Ищейка металась вперед, назад, лаяла, но дальше не бежала. Преследователи рассудили: преступники удалились в город на автомашине.
- Выяснить, кто утром проезжал по трассе! - распорядился шеф.
* * *
На работу Алексей Дмитриевич и Паша явились, как всегда, вовремя. Убежать от преследователей им удалось благодаря счастливому случаю. Старик возница охотно подвез их к главной уличной магистрали. А там они, сме- / шавшись с прохожими, разошлись в разные стороны.
Погоня за Ткаченко и Савельевой увела фашистов от Вольного. Это дало ему возможность благополучно добраться до "маяка". Оттуда химический снаряд переправили в отряд.
Обстановка в Луцке накалялась. Гестаповцы, обескураженные дерзкой вылазкой "красных", начали жестокую акцию против населения. Массовые обыски и аресты всколыхнули город. Многих, кто был на подозрении, бросили в тюрьму или за колючую проволоку. Согласно списку, подготовленному тайными агентами, жандармы ворвались ночью и в квартиру Савельевой.
Евдокия Дмитриевна перепугалась. Ей ничего не было известно об операции подпольщиков. Но в последние дни она особенно тревожилась за Пашу: дочь стала какой-то молчаливой, задумчивой.
Паша еще днем узнала о повальных обысках и арестах, однако не связывала это с похищением химического снаряда.
Обыск длился долго. На пол вытрясли белье, разбросали книги, тетрадки. Ничего не нашли и все же приказали Паше собраться.
Дочь взглянула в почерневшее от испуга лицо матери:
- Ну, мамочка, чего ты волнуешься? Я ни в чем не виновата. Проверят и выпустят.
- Доченька... - застонала мать.
Савельеву привели в замок Любарта. Камера, в которой она очутилась, была переполнена арестованными.
В соседней камере все время голосила женщина. Она потеряла рассудок и рвала на себе волосы.
Заключенных "кормили" два раза в день. Завтрак состоял из куска брюквы. В обед давали соленую бурду, которую называли здесь баландой. Мучила жажда.
Ночью всех заключенных из соседней камеры подняли и вывели в коридор. Более здоровые становились по левую сторону, те, кто послабее, - по правую. Были и такие, что еле держались на ногах, падали. Их били, подымали, волокли вниз к Стыри, а там расстреливали.
Несколько женщин не смогли выйти на построение. Тогда гестаповцы натравили на них разъяренных собак...
На следующую ночь проделали то же самое и с камерой, где находилась Паша. Построили. Гестаповец с усмешкой вглядывался в испуганные лица женщин. Внезапно старший закричал:
- Цурюк! Назад в камеру!
По неизвестным причинам у гестаповцев изменился план. Всех снова загнали в камеру. Паша улыбнулась: опять пронесло! Что это - судьба?
Утомленная, она прислонилась к холодной стене. Сон прошел. Она думала о матери, о подругах... Доведется ли еще увидеть их, милых и близких? Кто остался на свободе?
В камере лежали вповалку. При тусклом свете Паша всматривалась в лица мучениц. Недалеко от нее склонила голову на плечо соседки совсем еще юная девушка. Она ничего о себе не рассказывала. Звали ее Любой. За что ее бросили сюда? Говорили, будто она влепила оплеуху офицеру, который приставал к ней на улице.
А там привалилась к стенке женщина с белой прядью волос. Дома остались у нее дети - мальчик пяти лет и шестилетняя девочка. Где они сейчас? Мать ничего о них не знала. Муж ушел в партизаны, а ее заточили в тюрьму.
Паша перевела взгляд на пожилую соседку и подумала: "У нее такое же доброе лицо, как у мамы..." Закрыв глаза, Паша забылась и мысленно перенеслась в далекое, невозвратимое прошлое...
Вспомнился выпускной вечер в школе. Маленькая и сухонькая учительница взволнованно наставляла своих питомцев: "Вы вступаете в самостоятельную жизнь, - говорила она. - Не думайте, что все в ней дается легко".
Паше особенно запомнились слова: "Слабые духом не смогут бороться со злом. Надо быть сильным, несгибаемым и пламенно любить Родину..."
"Сильным, несгибаемым..." - прошептала она и мысленно поклялась быть такой, какой хотела ее видеть любимая учительница.
На третий день Савельеву выпустили. На все вопросы следователя она отвечала вполне убедительно. Работает честно, на хорошем счету. Никогда не давала повода для подозрений. Сведения о ней нетрудно проверить.
Так она говорила врагам, а сама тем временем думала о том,, как теперь перестроить работу, где собираться. Не уйти ли к партизанам всем, кто на подозрении.
Домой Паша не шла, а бежала. Что с мамой? Как товарищи?
ВОЗМЕЗДИЕ
Из Ровно в отряд возвращался Николай Иванович Кузнецов. Он ехал в серой легковой машине. Вдоль шоссе, извивавшегося между холмами, то справа, то слева маячили ветхие дома под стрехой, запорошенные снегом. За ними стеной стояли безмолвные леса. А когда за поворотом машина взбежала на высокий холм, перед глазами Кузнецова открылась неприглядная панорама. Многие хутора и села фашисты разрушили, и теперь они казались необитаемыми. Живописный край стал пустынным, черным от пожарищ.
По асфальтовой дороге мчались на запад грузовики, разноцветные "оппели", "адлеры", "фиаты", мотоциклы. Николай Иванович всматривался в мелькавшие лица фашистских чиновников, коммерсантов, спешивших укрыться с награбленным добром. Какие у них растерянные лица! Какой кислый вид!
В отряд Кузнецов прибыл в полдень и тотчас же явился на доклад к Медведеву. Он подробно рассказал о сложившейся в Ровно обстановке, усиливавшейся там панике. В конце беседы Николай Иванович высказал сожаление по поводу неудавшейся встречи с Кохом:
- Самый подходящий момент был рассчитаться с ним!
Сочувственно взглянув на разведчика, Медведев успокоил его:
- Куда бы ни .залетел черный ворон, все равно с ним свидимся! А пока придется заняться другим делом.
Кузнецов оживился:
- Каким, Дмитрий Иванович?
- В Луцке свил себе гнездо такой же стервятник, как и Кох. У него звание громкое - генеральный комис-cap Волыни и Подолии группенфюрер СС генерал Шоне. Слыхали о нем?
- Да, в Ровно приходилось не раз о нем слышать. Офицеры частенько его вспоминали.
- Так вот, - Медведев разложил карту. - До "маяка" вблизи Луцка, - он ткнул пальцем в небольшой красный кружок, - вас будут сопровождать наши бойцы. "Маяк" они устроят в двенадцати километрах от областного центра, в Киверцах, откуда будут поддерживать с вами связь. А в Луцк с вами пойдет Ваня Белов. Он смелый разведчик, до войны там работал шофером. Хорошо знает город. В помощь подключим луцкую подпольщицу Нину Карст. Она располагает адресами конспиративных квартир и при необходимости свяжет, с кем понадобится.
Дмитрий Николаевич заложил руки за спину, помолчал минуту, чуть нахмурился:
- Не мне говорить, Николай Иванович, что генерал Шоне заслуживает суровой кары. Кроме того, следует хорошенько разведать обстановку в городе. В последнее время наша связь с подпольем нарушилась. По нашим данным, в Луцке начались массовые аресты подпольщиков и сочувствующих им людей. Гестаповцы и жандармы выследили многих патриотов, арестовали их.
- Я готов! - ответил Кузнецов.
- Вот и хорошо! Отдохнете, а с зорькой, - в добрый путь!
- Нельзя ли отправиться сегодня ночью?
- Нет, люди должны подготовиться, - внушительно ответил Медведев. - Белову заменить документы на всякий случай.
- Есть! Значит, завтра.
В чине гауптмана гестапо Кузнецов и его ординарец Белов под фамилией Грязных, вместе с близкой знакомой офицера - фольксдойч фрау Ниной Карст вышли на шоссе, остановили следовавшую в Луцк машину.
- В город? - спросил Кузнецов немецкого шофера.
- Так точно, господин офицер.
- Подвезите нас!
"Мерседес" мчался без задержки. Когда стемнело, проверка документов на контрольном пункте усилилась. Образовался затор машин.
- Давай в обход! - приказал Кузнецов.
Машина резко свернула влево, перебралась через мелкий кювет и по параллельно бегущей грунтовой дороге направилась к контрольному пункту. Вблизи него машина выбралась на асфальт и втиснулась в просвет, образовавшийся между часовым и "оппелем".
- Куда прешься? Арестую! - пригрозил патрульный.
Кузнецов неторопливо вышел из машины, поправил фуражку.
- Прошу не сердиться, выполняю срочное поручение гестапо. А те, он указал рукой на скопившихся в колонне, - успеют,
Для пущей важности Кузнецов вынул удостоверение на имя Пауля Зиберта.
- Прошу, господин офицер, проезжайте! - взял под козырек патрульный.
Вечерний Луцк был почти пустынным. Только на каждом углу - патрули. Падал мокрый снег. До комендантского часа оставалось несколько минут, и Нина решила устроить партизан на ближайшей квартире знакомой вдовы - Трощановой. Иногда немцы там останавливались.
С широкого центрального тракта машина свернула на улицу Горную. Тихая дугообразная улочка. Дома, окруженные садами, стояли здесь друг от друга на приличном расстоянии. В непогоду проехать по этой улице оказалось невозможно. Поэтому Кузнецов отпустил машину. Они продолжили путь пешком. Шли молча. Под ногами чавкала грязь.
- Вот здесь, - задержала Нина спутников у низкого домика. Окна были плотно завешены, но опытным глазом Кузнецов определил: жизнь внутри дома продолжается.
- Ваня, ты останься здесь, а мы с Ниной разведаем обстановку. Держи ухо востро!
Нина постучала в дверь. Тихо. Еще раз. Не спрашивая, кто стучит, сутулая женщина открыла дверь. На ее морщинистом лице появилось удивление, когда в мерцавшем свете фонаря она увидела Нину.
- Проходи, - сухо пригласила хозяйка.
- Антонина Петровна, я не одна, со мной спутники, ехали вместе.
Заходите, теперь никому не запретно. Озябла?
- Немного. - Нина повернулась к Кузнецову, стоявшему в стороне, и попросила его зайти в дом.
Антонина Петровна завела нежданных гостей в большую комнату. На потолке выступали крупные балки, казалось, что вот-вот они рухнут. Все в комнате дышало убожеством: длинный непокрытый стол, полинявший ковер на стене, потрескавшееся круглое зеркало. В углу, под ийонами, чадили лампады.
В комнату вошла среднего роста шатенка в больших роговых очках. Сквозь стекла очков она пытливо уставилась на пришельцев. Это была средняя дочь Трощано-вых - Валя. Она по-дружески обнялась с Ниной Карст и, не дожидаясь, пока ее представят, протянула руку офицеру.
Кузнецов слегка наклонил голову и пожал ее холодную руку.
- Гауптман Пауль Зиберт, честь имею! - и лихо щелкнул каблуками. - Благодарю за внимание!
- Откуда к нам залетела? - игриво пропела Валя, обратившись к Нине.
- Отсюда не видать, - шуткой ответила Нина. - Вот господина офицера привела к вам на ночь. Не возражаешь?
Валя бросила внимательный взгляд на Кузнецова.
- Ты-то при чем тут?
- Это мой... ну как тебе сказать, мы большие друзья...
- Ладно, ладно, не хитри! - перебила Валя. - А вы располагайтесь, - сказала она Кузнецову, - сейчас приготовлю ужин. Валя владела немецким языком. Это обстоятельство помогло ей устроиться машинисткой в ревизионный отдел бухгалтерии генералкомиссариата.
Кузнецов и Карст присели у стола. Зашла младшая дочь хозяйки, Леля. В семье она удалась самой красивой: светловолосая, голубоглазая, стройная. Она бесцеремонно поздоровалась с Ниной и Кузнецовым, а сестре шепнула:
- Твой знакомый или Нины ухажер?
Николай Иванович позвал Белова, и вместе они устроились в большой комнате. А Нина с Валей перешли в третью комнату.
Луцк еще был окутан предрассветными сумерками, а Антонина Петровна уже хлопотала у плиты.
После завтрака Кузнецов и Белов отправились в город разведать обстановку. Возвратились лишь к вечеру. Едва переступили порог, Валя их предупредила:
- Сегодня, господин офицер, вам будет веселее. В гости придет ваш коллега.
- Очень приятно. Кто именно?
- Работник генералкомиссариата, лейтенант,
- Рад познакомиться с вашим другом.
- Знакомым, - неловко поправила Валя.
- Знакомым, - в тон повторил Кузнецов.
Не успело небо почернеть, как появился лейтенант. Валя представила его Кузнецову:
Вальтер Гуднер!
- Пауль Зиберт!
За столом разговорились. Гуднер был огорчен положением на фронте, хныкал:
- Ведь так все шло хорошо, а сейчас мужественная армия фюрера истекает кровью.
Он выпил рюмку коньяка. Зиберт лишь пригубил. Еще по одной. Еще. Гуднер повеселел, стал разговорчивее. Ему понравился капитан Зиберт: хотя он старше чином, но ведет себя как равный.
Из рассказа собеседника Кузнецов узнал, что после ранения Гуднера определили на работу в генералкомис-сариат, где он вскоре занял должность начальника государственных имений. В последнее время изрядно выпивал и, как показалось советскому разведчику, в вине хотел утопить какую-то обиду.
- Выпьем? - прервал размышления Кузнецова Гуднер.
- С удовольствием! - и Николай Иванович чокнулся с ним.
Уставившись безразличным взглядом на бутылку, лейтенант изрекал:
- Скоро мы переместимся... Да... Не знаете, капитан? Нет? Канцелярия Шоне уже на колесах. Ждем распоряжений, тогда и наша дислокация прояснится.
Нечеткая фраза пока ни о чем не говорила Кузнецову. Николай Иванович попытался выдать себя за сведущего в этом вопросе человека и подчеркнул, что, по последним оперативным данным, перемещение из Луцка произойдет не так уж скоро. Но в ответ раздалось разочарованное признание:
- Послезавтра вы разуверитесь в этих оперативных данных, капитан!
- Почему именно послезавтра? - заинтересовался Кузнецов.
- Да потому, что в четверг сюда приедет группенфю-рер СС и тогда начнется наше перемещение.
- Признаться, я в это мало верю - ведь наши дела поправляются.
- Поверьте мне, капитан: то, что говорит Вальтер Гуднер, к сожалению, чистая правда.
Лейтенант оторвал взгляд от бутылки, еще хлебнул глоток и мягким баритоном произнес:
- Знаете, как русские поют? "Что день грядущий мне готовит?.."
- Что день грядущий мне готовит... - повторил Кузнецов и похлопал по плечу собеседника. - Грядущий день и покажет!
Кузнецов и Гуднер проболтали почти весь вечер. Гуд-нер изрядно выпил и был не в меру словоохотлив. Он искренне сожалел о предстоящей эвакуации из города и не совсем внятно повторял:
- Послезавтра, коллега. Послезавтра. Гуднер говорит только правду.
Утром Кузнецов попросил Нину Карст связаться с подпольщиками и выяснить обстановку в городе.
Нина навестила Антона Семеновича Колпака. Он скрывался на конспиративной квартире и рекомендовал Нине в эти дни проявлять особую осторожность. Колпак рассказал о трагической гибели Измайлова и Баранчука, о заточенных в замке Любарта товарищах. От Паши он знает, что заключенных жестоко пытают...
Вечером Карст обо всем этом поведала Николаю Ивановичу.
- В тюрьме особенно свирепствует гестаповец Готлиб, - добавила она. - Если бы этого негодяя убрать. Но, к сожалению, сейчас некому...
- Надо подумать, - промолвил Кузнецов.
Николай Иванович и Ваня Белов пришли к одному выводу -для более успешных оперативных действий прежде всего нужна машина. И они занялись ее поисками.
Разведчики узнали, что гестаповец Готлиб состоит в чине капитана. Обычно ровно в пять за ним в гестапо приезжала машина и отвозила в замок Любарта. Садист по натуре, Готлиб там упивался истязаниями заключенных. Ударить по голове и наблюдать, как человек падает в бессознательном состоянии, или бить по лицу каким-либо тяжелым предметом, резким ударом в живот сбивать допрашиваемого с ног, - это уже не доставляло ему удовольствия. Куда с большим наслаждением он загонял иглу под ногти или щипцами вырывал их; пальцами ударял в глаз так, что глаз вытекал; поджигал волосы на голове мученика... Своей изощренностью в пытках он превзошел даже самых матерых палачей тюрьмы. Готлиб твердил, что все эти действия оправданы самим богом, так как господствующая арийская раса не должна проявлять малодушия к низшим, неполноценным расам. Их удел один- они должны быть убраны с дороги! А каким методом - не столь важно. Важно другое: убрать их необходимо поскорее.
Белов установил с помощью подпольщиков, что Готлиб выходит из замка в семь часов вечера.
Тревожный зимний день растаял в сумерках. Возле замка стоял черный "оппель-капитан", машина Готлиба. Гауптман Зиберт передал шоферу, что Готлиб задерживается и просил приехать за ним через два часа. Шофер, получив два часа отдыха, уехал. И только "оппель-капитан" скрылся в темноте, к воротам замка подкатил зеленый "оппель". За рулем сидел бравый солдат в немецкой форме.
Ровно в семь у выхода из замка показался Готлиб. Он посмотрел по сторонам. Где же его машина? Бравый шофер проворно открыл дверцу "оппеля" и вытянул в приветствии руку.
- Господин капитан, меня послали за вами. Ваша машина неисправна! - отчеканил он по-немецки.
Готлиб остановился.
- Кто вас послал?
- Начальник отдела Краузе, господин капитан!
Готлиб заглянул во внутрь машины:
- Знаешь, куда везти?
- Знаю, господин капитан, в гестапо.
Только завелся мотор, у машины очутился офицер, тоже в чине капитана.
- Едешь в город? - спросил он у шофера и, получив утвердительный ответ, попросил подвезти его.
- Если господин капитан разрешит, - кивнул шофер головой на Готлиба, развалившегося на заднем сиденье.
- О, коллега... Хайль! - наигранно произнес Кузнецов. - Окажите честь! Капитан Пауль Зиберт! Спешу в гестапо, есть важные дела.
- Садитесь, капитан, нам по дороге, - сухо пригласил Готлиб.
Машина тронулась. Проскочив деревянный мост, Белов резко затормозил. В ту же секунду Кузнецов приставил пистолет к виску фашиста:
- Ни с места! Малейшее движение будет стоить вам жизни!
Белов ловко обезоружил фашиста, затрясшегосн, как в лихорадке. Ему воткнули в рот кляп, скрутили руки.
- Извините за неудобства, - иронически произнес Кузнецов. - Что поделаешь, такова наша служба.
Готлиб таращил глаза на Кузнецова и не мог сообразить, кто же сидит рядом: гестаповец или, не дай бог, красный дьявол.
Машина помчалась по окраине Луцка и выбралась на шоссе Луцк - Киверцы. Все это время Кузнецов молчал. Отъехав семь-восемь километров, "оппель" свернул на проселочную дорогу и углубился в лес.
Белов открыл дверцу, оглянулся. Вокруг тишина. Фашиста вывели. Он еле держался на ногах. Фуражка с эмблемой черепа криво сидела на взъерошенной голове, он весь дрожал, но все же попытался храбриться:
- Зачем этот маскарад? Я и вы - офицеры немецкой армии, присягали фюреру! Кто вы? Почему мы в лесу? Я отвечу на все вопросы, но объясните, кто вы?!
- Вы просто ненаблюдательны, - тихо проговорил Кузнецов.- К счастью, я вам не коллега. Я - советский партизан!
При этих словах Готлиб зашатался.
- Вы умертвили не одну сотню невинных людей, а как жалко выглядите сейчас! - суровым тоном произнес Кузнецов.
- Я только солдат... Я выполнял волю фюрера!
- У нас мало времени, отвечайте по существу. Где сейчас генерал Шоне?
- В Варшаве. Но это не точно...
- А точнее?
- Там...
- Когда должен возвратиться в Луцк?
- К сожалению, не успеет.
- Гестапо получило приказ об эвакуации из Луцка?
- Да.
- Кто-нибудь уже распорядился о судьбе заключенных?