"Глупая выходка. Зачем тебе колхоз? Что ты будешь там делать? К тому же народ поднял, восстание против новых порядков. Пока не кончится вся эта суматоха, овец следует пасти в уединённом месте. Гони отару на запад".
"Я не погоню твою отару на запад. И вообще не буду её пасти. Вчера ещё сказал об этом твоему младшему брату. Жду только, чтобы кто-нибудь принял у меня овец",
Повинуясь байскому взгляду, рослый джигит со свирепым лицом подошёл к Юсупу. Тот не успел и сообразить что к чему, как руки его были скручены за спиной.
"Ну-ка подумай, - ощерясь, сказал свирепый джигит, - ты и впрямь не хочешь пасти овец бай-ага?"
Юсуп промолчал. По правде говоря, он растерялся. Как же так? Отныне у баев не должно быть тысячных отар. У многих же овец отобрали. А этот не подчиняется комиссии. Но ведь люди комиссии сказали, что вернутся с отрядом и не дадут в обиду бедняков, подавших заявление в колхоз! А у него скручены за спиной руки…
"Оглох?! - Свирепый джигит стеганул плёткой воздух перед носом Юсупа. - Будешь ты пасти овец бая-ага или нет? Отвечай!"
"У баев не должно быть овец".
"У баев были, есть и будут овцы"!
"Я не стану их пасти. Я вступаю в колхоз".
Бай мигнул, свирепый джигит поспешил к нему, наклонился почтительно, выслушивая приказание. До ушей Юсупа донеслось:
"…в назидание другим отправьте его душу в преисподню".
"Чью это душу хочет он отправить в преисподнюю?"- как-то вяло подумал Юсуп, и тут ему велели повернуться и идти. Не успел он сделать трёх шагов, как сзади прозвучал щелчок выстрела, Юсуп ощутил острое жжение в спине и повернулся, чтобы увидеть, что происходит, но в этот миг один край пустыни приподнялся, другой опустился и пустыня перевернулась, накрыв собой чабана…
…Тьма немного сдвинулась в сторону. До сознания Юсупа донёсся голос:
"Скоро придёт в себя. Теперь ему сам чёрт не страшен".
Юсуп с трудом размежил веки и увидел рыжеусого человека. Тот был в военной одежде и наклонился, выжидательно глядя чабану в лицо. Заметив, что Юсуп открыл глаза, сказал: "Товарищ!"
- Товарищ!
…Юсуп-ага проснулся, потому что кто-то тронул его за плечо. Салих.
- Отчего ты кричал, яшули?
- Разве я кричал?
- Диким голосом. "Товарищ!" Звал, что ли, кого?
- Мне снился сон. Увидел во всех подробностях события той ночи.
- А-а. Значит, ты звал командира отряда?
- Да. Показалось - он хочет уйти от меня.
- Бая тоже видел?
- Видел.
- А мне ничего не снилось, - сказал Салих, глядя на светлеющее небо.
- Твой мотоцикл не поломался?
- Нет.
- А бензин есть?
- Много ещё.
- Тогда поезжай к отаре индивидуальщиков, привези одну мою овечку,
- Зачем же в такую даль тащиться, яшули? Мяса мы с тобой и поблизости раздобудем.
- Хочу провести здесь день и ещё одну ночь. Может, снова приснится тот сон. Хочу увидеть, как командир меня не покинул, остался со мной мой товарищ.
II
В кабинете председателя колхоза сидел Бяшим, младший сын Юсуп-ага. Он старался не выказать раздражения и досады, но лицо у него было такое кислое, что угадать его настроение не составляло труда.
- Вам наверное скучно? - спросил Нуретдин. - Хотите посмотреть наш гранатовый сад? Видели вы когда-нибудь гранатовый сад?
- Нет, не видел.
- О, тогда посмотреть стоит. Это просто чудо. Особенно сейчас. Урожай хорош. Плоды крупные, величиной в кулак, даже в два кулака. Непонятно, как выдерживают их тоненькие веточки.
- Ну, гранаты-то я видел. Я ведь горожанин, а садоводы лучшие свои плоды вывозят на городские рынки. Так что вам не стоит беспокоиться.
- Да, горожанина в вас угадаешь сразу, - согласился Нуретдин. - Только горожане могут себе позволить в будний день носить белые сорочки. - У Бяшима вздёрнулись брови. - В городе они сохраняют белизну, а у нас тут пыль, - не без лукавства пояснил председатель. - Да… А какова ваша профессия, уважаемый Бяшим?
- Я стекловар. Работаю на стекольном комбинате.
- Хорошая профессия, нужная.
- Да. Стекло, бетон и асфальт делают современные города. Однако когда же появится отец?
- Вчера я ещё раз велел передать на Центральный пункт, что Юсупа-ага здесь ждут. Просил разыскать его и отправить в село. Он прощается с людьми.
- Сколько можно прощаться? Уже неделю целую…
- Если вы очень торопитесь, уважаемый Бяшим, возвращайтесь в Ашхабад. Отец сам к вам приедет. Мы дадим ему провожатого…
- Простите, но я сильно опасаюсь, что говорите вы одно, а сделаете другое. Сначала вы не хотели отпускать отца на пенсию. Теперь прельщаете его домиком и приусадебным участком, чтобы он остался в селе. Знаю, чем это кончится: не пройдёт и месяца, как отец снова окажется в песках. И снова будет бедный дряхлый старик, кряхтя и кашляя, бродить за овцами в зной и в стужу. Нет уж, довольно. В колхозе он отработал своё сполна. Пусть теперь отдохнёт, поживёт со мной в городе, пользуясь всеми благами цивилизации.
Эту сердитую тираду председатель Нуретдин оставил без ответа. Сказал только:
- Думаю, что завтра Юсуп-ага появится.
- Я тоже думаю, что рано или поздно он появится. Но пока - зря теряю дни. Неделя бессмысленного ожидания. А я привык расписывать время по часам и даже по минутам, чтобы ни одна не пропала даром.
- О, вы понимаете толк в жизни.
- Надеюсь. Но сейчас все мои планы нарушены… Знаете, товарищ председатель, я, пожалуй, пойду. Думаю, что развлекать меня беседой не входит в ваши планы. Прошу ещё раз передать в пески: пусть отец скорее приезжает.
Подойдя к дому брата, Бяшим совершенно неожиданно для себя увидел отца в окружении весело гомонивших внуков и правнуков. Настроение у него мигом улучшилось. После приветствий и взаимных расспросов он сказал:
- Отец, поедем в город.
Предупреждённый Новрузом, старик схитрил:
- На сколько дней?
- Насовсем. Ты останешься жить со мной. Одна из комнат моей квартиры - твоя.
- Но почему, Бяшим-джан, я непременно должен жить в твоём доме? А если я буду жить в своём? Пли здесь, у Берды?
- Не чуди. Была бы жива наша мать, я не стал бы возражать против того, что ты оставался в своём доме. Но один?.. А у Берды и без тебя тесно. Покоя уж точно не будет. И какие здесь удобства? Разве можно сравнить с городским благоустроенным жилищем? Нет, отец, я считаю, что ты, в твоём возрасте, заслужил и настоящий покой, и настоящий отдых. И поэтому настаиваю: поедем со мной в город.
Юсуп-ага с сомнением покачал головой.
- Помнишь Сапар-джана, сына Анна Дейтыка? - спросил Бяшим.
- Который пальван, что ли?
- Он самый. Так вот, этот богатырь тоже в городе живёт, потому что там и спортзалы, и тренеры гораздо лучше, чем в селе. Самые умные люди, самые лучшие вещи в городе. Только в городе можно стать настоящим специалистом, настоящим учёным, по-настоящему знаменитым человеком…
Видно было, что Юсуп-ага не может разделить восторгов сына. В унылом раздумье он продолжал качать головой, упорно избегая Бяшимова требовательного взгляда.
А тот выложил свой главный аргумент:
- Мне казалось, ты почитаешь обычаи. А что гласит наш обычай? Отец не может жить со старшим сыном, когда есть младший!
- Верно, верно… - Юсуп-ага вздохнул. - Недаром говорят - старый верблюд должен покорно плестись за своим верблюжонком…
Внезапная жалость кольнула сердце Бяшима. Он очень хотел, чтобы отец остаток дней своих провёл в прекрасном городе Ашхабаде, но вовсе не желал, чтобы тот ехал по принуждению. И поэтому снова принялся вдохновенно расписывать всяческие городские блага и чудеса: гладкий асфальт городских улиц; бесчисленные фонари и неоновые лампы, от которых ночью светло как днём; базар, где чего только не продают; горячую воду, обогревающую дома без копоти и дыма; большие зрительные залы, в которых с утра до ночи показывают замечательные фильмы; певцов и музыкантов, прибывающих со всех концов света; врачей, которые мёртвого способны воскресить. И добился: в глазах отца вспыхнул огонёк любопытства. Старику захотелось поехать в город.
III
До райцентра добрались на грузовике, а там пересели в рейсовый междугородный автобус. Эти огромные, как дом, машины - автобусы - Юсуп-ага видел и раньше, а вот асфальт, покрывающий дорогу, - в первый раз. Накануне сын рассказывал о дорогах, гладких, как зеркало, и совершенно без пыли - одном из городских чудес. Да, видно, город это… Но, решительно, асфальт заслуживает восхищения! На очередной остановке Юсуп-ага вышел из автобуса и взад-вперёд походил по дороге. Потом вынул нож и отковырнул кусочек асфальта. Долго нюхал, но так и не определил, что это за штука такая, положил в карман. Можно было бы расспросить сына, но в автобусе, впереди, сидел такой же старик, как сам Юсуп, только одетый по-городскому. Не хотелось перед ровесником показать себя полным невеждой.
- Навстречу нам попалось тридцать машин, - прошептал вдруг себе под нос Юсуп-ага.
Сын услышал.
- Ну и что?
- Интересно, куда их столько едет?
- Это большая дорога, отец. Связывает разные города и райцентры.
Юсупу-ага казалось, что какая-нибудь из машин, стремительно мчащихся навстречу, непременно столкнётся с их автобусом. Что же тогда будет? Всякий раз, когда встречный автомобиль со свистом проносился мимо, он невольно сжимался, вбирал голову в плечи.
У самой кабины водителя, лицом к остальным, сидел пассажир, давно привлёкший внимание Юсупа-ага. Наверное гость из какой-нибудь зарубежной страны, решил старик, Совсем молодой парень, почти подрос-ток, невысокий, тонкий, гибкий, он был одет так причудливо, что Юсуп-ага не мог себя заставить отвести любопытный взор. Волосы до плеч, как у девушки, рубашка вся в цветочках - в глазах рябит. На шее шёлковый платочек, тоже пёстро-яркий, пальцы в перстнях, а глаза спрятаны под тёмными очками. Да, конечно, юноша этот из-за границы, из какой-нибудь далёкой и странной земли.
А юноша подавил зевок, нахмурился и произнёс на чистейшем туркменском языке:
- Этот автобус ползёт как черепаха!
Юсуп-ага и рот приоткрыл: неужто туркмен? Бай-бов! Не выдержал, легонько толкнул сына.
- Что?
Глазами указал на паренька впереди. Бяшим оглядел его без всякого удивления и снова спросил:
- Что ты, отец?
Опасаясь, как бы их не услышал диковинно разубранный паренёк, Юсуп-ага буркнул:
- Так, ничего.
В это время автобус замедлил ход, а потом и вовсе остановился.
- Что случилось?
- Почему остановились?
Водитель, не отвечая, вылез из кабины и открыл капот.
Один за другим выбрались наружу пассажиры и окружили водителя. Тот копался в моторе как-то неуверенно. Видно было - он не знает, где искать неисправность. Зрители его явно раздражали.
Юсупа-ага среди них не было. Он прохаживался по асфальту, с удовольствием разминая онемевшие от долгого сидения ноги. Пепельно-бледное во время езды лицо его обрело свои естественные краски.
Ещё один пассажир не заглядывал в мотор через плечо водителя - тот самый одетый по-городскому старик, ровесник. Он тоже ходил по дороге. Вскоре они оказались рядом.
- Вот и обрела душа моя покой, - сказал Юсуп-ага, вызывая ровесника на разговор.
- Небось ноги отсидели? Я тоже.
- Не в ногах дело. Дело в том, что я до этой поры ни разу в такой штуке не ездил.
- Неужто ни разу в машину не садились?
- Нет, на колхозных грузовиках ездил. Много раз. Но наши дороги другие, даже если с них съедешь, ничего не случится. А тут по обе стороны ямы. Посмотрите: будто нарочно, чтоб машины туда падали. А встречные? Мчатся как бешеные. И словно не видят наш автобус, того и гляди столкнётся.
Одетый по-городскому старик весело рассмеялся. Потом сказал:
- Давайте познакомимся. Меня зовут Орун Орунович. Вы можете называть просто Оруном…
Пёстро одетый юноша в это время принимал солнечную ванну. Он снял с себя рубашку в цветочках, снял майку и, уперев руки в бёдра, подставлял солнцу свой бледный узкий торс. Юсуп-ага не удержался:
- Взгляните-ка на этого вертопраха, Орун. Ну что за выходки?
- Он правильно делает, - ответил новый знакомый и поверг своим ответом Юсупа-ага в изумление. - Сейчас его тело интенсивно впитывает ультрафиолетовые лучи, которые повышают процент гемоглобина в крови.
Ну а это уж и вовсе невразумительно. Заметив выражение растерянности и недоумения на лице собеседника, Орун Орунович поспешил как можно проще и понятнее рассказать о пользе солнечных лучей для человеческого организма.
Но на этот предмет у Юсуп-ага была своя точка зрения. И никто не мог её изменить.
- Человек должен защищать себя от солнца, - убеждённо изрёк он.
Пареньку тем временем прискучило загорать, он подошёл к водителю, который уже взмок, копаясь в моторе.
- Ни дать ни взять - сорная трава, - пробормотал Юсуп-ага. - Вылезет там, где совсем не нужна. Ну зачем он к нему подошёл? Мешать только? Человек и без того замучился. Что за волосы у него? И очки какие-то жуткие нацепил. Гог-Магог наверное так же выглядит.
- Зря вы его браните, ровесник мой. Славный парнишка.
- Отдать бы этого славного парнишку нашему Нуретдину, хотя бы на месяца три. Он бы сделал из него человека. Ну скажи, разве эти ручонки способны кетмень держать? О том, чтобы кетменём работать, я уж не говорю.
- Да, мускулатура у него развита слабо.
Паренёк уже несколько минут наблюдал за действиями водителя.
- Ну-ка разрешите. - Отстранив незадачливого механика, он занялся мотором.
- Если старый чабан не знает, то откуда же молодому… - Юсуп-ага махнул рукой и отвернулся в досаде.
Но мотор скоро заработал. Обрадованные пассажиры поспешили занять свои места, и автобус ринулся навёрстывать упущенное.
- Через два часа будем на месте, - сказал, обернувшись, Орун Орунович и увидел, что лицо ровесника, покрыла пепельная бледность, а вены на шее и висках вздулись,
- Что с вами? Вам плохо?
- Мутит как-то. Очень быстро едет этот…
Орун Орунович пробрался к кабине водителя и попросил ехать помедленней, так как одному из пассажиров плохо.
Шофёр, не поворачивая головы, ответил, что он и так на целый час выбился из графика и если ехать на малой скорости, то опоздание будет - ой-ой-ой.
- Премии я уже лишился. Хотите, чтобы мне выговор влепили?
А Юсупу-ага казалось, что пришёл его последний час.
- Остановите машину, - пролепетал он.
Автобус остановился, Бяшим и Орун Орунович вывели старика. Едва он ступил на твёрдую землю, как его вырвало. Заметив растерянность в глазах Бешима, Орун Орунович сказал:
- Не волнуйтесь, всё будет в порядке. Состояние вашего отца - естественная реакция на непривычно быструю и длительную езду. Я - врач, геронтолог.
Он вернулся в автобус, взял свой чемоданчик, водителю сказал:
- Можете ехать на предельной скорости. Мы останемся.
Автобус умчался, а Юсуп-ага со своими спутниками продолжил путешествие в такси, водителя попросили не превышать скорость тридцать километров в час.
В город они прибыли поздно вечером. Начались обещанные сыном чудеса. Ночь, а светло, как днём, и свет какой-то диковинный. Жёлтый, как пламя костра, - понятно; белый, как звёзды, - понятно; голубой, как пламя газовой плиты, - тоже понятно, но зелёный, красный, фиолетовый… Глазам невмоготу! Дома огромные, высокие, выше самых больших барханов, стоят вдоль улиц впритирку, а сами улицы широкие и гладкие. И конечно машины - мчатся и мчатся и тоже слепят фарами. А сколько здесь людей, бай-бов!
Но воспринимал всё это Юсуп-ага как-то краем глаза и краем сознания. Ему всё ещё было плохо…
Утром Бяшим проснулся раньше обычного. Первая мысль - об отце. Подошёл к его двери, прислушался, легонько стукнул. В ответ раздалось покашливание. Бяшим вошёл и поздоровался.
- Это ты, сынок? Входи когда надо, зачем стучишься?
- Так этика требует.
- Кто такой этика?
Подавив невольный смешок, Бяшим ответил:
- Этика не человек, а свод правил - как надо себя вести, как друг с другом обращаться.
- Вон оно что…
- Выспался, отец?
- Какой там сон!
- Почему? Тебе было плохо? Неудобно здесь?
- Только задремал - на меня хотел наехать огромный чёрный автобус. И я с криком проснулся. Заснул снова - показалось, что меня на огне жарят. Будто я попал в город, где всё из огня - улицы, дома, деревья и я сам - в огненном кольце, печёт со всех сторон, а огонь разного цвета. Где уж тут спать… К тому же под окном всю ночь машины гудят, шумят…
- Это потому, что ты впервые попал в город. Привыкнешь - всё пройдёт. Умывайся, и будем чай пить.
Хорошо, что на свете есть чай. Очень кстати сейчас чайник свежего горячего зелёного чая. Юсуп-ага намеревался чаёвничать, сидя на кошме, но, увидев аккуратно накрытый стол, отказался от этого намерения. Если все будут сидеть за столом, а ты один усядешься внизу, скрестив ноги, неприлично же.
За столом он оказался рядом с внучкой. Та немедленно принялась ухаживать за дедом. Вытащила из миски дымящиеся сосиски и положила ему на тарелку. Намазала маслом хлеб, а сверху водрузила кусок брынзы - готов бутерброд. Ко всей этой снеди старик не притронулся.
- Я сейчас буду чай пить, Дженнет-джан, - сказал он и придвинул к себе чайник.
Потягивая ароматный напиток, разговорился с невесткой и внучкой.
Любопытство Дженнет не так-то просто было утолить. Она хотела сразу выяснить всё о пустыне, о жизни в песках, причём не знала много такого, без чего Юсуп-ага не мыслил существования человека. Например: как выглядит колодец? А как его копают? А кто? А разве овец и ночью пасут? Когда же они спят? А пастухи когда? Ну и прочее в том же роде.
Опорожнив чайник, Юсуп-ага встал из-за стола.
- Дедушка, почему ты ничего не ел?
- По утрам я только чай пью.
Дженнет округлила глаза. Предвидя новые вопросы, Бяшим счёл лучшим вмешаться.
- Сегодня воскресенье, - сказал он.
- Знаю, - ответил Юсуп-ага.
- Воскресный день следует провести интересно и весело.
- Сначала сходи на работу, сыпок, а потом подумаем о развлечениях.
- Но ведь сегодня воскресенье, выходной день.
- Да-да, я и запамятовал, что городские в воскресенье не работают.
- В субботу тоже, - вставила Дженнет.
- Мы с Майсой, с твоей невесткой, всё уже обдумали, - заявил Бяшим. - Сегодня поедем в горы.
- А что там, в горах?
- Там? Свежий воздух, родники, скалы…
- Скалы - это интересно. Я не видел, но знаю, что интересно.
- Сегодня я покажу тебе необыкновенную скалу, - пообещала Дженнет. - Большая, как наш дом, даже больше. Отвесная, как стена. И по ней всё время вода стекает.
- Всё время, дитя моё?
- Да. Мама говорит - скала плачет. Правда, ты так говорила, мама?
- Правда, доченька.
Юсуп-ага подумал и сказал: