- Эй, говнюки! - закричал им офицер Генерального Штаба. - На шашлык пригласите? Мы из Союза, от перестройки спасаемся! У нас тоже жрать нечего!
После подобного богохульства на него с недовольством покосился переводчик из Минска. Ветеран Сергей пристально следил за его реакцией. Скорее всего, минчанин был одним из осведомителей, завербованных КГБ. Таковых в офицерской среде всегда выявляли достаточно быстро и относились к ним неприязненно, но спокойно - как к очередям, дождям и грибковым заболеваниям. "Говнюки" со своими недовольными маленькими рожицами и явно нелестными комментариями в адрес "асессоров" (то есть военных советников) постепенно отстали.
На грузовик надвигалась дурно пахнущая громада города. Сергей прокомментировал ужасное состояние когда-то, наверное, красивых зданий с облезшей краской и отваливающимися балконами:
- Строили же португальцы! Я-то думал, уезжая четыре года назад, что город вот-вот развалится! А он все стоит и стоит!
Лейтенанту подумалось, что при таком-то отношении не факт, что Луанда сможет устоять и дальше. На перекрестке грузовик притормозил у широкого забора обшарпанной виллы. На нем с задумчивым выражением на бородатой роже стоял худой африканский козел и жевал кусок бумаги. На смытой тропическими дождями краске забора ярким свежим пятном выделялись портреты Маркса, Энгельса и, естественно, Ленина. Великих мудрецов можно было узнать по основным приметам - бородам, галстукам и добрым выражениям лиц. Но вместе с тем, все трое чем-то неуловимым напоминали негроидов. Капитан Сергей, не терявший чувства юмора даже при такой убийственной жаре, пошутил:
- Во Вьетнаме классиков, скорее всего, изображают косоглазыми!
Лейтенант подумал, что местные особенности затрагивали не только черты лица троих деятелей, но и выборочную интерпретацию их богатого теоретического наследия. Например, вполне могло оказаться, что русская водка заставляла взглянуть на те или иные небесспорные постулаты великого учения под несколько иным углом, чем вьетнамская рисовая "ханжа" или африканская пальмовая самогонка. Стукач из Минска снова хмуро посмотрел в сторону еще одного потерявшего страх божий коллеги. Капитан Сергей ответил ему веселым понимающим взглядом и подмигнул. Тот смутился.
Вскоре "ГАЗ", кряхтя и подпрыгивая, приблизился к конечной цели путешествия - советской военной миссии.
- До освобождения здесь располагались летчики португальской истребительной эскадрильи! - продолжал делиться знаниями Сергей. - Теперь же конторы начальства, разведчиков, кадровиков и переводчиков, а также общаги для командированных с фронтов.
- А магазин здесь есть? - с энтузиазмом поинтересовался Игорь.
- Есть, только вот водки там не найдешь! Зато есть наша соль из Белоруссии по тридцать центов за пачку и шпроты из Прибалтики по доллару за банку! Если покупать там, а не на рынке, то останешься без штанов!
Грузовик остановился у ворот, охраняемых людьми все в той же буро-зеленой пятнистой форме. У некоторых из них были смуглые или черные лица. "Кубинцы!" - догадался Лейтенант. Но тут один из "кубинцев" спросил на чистом русском языке:
- У вас закурить не найдется?
Таким образом, охрана оказалась смешанной. Судя по преувеличенно вежливому обращению сверстника, спрашивавший был солдатом срочной службы. "Интересно, - подумал Лейтенант, - а им тоже платят в инвалюте?" Позже выяснилось, что да - в количестве, достаточном для приобретения по окончанию службы индонезийской магнитолы, китайских джинсов и таиландских кроссовок.
К вновь прибывшим вышел явно не выспавшийся человек лет сорока в повседневной военной форме иностранного происхождения и скомандовал:
- Товарищи! Сейчас вас проведут в отведенное для сна помещение! Вещи рекомендую запереть в кладовке!
Хотя на форме человека с уставшим лицом не было никаких знаков различия, всем сразу стало понятно, что перед ними так называемый "референт", то есть начальник переводчиков. Также стало понятно, что и здесь, за многие тысячи километров от Родины, отнюдь не Финляндия, где можно, уходя, не закрывать двери.
- Ребята! - продолжил референт, и всем сразу стало легче от этого слова. - Даю вам два часа на то, чтобы привести себя в порядок и, если получится, покушать. Потом собирайтесь в клубе на инструктаж! И не пейте сырую воду из крана! Если, конечно, она в нем будет!
В отношении последнего референт оказался пророком. Воды на вилле, куда привели вновь прибывших, действительно не обнаружилось. Из кранов доносилось лишь хорошо известное по Союзу задушенное хрипение. Переводчики-ветераны, быстро найдя знакомых и знакомых знакомых, рассредоточились по более благоустроенным помещениям миссии. Некоторых увезли на свои квартиры друзья, с удовольствием принявшие передачи и письма из метрополии. В сравнительно небольшом помещении почти впритык стояли с десяток кроватей с натянутыми на спинки матерчатыми зелеными сетками.
- А это зачем? - наивно спросил парень из Минска. У предполагаемого осведомителя была совсем не белорусская внешность - черные курчавые волосы, хлипкая комплекция и нос, которого хватило бы как минимум на двух славян.
- А это, - пояснил сопровождавший их переводчик из миссии, одетый в такие же форменные брюки и военную рубашку, что и референт, - твой шанс не подхватить малярию в первые же дни пребывания на земле дружественной Анголы! Вечером увидишь! Мужики, а у вас газеты из Союза есть?
Лейтенант, сглотнув слюну вместе с остатками крови из воспаленного языка, вспомнил про вчерашнюю "Комсомолку" и полез за нею в дорожную сумку. Увидев ее потрепанные страницы, а потом и последний "Огонек", переводчик просиял и благодарно хлопнул коллегу по спине так, что у юного офицера опять больно отдалось в похмельной голове и прокушенном органе:
- Пошли ко мне, помоешься в душе!
Теперь стало ясно, что он никакой не угрюмый, а наоборот, симпатичный и улыбчивый парень.
Глава 2
"Известия", 5 октября 1989 года
КСЕРОКС ВНЕ ПОДОЗРЕНИЙ?
"Министерство внутренних дел СССР намерено отказаться от контроля за порядком приобретения, хранения и функционирования множительной (копировальной) техники в стране".
Под завистливыми взглядами своих соратников Лейтенант проследовал за Олегом (так звали его нового товарища) в один из одно- и двухэтажных домов, стоявших двумя параллельными рядами по обе стороны единственной аллеи миссии. Оказалось, что у Олега была небольшая - около двадцати квадратных метров - комната. В ней едва умещались мебель, намного пережившая крушение португальской колониальной империи, тяжело дышащий бакинский кондиционер и заляпанная жиром электроплитка в углу. На давно не крашенных стенах висели фотографии полуодетых и совсем уж голых женщин, календарь с очаровательной Наташей Андрейченко в костюме Мэри Поппинс и вырезанный из журнала портрет бородатого человека с высоким лбом и печальными глазами. Так как это оказался не Ленин В. И., а писатель Солженицын А. И., проживавший в американском штате Вермонт, можно было легко догадаться о политических симпатиях хозяина помещения.
- Не боишься держать его на виду? - вполне резонно спросил хозяина комнаты Лейтенант, примерно знавший отношение замполитов и комитетчиков к творчеству изгнанного из СССР прозаика.
- А наши дубы все равно не знают, кто это такой! - Олег беззаботно сверкнул белыми зубами на полном загорелом лице. - А если и спросят, отвечу: "Думал, что Чернышевский!". В любом случае, я же не Троцкого повесил! И вырезал из советского журнала! А ты анекдот слышал? Чем отличается офицер русской армии от офицера армии Советской? Русский офицер до синевы выбрит, слегка пьян, у него кругозор от Баха до Фейербаха. Советский - до синевы пьян, слегка выбрит и кругозор от Эдиты Пьехи до "Иди ты на х…р"!
Лейтенант от души засмеялся и тут же застонал от боли в опухшем языке. Узнав, в чем дело, Олег предложил ему прополоскать рот португальским бренди. Напиток оказался вполне приличным, и наш герой с удовольствием проглотил обжигающую жидкость. Правда, он тут же почувствовал, как ему хочется пить. По счастью, в видавшем виды советском холодильнике "Минск" стояла трехлитровая банка кипяченой воды. На ее запотевшем боку красовалась этикетка с изображением зеленого помидора и надписью на украинском языке. Не заставив себя упрашивать, Лейтенант с наслаждением надолго присосался к стеклянному краю, выпив почти половину. Впрочем, Олег оказался не жадным. Наоборот, он с сочувствием человека, знавшего, что такое похмельная жажда в Африке, предложил еще и бутылочку "газозы" - кока-колы, произведенной на местном заводе. Бутылка, судя по затертой надписи, пережила немало реинкарнаций, но сам продукт оказался вполне удобоваримым.
- Не хуже советских! Газировка и пиво - чуть ли не единственные товары народного потребления, производимые ангольской промышленностью, - пояснил Олег, - правда, где-то еще собирают из импортных комплектующих мопеды древней конструкции и делают вполне неплохие, в сравнении с советскими, сигареты.
- Где ты работаешь? - спросил наш юный герой своего нового друга.
- Да здесь, под Луандой! Сижу на точке с технарями! Синекура! Только скучно ужасно! В нашей библиотеке все перечитал! Даже Библию и сочинения Ленина! Могу теперь и атеизм преподавать, и социализм строить! Где-нибудь за пределами СССР!
- А как питаешься? - поинтересовался Лейтенант, у которого после удовлетворения жажды неожиданно пробудился голод.
- Сначала ходил в нашу столовку, а потом бросил! Готовят так себе, а дерут три шкуры. Начальница - полковничья жена, поварами - кто попало! Опоздал - соси лапу! Или иную часть тела, если дотянешься! Будешь есть там три раза в день, за два-то года оставишь эквивалент однокомнатной квартиры! Без шуток! Поэтому плюнул и либо сам что-нибудь мастерю на плитке, либо к женатым товарищам хожу со своей бутылкой. Кстати, и сегодня вечерком сходим. Сам-то откуда? Как на "ускор" попал?
Лейтенант поведал о профессорских корнях семьи, которые и поспособствовали получению необходимого блата. Военный институт, который заканчивали не менее половины попадавших в Анголу переводчиков, издавна являлся, наряду с МГИМО и Институтом стран Азии и Африки, заведением для детей партийной и хозяйственной номенклатуры, почти закрытым для посторонних. Туда записывали как в царский Пажеский корпус - чуть ли не с рождения. Но никогда и никому, ни в одной стране мира еще не удалось до конца оградить учебные заведения аристократов от детей смердов. А потому отпрыскам простых смертных порою удавалось пролезть в указанные учебные учреждения. Обычно это становилось возможным благодаря знакомству родителей со смертными непростыми, а то и с небожителями из Центрального Комитета. Отец Лейтенанта был потомком белогвардейца и профессором-лингвистом, преподававшим английский будущим советским разведчикам. Несмотря на тайную и стойкую неприязнь к общественному строю победившего пролетариата, он умел держать язык за зубами. Учил же так хорошо, что, по слухам, никто из бывших студентов-нелегалов еще не засыпался из-за некстати прорезавшегося акцента, неправильно употребленного предлога или не вовремя произнесенного ругательства на родном языке. Профессионалы подобное ценят, а потому отпрыску папы-профессора удалось проникнуть в заветное здание на Садовом кольце. Вместе с парой-тройкой других счастливцев - детей врачей, парикмахеров и личных секретарей. Ускоренный курс обучения (или коротко "ускор") представлял собой довольно необычную для Советского Союза систему, при которой юный курсант Военного института, выбравший для изучения португальский, в течение первого года постигал азы этого, в общем-то, приятного и легкого в изучении языка. Постигнув же, получал погоны младшего лейтенанта и в возрасте восемнадцати (а то и меньше) лет отправлялся на "стажировку" в одну из стран с жарким и влажным климатом. Из числа тех, на гербе которых красовался силуэт автомата конструктора Калашникова.
После двух лет такой "стажировки" возмужавший отпрыск влиятельных родителей возвращался в Союз завидным женихом, имея возможность купить квартиру, машину, австрийский костюм, югославские туфли, финскую мебель и прочие атрибуты советской буржуазии. А ведь это являлось лишь началом! По окончании учебы повзрослевший переводчик мог вернуться все в ту же Анголу или Мозамбик. В этих и иных странах местные жители с завидным упорством продолжали истреблять друг друга в гражданских, освободительных и прочих войнах, обеспечивая постоянную возможность быстро заработать на достойную жизнь тысячам советских советников, специалистов и переводчиков. Как честно и весело рассказал Олег, хотя его папаша и дед являлись потомственными дипломатами, их заслуги перед Родиной не дотягивали до блата, открывавшего двери в МГИМО - еще один жизненный трамплин для советских мажоров. А потому, учитывая стойкую неприязнь единственного сына как к инженерно-технической, так и к освобожденной комсомольской деятельности, потомка соратников Громыко откомандировали к военным. "Там из тебя дурь-то повыбивают! - злорадствовал сталинист-дедушка, без симпатии относившийся к современной молодежи вообще и к декадентским наклонностям своего внука в частности. - Там тебе и патлы остригут, и мозги вправят!" Дед оказался прав в отношении первого и горько ошибся в отношении второго. Видимо, его ввело в заблуждение милитаристское название института, и он не учел, что изучение иностранных языков предполагает неизбежное соприкосновение с соответствующими культурами. Военный же институт давно и уверенно стал своеобразным троянским конем либерализма и свободомыслия в здоровом дубовом теле советской военщины. Здесь гордились не только выпускниками, поучаствовавшими во всех локальных войнах второй половины двадцатого века, но и братьями Стругацкими, в свое время овладевавшими восточными языками в том же здании с орденами на зеленой стене. Это было уникальное заведение, вполне достойное Советской Армии - пожалуй, единственной военной организации в мире, где офицеры вообще не знали иностранных языков.
- Мать, конечно, чуть с ума не сошла, когда узнала, куда я еду, но потом привыкла и радовалась, что хоть не в Афганистан, как некоторые другие! Сам понимаешь, есть разница! А когда вернулся живым в первый раз и с кучей инвалюты, так вообще присмирела!
- Дед-то доволен остался? - спросил Лейтенант, поедая датскую ветчину из "утюга" - так здесь называли овальные полукилограммовые банки с этим продуктом. Язык еще болел, но голова чудесным образом прояснилась под благотворным воздействием прохладного душа, жирной пищи и душевного разговора.
- Дедушке, - недобро сверкнул светло-голубыми глазами его новый товарищ, - я привез в подарок японские часы с музыкой. Ему медведь на ухо наступил, а так бы он понял, что играют они "Боже, царя храни!". Надеюсь, это оценят на каком-нибудь приеме по случаю годовщины оказания интернациональной помощи братскому народу Чехословакии!
Внезапно без стука распахнулась входная дверь, и в проеме появился силуэт одетого в гражданские брюки и рубашку человека. Яркий солнечный свет с улицы на мгновение ослепил Лейтенанта, и он не сразу смог разглядеть лицо вошедшего, только почувствовал, что от незнакомца повеяло не полуденной жарой африканских тропиков, а ледяным сквозняком неведомой опасности. Впрочем, возможно, так на нашего героя подействовали два литра только что выпитой ледяной воды.
- Хайль Горбачев! - голос гражданского оказался несколько гнусавым, но довольно приятным.
- Зиг хайль! - дружелюбно ответил Олег. - Как дела у коллег-дипломатов?
Зеленые глаза Лейтенанта, оправившиеся от солнечного шока, наконец смогли разглядеть вошедшего. С виду ему было лет тридцать пять. Он аккуратно вытер пот с рано полысевшей головы и иронично улыбнулся тонкими губами:
- Пытаемся сохранить рабочие места наших братьев-военных!
По-видимому, работник посольства намекал на сложные переговоры Советского Союза со своими африканскими партнерами по поводу необходимости если не платить по уже существующим долгам, то, по крайней мере, начать покрывать текущие расходы полчищ военных и гражданских советников.
- А у меня есть идея!
- Какая?
- Может, нам всем в организованном порядке отправиться на службу к Саддаму Хусейну?
- Боюсь, что старому другу Советского Союза вскоре не помогут даже наши советники! Этот, не побоюсь пафосного слова, цвет советского офицерства!
- Жаль! Мы бы ему за две тысячи баксов в месяц весь Ближний Восток раком поставили!
- Вот она, современная молодежь! Цинизм, крохоборство и беспринципность! Не представляю, как вы сможете построить социализм с человеческим лицом!
Тут до Лейтенанта наконец дошло, что же именно наводило на него ужас в собеседнике Олега. Все время, пока тот разговаривал, его лицевые мускулы сокращались совершенно не в такт тому, что он произносил. При этом темные, почти без зрачков, глаза вообще не принимали никакого участия в разговоре, оставаясь неподвижными и равнодушными, как у акулы. Вся его мимика со стороны напоминала поломавшегося робота-андроида, не поспевающего за своими собственными остротами.
- Лучше б мы строили дома для людей и дороги! Николай Палыч, вы скажите: можно будет на этой неделе подъехать к вам в посольство да по спутнику домой позвонить? У матери день рождения, сами понимаете!
- Заходи, Олег, заходи! - пригласил Палыч, пристально разглядывая Лейтенанта. - И друзей приводи! Вот и товарища…
- Лейтенанта! - подсказал наш герой и закашлялся.
- …Лейтенанта! - подхватил робот Палыч. - И его приводи тоже!
- Кто это? - нетвердым голосом спросил Олега вновь прибывший, когда сотрудник посольства покинул комнату так же внезапно, как и появился.
- Культурный атташе! Что, тебя тоже напугал? Правда, на робота похож? Подпольная кличка - Терминатор! На самом деле мужик он странноватый, но неплохой! Во всяком случае, позвонить в Союз со своего телефона позволяет. Только загадочный какой-то… Непонятно, зачем вообще к нам, военным, ходит… Не за культурой же! Часто и надолго исчезает… Да и разведчик наш его терпеть не может! Может, он из конкурирующей организации?
Глава 3
"…Инкубационный период геморроидальных лихорадок Эбола и Марбург длится 4–7 суток. Начинается заболевание остро, с подъема температуры, сильной головной боли, рвоты, поноса. Затем через 5–7 дней на теле появляется геморрагическая сыпь, возникают носовые и кишечные кровотечения, поражаются печень, почки, легкие, иногда развивается менингит. Заболевание очень часто заканчивается смертью больного… Профилактика заболевания заключается в полной изоляции больного, предупреждении контактов с его кровью и выделениями… Медицинскому персоналу необходимо пользоваться средствами индивидуальной защиты".
Из памятки Министерства обороны СССР убывающим в тропические страны, 1989 год
"Известия", 2 сентября 1989 года