- Катька моя тоже разведка, - похвалился Морозов. - Как и Колька.
- Колька? - удивился Сосновский. - Петрович? Он и Катя ваши дети?
- Мои, - гордо кивнул отец. - Они у меня похожие, особенно характерами.
- Развели семейственность, - вставил Кочетов. - Всю родню в отряд собрали. Да все при должностях.
- Оно так и есть. У нас всей деревне одна фамилия - Морозовы.
- Так вот, Морозов-старший, - напомнил Сосновский, - мы должны решить…
- Вот покушайте - и все решим.
Да, у нас так. Отродясь так: когда бы кто бы в дом ни пришел - сперва за стол сажают. Не спрашивая, сыт ты или голоден.
Правда, новости за столом послушать не откажутся.
- Вы газеток свежих не завезли, а? - с надеждой просил Морозов.
Сосновский достал из кармана несколько туго свернутых экземпляров спецвыпуска "Московских известий" для жителей оккупированных районов.
- Оно и хорошо. Вы кушайте, кушайте, а я пока почитаю.
После баранины с кашей Катя убрала со стола посуду, а Морозов, оторвавшись от газет, разложил карту, пришлепнул ладонью.
- Вот оно, это самое Михалево. Поселок небольшой. Катерина, Катька, зайди обратно, подсказывать будешь. - Пояснил: - Она лучше меня Михалево знает. Вот садись рядом с разведкой.
- А приставать станет?
- Гранатой в лоб, - посоветовал Сосновский.
- Это верно, - вздохнул Кочетов. - Один хороший совет лучше трех плохих.
- Разговорчики! Слушаем вас, Петр Петрович.
- Значит, вот Михалево. Оно вот так вытянуто, вдоль дороги, с севера на юг. Южная сторона, она чистая, сильно лесная, там до следующего немца верст с пятьдесят будет. С севера опаснее - шоссе, здесь все время движение, да и райцентр не так уж далеко, там гарнизон солидный. Эсэс в основном. И гестапо там же.
- Мне Михалево интересно, - вставил Сосновский.
- Тут так. Катька, дай листочек. - Раскрыл школьную тетрадку в линейку. - Тут так, нарисую. Главная улица. Раньше она Красноармейской звалась, теперь без названия, не успел немец придумать. И не успеет… Вот здесь - здание милиции, бывшее. Теперь тут полевая жандармерия, что ли. В первом этаже у них вроде штаб, канцелярия всякая, во втором - казарма. Товарищ ваш и другие содержатся в подвале.
- Еще подробнее.
- Сейчас, сейчас. Катька, Бородина кликни. - И объяснил: - Милиционер, это здание хорошо знает.
Бородин будто за дверью ждал. Он, кстати, так и был одет в синюю милицейскую шинель. Зябкую, вообще-то, в такую пору. Доложил толково и немногословно:
- Главный вход. Сразу за дверью - лестница на второй этаж, два пролета. Налево от входа - коридор, тупик. В торцевой стене - дверь в подвальное помещение. Дверь обитая, там у нас архив содержался. Замок был простой - навесной. Думаю, такой же и остался.
- Ты посиди пока, Бородин, - сказал Морозов. - Вон у печки покури. Может, еще чего вспомнишь полезное.
- Сколько их там? - спросил Сосновский, уже смутно предчувствуя решение.
- Около взвода.
- Как охраняется здание?
- Катька! Загляделась? К тебе вопрос.
Катя встала, как школьник на уроке (да она и была школьницей):
- Часовой стоит вот тут. На крыльце - пулемет на трех ножках и два солдата.
- Станкач, значит, - проговорил Морозов.
- Да, - припомнил Бородин, - в подвале окон нет, отдушины. Решетками забраны.
- И на окнах решетки, - добавила Катя. - Сетчатые такие.
- Противогранатные сетки, - кивнул Кочетов. - Но это ничего, это им не поможет. Я в последнем поиске свой метод применил…
Сосновский молча взглянул на него, кивнул.
- Двумя гранатами работаю. Одну, первую, с задержкой бросаю. Чтоб взорвалась при ударе в сетку. И следом за ней, в дырку, вторая летит. Но расчет точный должен быть. Чтоб в руке не рванула.
- Дальше пойдем? - спросил Морозов. Он будто заседание правления вел. Как посевную обеспечить. - Напротив школа, здесь полицаи расположились. Двенадцать человек.
- Как вооружены?
- Нашими винтовками.
- У них еще повязки на рукавах, - добавила Катя.
- Это им сильно поможет, - усмехнулся Кочетов и опять подмигнул Кате.
- У них тоже пулемет у двери, - сказала она. - На сошках, дырчатый такой.
- Ручник, - уточнил Кочетов. - "МГ".
А Сосновский все яснее видел предстоящую операцию.
- Техника какая у них, транспорт?
- Грузовик, два мотоцикла с пулеметами. Вот за этим углом стоят.
- Связь?
- Телефонная линия. Проверяют каждый день. Мы ее пару раз резали. После второго раза они облаву и сделали.
- Петр Петрович, что посоветуете? Как нам туда проникнуть?
- Группа большая?
- Семь человек пойдут.
- Тогда просто. Им дед Петро, почитай, каждый день дрова возит. На двух санях. Воз - немцам, воз - полицаям.
- Откуда возит?
- С южного края. Там лесок сосновый. На въезде - пост, конечно, два солдата. Ну и с северной стороны пост.
Сосновский прищурился, размял папиросу, закурил.
- Сколько у вас бойцов, товарищ Морозов?
- Двадцать восемь в строю.
- Как вооружены?
- Так… Значит, так. - Морозов стал перечислять, загибая пальцы. Будто припоминал - где у него в хозяйстве чем засеяно и по сколько гектаров. - Так… Три автомата. С вашим подарком, стало быть, семь. "Максим". "Дегтярь", что мы с самолета сняли. Остальное - винтовки. Гранат десятка три.
- Еще вопрос. Этот лесоруб… дед Петро, он наш человек?
- Обязательно. Он не только дед, но и мой батя.
"Во как, - опять подумалось Сосновскому. - Никогда немцу победы над нами не видать".
- Как с ним связаться?
- Да вот Колька сгоняет.
- Хорошо. Кочетов, пойдешь с Петровичем.
- Есть, командир. Только лучше с Катей.
Сосновский хмуро взглянул на него, Кочетов пожал плечами.
- Может, и с Катей, - задумчиво проговорил Сосновский. - Дубиняк, вечером пойдешь с Петровичем к нашим, записку Симе передашь.
- Вы бы отдохнули чуток, - сказал Морозов, когда они остались одни.
- Передохну. Попозже. - Сосновский подсел к печке, поворошил кочергой алые угли, прикурил.
- Значит, задача у нас с вами - освободить нашего товарища, доставить его к месту, где он спрятал документы, и вместе с ними переправить за линию фронта.
Морозов кашлянул в кулак.
- Громоздко получается.
- Вот и я о том же. И по времени не укладываемся. - Сосновский вернулся к столу. - Покажите-ка мне, где вы его обнаружили. В общем, место и обстоятельства. С деталями.
- Это можно. Самолет упал вот в этой точке…
- Километров десять отсюда, - прикинул Сосновский.
- Это по прямой. Значит, упал, перевернулся. Он ведь на прудик садился, там раньше плотина была, самолет на сваю наткнулся. А немец подальше упал, он еще метров семьсот пролетел. Грохнулся и тоже сгорел. Мы туда не ходили, немец туда раньше нашего поспел. А мы к своему поспешили. Выручать, значит. Ну, он нас и встретил! - Морозов посмеялся в кулак. - Сначала очередь из пулемета дал. Хорошо - не прицельно. Он ведь далеко не ушел, ногу повредил. В лесу окопался. Мы ему: "Свои! Свои, браток!" А он в ответ: "Не подходить! Стоять!" А потом опомнился и стал нам экзамен устраивать - свои или не свои.
- Какой еще экзамен? - удивился Сосновский.
- Ну… Вопросы нам задавал. Вроде: "А как Калинина зовут?"
- Вот так, да?
- Ну! Проверял, значит.
"Не проверял, - подумал Сосновский. - Он время тянул".
- Где вы его нашли?
- Вот тут. От самолета метров пятьсот в лес. Место приметное, он под дубом окопался.
- Под каким еще дубом? - с деланным безразличием спросил Сосновский.
- Приметный дуб, в сто лет. С двумя верхушками. Может, взобраться на него хотел, осмотреться. Да куда - с больной-то ногой. Но бабка Лида ногу ему за раз починила, вправила. Ну он и подался в город. Я ему говорю: "Нельзя, сынок, ты молодой, тебя немец сразу сцапает". "А я хромать буду, - говорит. - Будто у меня туберкулез или ревматизм. Немцы болезней боятся". Переоделся в ватник и пошел. Колька его провожал.
Сосновский написал записку Симе и прилег отдохнуть.
В записке он поручал одному из своих оперов побывать на месте падения "По-2" и произвести там розыск. А группе, проверив машину, перемещаться в лагерь.
Перед выходом Сосновский проинструктировал Кочетова, посмотрел вслед, как он шел рядом с Катей, положив руку ей на плечо, и как она эту руку старательно сбрасывала, и направился в сторону Михалево. В овражке, что подсказала ему Катя, залег и долго, до темноты, наблюдал за поселком.
Вернувшись в лагерь, уточнил с командиром отряда план операции.
- Значит, Петр Петрович, наступаешь на Михалево с севера. По моей белой ракете обрубаете связь и - в атаку. Автоматчиков в цепи вразбежку поставь. Пулеметы - на флангах. И - напористо, азартно.
- Отвлекать на себя будем, так? - вздохнул Морозов.
- Одно дело делаем, Петр Петрович.
- Оно так.
- По красной ракете - уводи бойцов в лес. Все ясно?
- Ясненько. Отдыхай, командир.
Михалево
Группа Сосновского сосредоточилась в лесочке южнее поселка. Здесь, на вырубке, мирно пофыркивали две лошадки, запряженные в сани.
Дед Петро посматривал на бойцов, покуривал махорку. Бойцы напиливали и рубили дрова.
- Много-то не ложьте, - посоветовал дед. - А то лошадки не свезут.
- Мы поможем, - пообещал Дубиняк, неохотно отрываясь от приятной работы.
Вскоре на дорогу выбрались из леса двое саней. Рядом с передними шел старик в драной шубейке, дымил самокруткой, подергивал вожжи, покрикивал на лошадь. Вторая лошадь, покачивая головой в такт шагам, послушно топала сзади.
За санями шагали бойцы в маскхалатах. Сбоку выбрасывал журавлиные ноги немецкий офицер в шинели с жалким меховым воротничком и с березовой веточкой, которой он похлопывал себя по сапогу.
- Однако пост сейчас завиднеется, - предупредил старик.
Бойцы улеглись в сани, прикрыли оружие. Со стороны посмотреть - на возах то ли дрова березовые, то ли сосновые полешки, снежком припорошенные.
Немецкий офицер, словно его все это не касалось, все так же невозмутимо вышагивал длинными ногами и помахивал веточкой.
Приблизились к посту: караульная будочка, над ней вьется дымок; полосатая жердина - шлагбаум. Мотоцикл с пулеметом.
Сосновский лежал в первых санях. Дубиняк - рядом, дышал ему в ухо.
- Без шума снимаем, командир?
- Пока да.
- Как ты говоришь, фамилия этого… которого выручаем?
- Тишкин. Запомни.
- Очень просто. Вроде как Тришкин кафтан. И до места не долетел, и сам попался.
- Помолчи. Сейчас Сима говорить будет.
И Сима заговорил. Сначала хлестнул своей тросточкой деда по спине, приказывая остановиться, потом начал что-то резко выговаривать подскочившему солдату.
Тот, ошарашенный странным появлением злого офицера, виновато слушал, выпучив глаза, вытянув руки по швам, будто ожидая удара по лицу. Обернулся, что-то крикнул. Из будки, дожевывая на ходу, выбежал второй солдат. Стал рядом. Жевать перестал, но и проглотить нажеванное не решался. Да и не успел. Сима негромко выстрелил в него из пистолета в упор; второго солдата Дубиняк свалил по-простому - увесистым поленом по башке.
Вылетев из саней, Кочетов перебил тесаком тянувшийся из-под крыши телефонный провод и дал в синее небо белую ракету. Тут же на северной окраине Михалева ударили пулеметные очереди.
Сосновский сел за руль мотоцикла, Сима - в коляску, проверил пулемет.
- Немного выжидаем, да? - спросил он. Хотя мог бы и не спрашивать.
- Да, пусть весь гарнизон туда оттянется.
- Точно, - сказал Кочетов, закуривая. - Чтоб они нам не мешали - мы этого не любим.
Ребята тем временем скинули дрова с саней, уселись повольготнее.
- Ты, командир, сильно не гони, а то мы на этих клячах за тобой не поспеем.
- Сам ты кляча, - возмутился дед. - Обзываешься заместо спасиба. Дай лучше закурить. - И без всякой логики добавил, будто жалея: - Кто ж таперя им, сволочам, дрова возить будет?
- Им скоро не дров, а сала надо поболе, - усмехнулся Кочетов. - Пятки смазывать. Чтоб до Берлина хватило.
- Все! - приказал Сосновский и завел мотоцикл. - Штурмуем, опера!
Улица была пуста. Некоторые дома даже укрылись за ставнями. До центра поселка доехали без осложнений. На площади тоже было безлюдно, лишь у здания бывшей милиции и возле школы маячили встревоженные часовые. Но маячили недолго.
Мотоцикл развернулся, Сима одной пулеметной очередью сбил охрану у школы; с саней ударили автоматы по охране у милиции. Бойцы сыпанули с саней, рассредоточились, перекрыли подходы с обеих сторон улицы.
Сосновский и Дубиняк ворвались в опустевшее здание. Навстречу им, со второго этажа, выскочили двое солдат, они даже не успели вскинуть автоматы. Дубиняк, не жалея патронов, ударил им навстречу. Один покатился вниз, другой осел на ступенях.
Подбежали к подвальной двери. Дубиняк ударом приклада сбил замок, распахнул дверь. Гаркнул в темноту:
- Выходи, товарищи! Разбегайся во все стороны! Кто тут Тришкин?
- Тишкин! - поправил его Сосновский. - Тишкин, ко мне!
Подвал ответил тишиной. Люди не верили, не решались выйти - слишком неожиданно и невероятно нагрянуло освобождение. Они уже привыкли бояться.
- Быстро! Быстро! - Дубиняк спустился на несколько ступеней. - Тришкин, мать твою за ногу!
- Наши! - вдруг пронзительным криком взорвалось в подвале. - Наши пришли!
Дубиняка обступили люди, трогали его, обнимали.
- Быстрее, быстрее, - командовал он. - На выход! И во все стороны! Тараканами.
Торопливо, плача и спотыкаясь, люди стали подниматься по лестнице. В основном это были женщины, а еще два старика и подростки.
Последним, прихрамывая, поднялся молодой парень в драном ватнике с сильно побитым лицом.
- Здоров, Тришкин! - ухватил его за рукав Дубиняк. - Шагай на выход - там тебя карета ждет. Во дворец поедешь.
Тишкин - а это был безусловно он - глянул на Дубиняка безразлично, никак не выразил своих чувств и пошел на выход.
Сосновский приобнял его, повел к саням, усадил. Осмотрелся и прислушался.
Бой на северной окраине разгорелся. Сквозь автоматные очереди и отрывистое винтовочное буханье уже слышались глухие разрывы гранат.
- Отходим! - скомандовал Сосновский. - Кочетов, ракету.
Ракета взвилась, вспыхнула. Однако бой не стихал.
- Увлеклись народные мстители, - проговорил Дубиняк. Он деловито уложил в сани оба пулемета, уселся сам и дернул вожжи.
Кочетов снял пулемет и с мотоцикла. Открыл крышку бензобака, окунул тряпицу, вывесил ее и поджег.
На выезде из поселка услышали, как сзади глухо ухнуло и расцвел огненный фонтан.
Сосновский сидел рядом с Тишкиным. Что-то ему - Сосновскому - не нравилось. Он наклонился к нему, спросил:
- Теперь куда? Где документы?
Тишкин вскинул на него удивленные глаза:
- Какие документы? Нет у меня никаких документов. Туберкулез у меня.
- Ты что, парень?
- Очнись, - толкнул его в плечо Дубиняк. - Ты среди своих.
Тишкин как-то невзрачно огляделся, словно хотел убедиться - где же они, эти свои. Но ничего не сказал. Даже не улыбнулся.
Обоз свернул в лес. Здесь было тихо, только доносилась редеющая стрельба. Выехали на просеку. В конце ее остановились, поджидая отряд Морозова.
Ребята соскочили с саней, размялись. Кочетов достал флягу, вскрыл пару банок консервов.
- Командир, нет возражений? Лихо мы управились? Мне теперь опять орден дадут.
Тишкин сидел безучастно, уставившись себе в колени. Но Сосновскому показалось, что он внимательно прислушивается к разговору и принимает какое-то решение.
- Держи, парень. - Кочетов протянул Тишкину колпачок от фляги, до краев наполненный спиртом. - Все плохое позади, скоро будем дома. Заберем твои бумажки и…
Тишкин ударом по руке выплеснул спирт ему в лицо и помчался в лес. Не хромая.
Однако снегу выпало уже много - особо не побегаешь. Дубиняк догнал его в три прыжка. Сперва свалил наземь, потом поднял на ноги и вернул в сани.
- Не в себе малый, - сказал он добродушно.
- Во дурак-то, - обиделся Кочетов, вытирая лицо куском бинта. - Ты поглядывай за ним, как бы за оружие не схватился.
Сосновский ничего не сказал.
- Главное - потерь у нас нет, - встретил их в лагере Морозов. - И прибыток какой. - Он взглянул на оружие в санях. - Вот бы еще…
- Не могу, - понял его Сосновский. - Рация нам самим нужна.
- Так я понимаю… А вот если бы… Лыжи бы…
- И это не пройдет. А вот за помощь спасибо.
- А бинокль? У вас ведь два. Ну зачем вам столько?
Сосновский внутренне улыбнулся - таким мирным теплом повеяло от этого искреннего вымогательства. Будто вернулось довоенное время, когда заботливый председатель колхоза ездил в город и выпрашивал там в разных организациях что-нибудь нужное (а то и ненужное) для своего не очень-то богатого хозяйства.
- Петрович пусть идет с нами, - сказал Сосновский. - Вернется с биноклем. А может, и с лыжами.
Группа ждала его на окраине леса. Петрович уже сидел в передних санях. Сосновский и Сима сели рядом с ним. Разместились остальные, тронулись. Заскрипел снег под полозьями.
- Что дальше? - спросил Сима.
- Думаю… Кстати, как будем решать с этими ценностями?
- Не знаю. Не бросать ведь. Где-то укрыть понадежнее.
- Где?
- Морозов говорил: неподалеку церковь есть, немцы ее не тронули.
- А где это?
- То ли Семеновское, то ли Васильевское.
- Петровское, - подсказал Колька. - Там и церковь есть, и батюшка - наш человек. Но далеко ехать, и посты там кругом.
Помолчали.
- А если в лагерь их перевезти?
- Не пойдет. Где их там хранить? Да и ненадежно это. Сегодня лагерь здесь, завтра там.
- Ну не бросать же! Знаешь, Сима, года два назад работали мы по краже в монастыре. И грабителей задержали, и все похищенное нашли, вплоть до каждой ложки из трапезной. Все монастырю вернули. Так и здесь.
- Да понимаю я.
- Понимаешь… Ситуация - под копирку. Грабителей, правда, еще не взяли, а награбленное нашли. Значит, вернуть государству надо.
- Это в тебе сыщик говорит.
- Это во мне гражданин говорит.
- Так что ты предлагаешь? - не выдержал Сима.