- Браво! Так поступает только чистокровная немка. Вы начинаете все больше нравиться мне, фрейлейн Эмилия. Жаль только… - крохотными глоточками смакуя коньяк, Вернер продолжил. - Я радуюсь тому, что наступил кратковременный отдых и время ничегонеделания. Вы разве не заметили, что в городке стало намного тише, меньше патрулей и вообще… Вам многое известно, больше, чем мне. Однако не все. Группенфюрер Веллер в двадцать ноль-ноль выехал совместно со своим штабом, двумя ротами моего батальона в войсковое полевое управление - район хутора Лесной. За ним потянулись и некоторые части гарнизона. Нас ожидают грандиозные события на фронте. План контрудара штаба группы "Метеор" принят и утвержден без изменений. Начальник штаба бригадный генерал Кейс условно реабилитирован. Отыскался и след унтерштурмфюрера Маллона. По пути в штаб группы "Метеор" он был похищен советской войсковой разведкой. На рассвете вчерашнего дня на одном из убитых русских разведчиков был обнаружен планшет Маллона со злополучной картой. Это произошло в районе старинного заброшенного монастыря. Двое из разведчиков ушли от возмездия. Находка дала толчок к утверждению ранее разработанного плана контрнаступления. Командующий очень хотел видеть вас. Кстати, радиостанция утром также сворачивается…
- Но она еще пока действует, - то ли спросила, то ли утвердительно сказала Штальберг. И, видно, из-за этой неопределенности Вернер никак не прореагировал на произнесенную фразу.
Штурмбанфюрер спросил о другом:
- Вы не сомневаетесь в успехе контрудара армейской группы "Метеор" по обороне русских?
- Нисколько! Это будет наша победа, Ганс Вернер! Для нее не жалко и самой жизни… Очень признательна в свою очередь, за проявленное беспокойство о моей персоне. Шифровкой, полученной вчера, я информирована о передислокации штаба и обо всем остальном. Но там же было сказано о том, что обергруппенфюрер Кальтенбруннер срочно отзывает меня из штаба генерала Веллера. За какие грехи? Возможно, это кляуза штурмбанфюрера Крюгера? И этим руководствовались там, в Берлине? Что ожидает меня лично? Это сложный вопрос, штурмбанфюрер Вернер. За халатность, безынициативность Фалькенберга в ликвидации русской разведгруппы опала коснулась и меня? Как хочется поскорее возвратиться в Берлин! Неизвестность просто мучает меня.
- В Берлин? Нет ничего проще, - оживился Вернер. - Мне известно, что вчера в сумерках на наш штабной аэродром приземлился транспортник. Он доставил новых командира и начальников штаба танковой дивизии. В обратный рейс уходит завтра, в шесть тридцать утра. Начальник аэродрома, если так можно назвать взлетно-посадочную площадку, - мой давний приятель, обер-лейтенант Фриц Роммель.
- Вот это прекрасно, Вернер. Только штандартенфюреру Фалькенбергу - ни слова. Вы меня не видели…
- Вас проводить на аэродром?
- К чему афишировать нашу крепнущую дружбу? Прошу, позвоните мне через полчаса и подтвердите вылет транспортника и договоренность с этим вашим приятелем…
- Роммелем.
- До аэродрома - четверть часа пути. Я хочу инкогнито покинуть Юдино. Или, как говорят, не прощаясь - по-английски.
- Чувствую, что это наша последняя встреча, фрейлейн Штальберг…
- Будьте оптимистом, штурмбанфюрер! Вы многое для меня сделали. Не забудьте позвонить Роммелю.
- Он о вас слышал и знает, кем вы являетесь при штабе группы "Метеор".
- Послушайте, Вернер! Заберите с собой этих "французских пастырей".
Через пять минут после его ухода Штальберг, предупредив охрану, что будет отсутствовать ровно полчаса, села в машину и уехала в сторону железнодорожной станции.
Глава двадцатая
Коврова пробудилась от дремоты после настойчивого, сдавленного кашля, хриплых звуков. Старик стоял перед ней, возбужденно жестикулируя, видно, так и не решившись раньше дотронуться до ее плеча. Его поведение можно было понять однозначно: там, на улице, что-то происходит, и ей нужно уходить. Но куда? Может быть, Игнат где-то ждет ее, не имея возможности прийти сюда? Или же идет та самая повторная облава, о которой говорил молодой подпольщик?
Коврова поспешно вышла из флигеля. Что оставалось делать, если ты гость, тем более незваный, и хозяин выпроваживает тебя!.. Досадное ощущение неопределенности и одиночества, второй случай за день, когда приходится уходить в силу каких-то неведомых обстоятельств неизвестно куда, вызвали в ней апатию, редкое безволие и безразличие… И только одна мысль заставила ее быть собранной, сосредоточенной: "Видно, им намного труднее здесь, чем нам. В разведке проще и яснее, что к чему. Жить постоянно в окружении врагов, вечном страхе, в зависимости от самых непредвиденных обстоятельств и по крупицам собирать сведения для своих, накапливать их по крохам - вот удел подпольщиков… Как бы там ни было, а приходится выбираться из Юдино, ничего не сделав, добираться до своих и…" И все-таки где-то глубоко внутри теплилась надежда.
Она прошла несколько десятков шагов по тихой и темной улочке и неожиданно вышла в переулок, тесно прижавшийся к станционным строениям. Темной массой высилось перед ней здание вокзала. У скверика припаркованный легковой автомобиль. Из двух крытых брезентом санитарных фургонов солдаты выносили раненых. Серебристый луч прожектора, одиноко и вертляво снующий по плотному вечернему небу, не затрагивал тревожно-серую темноту привокзальной площади. Слышались отрывистые немецкие фразы. Стоящий у станции паровоз, тяжело отдуваясь, пронзительно засвистел, и Коврова невольно сделала шаг в сторону. Она внимательно осмотрелась вокруг. Ей представилось, что еще немного, еще несколько десятков шагов - и она незаметно преодолеет между пакгаузами станционный палисадник, тенью пересечет паутину железнодорожных рельсов и уйдет в лес, к месту условленной встречи. Но тут послышался рокот въезжающих на площадь тяжелых грузовиков, огни их фар осветили часть мостовой, легли на ее фигуру, У входа в вестибюль вокзала, совсем близко от нее, уродливо качаясь, появилась тень. Рослый офицер властно взмахнул рукой. В отсветах блеснула дверца "оппель-капитана". Ковровой показалось, что и огни фар, и луч прожектора зашарили именно по ней, и тогда она бросилась к этой спасительной дверце, дернула ручку и юркнула на заднее сиденье одиноко стоявшего автомобиля.
Один за другим, тормозя перед требовательным жестом руки офицера СС, остановились еще два грузовика. В них, отсвечивая сталью шлемов, рядами сидели солдаты. Гитлеровец бросил равнодушный взгляд на "оппель-капитан" и, обращаясь к кому-то, сдержанно произнес:
- Штурмбанфюрер Штальберг?
- Как видите. Вы удивлены? - ответил ему женский голос.
- Просто завидую вашей вездесущности…
- Женщина более активна в жизни, Крюгер. И если учесть, что завтра к вечеру покидаю, к сожалению, ставку генерала Веллера - причем мне не забыть милого приема, оказанного вами и Фалькенбергом, - то нетрудно объяснить растущий дефицит времени. Кстати, если говорить начистоту, то понимаю обязанности начальника гестапо более широко, нежели вы, штурмбанфюрер.
- Нокаут! Чистый нокаут, госпожа Штальберг.
Коврова внимательно вслушивалась в диалог.
- Нет! Вы просто отделались легким испугом, Крюгер. Думаю, что наша совместная поездка в танковую дивизию внесла бы существенные коррективы в ваше сегодняшнее оптимистическое настроение, - Штальберг открыла переднюю дверцу "оппель-капитана" и остановилась. - Только непонятно, почему вы скрыли от меня сам факт работы юдинской подпольной организации. И это - в ответственный период подготовки "Метеора" к нанесению удара по обороне русских. Как прикажете понимать вас, штурмбанфюрер?
- Езда в автомобиле без охраны… слишком рискованно, - резюмировал Крюгер. - Сегодня, с наступлением вечерних сумерек, бандитами предпринято нападение на патрульный наряд. Очередью из автомата убиты трое. В том числе, офицер гестапо фон Дриккер.
- Я родилась под счастливой звездой, Крюгер. И закатится она, надеюсь, только на склоне моих лет. Очень сожалею, что у меня нет времени для милой беседы с вами. К тому же она происходит в не совсем нормальной обстановке. Все дело в том, что рано или поздно наш разговор будет продолжен в иных инстанциях. Танковая дивизия в результате налета советской авиации в значительной степени потеряла свою боеспособность. Каким образом могли испариться некоторые документы ее штаба? Не унесли же их с собой на хвосте русские самолеты? За все, что произошло в этой дивизии, и кое-что другое, несет свой тяжкий крест штандартенфюрер Фалькенберг. Но и ваша доля вины в этом немалая.
- По долгу службы, - стоя по правую сторону от Штальберг, Крюгер опустил ладонь на крышу автомобиля, - мне бы хотелось напомнить вам, представителю обергруппенфюрера Кальтенбруннера, о некоторых отрицательных аспектах работы войсковой разведки во главе с оберштурмбанфюрером Вагнером…
- Это уже из другой оперы. Во всяком случае, оберштурмбанфюрер Вагнер выглядит на общем фоне наших неурядиц значительно солиднее… В общем, до встречи, штурмбанфюрер…
- Постойте! Всего несколько слов, - решив, что настало время несколько реабилитировать себя, начальник гестапо доверительно произнес - Сотрудники гестапо, а не контрразведчик, заметьте, напали на след советской разведгруппы, а это значит…
Коврова почувствовала, как по ее телу прошел озноб. Она опустилась с сиденья "оппель-капитана" на пол, сжимая в руке браунинг. Что будет дальше, она не могла предположить. Во всяком случае, думала Коврова, Черемушкин поймет, что я сделала все, что смогла… Жаль только, не узнают наши, какие сведения были у меня…
Коврова все-таки увидела снизу эту женщину в форме штурмбанфюрера, но лицо ее лишь мелькнуло, когда она садилась за руль.
"Оппель-капитан" рванулся с места. Машина, миновав привокзальную улицу, вышла на шоссе. Дорога вела куда-то в совсем темную даль. Коврова осторожно поднялась на сиденье, положила на колени браунинг. "Оппель" шел ровно, не встречая никого на пути. Немка включила свет в кабине и поправила зеркало заднего обзора. Коврова вдруг увидела свое лицо, отраженное в этом овальном кусочке стекла, и удивленную физиономию той, что сидела за рулем.
Пронзительно заскрипев тормозами, машина остановилась. Женщина за рулем резко обернулась и лицом к лицу столкнулась со своим явно беззеркальным отражением. Похоже, она увидела себя просто со стороны. Только лицо ее было с сурово сдвинутыми бровями, резкой складкой в уголках губ. Ковровой же показалось, что она видит себя лет на пять старше, женственнее и холенее.
- Что за фокусы!!! - почти истерично прокричала немка. - К черту эксперименты!
Наведенный на нее пистолет коснулся ее виска, и она услышала сказанное по-немецки:
- Спокойно! Положите руки на руль. Одно лишнее движение - и стреляю…
Штальберг показалось, что она видит ужасный сон. Черный ствол браунинга на мгновение отошел в сторону. Щелкнул замок дверцы, и на переднее сиденье опустилась незнакомка, проворно вынула из ее кобуры пистолет.
Внезапно вырвавшийся свет мотоциклетных фар ударил в лобовое стекло!
- Хальт! Хальт! - раздался совсем рядом голос.
И когда свет ушел чуть в сторону, обе женщины увидели перегородивший дорогу мотоциклетный патруль.
В мотоцикле в форме офицеров С С сидели двое. Один за рулем, другой в коляске, держа руки на прикладе ручного пулемета с двойным коробчатым магазином.
Ситуация требовала молниеносного решения.
Коврова выстрелила в сидевшего в коляске, но пуля не задела эсэсовца. Тот, что был за рулем, рывком перебросил через голову ремень автомата и плашмя бросился в придорожный травной покров. Предупреждая второй, более точный выстрел, он выкрикнул:
- Не стрелять!
Коврова прикидывала, как убрать его, чтобы шансы стали равными.
- Не стрелять! - раздался голос эсэсовца, сидящего в коляске. Демонстрируя силу своего превосходства в оружии, он чуть скосил в сторону и поднял вверх пулеметный ствол. Очередь жестким эхом ворвалась в тишину. Срезанные пулями сосновые ветки посыпались на капот машины. Коврова сжалась, стараясь понять, на что рассчитаны предупредительные очереди немца. Понимая свою обреченность, со всей накопившейся в ней злобой и отчаянием Наташа прокричала:
- Слышите вы, гитлеровские кретины! Вы можете убить меня! Но мою ненависть - никогда!
Слова ее произвели странный эффект. Штальберг отрешенно смотрела на незнакомку, ясно понимала теперь, что находится под дулом пистолета у русской разведчицы. А оба патрульных встали открыто, во весь рост. И тот, что лежал в траве, громко сказал по-русски:
- Не стреляйте! Не стреляйте… Я - Игнат!
Человек, назвавший себя Игнатом, передал свой "шмайссер" напарнику в коляске. И, чуть приподняв руки вверх, направился к Ковровой.
- Игнат?! Это вы! - удивленно воскликнула она, с трудом узнав приблизившегося человека.
Игнат, быстро метнулся к той стороне машины, где, прислонившись к дверце и словно впав в забытье, сидела Штальберг.
- Кажется, вы мило побеседовали со штурмбанфюрером… Штальберг, если не ошибаюсь. Желтухин успел, наверное, кое-что сказать вам о ней. Я имею в виду некоторое внешнее сходство, - сказал он Ковровой и позвал товарища: - Урмас! Подходи! Наша знакомая.
Подошедший в форме оберунтерштурмфюрера СС человек был светловолос, чуть выше среднего роста. В темноте угадывались его крупные с прищуром глаза под дугами темных бровей. Лицо чистое, продолговатое, с выразительным контуром полных губ.
- Урмас Алентус! - представился он. - Говорю с небольшим эстонским акцентом. Я знаю о вас то, что известно и Игнату, не больше… А теперь, насколько я понимаю, времени лишнего у нас с вами нет. Пока не подъехал настоящий патруль, нужно срочно допросить эту эсэсовку. Мы пока вас посторожим.
- Если потребуется помощь, - добавил Игнат, - то знайте, Урмас отлично знает немецкий. - И они встали по обе стороны машины, посматривая на сидящих рядом Коврову и Штальберг.
- Я попрошу вас ответить на некоторые вопросы, штурмбанфюрер.
- Хорошо! Подчиняюсь вашей необузданной наглости. Вы гарантируете мне жизнь? - спросила она явно только для того, чтобы выиграть время. Автомагистраль совсем рядом… Этот пристанционный район - под постоянным наблюдением патрулей, особенно в ночные часы.
- Вы рассчитываете на помощь? Если она и придет, то для вас будет хуже… Мы гарантируем вам жизнь, если будете говорить правду, отвечать на наши вопросы. Отбросьте надежду на освобождение. Целой и невредимой будете отправлены в ближайший партизанский отряд, а затем в штаб армии… Говорите только правду! Каковы ваши намерения по отношению к засланной в ваш тыл советской группе?
- Есть штандартенфюрер Фалькенберг… Он сделает все, чтобы уничтожить ваших друзей. Надеюсь, вам это понятно?
- Мои друзья - хорошие солдаты… - задумчиво, не спуская глаз со Штальберг, ответила Коврова… - Они не будут искать спасения в бегстве. Какую роль вы играете при штабе "Метеора"?
- Работником отдела контрразведки войсковой группы "Метеор".
- Что вам известно о планах командования?
Штальберг, встретившись взглядом с разведчицей, поняла, что предстоит лишь подтверждать то, что русским уже наверняка известно.
- Командование армейской группой "Метеор" намечает удар по вашей обороне двумя танковыми дивизиями и одним моторизованным корпусом. Для прикрытия с воздуха назначена смешанная авиационная дивизия генерала Эриха.
- На какое время назначено контрнаступление?
- Корпуса и дивизии, входящие в состав армейской группы особого назначения, готовы и ждут только приказа, - напрягая тело, проговорила Штальберг. - Наступление назначено на конец недели - воскресенье, в пять тридцать утра по московскому времени.
- Но контрудар планировался раньше?
- Это так. Но некоторые важные обстоятельства нарушили схему общего плана.
"А так ли это, что фашисты перенесли сроки контрудара и он будет нанесен через три дня? - подумала Коврова. - Кто может подтвердить сказанное? Разве можно ей верить? Требуется уточнение. За трое суток нахождения в тылу противника разведгруппа так и не сумела, хотя и пыталась, передать обобщенные разведданные командованию дивизии. Возможно, сделает это посланный в партизанский отряд старшина Двуреченский. Но можно ли быть уверенными?!"
- Кто хорошо знает вас в ставке генерала Веллера?
- Сотрудники гестапо и контрразведки. Впрочем, со всеми шапочное знакомство. Группенфюрер - не исключение.
- Где вы остановились?
- В выделенном мне особняке.
- Где?
- На улице Центральной.
- Номер дома?
- Двадцать девять.
- Состав охраны?
- Постоянно дежурит один из офицеров СС. Еще - прикомандированные ко мне офицеры.
- Через сколько дней вы возвращаетесь в Берлин?
- Спросите - через сколько часов…
- Вы должны были лететь завтра? В котором часу?
- В шестнадцать ноль-ноль. Если бы, конечно, Вернер… - последние слова ее прозвучали как мысли вслух, и Коврова уловила это.
- Вас кто-нибудь сопровождал бы при посадке в самолет?
- Возможно. Двое офицеров…
- Среди сотрудников гестапо есть человек, которому вы доверяете больше, чем кому-либо?
- Я не намерена отвечать на ваш идиотский вопрос…
- Штурмбанфюрер Штальберг! Не забывайте, что ваша жизнь в ваших же руках.
- Надеюсь, вы не думаете, что я так наивна… Я выдаю вам тайны не из добрых намерений… И не потому, что верю вашей глупой сказке о сохранении мне жизни. Мне теперь совершенно безразлично, что произойдет с вами лично, а также с группой генерала Веллера. Умирая, хочу унести с собой в преисподнюю побольше человеческих жизней, пусть даже это будут мои соотечественники - немцы! Скучно будет на том свете. - Штальберг вдруг истерически расхохоталась.
Глядя на нее, трясущуюся от охватившего смеха, Коврова отодвинулась к дверце кабины.
- Никто не посягает на вашу жизнь. Вы можете умереть, но только по собственной вине. Итак, кто этот человек, которому вы доверяете?
Штальберг несколько секунд молчала, неподвижно смотря на блестящий в руках русской разведчицы ствол пистолета.
- Смотря, как считать. Их может быть и двое. Начальник разведки штаба Вагнер и командир батальона охраны штурмбанфюрер Ганс Вернер, - проговорила она. - Дайте же, черт возьми, возможность закурить!..
- Потерпите. Мы еще не закончили разговор. Это что же, оба офицера вам давно знакомы и безупречны в выполнении ваших поручений?
- Нет. Не совсем так, - Они были мне рекомендованы группенфюрером Веллером на случай, нередко возникающий при острой, критической ситуации. Фактически же с ними почти не знакома, если не считать эпизода представления мне ведущих сотрудников штаба группы "Метеор" в день приезда. На память не жалуюсь. Обоих хорошо запомнила.
- А они вас? Я говорю о Вагнере и Вернере. Их впечатления от состоявшейся встречи?
- Не знаю! Совершенно не интересовалась этим. "А зачем мне все это нужно? - подумала Коврова. - Не собираюсь же я лично встречаться с этими типами?.."
- При составлении радиограмм вы пользовались единым шифром?
- В зависимости от того, кому эти радиограммы предназначались.
- Понимаю. Еще несколько вопросов. Не скупитесь. Опишите образно, насколько это возможно, внешность Ганса Вернера, Фалькенберга и группенфюрера Веллера.
Штальберг чему-то усмехнулась.