А в маленькой светелке, отгороженной ситцевой цветастой занавеской, на узкой девичьей кровати лежал Алиев.
Повернув голову, он смотрел мимо Млынского, сидевшего рядом, мимо Ерофеева, заваривающего какую-то травку, смотрел в распахнутое окно, за которым был виден мокрый желтый лес на склоне горы, серые скалы, прятавшие вершины в низких тучах, и кроваво-яркие гроздья рябины, одиноко стоявшей на поляне…
- А мне… все-таки везет… - Алиев помолчал и добавил - Родиться в горах и умереть в горах… Хорошо.
- Прекрати, Гасан.
- Что? - усмехнулся Алиев. - Умирать?.. Я бы рад… Ты не рви себе душу, Иван. Они думают, с нами покончено… Успокоятся. А ты ударишь снова. Там, где не ждут… И за меня отомстишь.
К Алиеву склонился Ерофеев с кружкой, но тот отстранил его руку.
- Не надо… Оставь.
- Выпей, комиссар. Еще деда Матвея травка. Нутро согреет - полегчает.
- Деда Матвея? Ну ладно…
Пока Алиев, голову которого поддерживал Ерофеев, пил отвар, в светелку вошла Катя Ярцева. Присев на койку, взяла запястье безжизненно лежавшей на одеяле руки Алиева. Не сразу нащупала слабый пульс. Млынский смотрел на нее с надеждой, но Катя, вздохнув, бессильно пожала плечами.
- Спасибо, - сказал Алиев, не открывая глаз, и улыбнулся. - И правда - легче… А, доктор? Помнишь, Ирина?..
Катя Ярцева испуганно посмотрела на Млынского, но тот сделал ей знак: молчи. Алиев продолжал:
- Бой у моста, и ты… На свадьбе у вас погулять хотел… В Баку зайди к моим… Не забывай… - Он открыл глаза, сделал усилие приподняться. - Ерофеич… У рябины… Там… - Откинулся на подушку и затих.
Холодный рассвет осветил вершины гор, покрытые снегом. Глухо стучал заступ.
Аккуратно отложив вырезанный дерн, Ерофеев рыл в каменистой земле под рябиной могилу.
В светелке было темно, только серый сумрак рассвета проникал в окно.
Тело комиссара, неестественно вытянутое, лежало на койке, накрытое с головой шинелью.
На табурете понуро сидел полковник. Без фуражки. Опершись на колени локтями, он едва заметно покачивался и всхлипывал, не в силах справиться с горечью утраты.
В окошко постучали и тихо окликнули:
- Товарищ полковник!
- Сейчас… - Млынский вытер лицо ладонью. Надел фуражку и вышел.
Уже рассвело, когда Ерофеев, стоя на коленях, аккуратно укладывал последние куски дерна на могилу комиссара Алиева под рябиной. Млынский стоял рядом сняв фуражку. Утренний ветер шевелил его волосы…
Мимо, растянувшись двумя цепочками, проходил отряд. Все: и бойцы, и соратники комиссара, и бывшие заключенные, и польские партизаны - все без головных уборов… И почти у каждого на плече- жерди носилок с ранеными и автомат или винтовка за плечом…
- Запомните это место, товарищи! - говорил, обращаясь к проходящим, полковник. - Запомните и расскажите вашим детям и внукам, как умирали коммунисты за их свободу и счастье… Вечная слава героям! Смерть фашизму!.. Запомните это место, товарищи!..
Отряд уходил в горы.
Последними следом за Млынским шли разведчики и Ерофеев. С гор наползал туман.
На одном из поворотов узкой горной тропы Млынский остановился и обернулся.
Далеко внизу едва виднелись крыши хуторских домов и сараев, одинокая рябина на поляне и серые фигурки немецких солдат, пересекавших поляну косой, неровной цепью…
Часть вторая
Берег Северного моря. Песчаные дюны, поросшие лесом. На полянах, под зелеными маскировочными сетями, стоят, задрав кверху боеголовки, ракетные комплексы Фау-2. Вытянулись в строю солдаты и офицеры ракетных расчетов.
Солнце медленно опускается в море…
На значительном удалении от боевых позиций, под землей, в комфортабельно оборудованном командном пункте, сидит, развалившись в кожаном кресле, рейхсмаршал Геринг.
Здесь же - командир ракетного подразделения генерал Метц, рейхскомиссар по производству и эксплуатации ракет группенфюрер Каммлер, группенфюрер Вольф, генерал Дорнбергер, конструктор Фау-2 фон Браун и другие.
Геринг берет микрофон, с чувством начинает:
- Доблестные солдаты, офицеры и генералы рейха! Наступает долгожданная и торжественная минута…
Репродукторы разносят речь Геринга над ракетными позициями. В сумерках сурово и мрачно выглядят сами ракеты, суровы и мрачны лица солдат в строю…
- Мы обрушим неотразимый и мощный удар, - продолжает Геринг, - на головы наших врагов - надменных саксов и поставим их на колени! Поздравляю вас с этим радостным днем! С нами бог! Хайль Гитлер! - Он закончил, оглядел присутствующих - каково впечатление? - и передал микрофон Метцу.
- Внимание! - выкрикнул Метц в микрофон. - Расчеты, слушай мою команду: объявляю пятиминутную готовность!..
Солдаты торопливо снимают с ракет маскировочные сети. Из-за облаков появляется луна, и в свете ее серебром отливают мощные корпуса Фау-2.
На командном пункте Геринг что-то пьет из большого бокала. Волнуются фон Браун и Дорнбергер.
Голос из репродуктора. Пятиминутная готовность всеми расчетами принята!
- Объявляю трехминутную готовность! - командует Метц.
- Трехминутная готовность принята! - снова прозвучало из репродуктора.
- Всем расчетам - в укрытие! - командует Метц.
- Все расчеты находятся в дотах! - отзывается репродуктор. Метц смотрит на циферблат часов, потом на Геринга. Тот величественно кивает…
- Пуск! - кричит в микрофон Метц.
И в то же мгновение раздался оглушительный грохот. Над позициями взметнулись столбы огня, и все заволокло дымом и тучами пыли.
Ракеты дрогнули, поднялись и, словно кометы, оставляя за собой огненные хвосты, устремились в небо…
Геринг протянул фон Брауну обе руки.
- Поздравляю вас, Браун! Это великолепно!
- Это самый радостный день в моей жизни, - широко улыбнулся фон Браун.
- Хайль Гитлер! - Геринг поднял бокал. - За наше чудо-оружие! За победу!..
Голос из репродуктора. Господин рейхсмаршал! Докладывает генерал-майор Шмидт. По данным с наших наблюдательных пунктов на побережье, в море и в воздухе, из тридцати стартовавших ракет Фау-2 до Лондона долетели шестнадцать. Восемь взорвались в воздухе. Четыре упали в море. Две не вышли из пусковых установок…
Геринг резко повернулся к фон Брауну.
- Что это значит? Саботаж или недомыслие? Вольф! Разберитесь с этим…
Хроникальные кадры осени 1944 года:
Наступление советских войск в Румынии, Югославии и Болгарии. Жители освобожденных городов и сел радостно встречают советские танки…
Тяжелые бои в Карпатах…
Подготовка наступления в Польше. Колонны пехоты и танков движутся к фронту по трудным осенним дорогам…
Бои в Прибалтике. Окруженная группировка немцев отчаянно сопротивляется…
Бои в Карелии и на севере Кольского полуострова…
Выход Финляндии из войны…
Приезд в Москву для переговоров венгерской делегации…
Продвижение войск союзников в Италии, Франции и Бельгии…
Все кадры демонстрируются на экране небольшого просмотрового зала. Присутствуют Сталин, члены Политбюро, Антонов и некоторые военные, среди них - начальник Главного разведывательного управления. Сталин, утонув в глубоком кресле, внимательно следит за экраном…
Голос диктора. Общее стратегическое положение фашистской Германии к осени 1944 года уже не вызывает сомнений в исходе войны, однако гитлеровцы продолжают отчаянное сопротивление, цепляясь за каждый рубеж, каждый населенный пункт, каждую крепость…
Снова идут кадры трофейной хроники:
Гитлер принимает асов люфтваффе…
Новые самолеты сходят с конвейеров подземных заводов…
Атака Лондона ракетами Фау-2…
Указ Гитлера о тотальной мобилизации…
Выступление Геббельса перед формированиями фольксштурма - стариками и подростками…
Голос диктора. Они хотят выиграть время, оттянуть конец всеми средствами, чтобы скрыть следы чудовищных преступлений против человечества…
Хроникальные кадры - лагерь уничтожения в Майданеке.
Голос диктора. Польско-советская чрезвычайная комиссия установила, что в лагере Майданек только в печах крематория было сожжено свыше шестисот тысяч человек, на кострах в кремповецком лесу - триста тысяч, в двух старых печах - свыше восьмидесяти тысяч; в самом лагере возле крематория сожжено не менее четырехсот тысяч человек.
Когда зажигается свет, люди в зале молча сидят, подавленные увиденным и услышанным. Медленно поднимается Сталин и, ни на кого не глядя, выходит из зала…
Помешивая ложечкой в стакане с чаем, Сталин неслышно ходит вдоль стола, за которым сидят те, кто был в просмотровом зале.
- Оттянуть конец войны, чтобы скрыть преступления? - говорит он как бы про себя. И качает головой. - Нет, товарищи. Гитлер хочет выиграть время, чтобы выиграть всю войну. Он надеется на разногласия между союзниками, но больше всего он рассчитывает на новое оружие. Военная наука развивается по тем же законам диалектики, и рано или поздно количество накопленных знаний в военной области должно перейти в новое качество. Мы, я думаю, накануне такого скачка…
Присутствующие разошлись. Сталин, отпив глоток остывшего чая, возвращается к своему столу. Резко поворачивается к начальнику Главного разведывательного управления.
- Докладывайте, что там произошло у полковника Млынского.
- Фашисты успели эвакуировать боевые ракеты с полигона "Близна", товарищ Сталин, - поднялся тот. - Отряд понес значительные потери. Погиб комиссар отряда. - Генерал немного помедлил.
- Ну продолжайте.
- В управлении есть мнение, что полковник Млынский… устал. Три с лишним года в тяжелых условиях в тылу врага…
Сталии молчал, раскуривая трубку, и начальник ГРУ продолжал:
- Может быть, есть смысл заменить полковника Млынского. Для пользы дела и в его же интересах.
- А кто же сейчас не устал? - сказал задумчиво Сталин. - Где находится Млынский?
- Часть его отряда с помощью чехословацких и советских партизан оборудует постоянную базу в Рудных горах. Сам полковник Млынский находится примерно здесь, на стыке границ Польши, Чехословакии и Германии, и с оставшейся после боя частью отряда движется в направлении новой базы.
- Значит, захватить ракету не удалось, - сказал Сталин.
- Задача его отряду была поставлена очень трудная, товарищ Сталин, - сказал Антонов. - И выполняется в целом успешно…
- У вас другое мнение? - Сталин снова повернулся к начальнику ГРУ.
- Работа действительно выполнена большая. Уничтожена база подготовки летчиков-смертников. Захваченный Млынским генерал Форет дал ценные показания о тактике применения ракет, что значительно сократит время и средства для борьбы с ними…
- Вот с этого и надо было начинать. Продолжайте.
- По данным, полученным от полковника Млынского и подтвержденным другими источниками, основное производство ракет Фау-2 гитлеровцы сосредоточивают в концлагере "Дора", неподалеку от Нордхаузена. Сюда же эвакуируется ракетный завод из соляных копей "Величка". Фау-2- баллистическая ракета. Максимальная дальность полета - триста двадцать километров. Скорость - пять тысяч километров в час.
- Защиты от такого оружия пока практически нет, - сказал Антонов.
Сталин только кивнул, как бы соглашаясь с ним, потом повернулся к начальнику ГРУ.
- Полковник Млынский имеет большой опыт работы в тылу врага, умело координирует свои действия с действиями партизанских отрядов, связан многими нитями с нашими зафронтовыми разведчиками и антифашистским подпольем. Заменить его сейчас- это значит нанести большой ущерб делу. Как вы могли прийти ко мне с таким необдуманным предложением?
Начальник ГРУ опустил голову.
- Товарищ Антонов, - сказал Сталин, - передайте полковнику Млынскому от меня лично…
На небольшой площадке, спрятанной среди скал, стоят палатки, занесенные снегом. Двое бойцов, стоя друг над другом на отвесной скале и коченея от холода, держат в руках антенну, конец которой тянется к маленькой палатке.
Здесь Катя Ярцева принимает радиограмму, записывая цифры непослушными от холода пальцами. Млынский забирает исписанные Катей листки. Лицо его небрито, осунулось…
Ерофеев держит котелок со снегом над двумя самодельными плошками, в которых еле теплятся хилые огоньки…
Бондаренко грызет сухарь…
Голос за кадром. "Полковнику Млынскому. Всем бойцам и командирам отряда особого назначения".
Шумский, который лежал, укрытый с головой, откидывает шинель и приподнимается… Бондаренко перестает хрустеть сухарем…
Голос за кадром. "Ваше мужество и упорство в достижении цели служат достойным примером для каждого воина Красной Армии…".
В большой палатке раненый приподнимается и отстраняет руку Ванды…
Голос за кадром. "Ваши жертвы были не напрасны…".
Другой раненый, который сматывает бинт с распухшей руки, замирает, прислушиваясь…
Голос за кадром. "От имени Ставки выражаю благодарность и свою уверенность в том, что и в дальнейшем вы проявите такую же волю, храбрость и умение. Желаю вам сил, здоровья и успехов. Сталин".
Ветер яростно швырял в лица пригоршни колючего снега. Растянувшись цепочкой на узкой тропе, отрядпробивался вперед.
А рация продолжала работать.
Голос за кадром. "Центр - Млынскому. Примите срочные меры для проникновения на объекты лагеря "Дора" с целью срыва или хотя бы замедления производства ракет…".
Сменяя друг друга, бойцы разгребали сугробы саперными лопатами. Носилки с ранеными волоком переправляли через трещины, и раненые молчали, стиснув зубы, превозмогая боль.
Голос за кадром. "Необходимо как можно скорее добыть чертежи ракет и технологию их производства…".
Снег прекратился, пошел холодный дождь.
Голос за кадром. "Организуйте сбор данных о способах транспортировки и местах хранения ракет и горючего для них. Установите, с привязкой к местности, предприятия, вырабатывающие взрывчатые вещества для ракет…".
Дождь перестал, но в ущелье, куда втянулся отряд, опустился такой густой туман, что не видно было, куда ступает нога.
Голос за кадром. "Продолжайте также настойчивые поиски сведений о складах с компонентами для производства оружия, основанного на расщеплении ядра урана…".
Наконец отряд выбрался из ущелья. Туман рассеялся, даже солнышко проглянуло. Вдалеке слышна была перестрелка…
Голос за кадром. "В своей работе больше опирайтесь на партизан и немецких антифашистов. Если Вам понадобятся отдельные люди или подразделения, дайте заявку…".
Солнце спряталось за вершины гор. В лесу было уже сумрачно.
Голос за кадром. "Ваш выход из Польши в Чехословакию прикроет отряд подполковника Караваева…".
Полковник Млынский, выбритый и подтянутый, обходил расположение лагеря в сопровождении майора Хвата и сержанта Ерофеева.
Лагерь был хорошо замаскирован на склоне горы, поросшей лесом. С одной стороны он был защищен отвесными скалами, с другой- глубокой пропастью, на дне которой серебрилась горная речка. Лошади, повозки, артиллерия, полевые кухни и землянки для личного состава - все это было спрятано под густыми кронами елей и сосен, под маскировочными сетями и навесами, покрытыми дерном.
Был теплый и ясный день. Люди после долгого и трудного перехода приводили себя в порядок, отдыхали, стирали белье, чистили оружие.
Около большой землянки грелись на солнышке раненые. Некоторые попытались подняться навстречу полковнику, но тот поднял руку.
- Отдыхайте, товарищи. Как настроение?
- Боевое, товарищ полковник..
- Как на курорте…
Млынский и Хват спустились в землянку, а Ерофеев раскрыл кисет, к которому сразу потянулось несколько рук.
- Дай, сержант, закурить твоего табачку. А то в грудях свербит от этого мха.
- Что слыхать-то около начальства? Скоро Гитлеру башку свернем?
- Слышь, Ерофеич, а правду говорят, тут где-то пуп Европы?
- Во доперли-то…
- Пупа не видал, не знаю, - улыбался Ерофеев. - А вот вылезли мы, ребята, надо прямо сказать, из такого места, что и назвать при женщинах неудобно.
Раненые захохотали, а медсестра улыбнулась и погрозила кулачком.
- Ох, Ерофеич, смелый ты на язык, когда Кати Ярцевой нет…
В большой землянке на нарах тесно лежали раненые. Ирина Петровна шла впереди полковника по узкому проходу.
- Товарищ полковник, - позвал один из раненых. - Извините, я с жалобой… на докторшу… Она отправлять меня собирается на Большую землю. Это ж до конца войны не вернусь! А я с первого дня в отряде. Я не согласный! Никуда не поеду.
- Лежи, Василенок, спокойно. Я твою жалобу учту…
- Спасибо. А то она - на Большую землю…
- А вы последнюю новость слышали, товарищи? - вмешался Хват, давая возможность Млынскому и Ирине Петровне уйти в ее закуток, отгороженный дощатой перегородкой. - Наши войска освободили Белград - столицу Югославии!
- Ура-а!
- Вот это лучше всякой таблетки, товарищ майор!
Едва зайдя в закуток, Ирина Петровна прижалась к груди Млынского.
- А мне кому жаловаться, Иван? Я тоже не хочу уезжать…
- Это вопрос решенный, Ирина. В отряд уже назначен новый хирург. Майор Инаури.
- Этого ты мог и не говорить. Женщина?
- Не знаю, - улыбнулся Млынский.
- Никуда не поеду! - Она отстранилась, сказала серьезно: - Ваня, не хочу уезжать…
Лагерь отряда… В землянке штаба…
- Командир чехословацкого партизанского отряда имени Яна Жижки капитан Гонуляк, - представился Млынскому высокий офицер.
- Командир советского партизанского отряда старший лейтенант танковых войск Нечипоренко! - лихо щелкнул каблуками второй, в кожанке и папахе с красной звездочкой, и поправил маузер в деревянной кобуре…
- Ну здравствуйте, хозяева Рудных гор! - Млынский поочередно обнял Гонуляка и Нечипоренко. - Спасибо за гостеприимство…
- Хорошим людям у нас всегда рады, - улыбнулся Гонуляк.
- Дождались наконец… - Нечипоренко вдруг отвернулся и вытер ладонью глаза.
- Ну что ж, просвещайте, товарищи. - Млынский сел за стол, развернул планшет.
- Выполняя ваше предварительное задание, - начал первым Нечипоренко, - мы тут полазили по горам и кое-что обнаружили. Подземный завод в городе Фридштадт. Выпускает танки. В городке Тропау, тоже под землей, расположен завод по выпуску корпусов и других агрегатов для ракет Фау…
- Отлично. - Млынский наносил данные на планшет.
- И у нас имеется кое-что, - сказал Гонуляк. - В городе Корцен - это недалеко от границы с Чехословакией - делают двигатели для ракет. Там у нас есть знакомые…
- Неплохо для начала… - сказал Млынский и добавил, не оборачиваясь: - Гасан… - И осекся.
С полминуты молчали все. Наконец Млынский, вздохнув, продолжил:
- Виктор Сергеевич, надо прощупать подходы к этим объектам, установить прочные связи с разведчиками, выведенными в Остраву и Прагу. Да и в Берлине пора закрепляться основательнее, вы как думаете?
- Я думаю, - сказал из-за спины полковника Ерофеев, ставя на стол большой казан, над которым вкусно дымился парок, - надо подкрепиться зайчатиной, а потом и с Берлином разберемся…