4
Поблескивая короткими крыльями, Пе-3 медленно катился по глинисто-песчаному летному полю, и его тонкий, похожий на длинное веретено фюзеляж тускло посвечивал свежеголубой окраской и алыми пятиконечными звездами. Из-за валов капониров на крылатого собрата выглядывали одномоторные истребители и двухмоторные бомбардировщики. Краска на их бортах тоже была свежая - все самолеты были новыми. Возле них копошились люди. Они прервали работу и встречали прилетевших приветливыми взмахами рук.
- Морячки! - сказал Гилим, наблюдая за ними. - Значит, аэродром морской? Как много здесь скопилось самолетов!
В стороне от капониров рядом с большой группой холмов-землянок стройными рядами выстроились двухмоторные истребители. Оттуда призывно сигналили флажками. А за сигнальщиком стояла толпа. Бомбардир узнавал в ней сослуживцев.
- Весь полк собрался! - возбужденно говорил он. - Да не гони ты! Полковое начальство наблюдает. Вон сам Богомол-батя, инженер Белан, Михайлов, адъютант Диговцев…
Усенко тоже узнал их, но его глаза тянулись в другую сторону, где стояли друзья: Устименко, Шакура, Обойщиков, Зубенко, Костюк.
- Володя Цеха принимает! - прокричал пилоту Александров, силясь перекрыть гул моторов. Техник не усидел на месте, привстал, приник к козырьку переднего стекла.
Перед носом "Петлякова" возник высокий худощавый человек в фуражке и в синем комбинезоне с красной повязкой на рукаве. В разведенных в стороны руках он держал красный и белый флажки, показывая место остановки самолета. Костя без труда узнал в дежурном сослуживца, воентехника второго ранга Цеху. Подчиняясь его сигналам, он зарулил машину и нажал на тормоза. Дежурный поднял над головой скрещенные флажки: "Глуши моторы!"
Прогудев на высоких нотах, моторы смолкли. Неподвижно замерли трехлопастные винты. Летчик потянулся к приборной доске и защелкал тумблерами, выключая один за другим агрегаты и приборы. А Гилим уже открыл входной люк, и в кабину устремилась свежая струя воздуха. Прилетели!
Громыхнул, выдвигаясь, трап, и экипаж, разминая затекшие ноги, приветливо помахивая встречающим, прошел под острый, высоко поднятый нос "Петлякова" и построился в шеренгу. Усенко разыскал в толпе стройную фигуру командира авиаполка, скомандовал: "Смирно!" - и, поправляя на ходу поясной ремень с пистолетом, скорым шагом направился к нему.
Комполка уже за тридцать. Он выше среднего роста, худощав, лицо утомленное, с резкими складками у рта и крутым волевым подбородком; одет, как и окружающие, в поношенную армейскую суконную гимнастерку с двумя шпалами на голубых петлицах, с орденом Красного Знамени на груди, на ногах - новые хромовые сапоги. Поправив синюю форменную фуражку с летной эмблемой на тулье и лаковым козырьком, майор Богомолов пытливо вглядывался в подходившего улыбающегося летчика.
Тот, как положено, остановился в трех шагах от командира и, энергично вскинув руку к шлемофону, отрапортовал:
- Товарищ майор! Ваше приказание догнать полк выполнено! Перелет по маршруту Казань - Архангельск завершен без замечаний. Матчасть в порядке. Экипаж готов к выполнению заданий. Командир звена - Усенко.
Серые под припухшими веками глаза Богомолова потеплели, складки у рта расправились, лицо подобрело. Он с любовью оглядел плечистого лейтенанта, но спросил строго:
- Ты, Усенко, почему вчера над нашими головами цирк устроил? Разве радиограмму не получил, что аэродром закрыт? Ах, не поверил, решил проверить! Хотел умнее всех стать?.. Помолчи, когда командир полка говорит! Следующий раз, будь уверен, я тебя проверю… суток на пять! Чему улыбаешься? Радиограмма "земли" - это приказ летчику в воздухе!
- Товарищ майор! Я ж приказ выполнил. Но… метеорологи - они ж вроде гадалок при авиации: то ли будет, то ли нет!
- На Севере метеоданным надо верить, Усенко. Здесь крылья можно сложить гораздо быстрее, чем думаешь. Учти!
- Так я верю, товарищ командир. Только поступаю как учит наш комиссар: доверяй, но проверяй!
Вокруг рассмеялись. Богомолов хмыкнул и обернулся к старшему политруку Михайлову, самому высокому из встречающих.
- Доволен, Леонид Васильевич? Радуйся! Любуйся!
- С удовольствием! Голова! - Улыбка тронула впалые щеки и тонкие губы Михайлова. Он с размаху пожал руку летчику. - Поздравляю, Константин Степанович, с благополучным прибытием на Север! Как экипаж? Пойдем к твоим орлам.
Командир и комиссар подошли к экипажу, тепло поздоровались сначала с кряжистым голубоглазым Гилимом, потом с худеньким Александровым.
- Как же вам удалось догнать нас так быстро? - удивился и откровенно радовался прибытию сильных летчиков командир полка. - Мы вас раньше чем через месяц и не ждали!
Расспросив о подробностях перелета, полковое начальство ушло, и прилетевшие попали в объятия друзей. Константин был глубоко тронут восторженной встречей, еле успевал отвечать на вопросы, рукопожатия, реплики и долго не замечал, что к нему пытается пробиться высокий, с широкими дугами черных бровей боевой командир с тремя кубиками в петлицах.
Наконец командир не выдержал и зычным голосом позвал:
- Лейтенант Усенко! Настройся на мою волну, а то, клянусь честью, останешься голодным. Давай продаттестаты!
Константин живо обернулся на голос, и радостная улыбка заиграла на его лице. Он вскинул руку в приветствии:
- Товарищ старший лейтенант! Задание выполнил…
- Слышал уже. Поздравляю, Костя! Жаль, не со мной.
Давняя служба, переросшая в дружбу, связывала этих двух людей - летчика Усенко и адъютанта (начальника штаба) эскадрильи Григория Диговцева. В конце июля сорок первого, когда в бою погиб стрелок-бомбардир Минайлов, на его место добровольно пришел адъютант и совершил девять боевых вылетов. Вместе с Диговцевым Усенко разрушил тогда переправу на Днепре, уничтожил вражеский железнодорожный эшелон в Ярцеве, танковую колонну и несколько артиллерийских батарей, взорвал два склада с боеприпасами. В тех боях храбрый адъютант сбил "мессершмитта", и только ранение не позволило ему продолжать полеты с Константином.
Друзья крепко обнялись. Летчик отдал документы, спросил:
- Здесь надолго? А куда дальше? В Мурманск?
Диговцев ответить не успел. До аэродрома донеслись частые залпы зенитных батарей, и высоко в небе над Архангельском появились облака от разрывов снарядов. С каждой секундой их число увеличивалось, отдельные шапки дыма быстро срастались между собой, и вскоре там образовалось большое, темное, полыхающее багровыми вспышками облако.
Летчики прекратили разговоры и, задрав головы, старались разглядеть цель, по которой зенитчики вели огонь. Они увидели маленькую черточку, удаляющуюся на запад.
- Никак "Хейнкель-111"?
- Он самый. Частенько наведывается - шесть раз в сутки по расписанию, хоть часы проверяй!.. Иди, тебя ждет комэск!
Капитан Щербаков, широколобый крепыш с глубоко посаженными глазами и открытым лицом, стоял, поблескивая медалью "За боевые заслуги", в стороне от толпы и исподлобья давно нетерпеливо поглядывал на прилетевшего летчика. Но затянувшуюся встречу не прерывал, дал возможность друзьям излить чувства, сам разделял их, так как по возрасту был старше своих подчиненных всего на два-три года.
Усенко по привычке одернул обмундирование и направился к командиру. Но - бывает же так! Перед ним вырос среднего роста, стройный и подтянутый штурман эскадрильи капитан Чернышев. Поводя жгучими черными очами, он потребовал:
- Доложи, как Гилим работал в воздухе! Человек после ранения, всякое может быть. Никуда его не заносило?
Вопросы штурманского начальника озадачили Константина. Подумав, он ответил с хитринкой:
- Замучился с ним, товарищ, капитан! Ужас! Все время норовил завести меня в… Турцию!
- Куда? Куда? - опешил Чернышев, и его симпатичное лицо вытянулось. - В какую еще Турцию?
- В турецкую, Василий Сысоевич!
- Разыгрываешь, негодник! - погрозил капитан. - Вот влеплю тебе двойку за перелет, научишься уважать!
- Так чего ж спрашивать, раз мы тут, а не в Турции? Саша Гилим - отличный штурман!
- Я тоже о нем такого же мнения. Мне важно было узнать твое: ты с ним не летал с июля прошлого года…
Иван Сергеевич Щербаков встретил летчика задумчивым взглядом.
- Здравствуй, здравствуй! - ответил он на приветствие Усенко. - Наконец очередь дошла до комэска. Обрадовал! Ладно, не извиняйся! Как настроение? На запасном позавтракал?
- Так точно, товарищ капитан! К полету готов!
- Знаю, ты всегда готов, - кивнул командир и замолчал. Потом достал табакерку, начал, просыпая табак, крутить папиросу.
Усенко с удивлением смотрел на него. Щербаков был какой-то скучный, задумчивый, беспокойно озирался по сторонам. Видно, его что-то угнетало. Чуткий к чужой беде, Константин догадался об этом, но прямо спросить постеснялся.
Иван Сергеевич вытащил из кармана зажигалку, подержал ее, однако не закурил, а достал другую, потом третью. О страсти комэска - он один коллекционировал зажигалки в полку - знали все. У него во всех карманах всегда можно было найти их несколько. Но сейчас, и летчик уловил это, капитан не хвастался приобретениями, а машинально перекладывал, как видно, совершенно забывая, зачем достает. Усенко выхватил свою, чиркнул, подал прикурить. Тот задымил, кивнул в знак благодарности. Почему-то переспросил:
- Так, говоришь, к полету готов? Тогда полетим. Вчера, когда стало известно, что ты летишь, Богомолов обрадовался и приказал включить тебя в передовую группу.
- А куда лететь, товарищ капитан?
- В Энск. Не слышал о таком? Где-то за Полярным кругом… Не туда бы надо, да… начальству виднее. В общем, получай карты, готовься немедля. Перелет будет не из легких. Ты когда-нибудь над морем летал?
- Нет. Я и моря в жизни еще не видел. Сегодня в первый раз и то на расстоянии.
- Я тоже. Только в кино. Теперь будем летать над ним. Точнее, над морями Белым и Баренцевым. Понял?
- Для этого нас сюда и гнали с такой поспешностью?
- Угадал. Мы прибыли в распоряжение командующего ОМАГ. Не понимаешь? Сокращенно по буквам: Особая морская авиационная группа. Командует генерал-майор авиации Петрухин, моряк. Чем занимается ОМАГ? Сказали, узнаем на месте. Вроде какие-то караваны будем прикрывать. Теперь понятно?
- В общем, да. Но… ровным счетом ничего! - честно признался летчик. Новость ошарашила его, и он не мигая уставился на командира, ожидая объяснений.
- Полеты над морем относятся к категории самых сложных. Говорят, они более трудные, чем в облаках и в тумане. Ничего, друг! Морскими летчиками не рождаются. Ими становятся, когда прикажут. Станем и мы! Ясно?.. Не это самое страшное, Усенко. Не это!
Но что, он так и не сказал. Тяжело вздохнув, Щербаков разом убрал все зажигалки в карман. Приказал:
- Готовься к полету. Времени в обрез! Иди!
Но Костя не сдвинулся с места. Он упорно разглядывал текущие мимо острова стремительные воды Северной Двины. Потом оторвался от них, решительно махнул рукой:
- Черт с ним, с морем! Я полечу куда угодно, лишь бы там были поганцы фрицы. У меня с ними свои счеты.
5
Гилим уже получил полетные карты и, склонившись над каким-то ящиком, под диктовку Чернышева прокладывал маршрут. Константин подошел, стал рассматривать. Почти в полкарты голубело море, неровные линии берегов изобиловали мелкими речушками со странными, трудно выговариваемыми названиями: Лодьма, Ижма, Чидвия, Куя, Кадь, Чага… Зеленый цвет материка недалеко от Архангельска сменялся бесцветным - тундрой. В тундре тоже густо пестрели безымянные речки, озера, огромные площади занимали болота. Надписи чернели только по побережью. Часто встречались пятиугольные звездочки - так на картах обозначались морские маяки. У каждой звездочки названия: Керец, Зимнегорский, Вепрь…
- Изба - это наименование деревни? - поинтересовался Усенко. - Вот еще… еще. Других имен не придумали, что ли?
- Нет, то не деревня. Изба и есть.
- Как? На карте обозначена изба? Обыкновенная хата?
- Что ж ты еще обозначишь, раз ничего другого нет? Нет населенных пунктов. Есть отдельные избы, да и то на сотни километров по одной.
Летчик присвистнул:
- А где этот… Энск?
- На краю земли, как здесь говорят. Где-то вот в этом районе, - показал на карте Щербаков, - посадили 95-й авиаполк, он на "пе-третьих". Теперь нашу эскадрилью бросают на его усиление. А Челышев со своей и со штабом полка остается на базе.
- Найдем ли, куда садиться?
- Нам дают лидеров из числа лучших летчиков 95-го. Мое звено поведет майор Кирьянов, с Устименко полетит капитан Гаркушенко, ну а тебе достался младший лейтенант Рудаков. Ничего, что молод! Рудакова, между прочим, уже сбивали в бою, и он хлебнул водички в Баренцевом. Рассказывал, что температура в нем постоянная: летом и зимой четыре градуса по Цельсию. Говорит, до того замучился, плавая на каком-то спасательном жилете, что хотел застрелиться, да закоченел так, что не смог руки поднять. Катера подобрали чуть живого…
- Спасибо, утешил!.. Я готов!
Летчики посмотрели друг другу в глаза и невесело рассмеялись.
- Готовь свое звено! Вылетаешь предпоследним. За тобой пойдет командир полка, будет с нами в Энске. Задача ясна?
- Так точно, товарищ капитан!
- Действуй!
К летчикам подошел улыбающийся Цеха. Константин с удовольствием оглядел его поджарую спортивную фигуру, симпатичное, чуть продолговатое лицо, серые приветливые глаза.
- С прилетом, землячок! - пожал он протянутую руку. - "Летным" не побалуешь?
Техникам выдавалась махорка, летному составу табак, но такой ядовитый, что те охотно обменивали на махорку. Техники же пристрастились к "летному".
- Не знаешь, Владимир Самойлович, отчего Щербаков такой хмурый? - поинтересовался Усенко у техника. Цеха служил во второй эскадрилье, но коллективы были маленькие, жили и служили вместе, поэтому секретов не было. - Что-нибудь случилось в эскадрилье?
- Нет. Там, насколько мне известно, полный порядок. Но… Извини, командир, чего-то Лысенков машет.
Тот подошел, поздоровался.
- Встретил друга. Он технарит в 95-м, прилетел за нами. Про Энск интересные вещи рассказывает. Пойдем послушаем?
- Дело! - заинтересовался Усенко. - Обязательно надо, только минутку! - Он повернулся к бомбардиру. - Саша, будь другом, покажи свое штурманское мастерство на моей карте, проложи маршрутик, пожалуйста! У тебя это здорово получается, лучше, чем у Чернышева.
- Хитер, - саркастически ухмыльнулся Гилим. - Значит, мне придется проверять самого себя? Ладно! А ты куда? Потом расскажешь?
- Когда я что скрывал от тебя?
Позади стоянки самолетов у козелка сгрудилась небольшая группа летчиков и техников. Они нещадно дымили табаком и внимательно прислушивались к неторопливому говору степенного техника средних лет, одетого в морскую форму. Моряк оглянулся на подошедших, кивнул Цехе как знакомому и, продолжая разговор, повернулся к Екшурскому:
- Какой транспорт? Я ж говорил тебе, что там тундра и море. Край земли. Дальше океан. Дорог - никаких. Правда, к скалистому мысу иногда на рейд подходят пароходы, но от нас до мыса добрых два десятка кэмэ. Соображаешь? По бездорожью приходится на своем горбу таскать абсолютно все.
- А горючее как же? Его ж надо тонны!
- Все! - отрезал техник. - Горючее и масло в бочках доставляют до мыса Корабельного, потом на лодках. Как-то оленеводы выручили, дали нам несколько упряжек оленей. Так олешки же - не ломовые лошади! Слабенькие! Что на них перевезешь? Приспособили, конечно, по одной бочке на нарты, а потом тащили и бочки, и нарты с оленями.
Окружающие весело рассмеялись.
- На оленях прямо к самолетам? - не унимался Екшурский. - Вот здорово! Сфотографироваться бы потомкам на память, да не разрешено.
- Это еще не все! Оленями бочки только на склад. А дальше те бочки мы руками подкатываем к самолетам, сливаем бензин в ведра, поднимаем на самолет и заливаем в горловины баков. Долго? Конечно. А что делать? Самолеты должны летать. Было б еще ничего, если б народу хватало. Но наши экипажи укороченные: на каждую машину только по технику и оружейнику. Остальных там некуда размещать. Живем в землянках, а их не хватает, потому что не нароешь, грунт каменистый. Землянки со здешними дворцами не сравнить: норы на три-четыре человека. Строительного материала нет.
- Воду из колодцев берете?
- Если бы! Таскаем ведрами из реки. А река в глубоком каньоне. Пока с тем ведром взберешься по крутому склону, полведра как не бывало. Да и вода… Коричневая какая-то, болотная, что ли!
- Сушилки есть? Где сушить мокрое обмундирование, обувь? В землянках холодно?
- Холодно. Дров нет, в тундре взять негде, там только мох. Пробовали, конечно, и мох, так он не горит, только тлеет и дымит. Правда, с моторным маслом горит! Комары? Ну какая же тундра без комаров?
- Все пугаешь? Стращаешь?
- Зачем же? - искренне удивился рассказчик. - Попросили - рассказываю как есть. Ты ж не дитя - воин! Должен знать.
- Налеты фашистов?
- Налетов пока не было. Они, наверное, не догадываются, где аэродром. А беда пострашнее налетов.
- Не тяни душу. Говори как есть.
- Туманы.
- Что-о? Туманы? Хо-хо-хо! Га-га-га! - разнеслось по острову.
Моряк нахохлился, сказал зло:
- Напрасно вы так. Там туманы такие… неделями стоят! Этой весной туман нас в плену продержал около месяца. Во-о! Помучились! Соль кончилась!
- Что-о? Соль? Подумаешь, продукт питания! Было б чего жевать! Можно и без соли! Наши предки ее совсем не знали.
Техник хотел сказать что-то резкое, но передумал, несколько раз сряду затянулся дымом.
- По своей серости мы сначала тоже так думали. Когда кончилась соль, первые дни посмеивались и уплетали все, что подавали. Но потом кусок в горло не полез. Даже рис со сливочным маслом - нас и таким баловали.
- Во-о! Загнул! От сливочного масла отказались! Ха-ха!
- Нет, друзья! Это, оказывается, очень страшно: пища без соли! Первое, второе, хлеб - все без соли. Жуешь, как… как мануфактуру, а организм ее назад! Оказалось, без соли, как без воды, человек долго жить не может! Вот тебе и предки!
Все притихли. Задумались.
- А все из-за тех проклятых туманов. Повезло еще, что самолетов не было в воздухе. Страшно подумать: куда бы они садились?.. Ну, мне пора! Остальное договорим в Энске.
- Слушай, а почему аэродром называют Энском? - спросил кто-то.
- Да так получилось, - пожал плечами техник. - Место безлюдное, безымянное, а как война началась - любой объект Энском называют. Ну и мы свой так окрестили, а теперь пошло - Энск да Энск…
Размышляя над услышанным, Усенко медленно вернулся к самолету. Там его ждал взволнованный Гилим.
- Костя! Ты знаешь? Севастополь оставили!
- Ты-ы что?.. Быть того не может! Не верю!
- По радио передали: оставлен по приказу Ставки… Севастополь… Несокрушимой твердыней стоял он на левом фланге фронта. Севастополем гордились, по нему равнялись, в него верили, с ним как с плацдармом в тылу врага связывали планы на будущее наступление, на освобождение угольно-металлургической базы страны - Донбасса. Утрата была страшная.