Опять стрижка. И все же волос мало укорачивается. Потому что стрижем друг друга сами. И только когда, сверкнув оком, коротко бросает старшина Май: "Завтра буду приводить в порядок женихов сам", прически доводятся до нормы.
Перед проверкой меняется распорядок дня: все спешат, все бегают, одно распоряжение наскакивает на другое. Солдаты шутят:
– Поступил приказ: с хаты не вылазь, в доме не сиди и во двор не выходи!
К вечеру едва стоишь на ногах. Отдохнуть бы!… Но не тут-то было! Начинается полоса собраний: взводные, ротные, батальонные, полковые. Причем многие из них надо умножить на два: ротное общее, ротное комсомольское; батальонное общее, батальонное комсомольское, и так далее. Комсомольские собрания чаще всего открытые, приглашают весь личный состав.
В армии понятие "приглашают" своеобразное: если замполит батальона майор Брянцев сказал "приглашаю", для капитана Узлова это слово значит "роте надо быть", для взводного - "быть обязательно", а для старшины Мая: "Выходи строиться! Шагом марш!"
Но это не все: кроме собраний всевозможные маленькие и большие сборы, инструктажи, показные занятия. Кого только не собирают: комсоргов, физоргов, агитаторов, редакторов стенгазет, сержантов, старшин, каптенармусов, санинструкторов, участников художественной самодеятельности, спортсменов, шоферов, поваров!
Телефон не умолкает. Посыльные бегают с книгой приказаний.
– Распишитесь: к пятнадцати ноль-ноль должны быть…
– У нас в это время обед…
– Ничего не знаю, распишитесь!
В таком круговороте как-то умудряются еще сочинять бесконечные отчеты о выполнении учебной программы в целом и по предметам. Я об этом знаю потому, что сам писал эти таблицы и сводки. Нас, несколько солдат с хорошим почерком, дали в помощь замотавшимся писарям.
И вот когда все окончательно запарились, готовы свалиться с ног, вдруг из штаба прилетела оглушительная новость:
– Комиссия приехала!
Ее все ждали. Был определен день и час. Но все равно известие о приезде комиссии падает как снег на голову. Все сокрушаются: "Эх, еще бы денек! Одного дня не хватает!"
Этого дня недостает всегда. Потом будет не хватать одного часа и даже минуты. Затем пойдет нехватка процентов для получения хорошей или удовлетворительной оценки. Даже не процентов, а десятых долей процента.
На эту тему создан свой фольклор. Как и всякий фольклор, солдатский тоже имеет определенную давность. Возможно, он возник еще до войны, живет годы, десятилетия, передается из уст в уста, от одного солдатского поколения к другому. Будут, наверное, и после нас жить эти рассказы. Вот один из них.
Вышел полк на инспекторскую проверку. Начались боевые стрельбы. И вдруг выясняется: для получения удовлетворительной оценки не хватает нескольких процентов. Собирают поваров, писарей, шоферов легковых автомобилей. Бах! Трах! Отстрелялись собранные. Но опять недостает нескольких десятых процента.
Обыскали весь полк. Перелистали все списки - нестрелявших больше не оказалось. Неуд навис над полком неотвратимо. И вдруг - о радость! - обнаружили одного солдатика. Его как раз выписали из госпиталя, и он прибыл в подразделение - поправился.
Ведут солдата быстренько к генералу, командиру дивизии, который сидит за столом со старшим проверяющим.
"Позвольте стрелять, еще один солдат отыскался".
Генерал очень добро посмотрел на солдата, спросил:
"Как дела, солдат?"
"Хорошо, товарищ генерал".
"Письма из дому получаешь?"
"Так точно".
"Обедал сегодня?"
"Так точно".
"Садись, еще раз покушай, от тебя, брат, зависит оценка всей части!"
Покормили солдата и повели к командиру полка.
Полковник добро посмотрел на солдата и спросил:
"Как дела?"
"Хорошо, товарищ полковник".
"Письма из дому получаешь?"
"Так точно".
"Обедал сегодня?"
"Так точно".
"Садись, еще покушай, от тебя зависит оценка всего полка!"
Поел солдат. Повели его к командиру батальона.
"Как дела? Письма получаешь? Обедал?"
Поел солдат. Повели к командиру роты.
"Дела? Письма? Садись, ешь".
Вышел солдат на огневой рубеж, дал три очереди из автомата и все пули "за молоком" послал. Не вытянул полк на удовлетворительную оценку.
Посмотрел генерал на солдата и строго сказал:
"Разгильдяй!"
И полковник, и комбат, и ротный повторили:
"Разгильдяй, полк завалил!"
Только замполит вдруг вспомнил и ахнул:
"Так он же ни на одном собрании не был! - И спросил солдата: - Чего же ты?"
"Да я стрелять не умею. Сразу после призыва сломал ногу, в госпитале до вчерашнего дня лежал".
* * *
В дни подготовки к инспекторской проверке самым деятельным в роте человеком оказался старшина Май. Он и в будни - опора внутреннего порядка, а тут его способности организатора развернулись во всю ширь.
Я постоянно присматриваюсь к этому необыкновенному человеку. В свободное время вечерами он рассказывал нам о своей жизни, каким лихим комсомольцем был, как шофером стал, с геологами ездил, как назначили его директором Дома культуры и какие концерты во время весенней распутицы устраивал в деревнях. Все в рассказах Мая звучало шутливо, весело, а я уверен: в действительности это выглядело далеко не смешно. Но он умел проносить через жизнь оптимизм, уверенность в успехе. Это талант. Причем талант своеобразный. Старшина до того мне нравился, что я написал о нем очерк. Вспомнил все, что видел и передумал сам, и вот что получилось. Очерк я так и назвал: "Талант".
"Бывают талантливые художники, артисты, писатели, конструкторы. Можно конкретизировать, например: талантливые писатели - поэты, драматурги, прозаики; артисты - драматические, оперные, цирковые.
У нас в полку служит талантливый человек - старшина Май Петр Николаевич. Однако ни к какой из перечисленных категорий он не подходит.
Талант, как известно, проявляется в делах. Познакомимся с делами старшины Мая.
Петр Николаевич жил до армии в Оренбургской области. Отец его - колхозный бригадир, мать - повар.
Когда Петр закончил десятилетку, встал вопрос, как строить жизнь дальше.
– Все в ученые норовят, скоро некому будет работать, - сказал отец. - Вот у нас в семье Михаил и Анна пединститут закончили. Кто же материальные блага будет создавать - я да маманя? Правильно пишут в газетах - не дело это. Давай-ка, Петр, иди в трактористы.
Поступил младший Май на курсы. Окончил. Ушел учиться на шофера. Молодой - на простор потянуло. Против воли отца уехал с геологами. Но потом вернулся. Стал работать шофером в редакции районной газеты. Может быть, возил бы редактора долго, но однажды пришло решение - переместить районный центр в другой город. Май из родного села уезжать не захотел, с работы уволился. Его вызвали в райком комсомола. Здесь все упаковывали, укладывали, готовили к перевозке.
Секретарь сказал Маю:
– Раз остаешься, назначаем тебя руководителем художественной самодеятельности. Дом культуры в твоем распоряжении. Время сейчас горячее - посевная. Пока мы переездом заняты, организуй агитбригаду и дуй по району: в колхозы, села, на поля. Поднимай народ на своевременный сев.
– Не справлюсь я, опыта нет, в Доме культуры хозяйство большое.
– А тебе в Доме делать нечего - прибей на двери две доски крест-накрест, напиши, как в гражданскую войну комсомольцы писали: "Все ушли на фронт", и баста! Твое дело - в бригадах, на полевых станах.
– Из кого же создавать самодеятельность? Все уезжают!
– Сейчас подберем тебе актив. Пиши. Аня и Лида из библиотеки, все читатели на посевной, и они пусть едут. Вера Крутик с инкубатора, Валя Воробьева из редакции, парикмахер Степан - тоже, считай, мобилизованы. Да, чуть не забыл: Валерий Кафанов и Владимир Субботин в Оренбурге на экзаменах в институте провалились, целый год будут готовиться, их тоже бери к себе.
В общем, поручение от райкома получено. А как его выполнять?
По штатному расписанию в Доме культуры несколько единиц: директор, художественный руководитель, баянист, шофер. Но все эти должности занял один Петр Май, вернее, представлял их. Первым, что привлекло внимание Мая в хозяйстве Дома, оказалась… полуторка. Она была списана, и скелет ее ржавел в соседнем поселке. Осмотрел художественный руководитель полуторку и задумался: как быть? Без машины в поле не выедешь, машин нет.
Потом собрал членов агитбригады и сказал:
– Комсомольцы победили в гражданской войне, выстояли против фашистского нашествия, подняли целину, воздвигают сегодня великие стройки. Неужели мы не преодолеем наши мелкие районные трудности? Что мы, не комсомольцы?
Говорят, чудес на свете нет, - не верьте. Без копейки денег, без планового снабжения, без ремонтных мастерских полуторка ожила. Через несколько дней она затарахтела, убеждая всех маловеров в реальности чудес. Ее покрасили свежей краской, повесили плакат: "Организованно и в сроки закончим посевную".
Агитпоход начался.
Для того чтобы хоть немного почувствовать "романтику" этого путешествия, представьте такую картину. Весенняя распутица, дожди, дороги превратились в реки из грязи. И по этим рекам не то идет, не то плывет, кашляя, чихая и оглушительно стреляя, свежевыкрашенная полуторка. За рулем шофер, а вернее, капитан этого отчаянного плавания - Петя Май. Машина часто останавливается, артисты, утопая в грязи, выталкивают ее на твердое место, и путешествие продолжается.
Слава о веселой, задорной бригаде долетела до Оренбурга; оттуда прислали корреспондента, он записал артистов на пленку, и потом транслировали программу бригады по радио.
Прошло лето. Когда настала новая страдная пора - уборка, - колхозники обратились в район: "Пришлите к нам тех отчаянных, которые были весной".
И вновь отправилась веселая бригада в путь, и по-прежнему Май был художественным руководителем, администратором, баянистом, шофером, конферансье и чтецом-декламатором.
На один из концертов Петру принесли телеграмму: "Пришла повестка, через неделю тебе быть в военкомате". Май отыграл еще семь концертов, потом сдал имущество Дома культуры и явился к парикмахеру.
– Стригите под Котовского!
Да, видно, есть такой талант, который постоянно бурлит в человеке, не дает ему покоя, заражает окружающих жаждой действия.
В армии Май, как и все, проходил курс молодого солдата. И здесь он оказался в центре внимания. К нему льнули первогодки, с ним советовались, будто он служил дольше других.
Однажды командир сказал ему:
– Хочешь работать при клубе?
Задумался Май: "Неужели я шел в армию заниматься тем же, что делал на гражданке? Вернемся домой, один скажет, был танкистом, другой - автоматчиком, а я что скажу?"
– Нет, не пойду в клуб, хочу быть настоящим солдатом, - ответил Май.
В следующий раз ему предложили быть шофером:
– Назначим вас на санитарную машину. Много ли на ней работы? Народ в армии здоровый, "санитарка" почти все время стоит без дела, а тем временем будете в самодеятельности участвовать.
– Шофером я и до армии был, служить хочу по-настоящему.
– Смотри, солдат, угодишь в сержантскую школу - пожалеешь, что отказался. Там жизнь по уставу, буква в букву!
– Вот это по мне! - радостно воскликнул Май и, оставив в недоумении собеседника, побежал к командиру роты: - Разрешите обратиться?
– Слушаю вас, товарищ Май.
– Пошлите меня учиться на сержанта.
– Это надо заслужить. Туда не каждого берут. Чтобы стать сержантом, необходимы способности. Но не огорчайтесь, у вас они, кажется, есть.
В учебном подразделении собрались лучшие из лучших, шутливо их называли "краса и гордость". Быстро сколотился дружный коллектив. Курсанты избрали своим комсомольским вожаком Петра Мая.
…Закончил учебу блестяще. Его наградили знаком "Отличник Советской Армии" и в порядке поощрения дали отпуск.
В парадной форме, с погонами младшего сержанта, с начищенными значками на груди прибыл Май в родное село.
Не успели наговориться братья и сестры, не нагляделась мать на красавца сержанта, он уже собрался к друзьям.
– Да где ты их будешь искать-то? - остановила мать.
– В Доме культуры.
– Теперь там пусто, сынок.
– Лишь бы стены были.
Стены действительно были. Стены и… директор - пожилой, нахохленный мужчина, бывший следователь. Никакой работы он не вел. В выходные дни устраивал танцы и крутил кино, дальше этого изобретательность не шла.
– Скоро Седьмое ноября, давайте концерт подготовим, - предложил Май.
– С кем? Валерий и Володя поступили в институт, Валя переехала с райкомом. Нет кадров.
– А новая молодежь не подросла?
– Да какие-то они не те…
Сержант усмехнулся:
– Будут те!
На другой день Дом культуры засиял огнями. Собралась молодежь. Началась первая репетиция. К празднику Октября Май подготовил двадцать номеров.
– Ну вы выступайте, а мне в часть пора, - сказал он накануне концерта.
– Останься. Неужели в полку не поймут?… - стали упрашивать ребята режиссера. - Мы письмо от комсомольской организации напишем.
– Не могу, друзья, служба!
– Сколько тебе ехать?
– Четверо суток!
– А если полететь самолетом, управишься в два дня?
Май улыбнулся:
– Я сержант, а не генерал. На мой оклад далеко не улетишь.
– А мы поможем. Давайте, ребята, устроим складчину!
Предложение одобрили все. Деньги были собраны. В Оренбург для покупки билета был послан комсомольский гонец.
Концерт получился отличный.
После возвращения из отпуска сержанта Мая назначили заместителем командира взвода. Дела во взводе шли не совсем хорошо. В подготовительный период ослабла дисциплина, утратились четкость и ритмичность в соблюдении распорядка дня. Учебный год начался, а солдаты еще никак не могли войти в колею строгой уставной жизни.
Май присмотрелся к службе подчиненных и понял: главная беда в низкой требовательности сержантов. Они работали без задора, сами допускали нарушения, на полевые занятия ходили налегке, без вещевых мешков, без лопат, без противогазов.
Май не стал ругать сержантов. На очередные занятия вышел в полном полевом снаряжении, и командиры отделений не осмелились встать в строй налегке. На всех занятиях Май настолько добросовестно занимался со своим отделением, что сержанты поняли: если они не будут учить людей так же, отстанут, тогда несдобровать. Служба во взводе пошла нормально, наладилась без разговоров на высоких тонах, без наказаний и окриков. Взвод стал одним из лучших. За умелый подход к делу сержант Май заслужил уважение командования, вскоре его назначили старшиной роты. Отслужив положенный срок, Май остался еще на два года сверхсрочником.
Недавно старшина Петр Николаевич Май еще раз блеснул талантом. Рота готовилась к проверке. Не хватало средств и материалов для ремонта. А хотелось, чтобы к приезду комиссии все блестело. Как всегда, в трудную минуту старшину Мая охватила жажда деятельности. Именно в таких обстоятельствах он загорался веселым энтузиазмом.
– Все будет в ажуре! - сказал он капитану Узлову.
Командир роты, не разделяя оптимизма старшины, недовольно сказал:
– Дорого обойдется твой ажур, придется загубить много учебного времени.
– Зачем тратить учебное время? Сегодня начнем, завтра суббота, послезавтра воскресенье, а в понедельник приходите, будет полный порядок!
Капитан улыбнулся:
– Шутник.
Но старшина Май не шутил. Он рассказал солдатам, какая великолепная будет у них казарма, каждому определил участок работы, сам сбросил гимнастерку, засучил рукава, и штурм начался. Цементировали пол, мыли окна и рамы, штукатурили стены, весело заблестела свежая краска на потолке. И всюду поспевал старшина Май: он плотничал, создавал нужный колер для маляров, помогал стекольщикам резать стекло без алмаза, учил работать мастерком, рисовал в ленинской комнате.
В понедельник утром дежурный доложил командиру в обновленном, сияющем чистотой помещении:
– Товарищ капитан, во время моего дежурства происшествий никаких не случилось. Рота готова к занятиям.
В сторонке стоял старшина, лукаво смотрел на капитана, будто спрашивал: "Ну как, шутник я или нет?"
Какой же талант у Петра Николаевича Мая? К какому виду искусства или общественной деятельности причислить человека, который умеет петь и плотничать, плясать и штукатурить, играть на баяне и ходить в атаку, который отлично стреляет, бегает, выполняет строевые приемы, работает на спортивных снарядах, играет в сборной полка в футбол, может всколыхнуть людей, увлечь личным примером, вселить уверенность, повести за собой, добиться выполнения поставленной задачи во что бы то ни стало?
Может быть, не упоминается такой талант в энциклопедиях, но мы назовем его старшинским талантом. Он есть. Старшина Май - живой пример этому".
Вот так я написал и отправил в газету нашего военного округа - "Фрунзевец".
Итак, комиссия приехала.
Первый день проверки: строевой смотр полка и инспекторский опрос.
Полк выстроился на плацу. Наглаженный. Начищенный от сапог до звездочек на фуражках так, что глаза режет от блеска.
Офицеры при орденах, красивые, праздничные.
Ритуал строевого смотра очень торжествен и строг. Меня особенно поразила тишина перед торжественным маршем. Много сотен людей на плацу - и ни единого звука, только команды, тихий шелест одежды и короткий удар каблуков при повороте.
Ну а когда оркестр грянул марш и рота за ротой пошли стремительным парадным шагом, тут просто дух захватило. Мимо трибуны я прошел и даже не посмотрел на генерала, председателя комиссии. А хотел специально его рассмотреть! Это первый генерал, которого я вижу за свою службу. Но желание сохранить равнение, дать тверже шаг и удержать в нужном положении оружие оказалось сильнее любопытства. Так и не посмотрел на генерала вблизи! Ну ничего. Позже имел возможность даже поговорить с ним. Впрочем, "поговорить" - это слишком громко сказано.
Произошло это так.
После торжественного марша все подразделения возвратились на прежние места и выстроились в том же порядке.
Предстоял инспекторский опрос. Есть что-то, я бы сказал, священное в этом опросе. Какая-то высшая форма братства, уважения, заботы старших о младших. В эти минуты проясняются и глубже понимаются все высокие материи, о которых нам говорили на политических занятиях и лекциях.
Вот тут я на деле вижу, что все мы делаем одно общее дело и не зря называем друг друга "товарищ", все - и рядовые, и генералы.
Прозвучала длинная и своеобразная команда, которая не записана в Строевом уставе и подается один раз в год, а то и в несколько лет, только на инспекторских смотрах. Приведу эту команду полностью.
Генерал что-то сказал нашему командиру полка, и тот скомандовал:
– Командиры батальонов - сорок шагов, их заместители - тридцать, командиры рот - двадцать шагов, взводов - пятнадцать, сержантский состав - десять шагов вперед, шагом марш!
Все отшагали под барабанный бой сколько было приказано и оказались разведенными так, что никто из старших не стеснял своим присутствием младших по званию и давал возможность с глазу на глаз высказать проверяющему любую жалобу или претензию.
Здорово это выглядело!