Это новое издание двух книг Вали Гафурова, человека трудной и удивительной судьбы, потерявшего в результате ранения на фронте зрение, но оставшегося в строю. Это дилогия о Рустаме Шакирове, прототипом которого является сам автор.
Содержание:
Жизнь-подвиг 1
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 2
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 46
ЭПИЛОГ 97
Цветные вкладки-иллюстрации 97
Примечания 97
ВАЛИ ГАФУРОВ
РОМАН, НАПИСАННЫЙ ИГЛОЙ
(Дилогия)
"СМЕРТЬ ВОЙНЕ!" - ВОТ ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧЕМ Я ЖИВУ, СОЛДАТ, ПРОШЕДШИЙ ГОРНИЛО СТАЛИНГРАДА, ДОЖИВШИЙ ДО ДНЯ ПОБЕДЫ, НО НЕ УВИДЕВШИЙ ЭТОГО ДНЯ.
Жизнь-подвиг
Это не предисловие - с анализом произведения, поиском его места в литературном процессе. Просто мне, переводчику "Романа, написанного иглой", хочется представить его автора - Вали Гафурова, человека трудной и удивительной судьбы.
В годы минувшей кровопролитной войны советский народ проявил массовый героизм. Более четырёх десятилетий прошло с той поры, а мы узнаём имена всё новых и новых героев. Подвиги иных не отмечены высокими наградами. Мудро писал в ту тяжёлую годину поэт:
Страшный бой идёт кровавый,
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
Имя героев - легион. В песни и поэмы, города и корабли воплотились легендарные Зоя и Александр Космодемьянские, Лиза Чайкина, Николай Гастелло и его товарищи молодогвардейцы, богатыри-панфиловцы, стоявшие насмерть у разъезда Дубосеково, Александр Матросов…
Подвиги бывают разные. Минутное напряжение душевных сил - и человек становится легендой. Несколько часов беспримерного боя - и его герои навечно записаны в Книгу истории. Разведчик, охотник за "языками", совершает свой многотрудный подвиг долгие недели, месяцы.
Подвиг Вали Гафурова длится более четырёх десятилетий!
Он родился на окраине Ташкента. Обыкновенный мальчик. Хлопотал с отцом на огороде, играл и проказил со сверстниками. Окончил семилетку, затем - учительские курсы. 1940 год. Ещё совсем недавно он сам учился, а ныне Вали - учитель в сельской школе, укитувчи, муаллим - по-узбекски. Ему всего восемнадцать лет, вся жизнь впереди. Юноша с увлечением занимается с малышами, мечтает о высшем педагогическом образовании.
Грянул грозовой 1941-й. Миллионы патриотов уходят на фронт. И среди них - Вали Гафуров. Бывший учитель становится курсантом пехотного училища, настойчиво овладевает наукой побеждать.
Лето 1942 года. Тяжелейшее положение на южном фронте.
Фашистские полчища рвутся на Северный Кавказ, к Дону, и Сталинграду. Так в не получив лейтенантских кубиков в петлицы, Вали отправляется на фронт. Молодой воин рвётся в бой, его "Дегтярёв" метко разит врага. Вали Гафуров - участник героической обороны Сталинграда. Он славно сражался.
Но не только в этом его подвиг.
… Ещё до рассвета грянул тяжёлый бой. Наши солдаты, одну за другой, отбивают бесчисленные атаки гитлеровцев. Пулемёт Вали Гафурова косит, косит врагов. И вот настала минута, когда загремело, покатилось могучей волной "Ура!", наши батальоны перешли в контратаку. Вали фланкирующим огнём поддерживал бросок своих автоматчиков. Неистовая рукопашная схватка во вражеских окопах… Гитлеровцы дрогнули, побежали! Надо проследовать их, сечь свинцовыми струями.
Вали одним махом выскочил из захваченного окопа, и вдруг совсем рядом вспыхнул нестерпимо яркий огненный всполох - и наступила чернильная тьма.
Долго боролись врачи за жизнь молодого воина, исхлёстанного осколками. Наконец Вали очнулся. О! Это возвращение к жизни оказалось страшнее смерти. Когда Вали узнал, что зловещая тьма, в которую он погрузился, никогда уже не рассеется, он пришёл в отчаяние. Был момент… Нет, лучше не надо об этом. Но Вали честно признаётся: да, тот страшный момент был, - когда нестерпимой болью налилось сердце и захотелось уйти из жизни.
Он лежал на госпитальной койке, замурованный во тьму. И перед мысленным его взором возникали туманные образы прошлого: лица родных… кишлак, в котором он учил детей читать и писать… крохотная деревушка на косогоре, беззвучный всполох огня, навсегда погасивший в глазах Вали солнечный светлый мир.
Произошло непоправимое. Пока что он может "видеть" прошлое. Со временем и это, внутреннее, видение мира поблекнет, может быть, и вовсе исчезнет. Так стоит ли вообще жить, не лучше ли?..
Нет! Надо, необходимо жить.
Что с того, что придётся учиться жить заново, учиться читать на ощупь, видеть на ощупь солнце!
Вали Гафуров идёт на новый подвиг. Он учится видеть пальцами. читать пальцами. Книги, книги… В них Вали ищет моральную поддержку. Он беседует по душам с Пушкиным и Навои, с Маяковским и Хамзой, узнаёт об удивительном подвиге Алексея Маресьева. Огромную роль в жизни Вали сыграла его встреча с героем битвы за Москву К. В. Зотовым, слепым… журналистом. Да, да, я не оговорился - слепым журналистом!
Значит, если мобилизовать волю, очень захотеть, трудиться настойчиво, неистово!..
Настольной книгой Вали стала "Как закалялась сталь" Николая Островского, героя гражданской войны, пламенного революционера, большевика, чья судьба столь схожа с судьбой Вали Гафурова.
Вали читал книгу Николая Островского ещё до войны, восхищался подвигом Павки Корчагина. Теперь же он читал её по-иному - пальцами, сердцем. И Павка научил Вали подвигу.
Шли месяцы, годы. Вали Гафуров нашёл своё место в жизни. Он живёт под Ташкентом, руководит производственным комбинатом Узбекского общества слепых. И ещё он - писатель. С детских лет Вали увлекался литературой, пробовал писать стихи, юношей сотрудничал в молодёжных газетах "Ленин учкуни" и "Ёш ленинчи". То были первые пробы пера. С потерей зрения, казалось, потеряна и мечта стать писателем. Возможно ли повторить беспримерный подвиг Николая Островского!
Вали, однако, почувствовал, что по в силах не писать. Он должен, обязан поведать молодому поколению о простой и прекрасной, трагической и завидной судьбе своих сверстников, свершивших вместе с отцами и старшими братьями в годы Великой Отечественной воины коллективный подвиг.
Вооружившись стальной иглой - "пером" слепого писателя, Вали садится за книгу. Годы адского, изнурительного труда. Исколоты горы картона. И наконец - последний укол, поставлена точка.
Вдумайтесь в величие содеянного им! Человек, незрячий от рождения, живёт в привычном для него мире понятий и представлений, с малых лет он владеет слепой грамотой, с помощью палочки-поводыря искусно ориентируется в пространстве. Он не знает иного мира. Но и такой человек, если он отважится написать роман, - достоин восхищения. Как же тогда оценить подвиг Вали Гафурова! Двадцать лет он жил в мире солнца, цвета, красок. Взрыв - и жизнь исчезла, окуталась непроглядной тьмой. Перейти из комнаты в комнату без посторонней помощи - событие, найти самому вилку на столе, не опрокинув стакана, тарелки - событие, овладеть азбукой для незрячих - событие колоссальное!
А Вали Гафуров написал роман!
Но это было лишь началом беспримерного труда. Бесчисленные листы исколотого иглою картона надо превратить в рукопись. И вновь - месяцы кропотливого труда. Ощупывая пальцами всё ещё непривычные дырочки букв, Вали диктует роман для переписки от руки своим близким, друзьям. Даже дети, едва выучившиеся читать и писать, усердно помогают слепому писателю, выводят строка за строкой свои каракули. Сохранившаяся рукопись романа - это не только гимн всепобеждающему труду. Это - гимн Великой человеческой дружбе.
Во время "перевода" романа на шрифт зрячих Вали продолжает совершенствовать рукопись: добивается того, чтобы архитектоника произведения обрела стройность, подчас заново перерабатывает целые главы, шлифует язык романа.
Наконец и эта работа завершена. Теперь надо показать роман опытным литераторам, посоветоваться с ними. Не без душевного трепета переступает Вали Гафуров порог Союза писателей Узбекистана. Что если всё написанное им с таким трудом окажется никому не нужным ворохом бумаги!
Литературный консультант писательского Союза Вахаб Рузиметов, увидев перед собой груду разнокалиберных листочков, испещрённых убористыми буковками, неразборчивой скорописью, каракулями, мысленно схватился за голову. Как всё это прочитать, проанализировать, оценить? Однако стоило ему пробежать глазами страничку, другую, как он уже не мог оторваться от рукописи. Странички повествовали о трагической и прекрасное жизни.
Романом Вали Гафурова заинтересовался известный узбекский прозаик Шухрат. Сам в прошлом фронтовик, прошедший суровую школу войны, он помог автору литературно обработать рукопись, подготовить её к печати. И вот роман "Верная" публикуется и журнале "Шарк Юлдузи", а затем выходит на узбекском языке отдельной книгой. Он сразу же нашёл своего благодарного и многочисленного читателя, увидевшего в герое романа - Рустаме Шакирове - и авторе романа людей, продолжающих бессмертный подвиг Павла Корчагина - Николая Островского.
Казалось бы, все трудности позади, роман увидел свет, теперь можно и отдохнуть. Но не таков Вали Гафуров. Как только возникла проблема перевода его романа на русский язык - он снова весь в работе. Надо переписать некоторые батальные сцепы, читатели советуют сделать книгу более динамичной. Лучшее - враг хорошего, поэтому надо работать, работать. Это долг писателя - улучшать свою рукопись. Да и само название романа - "Верная" не вполне охватывает содержание. Роман повествует не только о любви, прошедшей испытания войной. В романе показаны простые люди, стоящие насмерть в борьбе против фашизма, превратившие подвиг в норму поведения.
Так рассуждает Вали Гафуров, продолжая работать над рукописью уже вместе с переводчиком. Он предлагает всё новые и новые варианты глав, делает более лаконичными диалоги, более тщательно выписывает образы героев.
Вот и эта огромная работа завершена. В русском переводе рукопись называется "Роман, написанный иглой". Писатель посчитал, что бывший подзаголовок - подлинное имя его книги. Это название с подтекстом придаёт художественному произведению обаяние достоверности жизненного факта. Жизнь Корчагина не совпадает в мельчайших подробностях с жизнью Николая Островского. Точно так же не следует искать полнейшей аналогии между Рустамом Шакировым - героем "Романа, написанного иглой" и его автором. Художник её фотографирует жизнь, но типизирует её, вместо плоскостного изображения жизненного факта "от сих и до сих" рисует подлинную, объёмную картину, выводя её за рамки так называемого "жизненного случая".
Однако, в отличие от многих художественных произведений, рождённых писательским "вымыслом", роман Вали Гафурова в основе своей мемуарен, герой его и автор имеют между собой много тождеств. И новое название книги - "Роман, написанный иглой", думается, очень точно передаёт эту специфику произведения Вали Гафурова.
Что сказать в заключение, представляя читателю "младшего брата" Николая Островского, Человека с большой буквы, вся жизнь которого - подвиг?
Он написал продолжение романа (вторую часть) - "Верная", переведённую на русский язык Леонидом Щербиным. И эта работа писателя-воина получила признание читателей.
За литературные труды Вали Гафуров награждён орденом Трудового Красного Знамени.
Ныне издательство предлагает читателям роман-дилогию Вали Гафурова,
Олег Сидельников
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
И РАСТАЯЛА, КАК СНЕГУРОЧКА!.
Колонна новобранцев пылила по большаку. Шли неловко, то и дело сбиваясь с ноги. Хмурый капитан, перехваченный скрипучей портупеей, - начальствующий над командой - ни во что не вмешивался. Он был опытным воином. Что толку надрываться, когда перед тобой не вымуштрованные бойцы, а сборище абсолютно штатских парией.
Всему своё время. Вот пройдут парни курс молодого бойца - тогда другое дело. Всё будет по уставу. А сейчас пускай себе шагают, как могут. Хоть ползком. Главное, чтобы до вокзала дошагали в целости и сохранности.
Потому и помалкивал капитал. Изредка он кривился, словно у пего болели зубы. Но зубы тут ни при чём. Ветеран Халхин-Гола и финской войны поглядывал на разношёрстную компанию не вполне трезвых новобранцев и страдал. Ну и видик! Кто в куцем пиджачишке и с котомкой за спиною, кто с фанерным чемоданчиком на плече. Даже в полосатых узбекских халатах кое-кто собрался на войну. Хоть и притомились ребята - километров десять по жаре отгрохали! - а всё меж собой тары да тара. В строю, называется. Жареный петух вас в одно место не клевал…
Капитан не сердился на "желторотых" (так он в душе называл новобранцев, хотя были среди них и сорокалетние дяди), напротив, он даже сочувствовал им. Он был не только профессиональным военным. Он был ещё и философом. И довольно оригинальным: свои концепции он успешно подводил под ясные, как день, положения уставов.
Вот и сейчас, поразмыслив о превратностях судьбы ("Эх, парнишки! Что-то вас ожидает? У кого грудь в крестах, у кого - голова в кустах!"), капитан сделал полезный вывод - главное, чтобы "желторотые" с малой лопатой подружились. Тогда - порядок.
В который раз поморщившись, капитан вдруг приметил паренька лет двадцати, в белом кителе, в сереньких, в полоску, брюках. Новобранец изнемогал под тяжестью заплечного мешка. Намётанный глаз командира сразу же определил, что паренёк этот из интеллигентов, физически ему далеко до знаменитого штангиста Куценко, а в вещмешке у него всякие ненужные лакомства - ненужные, потому что бойцу не пристало быть лакомкой. Это - во-первых. Во-вторых, лакомства мигом слопают другие бойцы, отправившиеся в поход без разносолов в "сидоре". Так что напрасно парнишка старается. А вообще-то парнишка ничего себе. Волосы, стриженные под машинку, чёрные, блестящие, с сизым отливом, лицо как у курортника - бронзовый загар; глаза тёмно-карие, умные глава. Только вот уши торчат. Да они у всех новобранцев торчат: стриженый человек - ушастый… Приятный призывничок. Таких парнишек обычно в командирские училища направляют.
"Эх, друг! Суждено ли тебе дошагать до Победы? - мысленно вздохнул капитан и мысленно же посоветовал: - Станешь толковым бойцом, тогда, может, и дошагаешь".
По странному совпадению, об этом же думал и кареглазый парень. Очень, очень ему хотелось стать опытным я храбрым воякой, бравым, выносливым красноармейцем. Он только страшился, что не выйдет у него ничего. Проклятая котомка! Бросить её, что ли? Нельзя. Ребята засмеют. И потом… Мама старалась, жарила, пекла, а ты - бросить!
Паренёк любил думать, размышлять, И сейчас, вспомнив о матеря, загрустил. Он лаже оглянулся. Зачем - сам не знал. Просто мама совсем недалеко, если бегом, то через час… Нет, очень далеко. Сколько недель, месяцев понадобится шагать, прежде чем увидишь её? Да и увидишь ли!
Он сбился с ноги, подскочил козлом, стараясь приноровиться к шагу идущего впереди, но в это время задолбил вразнобой ногами весь передний ряд. Парень досадливо дёрнул рукой. И тут вдруг, в самой что ни есть, казалось бы, неподходящей обстановке, в душе его запело одно-единственное слово - "Мухаббат… Мухаббат. Мухаббат!"
Парню сделалось до того горько, что слёзы навернулись на глаза. Он смахнул их вместе с потом. "Мухаббат, Мухаббат!" Доведётся ли увидеть её? Удивительное имя - Мухаббат. Мухаббат - это любовь!
- Ры-ё-тта-а! - раздался вдруг пронзительный голос, восторженный возглас владыки, упивающегося своим могуществом. - Левой!.. Левой. Ать-два. Не тянуть ногу! Взять ногу! Ать-два… Хать-два-а…
Парень встрепенулся, "взял ногу", да и вся колонна вскинулась, подчиняясь неистовой, требовательной команде, мерно забухали ботинки, сапоги, кавуши: "Тух-тух- тух…"
- Хать-два! Хать-два… - торжествовал пронзительный голос.
Новобранцы словно проснулись. Они с удивлением заметили, что давно уже остались позади хлопковые поля, обсаженные ёжистым тутовником, и шагают они не по большаку, а по асфальтовому шоссе, вползающему в пригород Ташкента.
И тут все почувствовали себя солдатами, этакими вояками, прошедшими огни и воды. Колонна выровнялась, вошла в Ташкент. Всё тот же неистовый голос скомандовал:
- Пе-э-эсню!
"Ну, уж! - подумал капитан. - Чего захотел. И того довольно, что идти стали по-человечески". Подумал и… изумился. Родилась песня. Робкий тенорок затянул:
По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперёд…
Грянул хор молодых голосов:
Чтобы с боем взять Приморье -
Белой армии опло-о-от!..
Провожаемые восторженными, жалостливыми, затуманенными слезами надежды взглядами прохожих, новобранцы шагали лихо, с присвистом. "Ай да сержант! - удовлетворённо подумал начальник команды. - Вовремя уловил ситуацию. Психолог".
А "психолог" - белобрысый парень с малиновым" треугольничками в петлицах, в франтоватой гимнастёрке (едва ли на ладонь длиннее пояса!) - самозабвенно печатал шаг впереди колонны. Раньше он шёл замыкающим, внимательно следя за тем, чтоб не отстал никто. В сущности он был таким же "желторотым", как и новобранцы. Пороху не нюхал. Но это - прирождённый воин. Ничто не смущало его. Даже вчерашнее вечернее сообщение Совинформбюро об оставлении нашими войсками Севастополя. Всем видом своим сержант выражал готовность действовать: колоть штыком, крутить прикладом, копать окопы, пилить дрова, драить сапоги…
Капитан сошёл на тротуар, как бы показывая этим, что целиком и полностью доверяет команду новобранцев сержанту. Колонна прошагала мимо текстильного комбината, свернула на длинную извилистую улицу и с грозной песней "Вставай, страна огромная!" появилась, наконец, на привокзальной площади. Тут её встретил небритый майор. Встретил как родную - засуетился, замахал руками, захлёбываясь, сказал что-то капитану, тот - сержанту. Белобрысый возопил:
- Ро-о-ё-ота!.. Правое плечо вперёд, шагом… аршшш! - и повёл её на воинскую платформу.
Неподалёку от водокачки бравый сержант скомандовал: "Стой! Ать-два. Напра-а-во!" - кинулся к капитану. Тот махнул рукой: мол, командуй без меня, а отправился оформлять документы. Сержант напыжился, побагровел, словно его схватили за горло.
- Смиррр-па-а-а! - гаркнул сержант и вздрогнул, будто испугался собственного голоса. Вздрогнули и новобранцы, подтянулись, задерживая в груди дыхание, - белобрысый их прямо-таки загипнотизировал. - Вольно! - скомандовал вдруг сержант воркующим, сытым голоском.
"Ну и глотка, - с удивлением подумал парень в полосатых брюках. - Труба, а не глотка. Настоящий карнай!"
Сержант вдруг заговорил человеческим голосом: