его никто не преследовал.
Войдя в парадный, он увидел опечатанную квартиру и вспомнил, что ключи забрали чекисты. Тогда он позвонил в соседнюю дверь.
Открыла хозяйка Мария Семеновна и удивленно ахнула.
- Господи, никак отпустили! А я гляжу, бумажка на двери наклеена…
- Отпустили, Марья Семеновна, - перебил ее Антон. - Разобрались и отпустили. Только вот ключи куда-то задевал… то ли у них оставил…
- Сейчас, милый, сейчас, - закивала соседка и вынесла Антону запасные ключи. - Слава богу. А я уж думала…
Антон поблагодарил ее и, сорвав печать, открыл дверь.
Ощутив голод, он поставил на плиту чайник, достал из буфета полбанки варенья и пакет с засохшим печеньем. Пока кипятилась вода, он жевал печенье и напряженно соображал, что делать дальше. Время еще есть. Наверняка им сейчас не до него. Пока спохватятся, он уже примет решение.
Засвистел чайник.
Наконец к Антону пришло четкое осознание всей тупиковости ситуации. Все равно это конец. Во всяком случае, конец его прежней жизни. Здесь больше ничего не будет - ни друзей, ни его работы, ни диссертации. Этот мир в одночасье отторгнул его, и есть только один выход - бежать. Но куда? Куда можно скрыться от них, если ты уже есть в их списке? Ведь они везде! Но все равно надо бежать, исчезнуть, искать свой мир, или мирок, спрятаться, затаиться, а потом… Потом он решит, что делать дальше. "Просто он сделал свой выбор", - вспомнил Антон слова профессора Кротова о Голдмане. А разве у него нет выбора? Говорят, что выбор всегда есть. Остаться - значит… умереть, или в лучшем случае - попасть в лагеря, в Сибирь. Нет, лучше скитаться по подвалам, переносить любые лишения, но на свободе. Бежать в леса, в Сибирь! Да, да, в Сибирь, в Томск, Иркутск или даже Владивосток. Страна большая! Он уедет куда-нибудь далеко, к Тихому океану, уйдет в тайгу или, может быть, подастся на юг, к морю или в горы, на Кавказ. Да, конечно, на Кавказ - там тепло и еще сохранились старые патриархальные нравы. Он слышал об этом. Там можно пристроиться - даже документы не спросят.
Решено! Антон поднялся с места и принялся быстро собирать в рюкзак вещи - те, что брал с собой утром, он оставил на скамейке у кабинета следователя - да и бог с ними. Антон сложил сменное белье, мыло, теплую одежду, проверил паспорт, другие документы и сосчитал все свои немногочисленные сбережения. Все - можно уходить.
Уже у дверей он вдруг вспомнил… и вернулся в комнату.
Тайник находился прямо под письменным столом, в полу. Когда-то, еще при жизни бабушки, они вызывали ее - интересовались прошлым, и, дабы в дальнейшем не испытывать судьбу, вселившись в эту квартиру, Антон вынул гвозди из короткой половой доски.
Сейчас он отодвинул стол и ножницами поддел присохшую половицу. Достав пыльный сверток, Антон развернул его и разложил вещи. Что-то из этого он обязательно возьмет с собой. Например, вот эти письма, которые получала бабушка с фронта от деда, служившего в чине полковника у генерала Краснова. А также фотографии. Антон перебрал карточки: деду около сорока, он в форме, подтянутый, с уверенным глубоким взглядом. Бабушка - красивая молодая девица, всегда с кокетливой улыбкой на лице и цветами в руках.