А меньше чем через час Егорьев, направившийся по приказанию ротного вместе с четвертым взводом лейтенанта Пастухова, уже сидел в блиндаже командира подразделения, занимающего здесь оборону и на смену которого прибыл взвод Пастухова. Командир этого подразделения старший лейтенант, здоровенный детина с медалью "За отвагу" на груди, в высоких, до колен, немецких офицерских сапогах, услышав от Пастухова, что его взвод прибыл им на замену, обрадовался неслыханно.
- Ну, лейтенанты, - говорил он, обращаясь к Пастухову с Егорьевым, - наконец-то. А мы уж заждались. Черт знает сколько тут сидим, вшей кормим, и все без замены, все без замены! Что за наваждение. Участок у нас хоть и тихий, но немцы все же постреливают.
- Я бы хотел ознакомиться с занимаемыми вами позициями, - прервал красноречие старшего лейтенанта Пастухов.
- Пожалуйста, - пожал плечами старший лейтенант и добавил доверительным тоном: - Только не надо так категорично, лейтенант. Ты где - на фронте, я где - на фронте, так чего ж нам с тобой по-официальному разговаривать.
- Тем не менее я хочу увидеть, где должен расположиться мой взвод, - настоял на своем Пастухов.
Старший лейтенант, хмыкнув, посмотрел на Пастухова, как бы говоря взглядом: "Мне что, тебе воевать-то", и, распахнув ногой дверь блиндажа, закричал:
- Мыльников?
Из-за двери показалась фигура солдата с автоматом на груди. Войдя в блиндаж, солдат остановился, оценивающе посмотрев на только что прибывших лейтенантов. Потом устремил взгляд на своего командира:
- Ну?
- Что "ну?" Как вы разговариваете, Мыльников? - возмутился старший лейтенант. - Выйдите, вернитесь и доложите по всей форме!
Мыльников криво усмехнулся, повернулся через левое плечо, протопал сапожищами за дверь, также маршируя, явился обратно и, приложив руку к каске, нарочито громко доложил:
- Товарищ старший лейтенант! Рядовой Мыльников по вашему приказанию явился!
И снова усмехнулся.
- Значит, так, Мыльников, принесите мою каску и еще две каски для товарищей лейтенантов, - распорядился старший лейтенант, делая вид, будто бы не замечает ироничной гримасы своего подчиненного.
Мыльников, громыхая сапогами, пошел исполнять приказание.
- С хорошими людьми всегда можно разговаривать по-хорошему, - сказал старший лейтенант, глядя на Егорьева с Пастуховым. - Но когда человек хам - он и понимает только хамское обращение. Учтите это на будущее, лейтенанты.
Минуты через две явился "хам" Мыльников. На стволе автомата у него болтались, стукаясь друг о друга, две каски защитного цвета.
- Вот, берите, - сказал Мыльников, наставляя на старшего лейтенанта автомат.
- Я же просил три, - сказал старший лейтенант, забирая каски.
Мыльников отошел в сторону и пожал плечами, дескать, чем богаты.
Старший лейтенант передал одну каску Пастухову, вторую нахлобучил себе на голову и, подойдя к Мыльникову, скомандовал:
- Снимайте каску. До моего прихода будете сидеть здесь.
Через минуту все трое уже шли, пригибаясь, до траншеи. Остановившись около одного пустого окопа, старший лейтенант достал бинокль и, навалившись на бруствер, стал рассматривать позиции противника. Егорьев с Пастуховым расположились рядом с ним.
- Вот, - указал старший лейтенант рукой вперед. - Видите вон ту возвышенность?
Пастухов, взяв у него бинокль, посмотрел в указанном направлении.
- Вижу, - отвечал он, возвращая бинокль старшему лейтенанту.
- Сидит как кость в горле, - пояснил старший лейтенант.
Егорьев тоже взял бинокль и направил его на видневшуюся невдалеке возвышенность, которая "сидит как кость в горле". Увеличенные оптикой, к нему приблизились позиции немцев. Егорьев долго смотрел на отрываясь на занятую немцами высоту, опоясанную траншеями. Все это было настолько близко, что Егорьев увидел даже сидевшего в окопчике немца. Немец ел что-то из жестяной банки и время от времени деловито поглядывал в сторону русских траншей. Как завороженный смотрел Егорьев на этого немца. В первый раз видел он живого врага и, может быть, лишь сейчас до конца осознал, что действительно уже находится на передовой. Немец тем временем, закончив свою трапезу, старательно облизал ложку и, закинув пустую банку на нейтральную полосу, скрылся в окопе. Егорьев даже отшатнулся - увеличенная во много раз банка, как показалось лейтенанту, смотревшему в бинокль, летела прямо в него.
Наблюдавший за этой сценой старший лейтенант, который, казалось, все прекрасно видел и без бинокля, заметив, как вздрогнул Егорьев, тихонько рассмеялся. Егорьев смутился и поскорее вновь приник к окулярам. На этот раз он осматривал левый фланг. Линия нашей обороны огибала занятую немцами высоту и выходила к реке. На другом ее берегу засели немцы. Егорьев подумал, насколько верно дал определение этой высоте старший лейтенант. Она действительно, вклинившись в наши позиции на этом берегу, заставляла изгибаться их дугой. Еще дальше слева Егорьев различил остатки сожженного деревянного моста через реку. Невдалеке от него был лес.
- Там уже не наш батальон, - сказал старший лейтенант, следивший за обзором Егорьева, когда последний опустил бинокль, спросил, кивком головы указывая в сторону высоты: - А, какова?
- Да, - вымолвил Егорьев, отдавая бинокль старшему лейтенанту.
- Вот то-то и оно. - Старший лейтенант водрузил бинокль себе на шею.
- Ну, пошли дальше.
Втроем они еще долго лазили по траншеям и ходам сообщения. Старший лейтенант показывал оборону немцев, говорил, где у них огневые точки, где какие укрепления находятся. Вернулись они в блиндаж только через час.
Мыльников ожидал их там, развалившись на койке командира. Старший лейтенант отдал ему каску и разрешил быть свободным. Солдат не заставил себя долго ждать.
Когда он ушел, старший лейтенант подвел Егорьева с Пастуховым к столу и, когда те сели, вытащил из планшета карту-пятиверстку.
- Вот, - ткнул он пальцем в середину карты, - мы здесь, - и указал на маленький кружочек. От него разбегались во все стороны условные обозначения траншей и ходов сообщения.
- Пулеметные ячейки обозначаются крестом, - объяснил старший лейтенант. - Вот этот пунктир, - он провел пальцем по пунктирной линии, уходившей от блиндажа в сторону каких-то квадратиков, - связь со штабом батальона.
- А это что? - Пастухов щелкнул ногтем по квадратикам. - Штаб батальона?
- Да, - отвечал старший лейтенант, - штаб батальона. Располагается в селе. Впрочем, вы там, наверное, уже побывали.
Егорьев утвердительно кивнул головой.
- Ну вот вроде и все, - подвел итог старший лейтенант и, спохватившись, добавил: - Да, артиллерия на левом фланге.
- А вы куда теперь? - поинтересовался Егорьев.
- Куда пошлют, - усмехнулся старший лейтенант. - Пока вот велено со своей ротой в 18.00 прибыть к штабу батальона.
- Так вы ротой командуете? - удивился Егорьев.
- Ай, - поморщился старший лейтенант. - Фактически рота. А на деле - взвод. Так что не волнуйтесь - лишнего оборонять не будете.
Последние слова были обращены к Пастухову. Взводный, насупившись, с недовольным видом отвернулся в сторону.
Старший лейтенант, увидев гримасу Пастухова, усмехнулся и, подойдя к нему, дружески хлопнул по плечу:
- Да ты не обижайся, лейтенант. Больно ты злобный, как я погляжу. Не надо так. И еще. - Старший лейтенант повернулся к Егорьеву. - Хочу вам совет один дать - голову под пули не подставляйте. В прямом смысле слова. Вот ту высоту, - старший лейтенант махнул рукой, будто высота была сразу за стенкой блиндажа, - ни в коем случае нельзя недооценивать. Ну, впрочем, вы всему сами учены. - Он рассмеялся. - Бывайте. Как говорится, ни пуха.
- Всего хорошего, - холодно ответил Пастухов.
Егорьев, несколько удивленный таким поведением Пастухова, пожал плечами:
- До свидания.
- К черту, надо говорить, к черту, - улыбнулся старший лейтенант и, взяв с койки вещмешок, направился к выходу.
Ни Пастухов, ни Егорьев не могли слышать, как он тихо промолвил, уже уходя и не обращаясь ни к кому:
- Дай бог вам остаться живыми.
- Зачем ты так на него? - спросил Егорьев, когда за старшим лейтенантом закрылась дверь.
Пастухов презрительно хмыкнул:
- А не люблю таких. Из себя строит невесть что. Герой-фронтовик! Советы дает. Без него учены.
- Не знаю, почему ты так говоришь, - сказал Егорьев, - он мне показался неплохим человеком.
- Показался, - проворчал Пастухов. - А мне не показался. Каждый свое мнение иметь может. Ну ладно, все.
В это время дверь с шумом распахнулась, и в проеме показалась фигура старшины Кутейкина.
- Старший лейтенант Полесьев, - объявил Кутейкин.
- Дорогу, старшина, дорогу, - говорил Полесьев, отстраняя Кутейкина и входя в блиндаж.
Егорьев с Пастуховым взяли под козырек.
- Освоились, лейтенанты? - сразу перешел к делу Полесьев.
- Так точно, - отрапортовал Пастухов.
- Очень хорошо, очень хорошо. - Полесьев уселся за стол. - А почему карта не там где надо? - Полесьев указал на карту, оставленную старшим лейтенантом.
- Виноват. - Пастухов поспешил упрятать карту в планшет.
- Очень хорошо, очень хорошо, - опять проговорил Полесьев, барабаня пальцами по столу.
- Что хорошо? - вставил реплику Кутейкин, стоявший у входа.
- А вы идите, старшина, - повернулся ротный к Кутейкину. - Подождете меня в окопе, здесь вам делать нечего.
Кутейкин вышел.
- Хочу вам напомнить, лейтенант Пастухов, - обратился Полесьев к взводному, вставая из-за стола, - что с этого момента вы исполняете обязанности командира в боевых условиях. Вы обороняете участок фронта, и спрашивать с вас будут соответственно. Имейте это в виду!
Пастухов выпрямился, но тут же стукнулся головой о потолок. Полесьев, посмотрев на бревна наката, перевел взгляд на потиравшего макушку Пастухова, усмехнулся и собрался уходить.
- Разрешите обратиться, - шагнул вперед Егорьев.
- Чего обращаться, - прервал ротный лейтенанта. - Вы завтра направитесь в штаб батальона. Там придумаем что-нибудь, без должности не останетесь.
И Полесьев скрылся за дверью.
7
Четвертый взвод обустраивался на новом месте. Солдаты располагались в землянках, разговаривали с бойцами еще не покинувшей своих позиций роты, занимавшей здесь оборону до них. Вскоре роту отвели за передний край, и этот участок уже полностью перешел "во владение" Пастухова и его людей.
Лучинков, Золин и все отделение под командованием сержанта Дрозда заняли освободившуюся землянку. Землянка была довольно большая, человек на пятнадцать, так что места всем хватило с избытком. Золин, поставив противотанковое ружье у входа, закинул вещмешок на верхние нары и, устало опустившись на нижние, стер со лба пот, промолвив:
- Ну вот и прибыли.
- Да, наконец-то, - усмехнулся Лучинков, усаживаясь тоже на нары.
Напротив них разместились красноармейцы Синченко и Глыба. Лучинков уже успел заметить, что эти два украинца были настолько дружны между собой, что их никогда нельзя было застать поодиночке. Где Синченко, там и Глыба, и наоборот. Синченко был здоровенный малый, чуть ли не под два метра ростом; в плечах - косая сажень. Глыба же представлял полное несоответствие собственной фамилии: маленький, худой, он был левофланговым во взводе. Сержант Дрозд за глаза называл их не иначе как "козаки днепровские", на что Синченко, однажды услыхав подобное определение, спокойно отвечал, что они не днепровские, а хуторские.
И на этот раз "хуторские" заняли нары по соседству. Остальные солдаты отделения тоже выбрали себе места. Лишь один из них, рядовой Рябовский, забрался аж в самый конец землянки и там стал раскладывать свои вещи.
- Вы что, Рябовский, - обратился к нему Дрозд, - от коллектива отрываетесь?
- Да я, - Рябовский замялся, потом ответил: - Я знаете ли, во сне громко разговариваю. Мешать, думаю, буду, так чего…
- А, ну как хотите, - удовлетворился таким объяснением Дрозд и распорядился: - Всем отдыхать!
С полчаса солдаты отделения, развалившись на нарах, отдыхали с дороги. Потом внимание всех привлекла со скрипом раскрывшаяся дверь, и какой-то человек ввалился в землянку.
- Ах, кузькину мать! - выругался человек, зацепившись ногой за порожек, и сержант Дрозд, узнав в пришедшем старшину Кутейкина, поднимаясь с койки, приветствовал его словами:
- Землянку занимает второе отделение!
- Вижу, - отвечал Кутейкин, оглядываясь кругом, и, увидав несколько свободных мест, сообщил: - Я тады к вам.
Старшина направился занимать одну из пустующих коек, а Дрозд, поглядев ему вслед взглядом, выражающим фразу: "Принесла нелегкая", гаркнул во все горло:
- Подъем!!!
Солдаты зашевелились на нарах, Кутейкин, довернувшись к сержанту, выразительно покрутил пальцем у виска. Дрозд, сам не зная отчего, еще больше распаляясь, крикнул:
- Встать!
На него сверху посмотрело несколько лиц: сонное Лучинкова, недоумевающее Золина, возмущенное Синченко.
- Чего орешь, сержант, - с какой-то обидой сказал Синченко, свешиваясь с верхних нар. - Надоел.
- Ты как разговариваешь? - вскипел Дрозд.
- А так, - спокойно отвечал Синченко. - Мало в дороге накомандовался, али как? Тут, чай, не глухие. Скажи по-человечески, а не лайся, что кобель на привязи.
- Рядовой Синченко, - сквозь зубы прошипел Дрозд. - Два наряда вне очереди на кухню!
- Отставить, Синченко, - вмешался Кутейкин. - Сержант сегодня не с той ноги встал.
- А! Товарищ старшина, - заметив Кутейкина, приветствовал его Синченко. - День добрый?
- День добрый! - отвечал Кутейкин.
Им не осталось незамеченным, как гневно сверкнули глаза сержанта, как заходили нервно желваки по его лицу. Поэтому старшина счел нужным добавить:
- Но впредь ведите себя все-таки повежливее, Синченко.
К этому времени все отделение было уже на ногах. Дрозд приказал им готовить оружие, а сам отправился к взводному. Вскоре он вернулся вместе с Пастуховым. При появлении лейтенанта все стали по стойке "смирно", за исключением Синченко, коему его высокий рост мешал выпрямиться.
- Значит, так, - сказал Пастухов, оглядев солдат отделения. - Я снял свое охранение, сейчас вы отправитесь на позиции. Окопы отрыты, так что в этом плане вам повезло. Имеется одно замечание: бронебойщикам расположиться по центру. Кто здесь бронебойщики?
Золин с Лучинковым шагнули вперед.
- Вы… - указал на них пальцем Пастухов, узнавая и чуть улыбаясь одними губами.
- Так точно! - отвечал Золин.
- Займете окоп, где до этого был станковый пулемет. Ясно?
Золин кивнул.
- Станьте в строй, - распорядился Пастухов и продолжал: - В остальном изменений в дислокации нет. Все понятно?
Пастухов обернулся к сержанту. Дрозд, стоявший у него за спиной, подобострастно закивал головой.
- Тогда за мной! - приказал Пастухов и вышел из землянки.
Все последовали за ним. Подходя к уже отрытым окопам, Пастухов распорядился, кому какой из них занять. Вскоре все люди были размещены по своим боевым постам. Было относительно спокойно. Немцы не стреляли, высота "кость в горле" оставалась несколько правее. Лучинков с Золиным, расположившись в окопе, осматривали окрестности. Прямо перед ними было небольшое поле, правым краем примыкавшее к высоте, по центру заканчивавшееся обрывистым спуском к реке. Слева, почти перпендикулярно их позициям, занимал оборону второй взвод, левый фланг которого выходил к берегу. Как раз в том месте, где за обрывом открывалась серая гладь реки, можно было различить небольшой островок. Это был даже не островок, а скорее торчащий из воды холм, более пологим своим склоном выходивший в сторону четвертого взвода.
- Жить можно, - заключил Золин, окончив осмотр.
- Можно, - согласился с ним Лучинков и добавил: - Только зачем нас сюда поставили? Отколя здесь танкам-то взяться?
- Да, действительно, - усмехнулся Золин. - Танкам неоткуда взяться. На обрыв им не забраться, справа высота. Взводный, конечно, догадался, нечего сказать.
- Ну да не нам судить, - поморщился Лучинков.
- Зато нам воевать, - серьезно заметил Золин. - Кто его просил станкач отсюда снимать? Прежний-то командир, поди, не глупее его был.
- Что за недоверие начальству? - раздался за их спинами чей-то голос.
Лучинков с Золиным резко обернулись - перед ними был старшина Кутейкин.
- В чем дело, спрашиваю? - пояснил старшина, глядя на замерших от неожиданности бронебойщиков.
- Да вот, - стал объяснять Лучинков. - Взводный приказал нам сюды, а мы с дядей Федей думаем, что нам тут не место.
- Думают за вас другие, - усмехнулся Кутейкин. - А ваше дело - все исполнять в точности.
- Право, Тимофей, - вмешался Золин. - Ни на черта мы здесь не нужны. Посоветуй лейтенанту - пусть обратно станкач поставит. Танкам сюда не влезть, а пехоту бронебойкой не остановишь.
- Эх как рассуждаешь! - Кутейкин покачал головой, потом с благодетельным видом сказал: - Ладно уж, переговорю.
- Спасибо, Тимофей, - поблагодарил Золин и, будто оправдываясь, добавил: - Я ведь не об себе пекусь, не за свою шкуру. Это просто с тактической точки зрения неверно, потому и говорю так.
- Да скажу, скажу, тактик, - заверил Кутейкин.
- На том и спасибо. - Золин протянул руку старшине.
Тот пожал протянутую руку и, пригибаясь, отправился дальше по траншее.
- Хорошо ли лейтенанту на недостатки указывать? - с сомнением сказал Лучинков, глядя вслед удалявшемуся Кутейкину.
- Ничего, - успокоил его Золин. - Оно для укрепления обороны делается.
Решив, что против такого довода не попрешь, Лучинков сел на дно окопа и, прислонившись к его стенке, замолчал.
8
После ухода Полесьева Егорьев с Пастуховым еще некоторое время находились в блиндаже. Вскоре пришел Дрозд, и Пастухов отправился с ним, как он выразился, "людишек расставлять".