Камиль понял, что Коттыбай ранен, сдвинул в сторону его обмякшее тело и лег за пулемет сам.
- Огонь! - кричал сержант.
И Камиль, глядя через прицельный прибор на убегающих немецких солдат, послал им вдогонку длинную очередь. В ту же минуту заметил, как несколько немецких солдат, теряя равновесие, повалились на землю.
Ожесточенная атака была отражена. На овсяном поле горели два немецких танка, валялись сотни вражеских трупов. Стрельба затихала. Тяжелые стоны доносились с разных сторон.
Камиль увидал санитаров, перебегавших из одного окопа в другой.
- Коттыбай, родной, что с тобой?
Коттыбай не ответил. Глаза его были закрыты. Видно, рана была тяжелая.
Молодая санитарка спрыгнула в окоп.
- Ранен? - спросила она. - Давайте-ка сделаем перевязку.
Камиль с уважением посмотрел на бесстрашную девушку, на ее запыленную гимнастерку, на рыжие кудряшки, выбившиеся из-под пилотки. Как бы в ответ она подняла чистые голубые глаза.
- И вы ранены?
Камиль еще во время боя ощутил боль в левой руке. Но лишь теперь заметил, что рукав его в крови, и снова почувствовал ноющую боль.
- Как же я не заметил? - сказал он, удивляясь.
- Значит, рана легкая. Снимите гимнастерку.
Камиль послушно снял. Рана действительно оказалась легкой - пуля прошла в мякоти навылет. Перевязать такую рану для санитарки было делом нетрудным.
- Заживет! - уверенно сказала она, ощупывая мускулистую руку Камиля. - Если будет беспокоить, зайдите на медпункт.
- Спасибо. А как быть с моим товарищем? - Камиль указал на Коттыбая.
- Товарища придется отправить в тыловой госпиталь. Видно, положение его тяжелое.
Они начали укладывать Коттыбая на носилки.
Появился Мартынов. Голова его была забинтована. Проводив санитаров, подхвативших носилки с Коттыбаем, он тут же распорядился занять новую позицию. Надо было готовиться к повторной атаке противника.
Солнце уже показывало полдень и довольно сильно пригревало. Камиль попытался разобраться в происшедших на его глазах событиях.
"Вот, заставили отступить, - удовлетворенно подумал он. - Значит, можно воевать? Не допустили немца!"
Но еще рановато было делать выводы. Камиль не знал, что основные силы немцев на этом участке были сосредоточены не здесь, а чуть левее - у большака. Главные бои были еще впереди.
13
В тот день отразили еще несколько атак.
Но на следующий день полк получил приказ отступить на новую позицию.
Комиссар Павленко принял это известие внешне спокойно, хотя на душе у него было нелегко. Значит, на главном направлении дело не удалось, понял он.
В гражданской войне комиссар был рядовым красноармейцем. Потом его направили на краткосрочные военно-политические курсы, и он стал политруком. К началу войны работал секретарем парткома в одном из высших учебных заведений. И сразу пошел добровольцем на фронт, стал комиссаром.
За месяцы, проведенные в условиях тяжелых боев и отступлений, чего только не пришлось ему увидеть.
Когда был готов план вывода полка из боя, комиссар решил отправиться на самый ответственный участок.
Самый ответственный участок был на правом фланге. Правый фланг батальона, державшего здесь оборону, опирался на озеро, берег которого был покрыт тальниковой и ольховой уремой. Противоположный берег сливался с болотами, поэтому та сторона считалась недоступной врагу.
По берегу озера проходила проселочная дорога, по ней вражеские войска и пытались проникнуть в наш тыл.
Для укрепления опасного участка батальону было придано несколько дополнительных подразделений. Туда перевели и отделение Мартынова.
Скрытыми путями отделение двинулось назад, под укрытие леса. Затем, пройдя лесными дорогами к озеру, снова оказалось на поляне. Пулеметчики шли по пояс в высокой полузасохшей траве. Поляна была вскопана снарядами и исполосована окопами, которые тянулись до самого озера.
Когда пересекли дорогу, Мартынов остановился около двух снарядных воронок.
- Наша позиция здесь, - сказал он. - Во время артиллерийской подготовки спустимся в соседние окопы.
Пулеметчики, не теряя времени, приступили к работе: действуя саперными лопатами, начали превращать снарядные воронки в пулеметный окоп. Мартынов ушел проверить черневшие неподалеку окопы.
По сведениям, полученным разведкой, немцы усиленно готовились к атаке. Но пока было тихо. Среди бойцов воцарилось даже некоторое успокоение. Хотя вслух об этом и не говорили, многие надеялись, что сегодня немец не предпримет наступления.
Однако с нашей стороны стрельба ни на минуту не прекращалась: чтобы враг не заподозрил произведенной перегруппировки, был отдан приказ все время поддерживать стрельбу.
Немец заметил это с большим опозданием и, словно внезапно проснувшись, открыл огонь. Начался бешеный артиллерийский налет. Отделение Мартынова спустилось в ближайшие траншеи. Сам сержант еще не успел вернуться. Около пулемета, в снарядной воронке, остался один Камиль.
Камилю казалось, что вся земля, докуда видит глаз, встала дыбом. Небо закрыли тучи серой пыли, день превратился в ночь. Оглушенный взрывами, Камиль прижался ко дну окопа.
Сквозь волны разрывов, сотрясавших землю и небо, Камилю вдруг почудился приближающийся рев самолета. И тут же, казалось, весь земной шар взорвался и рассыпался на части. Камиль почувствовал, что вместе с ямой и пулеметом он поднялся в воздух и осел книзу. Не успел он подумать, что случилось, - еще… еще… еще… Яма, где он лежал, как бы превратилась в люльку, и какой-то безжалостный человек с бешеной злобой встряхивал ее, ударял об стену. Заболели уши, стиснуло ребра, остановилось дыхание. Его затошнило. Он ни о чем не мог думать. Все мускулы напряглись и одеревенели.
Жив ли он? Или мертв? Ранен? Контужен?..
Но вот, кажется, перестали падать бомбы и чуть ослаб грохот. Камиль вспомнил, что он оставлен дежурить около пулемета. Осторожно высунув голову, решил осмотреть окрестности. Но вдруг по плечу словно ударили дубиной, что-то тяжелое рухнуло на край воронки. Камиль приник к земле и некоторое время лежал оглушенный. Когда открыл глаза, увидел: медленно скользя по развороченному краю ямы вместе с осыпающейся землей, ползла оторванная рука. Человеческая рука!
Рука, оторванная от локтя вместе с рукавом. Ее пальцы восково-желтого цвета затвердели в полусогнутом состоянии. И на запястье из-под рукава гимнастерки видны часы. Знакомые большие часы. И веснушки на руке… Постой, ведь это… ведь это… часы сержанта! Мартынов?! Где он? Что с ним?..
Но не было времени думать об этом. Нужно было встречать поднявшегося в атаку врага.
14
Как ни страшна была артиллерийская подготовка врага, усиленная воздушным налетом, оказалось, что основные наши огневые точки уцелели.
Ответно загрохотали орудия, заработали минометы. На земле, только что вспаханной снарядами, развороченной бомбами, затрещали автоматы, затарахтели пулеметы. По всей передовой линии открылась стрельба. Казалось, враг не мог знать, что основные силы полка вышли из боя, что бой вели только части, оставленные на передовой для прикрытия перехода главных сил на новые позиции. И все же он разгадал наш маневр и, не считаясь с потерями, рванулся по берегу озера - хотел выйти в тыл полка.
Если бы это ему удалось, мог погибнуть весь полк, уже стоявший на марше. А может быть, и не только полк.
После гибели Мартынова Камиль стал командиром расчета.
Сначала он вел бой под прямой командой лейтенанта. А через некоторое время и лейтенант вышел из строя. Пришлось действовать по собственному усмотрению. С досадой заметил, что попал под огонь немецкого пулемета. Противник не давал возможности выйти на открытую позицию и буквально осыпал пулями. Поднимешь голову - конец. Невозможно было даже переменить позицию.
И тут пришла на помощь одна из наших пушек: прямой наводкой она уничтожила вражеский пулемет. Значит, кто-то заметил, что Камиль оказался в трудном положении, и выручил его. И снова ожил его пулемет.
В его укрытие пробрался из командного пункта младший лейтенант.
- Переносите огонь ближе к озеру! - крикнул он Камилю. - Правее одинокой ивы. Приказ комиссара.
- Комиссара?
- Комбат ранен. Командование принял комиссар.
Лейтенант оказался связным офицером, он объяснил Камилю обстановку и, уходя, сказал, что комиссар благодарит его за хорошую работу.
Похвала комиссара придала Камилю новые силы, и он открыл огонь по вражеским автоматчикам, пробиравшимся через густой ольховник по берегу озера.
Наконец Камиль и его товарищи получили сигнал оставить позицию. Значит, основные силы полка выведены из-под опасности!
На поле боя оставалось совсем мало прикрывающих подразделений. Чтобы вражеские войска не сели на их плечи, они были вынуждены по очереди вести непрерывный огонь. Но тут - казалось, очень кстати - вражеский огонь внезапно ослаб. Несколько подразделений начали отход.
И вдруг с неожиданной стороны - с нашего тыла - загремели автоматы. Кто-то пронзительно закричал:
- Нас обошли! Отрезали!
Значит, враг просочился в тыл? Значит, мы в окружении?
Окружение! Это было самым отвратительным из всех бедствий войны.
Пулеметный расчет Камиля одним из первых продвигался к лесу, когда немцы открыли огонь, откуда никто не ждал.
Камиль скомандовал ложиться.
"Отрезали? Неужели отрезали?" В эту же минуту с шемяшей болью Камиль вспомнил о семье. Как бы у самого уха услышал голос Сании: "Береги себя!.."
И тут в самом деле кто-то совсем близко крикнул на родном языке:
- Камиль! Голову береги!
Кто это? Знакомый голос! Уж не Фуат ли? Откуда он тут взялся?
Это был действительно Фуат. И его предостерегающий голос показался Камилю близкий и родным.
- Где ты, Фуат? - крикнул он, оглядывая залегших поблизости солдат.
Сам не понимая, что делает, Камиль повернул назад. Казалось, и в других подразделениях заколебались. Солдаты сбивались в толпу.
И в этот момент подоспел комиссар Павленко. Лицо его было разъяренным, глаза сверкали.
- Ложись! - крикнул он.
Бойцы, как снопы под бурей, бросились на землю.
- Не терять голову! - кричал комиссар. - Что случилось? Пока мы хорошо выполнили свою задачу: полк сменил позицию. Сейчас мы продолжаем бой. Кто сказал, что окружены? На все четыре стороны - наша собственная земля!..
Стрельба заметно усилилась, заработали немецкие пулеметы. Комиссар позвал командиров к себе.
Увидев комиссара, Камиль словно очнулся от бредового сна. Он снова овладел собой. Быстро оглядев новое поле боя, приник к пулемету.
Боевая группа, отрезанная от своей части, преодолев короткое замешательство, заняла позицию круговой обороны. Начался бой, продолжавшийся до темноты.
Только под утро Камиль пришел в себя. Было тихо. Над головой ясное бледное небо. Солнце еще не взошло.
От непонятного страха у Камиля вздрогнуло сердце. Стараясь понять, где он, осторожно повернул голову. Над ним вздымался крутой песчаный обрыв. Из земли торчали змеистые корни. Озеро совсем рядом. На поверхности его полно рыбы - красноперки, лещи, сорожки, щуки. Все они беспомощно лежат кверху белыми животами. Некоторые еще живы, пытаются плыть. Их оглушило взрывами снарядов.
Где-то вдали по временам еще грохочут выстрелы.
Камиль попробовал встать. Но резкая боль в ноге на мгновение лишила сознания. Все вокруг опять погрузилось в темноту.
Кто-то склонился над ним, и осторожный голос зашептал:
- Тише! Ради бога, не кричи, Камиль!
Что такое? Разве он кричал? Кто тут?
Сознание вернулось.
- Кто здесь?
- Это я, Камиль.
- Фуат?
- Да, да. Надо скорей уходить отсюда.
- А где наши?
- Не спрашивай - не до того. Радуйся, что голова на плечах. Пошли, я помогу тебе. Ясно?
Камиль вспомнил все.
Когда группа бойцов, которой командовал Павленко, попала в окружение, комиссар попытался пробиться на соединение с отступившими частями, а ночью внезапно повернул в тыл врага, пытаясь вывести бойцов из "котла". Маневр удался. В коротком решающем бою Камиль был ранен в ногу. Санитар наскоро сделал ему перевязку, но Камиль уже не мог передвигаться самостоятельно, и комиссар приказал первому подвернувшемуся бойцу взять Камиля под руку.
Этим бойцом и оказался Фуат.
У Фуата были свои расчеты. Он давно уже искал случая выйти из боя.
Однажды во время сильного артналета он незаметно выставил руку из окопа. "При такой адской стрельбе кто будет смотреть", - полагал он. Но тут кто-то крикнул:
- Ты за кого голосуешь, сукин сын?!
Фуат отдернул руку и постарался поскорей сменить место.
Как-то в лесу он поднял маленький клочок бумаги: "Воткни штык в землю и переходи на нашу сторону. Эта бумага будет тебе пропуском".
На всякий случай Фуат спрятал бумажку в нагрудный карман.
Оказавшись в подразделении, прикрывавшем наши отступающие части, Фуат задумал при первом удобном случае сдаться в плен. И когда выяснилось, что группа попала в окружение, понял, что пришел его час. Он надеялся сдаться вместе со всеми, но комиссар Павленко со своими бойцами, как видно, решил продолжать борьбу в тылу врага. Это вовсе не входило в расчеты Фуата. Он пошел на риск - без риска на войне ничего не делается.
Фуат охотно взялся сопровождать раненого Камиля. Ведь Камиль теперь беспомощен, как ребенок, и без Фуата погибнет. Еще как знать, может быть, он скажет спасибо Фуату, что тот спас его…
И Фуат, подхватив потерявшего сознание Камиля за плечи, отделился от боевой группы. Так они оказались в укромном местечке на берегу озера. Бой быстро уходил в глубину леса.
- Я тебя спас, Камиль, - гордо сказал Фуат земляку, когда тот очнулся.
Камиль, стиснув зубы, молчал. Потом, словно что-то вспомнив, хмуро спросил:
- Где моя винтовка?
- Зачем тебе винтовка? Для нас война кончилась, Камиль.
- Бери свою винтовку. Найди и мою.
- Вот что, Камиль, - озлившись, сказал Фуат, - если ты будеть капризничать, я возьму тебя и поволоку. Куда ты пойдешь без меня?
Он взял за плечи Камиля. Тот, словно взбесившись, вдруг заорал не своим голосом:
- Найди!
Фуат в растерянности стоял перед Камилем. Тогда Камиль, схватившись зa свисающие корни, медленно поднялся на ноги. Лоб его покрылся испариной, в широко раскрытых глазах затаилась боль. Сбавив голос, но еще более повелительно он повторил приказание:
- Найди винтовку!
- Найду, только не шуми! - Фуат пошел по берегу, бормоча про себя: - На что ему винтовка? Дурак!.. Идиот!..
Вскоре вернулся с винтовкой и длинной палкой в руках.
- Хватит одной на двоих, - сказал он, закидывая винтовку на плечо, и протянул Камилю палку. - На вот тебе! Вместо костыля.
Гнев Камиля успел утихнуть. Он молча взял палку и приспособил изогнутый ее конец под мышкой, а свободной рукой оперся на плечо Фуата.
- Нам во что бы то ни стало надо пробиваться к своим, Фуат.
В голосе его послышались просительные ноты. Фуат не ответил, но про себя подумал:
"Ага, смягчился! Ничего, придет время, еще спасибо скажешь своему земляку…"
Медленно прошли они по берегу озера и скрылись в зарослях можжевельника. Совсем близко чернел густой еловый лес. По чуть приметной тропинке они двинулись вперед. Оба молчали, только Камиль стонал сквозь зубы и мучительно морщился от боли. Скоро тропка вывела на проезжую лесную дорогу.
Фуат остановился, прикидывая, в каком направлении идти дальше.
- Свернем в лес! - предложил Камиль.
Но не успели сойти с дороги, как сзади послышалось:
- Хальт!
Фуат замер. Камилю, повисшему на его плече, ничего не оставалось, как остановиться, Хриплый голос крикнул:
- Хенде хох!
- Ложись! - шепнул Камиль и, свалившись на бок, вытянулся между кочек.
Фуат лег около него. В ту же секунду со стороны дороги простучала короткая автоматная очередь, Пули свистнули где-то совсем рядом.
- Стреляй, Фуат! Их немного. Стреляй!
Фуат нерешительно взял винтовку и положил ее на землю дулом назад.
- Что ты делаешь?
- Винтовка нас не спасет, Камиль, Только погубит. Надо сдаваться.
- Что-о? Дай сюда винтовку!
- Рус, сдавайсь! - послышалось за деревьями.
И еще раз протарахтела автоматная очередь.
Фуат дрожал как в лихорадке. Диким голосом он крикнул:
- Кап-у-ут! - и вскочил на ноги.
Подняв руки, он зашагал туда, откуда слышался голос немца.
- Сто-ой! - крикнул Камиль и, не спуская глаз с Фуата, потянулся за винтовкой.
Фуат, испуганно перебирая ногами, продолжал шагать по дороге, высоко поднимая белый клочок бумаги.
Камиль нажал спусковой крючок. Был ли выстрел - он не помнил. Он только видел, как Фуат вдруг остановился и бумажка, которую он держал в руке, медленно колыхаясь, словно осенний лист, осела на землю. Постояв, Фуат зашатался и упал на дорогу.
Тут же послышалась грубая немецкая ругань и застрекотали два автомата. На Камиля упали, срубленные пулями, несколько веток. За деревьями по ту сторону дороги мелькнули две немецкие каски. Камиль прицелился и выстрелил. Подождав, выстрелил еще раз. Щелкнул затвором, нажал спусковой крючок. Винтовка не стреляла. Камиль понял, что патроны кончились. Значит, все кончено.
Он уже видел приближающиеся к нему немецкие каски. Где-то в стороне трещал автомат.
От мучительной боли у Камиля закружилась голова, в глазах странно перевернулись кочки с можжевеловыми кустами. Казалось, он проваливается в какую-то бездонную пустоту…
Глава четвертая
ПРИЗРАК
1
После возвращения из родильного дома прошло немало времени, но Сания все еще не приступала к работе в школе.
Учителя и старшеклассники ушли в колхозы помогать на полевых работах. Не вызывали Санию и в городской Совет.
Ежедневно, затопив плиту, она с удовольствием купала своего младенца. Девочка, лежа в ванне, болтала розовыми ножками в воде.
- Вот так, - ласково приговаривала мать, - быстрей вырастешь. Папа приедет, а ты будешь большая. - И сама испугалась своих слов: - Ой, не надо так долго! Пусть он скорее вернется.
Хасан помогал матери, держа наготове эмалированную миску с теплой водой.
Подняв из ванны девочку, Сания положила ее на ладонь лицом вниз.
- Ну, поливай. Понемножку. На головку… на спинку… на ножки. Вот так! А теперь подай простыню.
И, завернув ребенка в мягкую простыню, Сания начинает осторожно вытирать.
- Вот и чистая стала. Теперь, доченька, улыбнись мне. Ну-ка!
Мать, склонившись над постелькой, долго чмокает. И девочка улыбается беззубыми деснами. Это уже достижение. И мать и братишка от души радуются улыбке крошки. Хасан тоже пытается рассмешить сестренку. Подражая матери, он пробует чмокать, щекочет под подбородком. А сестренка, вместо того чтобы смеяться, начинает плакать…
- Ну, хватит, - говорит мать, - она у нас проголодалась.
И, завернув младенца, усаживается кормить. Деночка, согревшись около материнской груди, начинает сладко посапывать. Сания долго смотрит на дочку и глубоко вздыхает.
- Дитя! Ничего ты не понимаешь! Спи!..
Сания положила дочку в люльку, а сама стала стирать пеленки.
Успеть бы до прихода Ольги Дмитриевны.