Общаться с Губиным ему абсолютно не хотелось, он так же, как и все офицеры застав, особистов не переносил, и не только потому, что те считали себя элитой КГБ, а офицеров застав – людей возившихся в дерьме. Особистов он не любил, во-первых, за то, что в основе своей это были бывшие курсанты пограничных училищ, еще там начавшие свою карьеру "особиста" в качестве стукачей. А, во-вторых, за их работу с такими же, как и они были сами, - солдатами стукачами; за дешевые трюки в виде благодетельного угощения солдат сигаретами, за сюсюкание с ними: Коля, Витя, Саша… с целью расположить их к себе и заполучить от них нужную для себя информацию, больше касающуюся недостатков в работе офицеров застав, чем пресечения со стороны личного состава разного рода негативных проявлений.
Отрапортовав потом командованию части о своей работе по "разоблачению" или "пресечению ими угрозы безопасности Советскому государству" – начинались вызовы офицеров застав на партбюро, парткомиссию** и т.д. и т.п., с вытекающими отсюда выводами и последствиями.
Составив план боевого расчета, Владимир вышел из помещения и подошел к солдатам, сидящим на скамейке у отведенного места для курения.
Сев, он оторвал полоску из газеты и стал вертеть "козью ножку". Свернув конусом, он насыпал туда махорки и, загнув в виде трубки, закурил, пуская горький дым и передавая пачку табака по кругу своим солдатам.
Курить он начал на заставе, потому что трудно было быть не курящим: все вокруг дымят, в канцелярии - хоть топор вешай. На посту тоже все провоняло дымом. Несмотря на то, что сигареты давно закончились, бросать курить никто не собирался, наоборот: все озабочены доставанием табака. Сначала солдаты поподбирали все "бычки" в радиусе ста метров от поста, потом начали выколупывать из щелей деревянного сруба мох. Хорошо, что позавчера, проезжая мимо пилорамы, он смог одолжить у мужиков пачку махорки.
Солдаты с упоением обсуждали проблемы, связанные с дембелем. Владимир скупо улыбнулся и про себя подумал: сейчас про дембель поговорят, потом - про баб начнут.
И точно.
- Да, - тоскливо вздохнул рыжеволосый солдат-первогодка по фамилии Колотов,- сидишь тут на краю земли родной: позабыт, позаброшен… ни кино тебе, ни телека, ни жрачки…
- Хоть бы бабу какую-нибудь паршивенькую привезли, что-ли, - страдальчески сморщив лицо, тут же подхватил сидящий рядом с лейтенантом рядовой Меньшов. – Мне старший брат рассказывал – он тоже в Погранвойсках служил в Закавказье, что видел, как для иранских солдат на пост ежемесячно баб привозили, вроде бы как для того, что бы с них стрессы снимать.
- Вот бы нам…- мечтательно пророкотал басовитым голосом светловолосый солдат в сбитой набок потрепанной зеленной фуражке. - Смотришь, и дисциплинка была бы на уровне, и охрана границы… а, товарищ лейтенант?
- Да уж…- усмехнулся Владимир. – Представляю, какая была бы у вас дисциплинка… Женщина - это "помеха мировой революции", - тут же с веселостью добавил он,- и если ее вам дать, то вы все на свете забудете.
- Тут забудешь… уже скоро двадцать стукнет, а мне вместо баб по ночам пограничные столбы сниться стали… Так и атрофироваться можно, - чуть ли не простонал светловолосый солдат.
- Да ты, Сеня, уже давно атрофировался, поэтому вместо баб тебе столбы и снятся, - хихикнул Меньшов.
Все дружно захохотали, а Сеня как-то съежился весь, как будто он и впрямь атрофировался.
На протяжении вот уже почти трех месяцев, ежедневно слушая подобные солдатские разговоры, Владимир чувствовал, что глупеет. Но вместе с этим он уже давно притерпелся к этим разговорам и даже как офицер, ответственный за выполнение стоящих перед ним задач по охране Государственной границы, находил в этом положительный момент. Он считал, что это хорошо, когда его подчиненные, не стесняясь, говорят при нем на интересующие их темы. Значит, доверяют, считал он, а вместе с этой мыслью, ему почему-то все чаще навязчиво вползала в голову противная, резонно произносимая многими офицерами поговорка: "Как надену портупею – все тупею и тупею!"
Ни света, ни радио, ни телевизора, ни газет, ни хороших книг… Те, зачитанные до дыр произведения русских классиков и военные мемуары советских полководцев, что привозились на пост с заставы с очевидной целью - воспитать у пограничников чувство Советского патриотизма, уже были давно прочитаны и читать их по сто раз было неинтересно, а другие, словно подаренные кем-то на заставу за ненадобностью, книги - были пустыми и неувлекательными. Недалеко уйдя по возрасту от своих подчиненных и живя долгий период времени рядом с ними в одном покосившемся бараке, решая вместе сними одни и те же задачи и преодолевая вместе с ними одни и те же проблемы, Владимир чувствовал, что как офицер он деградирует.
…Время от времени, сменяя друг друга, солдаты уходили на индивидуальную беседу с Губиным - кто-то из них наверняка был нештатным осведомителем, но знать: кто это, офицеру заставы не полагалось, и спрашивать у офицера контрразведки о результатах его работы на заставе, тоже было не принято.
Спустя час, пообщавшись с последним солдатом, Губин вышел из помещения и направился к сидящим в курилке.
Все притихли.
- Ничего, мужики, - вставая, подытожил разговор о бабах лейтенант,- все, что не делается в нашей жизни, делается только к лучшему: за два года вы озвереете – сильнее девок любить будете, а они без ваших ласк помаются – дороже вас ценить станут.
Солдаты уныло улыбнулись, а лейтенант, поправляя на себе портупею, скомандовал:
- Строиться на боевой расчет!
Губин подошел к Владимиру и, с напыщенной многозначительностью ухмыляясь, протянул руку для прощания.
- Пока,- сказал он и, сев в "УАЗик", укатил в отряд.
Интересно, что он там накопал?- продолжал думать Владимир, вспоминая вчерашний день.- Наверняка солдаты жаловались ему, что продукты закончились, что нет курева, что белье уже две недели не менялось… Конечно же, он доложит начальству, что офицеры заставы бездельники… Наверное, правильно доложит, но, что я могу сделать: позвонить начальнику политотдела и доложить ему, что начальник заставы нас тут решил голодом уморить? Нет, так не делается – я же не стукач, решивший через голову начальника заставы обращаться к вышестоящему начальнику, подставляя его под удар. Наверняка потом все офицеры отряда будут говорить, что я подсиживаю своего начальника заставы.
Погрузившись в свои грустные мысли, лейтенант ехал часа два. Потом он поговорил с Корневым о его родных, о письмах, о доме, о его девушке. Потом они вновь надолго замолчали, каждый думая о своем. Время от времени лейтенант останавливался и осматривал в бинокль местность, и, не обнаружив ничего подозрительного, вновь продолжал движение. Несколько раз он пытался связаться с постом, но ему это не удавалось: на сильно пересеченной горной местности радиостанция обеспечить связь с постом была не в силах.
Наконец, поднявшись по крутому склону холма, они подъехали к дощатому бараку – это было жилое помещение для рабочих, работавших на пилораме.
Спешившись, Владимир поприветствовал сидевшего на высоком пороге у входа в помещение штатного повара - дядю Васю, справился об обстановке и прошел в помещение. Там, на длинном тесаном столе среди кружек и тарелок стоял армейский телефон "ТА-57" с прямой связью с постом.
Крутанув ручку и приложив трубку к уху, Владимир услышал голос младшего сержанта Козлова.
- Лейтенант Есипенко,- кратко представился Владимир.- Как дела на посту?
- Товарищ лейтенант, хорошо, что вы позвонили,- голос сержанта от волнения дрожал.- Срочно приезжайте - пропал рядовой Асхаков!
- Нервно сглотнув, лейтенант почувствовал, как у него лихорадочно, будто на крутом подъеме, застучало сердце, а тело под гимнастеркой покрылось липкой испариной.
- Как, пропал?!..
- Товарищ лейтенант,- захлебываясь словами, бубнил сержант,- Вы уехали, я обнаружил…
- Во сколько он пропал?- Владимир машинально взглянул на часы - на них было шестнадцать часов двадцать три минуты.
- Я обнаружил в двенадцать часов.
- Ты доложил на заставу?
- Никак нет, товарищ лейтенант, я вас ждал.
- Что?! А поиск ты организовал?! – прокричал в трубку лейтенант, ошарашенный последними словами сержанта.
- Никак нет,- после продолжительной паузы чуть слышно ответил сержант.
- Идиот… – не выдержав, сквозь зубы процедил Владимир, бросая трубку на панель телефона.
Выскочив из помещения, он ухватился за холку коня, стоящего рядом с крыльцом и, легко подпрыгнув, вскочил в седло.
- На посту ЧП, за мной - не отставать! – бросил он Корневу.
Прижавшись к шее и с силой сжав ногами мокрые бока коня, он, с места пустив коня в галоп, помчался по ущелью в сторону поста.
Мысли в голове лейтенанта лихорадочно метались, он терялся в догадках...
Что же с Асхаковым могло случиться? Может, зверь напал - мало ли, что в горах случиться может?.. Бывали же случаи, когда вышедших ночью в туалет солдат, находили помятыми от лап медведя. А может, его китайцы захватили?.. - Владимир знал, что такие случаи тоже имели место в округе – обстановка была сложной на границе. – Неужели, мы проморгали… неужели китайцы похитили его?!
Мозг лейтенанта работал на полных оборотах, перебирая варианты и версии и ища пути выхода из создавшегося положения. Внезапно его обожгла пугающая мысль: "А, что если он сам сбежал?.. А, что если в Китай?!"
До офицеров доводили некоторые сведения о состоянии дисциплины в Погранвойсках, и он знал, что случаи побегов за границу солдат и сержантов имели место, даже офицер разведотдела части вместе со своей семьей перебежал в Иран несколько лет назад.
Неужели Асхаков тоже за границу сбежал? – секунду он старался об этом не думать, мелькнул совершенно шизофренический страх.- Нет, не может этого быть, только не это!!!
Лихорадочно перебирая возможные причины исчезновения Асхакова, в памяти лейтенанта всплыл тот день, когда он впервые увидел его. Это произошло три с половиной месяца назад - он прибыл на заставу со сторожевой собакой на должность вожатого.
Маленького роста, форма, туго обтянутая солдатским ремнем, на нем висела мешковато. На скуластом смуглом лице его зеленые, глубоко посаженные, с характерным для кавказца блеском глаза, смотрели смело и даже нагловато.
В сопроводительных документах указывалось, что он по национальности татарин, что вырос он в порядочной семье в районном центре на Урале и что после учебного пункта окончил курсы собаководов. В целом Асхаков характеризовался положительно - ни в чем подозрительном он замечен не был.
И все же, не смотря на положительную характеристику, в личных беседах с Асхаковым лейтенант отмечал некоторую его скрытность: говорил он о себе неохотно, скупо, при этом в его лице улавливалась некоторая настороженность и нежелание быть искренним. Говорил он медленно и невыразительно. У него было малоподвижное лицо и медленные движения.
Тут же в памяти Владимира всплыл и другой эпизод трехмесячной давности. Тогда, через неделю после прибытия Асхакова на заставу, в два часа ночи выпустив очередной наряд на охрану границы, Владимир зашел в бытовую комнату, и там в темноте обнаружил солдата. Он включил свет и увидел растерянные глаза Асхакова, рядом с ним стояла металлическая кружка, наполненная густой белой жидкостью – это была разведенная в воде зубная паста.
Владимир еще несколько лет назад, находясь на призывном пункте в Николаеве, в ожидании формирования команды, в которую он должен был попасть для отправки к месту срочной службы, всякого наслушался от будущих защитников Родины и знал, что солдатская фантазия, для того, чтобы словить кайф, не знает пределов. А уже служа срочную службу на заставе, ему доводилось слышать о том, как на соседней заставе солдаты заквасили брагу в огнетушителе, а еще где-то, для быстроты сквашивания браги, солдаты дрожжи в стиральной машине прокручивали. Доводилось ему слышать и о том, что в некоторых подразделениях, типа: хозвзвод или строительный батальон, некоторые не лучшие представители пограничной солдатской братии, озабоченные желанием напустить в голову дурман, употребляли намазанный обувным кремом хлеб, а некоторые и клей "БФ" перегоняли. Бывали случаи, когда солдаты тормозной жидкости, с риском для своей жизни, напивались, а бывало, что и зубной пасты. Словом, Владимир знал, что фантазии солдат бывают самыми что ни на есть вывихнутыми, и ожидать от них можно чего угодно, но что бы вот так, в одиночку, через неделю после прибытия на пограничную заставу пил зубную пасту молодой солдат – это уж чересчур нагло!
Утром Владимир доложил начальнику заставы о случившемся ночью и тот тут же вызвал Асхакова в канцелярию.
- Ты что - алкоголик? – спросил он Асхакова, строгим взглядом всматриваясь в его бегающие глаза.
- Никак нет… - понурившись, промычал тот в ответ.
- Тогда как я должен понимать твое желание употреблять зубную пасту?.. Только не говори мне, что это вкусно и полезно,- так же строго добавил лейтенант Минаев.
- Я не пил… я не знаю, чья это была кружка, и что в ней было налито… - шмыгая носом, забубнил Асхаков.
- А что ты делал один ночью в неосвещенной бытовой комнате?
- Я в туалет вставал, а потом в бытовую комнату на минуту зашел… Просто я не успел свет включить,… я хотел его зажечь, как вдруг товарищ лейтенант вошел….
Было видно, что Асхаков нагло врет, юлит – все, отрицая и изворачиваясь.
- Значит, так, товарищ солдат, - обрывая Асхакова, Минаев повысил голос, от чего его густой бас зазвучал еще более весомо и грозно, - если я еще раз узнаю о чем-либо подобном - твоя служба на заставе на этом закончится и продолжится сначала на гауптвахте, а потом в хозвзводе. Вам все понятно, товарищ солдат?!
- Так точно, - потупив взгляд, не выразительно отозвался Асхаков.
Еще немного пожурив, Минаев отпустил Асхакова и, обращаясь к лейтенанту Есипенко, добавил: надо присмотреться к этому Асхакову. Конечно, было бы лучше, если бы мы его с заставы убрали, но нам сейчас для полноты счастья не хватает только, как еще один "ЧеПок" на заставу вешать – без этого у нас проблем выше крыши. Владимир не стал спорить с начальником заставы, сказав лишь:
- Если он пьет зубную пасту, значит, у него с этим проблемы, и об этом желательно сообщить коменданту.
- Сообщим… - буркнул в ответ Минаев.
Все это мгновенно пронеслось у Владимира в голове, и он стал понимать, что с исчезновением с поста рядового Асхакова просматривается какая-то не хорошая закономерность.
…Через пятнадцать минут показался сначала длинный деревянный шест, с красным обтрепанным флагом, а потом, сдавленный с двух сторон склонами глубокого ущелья, пограничный пост. Спустя еще несколько минут Каток влетел на территорию поста.
Откинувшись назад всем своим телом, лейтенант резко осадил взмыленного от быстрой скачки коня, спрыгнул на землю и, бросив повод подбежавшему к нему Корневу, громко скомандовал:
- Пост в ружье! Младший сержант Козлов, ко мне!
Большеголовый сержант с карими глазами и черными, как смола, волосами, подбежал к лейтенанту и, приложив руку к обтрепанной фуражке, доложил о прибытии.
- Быстро докладывай, что здесь произошло,- озабоченно взглянув на часы, резко бросил лейтенант. На часах было шестнадцать часов сорок пять минут - времени на раскачку у него не было.
Сержант глубоко вздохнул и, заикаясь от волнения, рассказал все как на духу: после отъезда офицера он прилег на кровать и заснул. Просыпался - когда звонили с заставы узнать, как на посту дела. Обнаружил он, что Асхакова на посту нет, в двенадцать часов, случайно: тот должен был после ночной службы в составе пограничного наряда "Часовой границы" отдыхать, но кровать его оказалась пустой. Поинтересовавшись у часового, тот ответил, что Асхаков пошел к своей собаке, будка которой находилась в стороне от казармы, рядом с конюшней. Но, сходив туда, сержант Асхакова там тоже не обнаружил.
- Почему же ты сразу не организовал его поиск и не доложил об этом начальнику заставы? – лейтенант впился взглядом в помертвевшее лицо младшего сержанта. Тот молчал, тупо, словно нашкодивший ребенок, моргал глазами и теребил руками нижнюю часть гимнастерки. – Ну?! – грубый голос офицера вывел его из молчаливого оцепенения. - Я повторяю вопрос: почему ты не организовал поиск и не доложил об этом начальнику заставы?!
- Я думал, что он вернется до вашего прибытия…
- То есть, как вернется?!.. Ты что, знаешь, где он?
- Нет, но я думал… - Сержант вновь растерянно запнулся, а лейтенант, глядя в тупо моргающие глаза младшего сержанта, вдруг поймал себя на мысли, что сержант, а возможно и не только он один, знает, где сейчас находится Асхаков, но не хочет об этом говорить – боится быть соучастником преступления.
Времени для разбирательства у лейтенанта сейчас не было, и он, плюнув от злости и досады, подошел к выстроившимся солдатам. Его приказы были четкими, ясными и лаконичными. Задача: перекрыть границу на направлении возможного движения Асхакова или той возможной китайской РДГ***, попытавшейся вместе с ним уйти через границу в Китай.
Лейтенант понимал, что его действия крайне запоздалые, но он все же надеялся на лучшее и действовал так, как того требовала от него "Инструкция по охране Государственной границы СССР".
Отпустив солдат, кроме сержанта и рядового Корнева, лейтенант вошел в помещение поста и снял трубку прямой связи с заставой. На другом конце линии ответил командир технического отделения сержант Кумушкин.
- Соедини меня с начальником заставы,- приказал ему лейтенант.
- Его сейчас нет, он выехал в поселок в составе тревожной группы по сигналу, полученному от ДНД.
- Когда приедет - соедини его с постом, а сейчас позови дежурного по заставе.
Через минуту в телефонной трубке послышался запыхавшийся голос сержанта Лапова.
- Товарищ лейтенант, за время моего дежурства на заставе происшествий не случилось, - доложил он.
- К сожалению, сержант, у нас на заставе произошло происшествие. Слушай меня внимательно: сегодня, в мое отсутствие, примерно в двенадцать часов дня, Козловым было обнаружено исчезновение с поста рядового Асхакова. На данный момент каких-либо сведений о его месте положения нет. Немедленно поднимай заставу "В ружье!" и действуй согласно "боевому расчету". Вопросы?
- Никак нет!
- Тогда действуй и передай трубку сержанту Кумушкину.
- Товарищ лейтенант, я слушаю вас,- тут же услышал лейтенант голос сержанта.
- Соедини меня с командиром части,- приказал ему лейтенант. Через минуту он услышал низкий голос.
- Слушаю, подполковник Егоров…
Не в силах скрыть тревоги в голосе, лейтенант доложил командиру части о случившемся на посту, и, тут же град вопросов и прочего лавиной обрушился на него, жуткой тяжестью придавив его, как червя.
"Так точно, товарищ подполковник!.." "Так точно!.." "Никак нет!.." – едва успевал отвечать он. – "Есть!..", "Так точно!..", "Есть!"…
Подавленный и бледный, невидящими глазами уставившись на телефонный аппарат, он чувствовал, как по его спине струится холодный пот.
Наконец, услышав в трубке гудок, он снял с головы свою зеленную фуражку, вытер ладонью выступивший на лбу пот и, тяжело переведя дыхание от злости, вышел из помещения.