Из окна видно, как у отеля останавливается пролетка, на тротуар спрыгивает Шумский, покупает цветы у Ванды и входит в ресторан. Усевшись за столик, он раскрыл меню и тут же развернул листок, который вынул из букета. Прочел: "Из Берлина в Краков выехал инженер Кюнль. Работает у Брауна. Крупный специалист по ракетным взрывателям. 32 года. Трусоват. Номер заказан в отеле "Монополь".
Гелена, кончив песенку, улыбнулась Шумскому с эстрады. Он поднялся, прошел к эстраде и, галантно поклонившись, передал певице букет.
- Благодарю пана… - Она небрежно положила цветы на пианино и продолжала репетировать.
Шумский возвращается к своему столику.
В бункере на испытательном полигоне у телефонов - унтерштурмфюрер Рот. Он принимает донесения и передает их Занге, который делает отметки на карте.
- Фузилерный батальон под видом рабочей команды польских военнопленных выходит в район сосредоточения.
- Отлично…
Рот кладет трубку одного телефона и тотчас же тянет руку к другому. Выслушав, докладывает:
- Третий батальон в санитарных машинах вышел на исходную, штурмбанфюрер!
- Пока все идет хорошо…
Бросив на стол карандаш, Занге подходит к перископу, снимает чехол, приникает к окуляру. В перископ хорошо видна площадка, на которой установлены ракеты. Занге опускает перископ.
- У вас все готово?
- Да, - отвечает несколько небрежно Рот. - Достаточно повернуть рукоятку - и… - заканчивает он жестом.
Алиев сидит на топчане у стены в накинутой на плечи шинели и греет руки о кружку с чаем. Лицо у него усталое, время от времени он с трудом сдерживает рвущийся кашель.
Млынский - у стола, над картой. Сосредоточен, молчалив.
Входит лейтенант Ковалев.
- Разрешите, товарищ полковник? Последние донесения от разведгруппы.
- Давай. Ванда еще не вернулась?
- Никак нет.
- Как только появится, сразу ко мне… Все спокойненько… - с иронией говорит Млынский, просмотрев донесения.
- Что тебя беспокоит, Иван Петрович? - спрашивает Алиев.
- Все спокойненько, как на кладбище… Обозы с ранеными, строительные команды, "охотники" в "Вилене"… А? Ничего подозрительного, просто идиллия, и до сих пор ни разу не потревожили. Не такая уж тут глухомань… А ты опять простыл? Сыро тут в лесу для тебя, Г асан.
- Ничего, скоро в Баку на солнышке отогреюсь.
- Идем на воздух. - Млынский посмотрел на часы. - Кому-то выгодно, Гасан, чтоб мы тут сидели в лесу у полигона и не рыпались. Надо во что бы то ни стало выяснить, что за объект "Хайделагер". Откуда там столько летчиков?
Над лесом застрекотал самолет-разведчик, и жизнь в лагере замерла.
Ерофеев, сидевший у входа в пещеру, вытянулся, когда из нее вышли Алиев и Млынский. Из палатки радистки доносилось нудное треньканье балалайки.
- Ох надоел, - вздохнул Ерофеев.
- Самолет? - спросил Алиев. - Над нами кружит, подлец.
- Нудит и нудит целый день. И этот тоже… - кивнул Ерофеев в сторону палатки. - Охмуряет Катьку, хоть бы путное что сыграл.
Млынский вошел в палатку, и Иванов со своей балалайкой тут же выкатился оттуда. Катя Ярцева смущенно поправила волосы, стала искать наушники.
- Я сейчас, товарищ полковник, еще десять секунд. - Она надела наушники, взяла карандаш. - Есть! - Аккуратным почерком стала записывать цифры шифровки…
Гул самолета стих.
Хват, Алиев, Озеров и Иванов сидели на плащ-палатке неподалеку от входа в пещеру, под раскидистой кроной дерева.
Подошел Ерофеев, нагнулся, поднял с земли балалайку, лежавшую рядом с Ивановым, потренькал, заиграл. Играл он здорово. Увлеченные игрой Ерофеева, офицеры не заметили, как прошли к пещере Радкевич и Ванда в сопровождении лейтенанта Ковалева.
Ерофеев, кончив играть, отложил балалайку.
- Ай да Ерофеич! - сказал Озеров. - Учись, Ваня.
- Зачем такой талант прятал? - спросил Алиев.
- Для конспирации, - усмехнулся Ерофеев.
- Может, ты и не Ерофеич вовсе, - засмеялся Хват, - а Ойстрах.
- Страх для фрицев - это точно.
- Товарищи офицеры! - вскакивает Хват, завидев вышедших из пещеры полковника и Радкевича.
- Сидите, сидите, товарищи. - Млынский тоже опускается на плащ-палатку. - Ерофеич, поиграй еще, у тебя хорошо получается. Только вон там. И последи, чтобы нам никто не мешал…
- Есть поиграть немного на балалайке!
- Вот что получено из Москвы, - сообщил Млынский. - По имеющимся сведениям, противник планирует использовать бомбардировщики "Хейнкель-111" для нанесения ракетных ударов по Москве, Ленинграду, Куйбышеву и важным промышленным объектам, расположенным за Уралом…
- Ишь куда хватили, сволочи, - сказал Ерофеев..
- Подготовка экипажей бомбардировщиков и пилотов-смертников, которые будут наводить ракету на цель, развернута где-то в степном лагере…
- Ничего себе, точные данные, - качает головой Хват. - Где в степи?
- Необходимо во что бы то ни стало сорвать этот замысел. Подписано: Антонов… Вот так- во что бы то ни стало.
- Пошли ва-банк, - покачал головой Алиев. - Готовят пилотов-смертников.
- Найдут фанатиков, - сказал Радкевич.
- Времени на раздумья и колебания у нас больше нет, - сказал Млынский. - На рассвете атакуем полигон. - Он развернул карту. - Взвод минеров передаем отряду Радкевича. Задача поляков - уничтожить ангары и склады на объекте "Хайделагер". Группы прикрытия обязаны обеспечить время, чтобы мы успели на полигоне "Близна" снять с ракет все ценное оборудование, принять самолет, погрузить на него приборы и раненых… Ты, Виктор Сергеевич, - повернулся он к Хвату, - сегодня же ночью с ротой Бейсамбаева и всем хозяйством уйдешь в Чехословакию… Это приказ. На границе встретишься с чешскими партизанами отряда имени Яна Жижки. Они помогут тебе. Маршрут согласован. Мы пойдем следом. Вопросы есть?
Алиев спросил неожиданно:
- Как будет "степь" по-немецки?
- Степпе, - ответил Радкевич.
- Почти как по-русски. Я все думаю - где у них степи в Германии, где искать этот лагерь смертников?
- Найдем, Гасан…
- А "пустыня" как?
- Оде, - сказал Радкевич.
- Вюст, - добавил Млынский. - Постой-постой… Ах ты умница, Гасан! Дай-ка я тебя расцелую!..
- Ну-ну, что ты вдруг?
- Смотри! - Млынский достал из кармана картонку. - Это принесла из Кракова Ванда.
- Так, - сказал Алиев и прочитал: - "Объект "Хайделагер" находится северо-восточнее Дембицы. Это крупный аэродром с подземными ангарами и складами горючего. Кюнль прибыл в Краков…"
- Ты сюда смотри, - показал на карте Млынский. - "Хайделагер". "Хайде" по-немецки "луг", "пустошь", а молено перевести и как "степь". "Хайделагер" - "степной лагерь". Это то, что нам нужно, Гасан! Вот где они готовят смертников. Ну, Радкевич, задача наша осложняется. Взвода минеров тебе маловато будет, я думаю…
Вечер. В ресторане отеля "Монополь" полно посетителей: офицеры, чиновники генерал-губернаторства, женщины. Шумно. Накурено. Шторы на окнах плотно задернуты.
На небольшой эстраде танцевальная пара в испанских костюмах исполняет хабанеру.
Официант, высоко поднимая над головой поднос с бутылками, ловко пробирается между тесно составленными столиками.
Карасев и Гелена сидят у окна. Гелена в смело декольтированном платье, курит, качая ножкой в открытой туфельке… Около них остановились два офицера-танкиста, по виду - недавно с фронта, оба с рыцарскими крестами.
- Разрешите, капитан? - обращается один из них к Карасеву.
- Прошу прощения, господа! - Карасев встает. - Места зарезервированы службой безопасности…
- Идем, Генрих, - говорит брезгливо первый офицер, - здесь все зарезервировано тыловыми крысами…
Офицеры отходят.
- Кюнль не выходил из отеля? - спросил тихо Карасев.
- Нет-нет. Я весь вечер болтала в холле с этим болваном Зохбахом. Потом пришел Шумский…
Танцевальную пару на эстраде сменил красноносый клоун с пилой, на которой он, поломавшись, заиграл сентиментальный вальсик. И в это время в зал входит Кюнль. Окинув взглядом переполненный зал и заметив свободные места, нерешительно приближается к столику Гелены.
- Добрый вечер, - склоняет он голову с аккуратным пробором. - Простите, я вам не помешаю?
- Нет. Ради бога… - отвечает Гелена.
- Благодарю. Зигфрид Кюнль. Инженер, - представляется он.
- Эрнст Деннерт, - поднимается и щелкает каблуками Карасев. - Фрейлейн Гелена.
Кюнль садится за столик.
- Давно из Берлина? - спрашивает Карасев.
- Только сегодня. Как вы догадались?
- Когда я слышу родной говорок…
- Так вы берлинец? - улыбается Кюнль. - Рад встретить здесь земляка. А фрейлейн Гелена?..
- Гелена родилась здесь, в Кракове. Отец - немец, мать - полька, - говорит Карасев.
- A-а, так вот откуда в вас это… необычное очарование, - улыбается Кюнль, не отрывая глаз от Гелены.
- Благодарю. Слышишь, Эрнст? От тебя никогда не дождешься ничего подобного…
- Что с меня возьмешь? Грубый солдат, - вздыхает Карасев. - Вы раньше бывали в Кракове?
- Нет. Никого не знаю и рад знакомству с вами…
- Уютный городок. Но теперь здесь не так: фронт слишком близко…
Кюнль только кивает в ответ.
Клоун со своей пилой наконец-то убрался с эстрады. Раздаются жидкие аплодисменты, которые неожиданно переходят в овацию. К удивлению Кюнля, на эстраду выходит Гелена.
Кюнль слушает песню, не отрывая глаз от певицы. Словно почувствовав его взгляд, она улыбается в ответ.
Карасев внимательно смотрит на ключ от номера, лежащий на столике…
Млынский и Ерофеев одни в пещере. Сержант молча и насупившись собирает вещи.
Млынский надевает поверх гимнастерки телогрейку, опоясывается ремнем. С усмешкой смотрит на Ерофеева, которому никак не удается запихнуть в мешок сапоги.
- Ну что ты волком глядишь? Не влезают сапоги - выбрось.
- Да бог с ними, с вашими сапогами, - сказал Ерофеев, в сердцах бросив незавязанный мешок. - Сапоги… Вы людей в упор перестали замечать…
- Это ты о чем?
- А вы сами не видите, что ли? У докторши скоро живот на нос полезет, а вы ее по лесам да горам таскаете…
- Что? Ты что говоришь?
- А то и говорю, что за большими делами не видите ничего вокруг! Ну какими еще словами-то втолковать: беременна Ирина-то, ребенок у нее скоро будет…
- Ерофеич… - Млынский, растерянно улыбаясь, опускается на топчан. - Ерофеич… Ах я старый дурак… А что же вы все молчали? Что же она не сказала?
- А гордость у бабы есть? Кто она вам? Вы подумали? Если жена - так нужно оформить как полагается… Убьют вас, не приведи господи, - она с дитем останется. Кто? Ни вдова, ни… На Большую землю отправлять ее надо.
- Прав ты, Ерофеич, прав во всем! - сказал Млынский. - Спасибо…
В вечернем сумраке шевелился лагерь: люди строились, слышались приглушенные слова команд, скрип тележных колес, топот сапог и лошадиных копыт, бряцанье оружия, тихая ругань…
Санчасть сворачивала палатки. Раненых грузили на подводы. Ирина Петровна, спокойно и деловито переходя от подводы к подводе, справлялась о самочувствии раненых, поправляла повязки.
Где-то за деревьями перед построенными бойцами выступал Алиев. Речь его едва долетала сюда, к санчасти, обрывками фраз:
- Товарищи… За независимость нашей Родины… Свободу народам Европы… Уничтожить фашистского зверя в его собственной берлоге…
Млынский из-за ствола дерева долго наблюдал за Ириной Петровной. Потом окликнул:
- Ирина!
Та вздрогнула, обернулась, торопливо запахнула расстегнутую шинель.
- Иван Петрович! Ваня! Родной… Как же так? Мы уходим, а ты остаешься?
- Ирина…
- Я не хочу, я боюсь тебя потерять.
- Ирина, Ирина… - Млынский прижался к ее щеке, зашептал горячо: - Я все знаю, я счастлив, слышишь?.. Только надо было сразу сказать, ты и ребенок были бы уже в безопасности.
- Ерофеич? Проболтался…
- Ты только будь осторожна, мы скоро увидимся… И у нас будет свадьба. Будет! Всем смертям назло мы будем счастливы, слышишь?..
Повозки санчасти тронулись, раздался девичий голос:
- Ирина Петровна! Товарищ капитан!
- Я не пойду! Я никуда не пойду без тебя! - сказала Ирина Петровна.
Млынский вздохнул и крепко обнял ее.
На пятачке для танцев в ресторанном зале тесно так, что пары только топчутся на месте, прижавшись друг к другу.
Гелена танцует с Кюнлем. Слегка захмелевший инженер жмет девушке пальцы и что-то шепчет на ухо. Она, смеясь, кивает…
Ключ от номера Кюнля лежит на столике, за которым в одиночестве пьет Карасев-Деннерт.
Кюнль и Гелена танцуют, нежно прижавшись щекой к щеке. Он снова шепчет ей на ухо. Но на этот раз девушка отрицательно качает головой.
- Нет, Зигфрид, это невозможно… - Ее полуоткрытый зовущий рот так соблазнителен! - Это невозможно, - повторяет она и еще теснее прижимается к партнеру.
Когда смолкает музыка, они еще некоторое время стоят неподвижно, все так же тесно прижимаясь друг к другу. Наконец возвращаются к столику.
Поцеловав с галантной благодарностью руку Гелены и усадив ее за столик, Кюнль устраивается напротив помрачневшего Карасева.
- Фрейлейн Гелена прекрасно танцует…
- Да я, кажется, пьян… Я лучше уйду. А ты не ходи за мной! Всё! К черту! - Карасев встает, бросает деньги на стол. - Все к черту!.. - Слегка пошатываясь, но стараясь держаться прямо, он направляется к выходу.
Гелена украдкой плачет, вытирая глаза кружевным платочком.
- Ну-ну, успокойтесь. - Кюнль ласково пожимает ее руку. - Очень жаль, что из-за меня.
- А, - машет платочком Гелена, - мне это все надоело!
- С ним часто такое?
- Каждый вечер. С тех пор как вернулся с фронта.
- Да, это неприятно.
Гелена прячет платочек в серебряную сумочку и, вздохнув, улыбается, несколько, правда, растерянно.
- Ну вот я и свободна…
Кюнль, пропустив вперед Гелену, входит за ней в темный номер. Повернув ключ в замке, зажигает свет.
Из кресла напротив двери поднимается Карасев. Он совершенно трезв. У зашторенного окна стоит Шумский.
- Что это значит? - высокомерно спрашивает Кюнль.
- Тихо, господин инженер, - предупреждает Карасев.
Но Кюнль повышает голос:
- Я требую объяснить…
Карасев коротким ударом сбивает инженера с ног.
- Я же предупреждал вас - тихо!
Кюнль лежит на полу и с ужасом смотрит на Карасева, на Гелену, спокойно стоящую возле окна рядом с Шумским.
Карасев молча поднимает Кюнля за ворот и тащит в ванную комнату. Здесь он рывком швыряет не на шутку испуганного и податливого Кюнля к газовой колонке, заводит его руки вокруг колонки и тут же защелкивает наручники.
- Что вам нужно? - испуганно хрипит Кюнль.
- Сейчас узнаете. Только ведите себя хорошо - и все будет в полном порядке. - Карасев обыскивает его, достает портмоне и вынимает документы. - Оружие есть?
- Нет…
Карасев открывает кран душа - зашумела вода. На секунду выходит из ванной, передает документы Кюнля Шуйскому и возвращается.
- Слушайте меня внимательно, Зигфрид. Вы должны понять, что так или иначе мы добьемся, чего хотим. Поэтому вам лучше правдиво и без канители отвечать на вопросы. Вы меня поняли?
- Да…
Входит Шумский.
- На этом динстаусвайсе надо поменять фотографию.
- Рискованно. Здесь приметы, - пожимает плечами Карасев.
- "Глаза голубые, лицо овальное"… Сойдет, я думаю.
Карасев выходит, оставив двери открытыми.
- Вы работаете в ракетном центре Вернера фон Брауна? - спрашивает Шумский у Кюнля.
- Как вам сказать…
- Как можно точнее.
- Я работаю в конструкторском бюро фирмы "Сименс", мы выполняем заказы Брауна и, разумеется, отвечаем перед ним и особоуполномоченным - группенфюрером Вольфом… Что вы собираетесь сделать со мной?
- Это зависит от многих обстоятельств, в том числе и от правдивости ваших ответов, Кюнль. Для чего вы приехали в Краков?
- В командировку. На предприятия особой зоны "Величка".
- Цель командировки? Подробнее, Кюнль.
- Я должен выяснить причины, по которым ракеты взрываются в воздухе после старта. Есть предположение, что из-за саботажа на сборке ракет…
- Такой саботаж возможен?
- В принципе да. Небольшие отклонения в допусках - и при вибрации ракеты в полете…
На пороге появляется Гелена, делает предупреждающий знак.
Шумский строго смотрит на Кюнля, но тот и без того умолк, как только вошла Гелена, и, вздохнув, отвернулся к стене…
А в коридоре, около двери в номер Кюнля, останавливается дежурный эсэсовец. Прислушивается. Из номера едва слышно доносится шум воды…
Краков. Гестапо. Вольф за столом внимательно слушает доклад Занге, стоящего у крупномасштабной карты Дембицы.
- Млынский вцепился в полигон, как мальчишка в рождественский пряник. И я полагаю, что если не сегодня, так завтра он предпримет попытку захвата ракет…
- У тебя все готово?
- Еще несколько часов - и ловушка захлопнется… Сигналом к общему выступлению будет взрыв установок в тот момент, когда Млынский решит, что они уже у него в кармане.
- Хорошо. - Вольф встал из-за стола и подошел к карте. - Только не тяните с полным окружением. Не тяните, Занге. Время работает против нас. Охрана объекта "Величка" усилена?
- Так точно, группенфюрер. Мышь не проскочит…
На въезде у ворот в особую зону охранники тщательно проверяют документы Шумского. Вернув документы, открыли ворота, и, как только машина проехала, один из них позвонил кому-то по телефону из будки КПП…
Машина проехала мимо складов, через железнодорожный переезд, неподалеку от которого стояло несколько пассажирских составов с красными крестами на вагонах, и остановилась у небольшого двухэтажного дома.
Рыжий высокий шарфюрер открыл дверцу машины и приветствовал Шумского:
- Хайль Гитлер!
Небрежно вскинув руку в ответ, Шумский прошел в здание.
Рыжий шарфюрер проводил его в кабинет, сам стал у двери.
- Нас предупредили из Берлина о вашем приезде, однако штурмбанфюрера Занге сейчас нет на объекте, и вам придется подождать…
Шумский повесил плащ и шляпу, прошел к столу.
- У меня слишком мало времени, чтобы ждать, шарфюрер, и слишком важное дело. Доставьте сюда документацию и позаботьтесь, чтобы мне никто не мешал!
Поколебавшись, шарфюрер вышел, оставив открытой дверь.
Шумский приблизился к окну, забранному толстой решеткой. Во внутреннем дворе виднелись ряды продолговатых длинных ящиков. Их бережно и аккуратно грузили в пассажирский вагон с красным санитарным крестом.
В кабинет вернулся шарфюрер с двумя большими картонными папками и в сопровождении худой остроносой блондинки в эсэсовской форме. Шумский сел за стол, раскрыл, не снимая перчаток, первую папку и вопросительно взглянул на оставшихся в кабинете рыжего эсэсовца и его спутницу.