Паша взяла свернутое красное полотнище и невольно вспомнила свою первую комсомольскую весну. На первомайскую демонстрацию она вышла тогда со школьным знаменем в руках. Ее то и дело останавливали куда бе-
жишь? А как было не рваться вперед... Крепко держа в руках древко с развевающимся на ветру алым полотнищем, она представляла себя то на парижских баррикадах, то на Красной Пресне, а то вдруг рядом с Чапаем, скачущим на коне. Мать тогда говорила, что Паша похудела за один день. А она не спала почти всю первомайскую ночь, хотя от усталости ног не чуяла под собой.
Красное знамя! Как много оно значило в ее жизни п в жизни всех советских людей. Сколько раз бывало, когда в самые трудные минуты оно, появляясь над полем боя, воодушевляло воинов, прибавляло им силы в борьбе с врагом. А если знаменосец, сраженный пулей, падал, то всегда кто-то другой подхватывал -древко с алым полотнищем й золотистой пятиконечной звездой и устремлялся вперед.
И вот оно, красное знамя, в ее руках. Паша почувствовала себя знаменосцем в нелегкой борьбе, выпавшей на ее долю. Спрятав драгоценную ношу, она пошла домой решительно, быстро.
...Окрашенное охрой двухэтажное здание гебитскомиссариата в лучах заходящего солнца казалось позолоченным. Проходившие мимо Громов, Измайлов и Савельева замедлили шаг и подняли вверх головы. Ветер трепал на мачте фашистский флаг.
- Высоко! - шепотом сказал Громов.
Медленно шли по скверу. Солнце за день согрело землю. В воздухе повисла невидимая испарина. В сквере пахло разомлевшими за день цветами.
- Какой чудесный аромат! - восторгалась Паша. - Вы разве не чувствуете? - обратилась она к Громову.- Это душистый горошек. А это резеда...
Паша очень любила цветы. В детстве она разводила их в квартире. И так этим увлеклась, что отец однажды спросил, не перекочуют ли цветочные горшки на его подушку. Однако сказал это беззлобно, шутя. Он сам доставал дочке новые сорта цветов, менял землю и горшочки.
С цветами связано много воспоминаний...
Выпускной вечер. В ее косе алела маленькая розочка. А на груди, подчеркивая белизну платья, приколота пышная Глориа-Дей. А какие букеты преподнесли тогда выпускникам первоклассники. До рассвета ходили подружки с цветами. А дома Пашу ожидал еще один сюрприз: на столе стоял огромный куст белой в полном цвету розы. Отец где-то в тайне от всех вырастил и вот принес.
Поступила в институт, опять - цветы. С огромным, не увядшим в поезде букетом приехала и в Луцк.
И здесь... На второй же день работы в банке на столе во время обеденного перерыва кто-то оставил букет цветов.
Никто не видел, откуда они взялись. Цветы были свежие, пышные. Жалко было оставлять их в жару без внимания. Паша налила в баночку воды, воткнула букет и поставила на край стола, поближе к соседке. Но утром в банке были новые цветы, и стояли они не на краю стола, а прямо перед Пашей.
А однажды вместо консервной банки появилась красная высокая ваза. И цветы в ней были как на подбор - свежие, пышно распустившиеся. Кто же делал ей приятные сюрпризы?
Как-то, придя пораньше, Паша поймала виновника с поличным. Это был банковский шофер, Дмитрий Ящук, с которым встречалась не раз, но не обращала внимания на его пристальные взгляды.
"Дима... - вздохнула Паша. - Где он теперь? Хороший он. - И невольно вспомнила где-то слышанное: - "Что имеем - не храним, потерявши - плачем".
- Паша! - тихо окликнул Громов.
Паша вздрогнула, не сразу сообразив, что с нею.
- Может, тебе уйти? Мы сами.
- Нет, нет! - отмахнулась Паша. - Что ты! - и улыбнулась. - Вот спасай таких, а они потом тебя затирать начнут. В тень загонят.
- Мог бы - загнал тебя куда-нибудь в цветущий сад на берегу Аму-Дарьи, - ответил Громов.
Молча вышли на Словацкую улицу. Свернули в парк Шевченко. Осмотрев таким образом здание гебитскомиссариата со всех сторон, еще раз убедились, что подойти к нему удобней и безопасней с тыльной стороны. Остаток во время уборки в одной из комнат, как условились, оставила открытым засов третьего окна от угла.
На дворе стемнело небо заискрилось звездами. Громов и Измайлов, осторожно ступая, подобрались к окну. Чтобы на него взобраться, надо руками ухватиться за выступ, а ногами скользить по стене. Сделали иначе. Николай сцепил пальцы рук. Виктор поставил правую ногу на его ладони, а затем левую на плечо. Теперь окно было на высоте головы. Легким толчком Виктор открыл раму и, чуть подтянувшись на руках, бесшумно взобрался наверх. Как ни был он смел, все же сердце колотилось.
Громов залег за кустами, держа в одной руке пистолет, а в другой гранату. Если операция провалится и часовой попытается поднять тревогу, Николай его уберет и прикроет выход Виктора из опасной зоны.
Паша осталась поодаль от здания. В случае опасности - дважды мяукнет. В рассеянных лучах уличного фонаря она отчетливо видела часового с винтовкой. Вслушивалась в каждый шорох.
Вдруг раздались чьи-то шаги. Из мрака вынырнули три фигуры. Потом еще одна. Паша сообразила: смена караула. Трое солдат и разводящий.
А Виктор между тем из комнаты проник в коридор. Пробираться приходилось на ощупь. Наконец лестница привела его к чердаку.
Снизу долетал рявкающий говор немцев. Четко щелкнули каблуки. Виктор замер и услышал немецкое: "Сдал! Принял! За мной!" Понял: смена караула. Облегченно вздохнул.
Поднявшись на черепичную крышу, Виктор лег на живот. Перед ним в ночном мраке раскинулся спящий юрод. Только местами кустились электрические лампочки, да по главной улице бежала золотая нитка огней. Послышался шорох. Ии один звук не пропадал в ночной тишине. Будто сдавленный со всех сторон неведомой силой, Виктор вытянул шею и прислушался. Если сейчас допустить малейшее ослабление воли, нетрудно перейти ту черту, за которой начинается трусость. Но Виктор Измайлов не таков!
Идти в рост или ползти? Выбрал второе, так вернее. Бесшумно пополз он к укрепленному фашистскому флагу. Вот он, символ тьмы, насилия и крови. Теперь ты сгинешь! Виктор вынул из кармана ножницы и проворно срезал холст со свастикой. Не спеша расправил алое полотнище и прикрепил к древку.
И красное знамя уже реет над городом.
Измайлов сразу почувствовал такой прилив сил, такое вдохновение, что готов был сражаться с-целым взводом фашистов. Назад спускался увереннее. Как только он показался в окне, подскочил Громов и подставил плечи. Виктор легко спустился на траву. Без слов они крепко обняли друг друга.
Все трое выбрались на другую улицу и оттуда, укрывшись в маленьком захламленном дворе, любовались красным знаменем.
Алое советское знамя - символ свободы и счастья - теперь охранял... немецкий часовой. Радость переполнила сердца смельчаков.
У моста Бема подпольщики спустились к излучине Стыри и разошлись.
Когда над городом занялся рассвет и брызнули первые лучи солнца, разводящий вместо флага со свастикой увидел на здании красное знамя. Он истошно завопил: "Негодяй!" Побледневший часовой, узнав о случившемся, растерянно твердил, что никого не видел и ничего не слышал. Наивные доводы еще больше бесили разводящего. Рассвирепев, он кричал в лицо: "Болван! Под суд тебя! На передовую!"
Всего несколько часов развевалось над оккупированным Луцком красное знамя, водруженное подпольщиками. Может быть, немногим удалось увидеть его в то утро, но дерзкий и смелый поступок был свидетельством отваги и мужества советских патриотов.
Молва об этом случае быстро распространилась по. всему городу. Сотни жителей Луцка прошли в те дни поодиночке мимо здания гебитскомиссариата, чтобы тайком взглянуть на крышу, туда, где совсем еще недавно гордо полыхало их родное советское знамя.
С этого дня многие начали искать связи с подпольем. Ряды патриотов росли, мужали. Самой активной помощницей Паши Савельевой стала солдатка Наташа Кося-ченко, умная мужественная женщина. За несколько дней до начала войны она приехала с двумя малолетними детьми в Луцк погостить у знакомых. Война помешала ей вернуться на родную Полтавщину. Наташа всегда бурно выражала свою ненависть к гитлеровцам, принесшим горе и смерть. А когда узнала, что в жестокой схватке с врагом погиб ее муж, поклялась мстить фашистам.
Все больше втягивались в борьбу инженер-полиграфист Ткаченко, повар Колпак, фельдшер Баранчук, артист Борис Зюков, солдатка Анна Остапюк.
"ЧИСТАЯ РАБОТА"
Дерзкая вылазка подпольщиков взбесила фашистов. Готовились новые репрессии, аресты. Паше Савельевой удалось выведать у Герберта, что гебитскомиссар Линдер составляет новые списки "подозрительных лиц", сочувствующих подпольщикам и партизанам. Надо было предупредить товарищей о нависшей угрозе. Но как? Списки хранились у самого Линдера. Чтобы их выкрасть, требовалось проникнуть в его кабинет.
Кто рискнет? Измайлов, Громов, Савельева и Оста-пюк высказались за то, чтобы операцию провел Громов с помощью Анны Остапюк.
- Важно не оставлять следов, - беспокоился Измайлов. - Если сразу не удастся взять списки, не рискуйте. Попробуем в другой раз.
Громов пошутил:
- Не лучше ли попросить самого Линдера, чтобы сделал для нас копию списков?
Все рассмеялись.
В здание гебитскомиссариата Громов пробрался в конце рабочего дня. Обычно в такое время Анна Остапюк начинала убирать помещение. Ровно в шесть вечера Линдер тщательно запер сейф и ушел. Будучи любителем вечерних прогулок, он никогда не засиживался допоздна и своем рабочем кабинете. Покинули здание и остальные служащие.
За несколько дней до этого Анне удалось снять слепки, а подпольщики сделали по ним ключи.
По сигналу Анны Николай вошел в кабинет Линдера, л уборщица осталась за дверью с ведром воды и тряпкой.
Он открыл сейф и взял серую папку со списками. Только собрался переписать фамилии, как в кабинет вбежала Остаток.
- Вернулся Линдер. Что делать?
Никто не предвидел такого осложнения. Выбежать из кабинета? Уже поздно: Линдер и его адъютант подымались по лестнице. Громов, обладавший исключительной выдержкой и быстротой реакции, внезапно скомандовал: Разлей воду побольше, убирай кабинет. Быстро!
А сам вскочил на подоконник и спрятался за бархатной шторой. Остапюк не медля сделала то, что потребовал Громов.
Увидев в кабинете уборщицу, Линдер весело бросил адъютанту у порога:
- Мне непонятна психология таких женщин - они нас ненавидят, а работают исключительно старательно. Смотри, с каким усердием она моет пол в моем кабинете!
- К счастью, господин Линдер, они для этого и рождены, - льстил шефу адъютант.
- Зажги верхний свет, - приказал Линдер уборщице.
Остапюк повернула выключатель, а сама еле удержалась на ногах от волнения. Искоса бросила взгляд на штору, Громов не пошевелился. Не задумал бы Линдер затянуть окно шторой...
Фашист открыл сейф.
Что искал гебитс?
Почему он неожиданно возвратился?
Какой у него замысел?
Всевозможные предположения и догадки роем пронеслись в голове Анны. Вытирая пол тряпкой, она косилась на Линдера, наблюдая за каждым его движением. Гебитскомиссар извлек из сейфа пистолет, повертел его в руках и положил в карман.
- Гут! - произнес он самодовольно.
"Почему взял оружие? - терзалась в догадках Остапюк. - Ловушка?"
А Линдер, как назло, строго заговорил о чем-то с адъютантом по-немецки. Анну бросило в жар.
Зато Громова, который понял немца, эта речь обрадовала. Линдер сказал адъютанту, что он больше не доверяет русским красоткам, поэтому даже в такую веселую компанию всем приказал идти вооруженными. Остапюк собрала разлитую воду, затем вытерла пол сухой тряпкой.
Уходя, Линдер похвалил уборщицу:
- Гут! Зер гут!
И лишь когда немцы покинули здание гебитскомиссариата, .Остапюк с облегчением вздохнула.
- А я, признаться, думала, разразится беда. Но бог миловал.
Соскочив с подоконника, Громов опять изъял серую папку, сел в кресло гебитса и переписал фамилии "подозрительных". Вся операция заняла несколько минут, но какого напряжения она стоила подпольщикам!
Теперь Громову предстояло так же незаметно отсюда выбраться. Остапюк подобрала ключ к комнате, окна которой выходили на тыльную сторону. Там не было часовых. Бесшумно открыв окно, Николай, как кошка, легко спрыгнул на землю. Все в порядке!
Остапюк закрыла окно, поставила на место ведро с тряпкой и вышла на улицу. Часовые знали уборщицу и не обратили на нее никакого внимания.
Листовки подпольщиков делали свое дело. По городу распространился слух: "Красная Армия наступает, гитлеровцы терпят поражение одно за другим..."
Разгневанные гестаповцы устроили ночную проверку документов по всему городу.
...Ночь стояла безлунная, глухая. Виктор и Вячеслав Васильевич еще не спали. Они разбирали копию списка, снятую Громовым у Линдера. Утром список нужно было передать подпольному обкому и предупредить товарищей по борьбе. Неожиданно в дверь громко постучали. Виктор спрятал исписанный листок в карман, а Вячеслав Васильевич пошел к двери.
- Кто?
- Открывай!
В квартиру ворвались четверо гестаповцев. Автоматами оттолкнув хозяев квартиры в угол, потребовали документы. Вячеслав Васильевич и Виктор подали "аусвайсы" и "мельдкарты".
- Кто еще здесь проживает?
- Моя жена и ее мать, - ответил Вячеслав Василье-иич.
Виктор очень волновался. Ведь у него в кармане лежал еще список новых явочных квартир. Больше всего он боялся личного обыска. Что же делать? И рискнул: незаметно вынул из кармана листки и бросил на пол, намере-иаягь затолкнуть под диван. Гестаповцы осматривали киартиру. Бумажки заметил старший офицер. Он подо-iikmi ближе и... ногой подтолкнул их под диван.
Виктор стоял ни живой ни мертвый. Поступок геста-ионского офицера ошеломил его. Он не знал, что делать, допприться случаю или, пока еще не поздно, схватить IIисток и проглотить его. Но в это время другой гестапо-иг ц начал выворачивать его карманы...
Ничего подозрительного фашисты в доме не нашли, документы оказались в порядке, и ночные визитеры удалились. Долго братья не могли уснуть. Их мучила загадка: кто же в действительности тот офицер, который своим необъяснимым поступком спас от разгрома подпольную группу?
Лишь вечером, когда Виктор встретился с Савельевой и поведал о ночном происшествии, все выяснилось. Паша догадалась: то был гестаповский переводчик Герберт, о котором она рассказывала раньше.
- Так вот он какой, переводчик! - воскликнул Виктор.
Воздержался от восторгов лишь Вячеслав Васильевич.
Он не доверял ни одному гестаповцу, тем более офицеру. И в то же время никак не мог объяснить поступок ночного гостя.
- Странно, - только и произнес он после всего случившегося.
Марийка была худенькая девушка, с карими, строгими глазами. Темно-синяя кофточка в талию и такого же цвета юбка плотно облегали ее маленькую стройную фигуру и придавали ей особенно привлекательный вид.
Когда она впервые пришла в гостиницу убирать комнаты, офицеры открыто ею восторгались.
- Какая чудесная кошечка! - заметил один.
- Не думай, что она такая же ласковая, как и красивая. Посмотри в ее глаза, - сказал другой. - В них недобрый блеск.
А долговязый, с белесыми бровями лейтенант бесцеремонно похлопал ее по плечу:
- Ты будешь фу-фу пиль? Гут, гут! А как зофут! Мэри? О-о! Зер гут, Мэри! Вечер коммен бай-бай? Кара-шо? Ха-ха-ха...
Белобрысый с каждым днем стал приставать все настойчивей. А однажды пришел, когда она уже кончала уборку, и, заперев комнату, подбежал к ней. Марийка вскочила на стол, за которым было открытое окно. С презрением и гневом глядя на насильника, она готова была выпрыгнуть в окно, выходившее на улицу.
Зачем такой злой? Фи! - развел руками немец, не решаясь гнать ее дальше. - Я сказаль, ти делайт. Как по-русски, выполняйт! Битте, пожялоста!
В комнату постучали. Лейтенант трусливо махнул, чтоб спускалась со стола, и открыл дверь. Вошли другие офицеры и начали прихорашиваться. Все были возбуждены. Говорили обрывками фраз, на полутонах. Марийка, знавшая немецкий язык, поняла только одно: ждут прихода полковника. Вытирая пол за шкафом, она украдкой посмотрела на суетившихся офицеров и злорадно подумала: "Забегали, как мыши перед . котом!"
Четкими быстрыми шагами вошел в комнату полковник. Все поднялись и, вытянувшись в струнку, крикнули "Хайль!".
- В двенадцать ноль пять всем офицерам быть в штабе на совещании, - отчеканил полковник. - Мы встречаем высокого гостя. Это обстоятельство обязывает... полковник не договорил. Заметив уборщицу, безучастно продолжавшую свое дело, раздраженно крикнул по-немецки: - Вон отсюда!
Марийка будто бы не понимала, что обращаются к ней и, засунув руку с тряпкой под шкаф, старательно протирала пол.
Долговязый обратился к полковнику с просьбой перевести его требование на русский язык. И крикнул Марийке, чтобы удалилась.
Схватив ведро с водой и тряпку, Марийка поспешно вышла, жалея, что не услышала всего разговора.
Однако и то, что успела услышать, взбудоражило ее.
"Ждут важного гостя! Вот знали бы те, которые расклеивают по городу листовки да убивают этих проклятых... - думала Марийка. - Но где они, как их найдешь? В целом городе нет у нее теперь ни друзей, ни родных".
Самыми близкими были Измайловы. Марийка познакомилась с ними в первые же дни своего приезда в Луцк за два месяца до войны. Она работала воспитательницей в детском саду, куда жена адвоката Измайлова водила кудрявенького Игорька.
Малыш да и родители полюбили молодую, очень добрую воспитательницу. Приглашали ее к себе в гости, вместе ходили в кино, в парк.
Однако самым памятным из всего пережитого в этом юроде было то воскресенье, когда после обеда к Измайловым приехал младший брат Вячеслава Васильевича - Виктор, стройный, с большими темно-серыми глазами и спетлыми вьющимися волосами. До самого вечера броди-
ла Марийка с Виктором по тихому берегу Стыри. Это от него она впервые услышала нежную мелодию на стихи Есенина:
Я вернусь, когда раскинет ветви По-весеннему наш дивный сад.
Только ты меня уж на рассвете Не буди, как восемь лет назад.
На следующее воскресенье наметили встречу на том же самом берегу. Но свидание не состоялось, Виктор исчез в первый же день войны. А потом куда-то выехала и вся семья Измайловых.
Занятая целый день работой, Марийка никуда не ходила. А вечером запрещено было появляться на улице без специальных пропусков. Поэтому Марийка и не знала, что Измайловы давно вернулись. Сегодня впервые ей удалось так рано вырваться с работы, и она решила наведаться туда, где когда-то жили Измайловы.
Лина Семеновна мыла посуду и услышала такой крик во дворе, что выскочила с тарелкой в руке. Навстречу ей бросилась девушка, несшая и целовавшая ее Игорька.
- Марийка! - как самому родному человеку, обрадовалась Измайлова.
И только вошли в комнату, не успели освоиться, как явился Виктор.
Марийка, увидев его, так неожиданно встала со стула, что уронила сидевшего на коленях Игорька. Ей казалось, что она вот сейчас при всех обнимет этого человека, о котором часто вспоминала. Но, покраснев, девушка растерянно развела руками и чуть слышно выдавила:
- А я думала, вы... - и, не договорив, снова подхватила Игорька: с ним она чувствовала себя уверенней.