- Все равно тринадцать, - уныло буркнул Гороховский, не глядя на лейтенанта.
Ефимов с досадой махнул рукой. Он еще раньше заприметил что-то странное в поведении Гороховского: то он становился не в меру говорлив и весел, то вдруг сникал, удивленно озирался по сторонам, немигающими глазами смотрел на товарищей и будто не узнавал их.
Было хмурое морозное утро, когда группа, в который раз пересекала просеку. Неожиданно поодаль показалась длинная цепочка людей, переходивших просеку в обратном направлении. И те и другие остановились, присмотрелись и, убедившись в том, что набрели на своих, пошли навстречу друг другу.
Оказалось, что это была сборная группа из партизан, отбившихся от своих отрядов. Было их двадцать два человека и среди них молодая женщина по имени Лора, жена погибшего недавно командира одного из отрядов. Ефимов знал ее и был рад встрече. Сборную группу вел старший лейтенант Васин. Собственно, никто его не назначал; сам проявил инициативу, возглавил людей, хотя партизанил он, по словам Лоры, не очень давно.
- Бежал из плена, - пояснила она. - У нас был командиром отделения. Говорит, будто старший лейтенант…
Подошел и сам Васин.
- Куда путь держите? - спросил Ефимов.
- А куда теперь идти? К линии фронта… - как само собой разумеющееся сказал Васин и добавил: - Главное вырваться из окружения, а там будет видно…
Доводы Ефимова о нецелесообразности и опасности избранного Васиным направления не убедили его. Он и слушать не хотел о маршруте в Белорусские леса. Лора молчала, но выражение ее лица говорило о скептическом отношении к плану старшего лейтенанта.
В разговор вмешался Изотов.
- А может, и в самом деле лучше двинуть на северо-восток?! Откуда мы знаем, что там засады? Только догадки…
- Хе-хе! В Белорусские леса ушла без малого вся наша орава, теперь туда и немцы пожалуют… Это уж как пить дать! Все отсюда перемахнут туда… - затараторил вдруг стряхнувший с себя уныние Гороховский.
- Ишь ты! К бабушке на печку захотел? А кто воевать с немцами будет? - разозлился Ефимов. Доводы Гороховского не поколебали его. Но группа Васина должна была вот-вот тронуться в путь, и Ефимов подумал: "В самом деле, ведь никто не знает, какое положение в северной части района. Быть может, там проще прорваться? Да и легче будет вместе, тем более, что у группы Васина есть станковый пулемет, правда, без станка, но с затвором, исправный…".
- Ладно, - сказал он примирительно. - Пусть будет по-вашему. Пошли вместе на север…
Васин, показавшийся Ефимову при первом знакомстве человеком черствым, неразговорчивым, как-то сразу преобразился. Он предложил Ефимову распределить рации, питание к ним и прочий груз между бойцами его подразделения и высказал искреннее сожаление, что ничем больше не может помочь.
Ефимов принял предложение с благодарностью, но приказал отдать только вещевые мешки со взрывчаткой, капсюлями, детонаторами и другими приспособлениями к минам и часть запасных комплектов питания.
- Радистам не положено расставаться со своими рациями, - ответил он на повторное предложение Васина распределить и рации.
Изотов нес теперь лишь динамомашину, или, как обычно ее называли радисты, "крутилку", а Ефимов при себе оставил главную рацию - портативную - и полевую сумку с документами.
Тронулись в путь. Все почувствовали облегчение, но ненадолго: Васин отказался остановиться на дневку. Он, наоборот, предпочитал двигаться только днем.
- Сейчас видно, куда идешь и что делается вокруг. А что ночью? - парировал он доводы Ефимова.
Было тяжело после бессонной ночи, но Ефимов с товарищами решили не отставать. Так они и шли, подолгу отдыхая, однако и переходы совершались немалые. Васин шагал бодро, людей вел уверенно, отдавал четкие приказания, отчитывал отстающих, не терпел пререканий, хныканья.
К радости Ефимова и его товарищей, день прошел спокойно. Остановились на отдых, только когда стало темнеть. Ефимов очень удивился, узнав, что старший лейтенант разрешил разжигать костры. Он поделился своими опасениями с Изотовым.
- Не стоит вмешиваться, - заметил старший сержант. - Не он к нам, а мы к нему примкнули. Будем подчиняться…
От костров повеяло ароматом смолистой хвои. Шипели мерзлые сучья. Промерзшие, изголодавшиеся партизаны, плотно набив снегом котелки, обступили костры. Обжигаясь, жадно пили кипящую безвкусную воду. Согревали, как они говорили, душу…
Ефимов беспокоился. Самоуверенные действия старшего лейтенанта он считал рискованными. Правда, день прошел спокойно и ночью вражеская артиллерия уже не обстреливала весь лес квадрат за квадратом, как прежде, но ведь это могло быть потому, что теперь каратели углубились в лес.
Кое-кто во взводе стал осуждать чрезмерную осторожность Ефимова, приказавшего радистам быть подальше от костров. Огонь притягивал людей как магнит. Некоторые помощники радистов пошли варить куски ремня. Говорили, получится "суп".
К связистам подошли Лора и Васин. Обращаясь к Ефимову, старший лейтенант не без иронии заметил:
- Чего хоронитесь, к кострам не идете погреться?
Никто не ответил.
- Что ж! Вольному - воля, спасенному - рай, - так и не дождавшись ответа, сказал Васин и медленно побрел обратно.
Ефимов помрачнел. Он уже жалел, что изменил свое решение, терзался, искал оправдания своему поступку. "Колонна ушла в противоположную сторону, лишена связи с Большой землей, а мы спасаем свою шкуру, так что ли? - мысленно спрашивал он сам себя и отвечал: - Но ведь я обязан сохранить людей, рации и документы. На юго-запад путь, конечно, короче, по еще вопрос - проскочили бы там?"
Изотов уже давно воевал вместе с Ефимовым, делил с ним партизанские радости и горести. Он заметил подавленное настроение друга и решил подбодрить его:
- Погоди, Игнат Петрович, огорчаться… Может, часть нашего батальона тоже ушла на север? Почем знать? А если нет, так тоже не беда: дадим крюк, а к своим вернемся. Главное - сохранить рации и связь с Москвой…
Не успел Ефимов ответить, как внезапно совсем близко раздалась автоматная очередь и вслед за нею затрещало множество автоматов и пулеметов. Нити трассирующих пуль потянулись из глубины леса к кострам. Шквал огня был направлен на столпившихся у огней партизан. Лес гудел, эхо умножало шум и катилось куда-то вдаль.
Вскоре раздались разрозненные ответные выстрелы, послышалась длинная очередь станкового пулемета, но вдруг оборвалась…
Неравенство сил и невыгодность положения партизан были очевидны. Ефимов подал команду: "За мной" - и, упав в рыхлый снег, стал отползать в сторону. Позади вспыхивали осветительные ракеты, не прекращалась стрельба.
Долго выбирались из зоны огня. Ефимов чувствовал, что кроме Петра Изотова за ним ползут еще несколько человек, а когда наконец остановились, он насчитал всего восьмерых, среди них были Лора и старший лейтенант Васин, который, видимо, не успел отойти далеко от группы Ефимова, когда грянули залпы карателей. Выходит, вместо того, чтобы попытаться вывести своих бойцов из-под обстрела, он попросту сбежал. Так подумал Ефимов, но Васин изобразил дело иначе. И хоть его никто не спрашивал, он счел нужным объяснить свое появление.
- Вот дьявольщина! Еле дополз до костров, а там пусто, разбежались… Ползу обратно - и вас нет на месте! - тоном упрека заключил он.
Такое объяснение не рассеяло подозрений Ефимова, но он не хотел говорить об этом в присутствии бойцов, да и не до того было.
Все настороженно прислушивались к одиночным выстрелам и коротким перестрелкам, раздававшимся с разных сторон, напряженно всматривались в тьму леса, освещаемого вспышками ракет, и безостановочно шагали, чтобы скорее и дальше уйти от злополучного места.
Из своего взвода Ефимов не досчитался шести человек, как раз помощников радистов, что ушли к кострам. Теперь было бессмысленно ждать их или разыскивать. У каждого из них при себе было оружие. Ефимов всегда внушал товарищам, что в тылу врага нельзя ни на минуту оставаться без оружия. "Неожиданности тут могут быть каждую минуту!" - говорил он. Вспоминая об этом, он не мог простить себе, что не запретил им в категорической форме уходить к кострам, как это сделал в отношении радистов. И вообще, ругал себя за то, что поддался уговорам и изменил первоначальный маршрут. Ведь сердце подсказывало ему, что на севере должны быть ловушки, и хоть сейчас поздно было об этом думать, он думал и терзался.
Одно обстоятельство в какой-то мере успокаивало его: все рации были целы, с ним остались оба радиста и два шифровальщика. Стало быть, связь с Москвой будет установлена, как только они выберутся из зоны блокады.
Не отстал от него и верный помощник Петя Изотов, который, чувствуя долю своей вины за случившееся, теперь старался во всем поддержать Ефимова. Радовало и то, что, несмотря на переполох, Изотов успел захватить "крутилку", а помощник радиста Игорь Гороховский, казавшийся Ефимову нерасторопным да и вообще не вполне надежным, не только не оставил свою сумку с запасными батареями, но прихватил еще и чужую.
На месте была и пухлая полевая сумка с шифрами и документами. С ней Ефимов не расставался. Даже ложась спать, клал ее под голову не снимая. "Без этой "подушки", - говорил он, - голова мне ни к чему!"
К утру Ефимов остановил группу на дневку. Приказал всем тщательно замаскироваться в снегу и без его разрешения никому никуда не отлучаться в течение всего дня.
Нападение карателей многому его научило. Он стал суровым, даже злым. Тоном, не терпящим возражений, объявил, что вновь избрал маршрут на юго-запад, в Белорусские леса.
- Кого это не устраивает, может идти на все четыре стороны, - заключил он, имея в виду, конечно, только старшего лейтенанта Васина и Лору. Они были из отряда, которым командовал недавно погибший капитан Скандилов.
Никто из "чужаков" не произнес в ответ ни слова.
…Двое суток пробирались по глухому лесу девять партизан. Мороз, глубокий снег, тяжелая ноша и голод утомили всех до предела. На очередной дневке Ефимов и Изотов закопали запасные батареи для приемника, оставив лишь самое необходимое. Еще раньше все, включая Ефимова, побросали личные вещи, а теперь даже самый выносливый из них - Петя Изотов извлек из кармана и выбросил огрызок мыла и моток ниток с иголкой. Запасных патронов ни у кого уже не было, и вторые диски от автоматов болтались пустые. На них нет-нет да и поглядывали: "Может, кинуть к чертовой бабушке?", но тут же спохватывались: "Все же диск. Еще может понадобиться…" Один Гороховский остался без запасных обойм к немецкому автомату. Говорил, будто потерял их в суматохе.
День прошел спокойно. Солнце бросало из-за горизонта последние алые отблески на макушки деревьев, когда все проснулись.
Желудки, казалось, выворачивало наизнанку, но никто не шевельнулся, лежали плотно прижавшись друг к другу, пригрелись, и никому не хотелось нарушать этот "уют".
Ефимову, конечно, тоже не хотелось вставать, но команду "Подъем" он все же подал.
Однако все продолжали лежать.
Пришлось Ефимову первому подняться. Ноги отекли, ныли ребра и особенно плечи. Подымаясь, люди косились на мешки с грузом: казалось, надень их, и с места не сойдешь…
Перед тем как снова тронуться в путь, Ефимов бросил взгляд на торчавшие из голенищ валенок ложку и финку. Думалось, выброси их, сразу станет легче.
- Эх, будь, что будет. Найдем жратву, найдется и хлебалка… - сказал он и, достав ложку, швырнул ее в снег. Взглянул на правую ногу, потрогал финку и решительно задвинул ее глубже в голенище.
Остаток сил надо было собрать, чтобы выйти из окружения, сохранив рации с комплектом батарей и, конечно, "крутилку", без которой передатчик не мог работать.
- Это, Петенька, нам с тобой надо беречь как зеницу ока, - сказал Ефимов Изотову. - Без связи - конец! Не простят нам, если мы ее не сохраним. А будет связь, будет тебе белка, будет и свисток. Понятно?
Изотов выразил свое согласие, едва кивнув головой.
В начале пути то и дело оглядывались, пока не стало смеркаться. Еще не совсем стемнело, когда сквозь оголенный молодняк показалась открытая местность. Думали, что это поляна, но подошли ближе и увидели изгородь, копну сена, покрытую пышной снежной шапкой, а еще дальше неясные очертания хат. Это была небольшая деревня из пятнадцати - двадцати дворов. Радостно и тревожно забились сердца партизан, словно они открыли нечто неведомое миру.
Старший лейтенант Васин, который все эти дни был угрюм и молчалив, первым изъявил желание пойти в разведку. Вызвался, как всегда, и Изотов. Молчали лишь радисты, заранее зная, что Ефимов им не разрешит.
- А не лучше, если я пойду? - предложила Лора.
Ефимов подумал: "А в самом деле, не послать ли ее? Женщина скорее расположит к себе людей".
В разведку отправились Лора и Изотов. Вскоре они вернулись и принесли хорошие вести: нет ни немцев, ни полицейских. Из "властей" только староста.
- Но люди на него не в обиде, - сказал Изотов. - По хатам, говорят, ходит, только когда немцы наезжают за податью.
- Это бывает по утрам, - пояснила Лора. - И живет он вон на том конце села… - указала она куда-то в темноту.
Девять человек вошли в ту самую хату, в которой уже побывали Изотов и Лора, и очень скоро разомлели. Одолевала слабость, хотелось, не раздеваясь, повалиться на пол и с наслаждением вдыхать теплый воздух, запахи человеческого жилья.
Бодрее всех была Лора. Эта с виду хрупкая молодая женщина в куцей шинелишке, повязанная жиденьким черным платочком поверх неуклюже нахлобученной ушанки, оказалась очень выносливой. Она нашла в себе силы подойти чуть ли не к каждому, помочь снять с плеч ношу, оружие, раздеться.
Хозяйка хаты - старушка, глядя на совсем обессилевших людей, на их изможденные, обросшие щетиной лица, сокрушенно качала головой, потом спохватилась, что-то шепнула дочери и парнишке лет восьми-девяти, и вскоре на столе появились большой круглый хлеб, горлач с топленым молоком да казанчик с еще неостывшей картошкой в мундире.
- Вы, мамаша, точно ждали нас, - удивился Ефимов, разрезая свежий хлеб с примесью картофеля и гречки.
- Да мы ж усегда ждем своих, - ответила старушка и, увидев, как все жадно набросились на еду, ласково предостерегла: - Ой, хлопчики, ешьте на здоровьичко, але не много… не много, родные, ба помрете… Не бижайтесь, усё тут ваше.
Старушка вышла за чем-то из комнаты, а молодая, как бы оправдываясь, рассказала, что в соседнее село тоже ночью пришли двое из леса, накинулись на еду, а к утру померли.
- И хлопцев жалко, але и людей у том силе тож жалко… - говорила она. - А коли люди стали хоронить партизан, германы дознались, шо у силе ховались чужие. Так, змеи, спалили усе сило…
Партизаны вняли доброму совету. Сделать это было нелегко, но они уже сами ощущали, что дышать стало необычно тяжело, а пища будто застряла в груди… Более половины хлеба осталось нетронутым.
Ефимов отошел в сторону и, стараясь отдышаться, начал чистить свой автомат. Обращаясь к товарищам, он сказал:
- В тепле оно отпотело, а как выйдем на мороз, прихватит, может отказать… Обязательно каждый протрите свое оружие.
Лишь Гороховский не последовал примеру своего командира. Впрочем, он ничего не слышал, он спал, примостившись на полу у печи.
Ефимов расспрашивал хозяек о немцах. Оказалось, что до ближайшего села, откуда обычно они приезжают за податью, всего пять - шесть километров, что там крупный гарнизон, есть много и полицейских. Изотова интересовало, какие слухи ходят о боях гитлеровцев с партизанами. А Васин осведомился, часто ли здесь бывают полицейские и как они себя ведут.
Женщины охотно отвечали на вопросы, сетовали на тяжкую жизнь "под германом" и неизменно заключали свои речи одним и тем же пожеланием, чтобы скорее сюда пришла Красная Армия. Партизаны соскучились по людям и, выяснив все, что их интересовало, вели неторопливый задушевный разговор.
В хате было жарко. Хозяйки рассказали, что печку сложил муж дочери и что он ушел в Красную Армию "по першей билизации". Однако гостей все еще пробирала внутренняя дрожь. Они так намерзлись за дни скитаний, что, казалось, и июльское солнце не способно отогреть их. Оттого каждый норовил плотнее прижаться к печке и, конечно, всем хотелось продлить эти блаженные минуты. Бревенчатые стены надежно ограждали их от пронизывающего ветра, трескучего мороза, глубоких сугробов; никому не хотелось думать о том, что вот-вот опять придется уйти в лес, навстречу новым тяжким испытаниям.
Но Ефимов был обязан думать об этом и дал понять товарищам, что пора готовиться в путь.
Когда Изотов стал будить задремавших, Гороховский забрюзжал: "Куда?.. Зачем?.. Чего спешить? Почему бы не остаться в селе на ночевку?" Никто его не поддержал, напротив, стали попрекать и поругивать. Только Васин отмалчивался, хотя он первый должен был поддержать Ефимова.
Рассовав по карманам нарезанный хлеб и оставшиеся в казанчике картофелины, партизаны стали прощаться, благодарить за гостеприимство.
Женщины в свою очередь просили извинить их, если чем не угодили. Старушка достала еще буханку хлеба и сунула ее Лоре.
- Бери, доченька, бери. Проголодаетесь… Вас вон сколечко!..
- А может, хлопчики, остались бы туточка до утра? - обратилась она к Ефимову. - Погрейтесь ще малость да портяночки пообсушите. А там с богом сабе и пойдете…
На мгновение Ефимов заколебался, но чувство ответственности за жизнь людей, за сохранность раций и особенно шифров придало ему решимости.
- Спасибо, бабуся, спасибо! Нельзя, никак нельзя нам задерживаться, - ответил Ефимов старушке. - Да и вам худо будет, если немцы нас тут застанут.
Выходя из хаты, люди чувствовали себя сравнительно бодро, но странное дело - с каждым шагом идти становилось все труднее, никак не удавалось соразмерить дыхание с движением, ноги отяжелели, словно на них повесили гири. Такого состояния они не испытывали даже до прихода в село.
Ефимов подбадривал себя и товарищей, уверял, что, как только они втянутся в ходьбу и разомнутся хорошенько, это необычное состояние пройдет. Но оно не проходило, напротив, становилось все более тягостным.
Едва достигнув леса, Ефимов вынужден был остановиться, чтобы отдышаться, а заодно подождать, пока подтянется вся не в меру растянувшаяся цепочка людей. Одним из последних подошел Гороховский и тотчас опустился на снег, его примеру последовали и другие. Ефимов сделал вид, будто с этой целью и остановил группу. Он по себе чувствовал, что далеко им не уйти, и принял решение вернуться в село, передохнуть там до утра. Гороховский, почувствовав себя "на коне", не удержался от ядовитой реплики:
- Вот уж действительно лучше поздно, чем никогда!
- А ты, видать, наперед знал, что свалишься? - одернул его Изотов.
Вернулись, когда хозяева хаты уже улеглись, но приняли они партизан так же радушно.
На ночевку в хате остались только Ефимов и Изотов. Остальных по просьбе Ефимова молодая хозяйка развела по надежным людям. В соседней хате разместились радисты и шифровальщики, в другой, что стояла поодаль через дорогу, - Васин, Лора и Гороховский, которого старший лейтенант прихватил по собственной инициативе.
Ефимов предупредил, что отдыхать будут до утра и что время выхода сообщит через молодую хозяйку, а на случай тревоги назначил место сбора.