"Понабирали детей - не Погранвойска, а сплошной детсад…" - со злостью подумал Владимир и, как только Корнев полностью скрылся в темноте, подошел к горе и начал подъем.
Через двадцать минут он, тяжело дыша, упал возле огромного валуна и посмотрел вверх: гора, черным силуэтом вгрызаясь в звездное небо, совершенно не увеличилась в размерах.
Владимир поправил на себе радиостанцию и несколько раз повторил позывной поста, но ответа не последовало.
Черт бы побрал эту связь!- со злостью пробурчал он, подумав при этом о том, что ему придется еще долго карабкаться в гору, что бы, наконец-то, услышать с поста ответ на свой вызов.
Вдруг где-то далеко, чуть ли не на пределе слышимости, появился звук автомобильного мотора. Вскоре показались желтые огни. Лучи фар скользнули по склону горы, затем нервно забегали по широкой долине.
Быстро вскочив на ноги, лейтенант приник к биноклю, стараясь разглядеть, что это за машина.
"УАЗик"…- различив контуры, прошептал он, с сожалением подумав тут же о том, что не сможет воспользоваться машиной – слишком далеко.
Выехав из-за горы со стороны поста на равнину, она направилась туда, где были разбросаны многочисленные юрты. Было ясно, что это машина с пограничного отряда и, скорее всего – машина разведотдела.
"Сейчас подключат агентуру", - радостно подумал Владимир и после короткого раздумья, решительно двинулся дальше вверх.
Р-р-р!
Не успев сделать и пяти шагов, как лейтенант испуганно остановился. Из-за валуна, метрах в десяти от него, светились два зеленных глаза.
Застыв на месте, Владимир медленно потянулся рукой к пистолету. Вдруг в какое-то мгновенье что-то большое и черное сделало резкое движение ему на встречу, грозно рыкнув, затем оно опрометью шарахнулось в сторону, продолжая светить своими зеленными глазами и рыча.
"Вот, черт!- торопливо снимая пистолет с предохранителя, тихо прошептал лейтенант. - Так и заикой стать можно. Откуда же ты взялся на мою голову?"
Вытянув руку с пистолетом в сторону светящихся глаз, Владимир стоял в тревожном ожидании и готов был, в случае еще одного резкого движения зверя в его сторону открыть огонь. Но спустя минуту светящиеся глаза исчезли.
Владимир старательно прислушался: было тихо, но тревога не проходила, он понимал, что зверь где-то рядом. В целях нервной разрядки, Владимир сделал несколько резких движений в ту сторону, где минуту назад стоял зверь, но ответа не последовало.
Что это был за зверь, Владимир не разглядел, но опасность от него исходила реальная, и он, не убирая в кобуру пистолет, вновь продолжил подъем.
Через полчаса скала у самой вершины горы, которую он заприметил вовремя своей последней передышки, заметно выросла и стала громаднее.
Владимир остановился и, опустив голову на руки, долго сидел тяжело дыша. Затем он стал смотреть вдаль. Желтое пятно посреди равнины все еще двигалось. Владимир поднес к глазам бинокль, продолжая наблюдать за машиной: она какое-то время продолжала двигаться по высокой траве, высоко подпрыгивая на ухабах, затем светом своих фар она осветила юрту, у которой он был днем, и, подъехав к ней вплотную, остановилась.
Владимир видел, как из машины вышли два офицера, а из юрты - уже знакомый ему мужчина в новом национальном халате. Они о чем-то говорили. Чабан, жестикулируя руками, указывал офицерам куда-то в сторону, затем, пожав друг другу руки, они расстались. Машина вновь начала движение и Владимир отметил, что машина двигается по тому же маршруту, что и он двигался днем.
Он опустил бинокль и, откинувшись навзничь, долго смотрел на яркие звезды, рассыпавшиеся прямо над его головой. Вокруг стояла спокойная тишина, и от этого неудержимо хотелось забыться, уйти от проблем, навалившихся на него непосильным грузом. Он закрыл глаза.
Тут же перед его мысленным взором всплыло лицо жены, потом - лица матери и отца… Он вспомнил о сыне, и тревога, ставшая уже его неотъемлемой принадлежностью, как-то притупившись, стала терять свою остроту. На него наваливалось безразличие ко всему происходящему. Ему больше не хотелось ни искать Асхакова, ни ощущать эту тихую ночь, ни переживать о тяжких последствиях, непременно ожидавших его… Он лежал на спине под нависшими над ним яркими звездами, холод зябко подбирался под его форму, а у него не было ни сил, ни желания шевелиться. Тупое оцепенение и апатия охватывали все его тело.
"Все, пора!"- не давая себе расслабляться, сквозь зубы процедил Владимир, открывая глаза. Он заставил себя встать на ноги и посмотрел на часы. Стрелки показывали два часа и тридцать пять минут.
Взглянув вверх, он тяжело вздохнул и, нагнетая в себе необходимую ему сейчас бодрость и боевую злость, начав движение, зло процедил: "Лучше гор могут быть только горы"…
Через десять минут каждый метр ему давался уже так тяжело, словно к его ногам привязали пудовые гири, а под лопаткой кололо так, словно ему в сердце воткнули острые длинные спицы.
Затаив от боли дыхание, Владимир вновь повалился на землю. Отдышавшись и немного придя в себя, он бросил взгляд на долину и первое, что ему бросилось в глаза, это то, что свет фар удалялся в ту сторону, откуда он появился час назад - машина ехала в сторону поста.
"Как это понимать?- глядя на далекий, прыгающий в темноте свет автомобильных фар, пронеслась в голове лейтенанта тревожная и одновременно обнадеживающая мысль. – Неужели нашли Асхакова?!"
Владимир посмотрел на часы, они показывали - три часа.
Что же мне делать?!- Владимир от злости готов был треснуть об землю болтавшуюся на нем радиостанцию, постоянно работавшую на приеме и не издававшую ни каких признаков связи с постом. Выругавшись от злости, он после некоторого колебания продолжил подъем в гору.
Метров через сто в наушнике послышалось прерывистое шипение – явно кто-то нажимал на тангенту. Владимир прижал наушник к уху, вслушиваясь в возникающую в нем время от времени тишину.
Поднявшись еще метров на тридцать, он наконец-то услышал едва пробиваемые в эфир чьи-то слова. Уловив момент, Владимир нажал на тангенту и несколько раз повторил позывной поста, вызывая его на связь. Через секунду, с трудом разбирая слова, он услышал:
- "Шарканд-1", "Шарканд-1", я "Шарканд-2" - я вас слышу. Как вы слышите меня? Прием!
"Ну, наконец-то!" – Владимир облегченно вздохнул.
- "Шарканд-2", я "Шарканд-1" - я тебя слышу. Объект мной не обнаружен. Я намерен продолжить его поиск в долине с наступлением рассвета. Одиннадцатый вывихнул ногу и двигается вдоль горной цепи в направлении заслона, по возможности организуй за ним машину или лошадь. Что ты имеешь для меня? Как понял? Прием!
- "Шарканд-1", я "Шарканд-2" - я вас понял. Поиск объекта прекратить. Всем отбой! Всем отбой! Как вы меня поняли? Прием!
"Отбой?" - Владимир бессмысленно уставился в микротелефонную гарнитуру. От услышанного он не почувствовал ни радости, ни облегчения. Сознание словно отключилось, а обрывки мыслей блуждали где-то далеко, за перевалом, там, где сейчас сидел сержант Козлов и передавал ему эту, с таким трудом добытую им, информацию.
Владимир вновь нажал на тангенту.
- "Шарканд-2", я "Шарканд-1" - объект обнаружен? Спрашиваю: объект обнаружен? Прием!
- "Шарканд-1", я "Шарканд-2" - объект обнаружен и доставлен на пост. Всем отбой! Как поняли? Прием!
- "Шарканд-2", я "Шарканд-1" - я тебя понял.
Закрыв глаза, лейтенант шумно выдохнул сквозь зубы и, едва сдерживая желание заорать от злости за то, что он, измученный интенсивными, но безуспешными поисками, вынужден довольствоваться лишь положительным результатом, стал шарить бессмысленным взглядом по небу. И только сейчас он вдруг обнаружил, что разбросанные над ним звезды уже стали таять, растворяться, а вдали, где-то за вершинами гор, загорелось ярко-красное зарево. Ночь отступала, зарождалось утро, близилось время драматической развязки.
Откуда-то издалека явственно раздалось жужжание вертолета. Потом шум мотора смолк. Вновь образовалась звенящая тишина.
Лейтенант отрешенно сел на камень, достал табак и, свернув самокрутку, закурил, но сделав затяжку – ему стало противно. Он притоптал окурок подошвой, поеживаясь, встал, постоял так с минуту, затем привычным движением он передвинул на ремне кобуру с пистолетом, поправил на плече радиостанцию и, в последний раз вглядевшись вдаль, прикидывая не близкий обратный путь к посту, начал спуск.
Он вновь бежал по гигантской равнине, огибая подножия высоких холмов и преодолевая овраги и ручьи. Он вновь перебирался через бурлящую реку и вновь карабкался по крутому склону к вершине горы.
Многокилометровый марш-бросок, выматывающий его тело и душу, продолжался еще четыре часа, наконец, к девяти утра он взобрался на вершину хребта, отделявшего широкую долину от поста, и взглянул вниз. Там он увил домики, словно два спичечных коробка, рядом с ними стояли два "УАЗика". На территории поста, словно маленькие букашки, шевелились люди, а метрах в ста от него, на вертолетной площадке с обвислыми лопастями стоял вертолет.
Владимир сразу понял, что на пост пожаловало большое начальство.
"По мою душу",…- промелькнуло у него в голове, ему стало муторно.
Жмурясь от затекавших в глаза соленых струек пота, он прильнул к окулярам бинокля.
По номеру на машине, Владимир узнал "УАЗик" начальника особого отдела майора Багрова, рядом с ним стоял покрывшийся пылью "УАЗик" разведотдела. Метрах в двадцати от барака кучковались с десяток офицеров, а чуть дальше, в сторонке, на громадном булыжнике, опустив голову, сидел солдат.
"Асхаков!"- царапнула сердце догадка, но сил радоваться этому у него уже не было: "Дать бы ему сейчас в рыло!" - со злостью лишь подумал он, опуская бинокль.
Вытерев с лица капли пота, он поправил на себе гимнастерку и начал спускаться по крутому склону вниз. Спуск занял сорок минут.
Грязный, усталый до дрожжи в коленях и щемящей болью в груди лейтенант подошел к посту.
Поприветствовав, проходя мимо, с любопытством уставившихся на него старших офицеров, среди которых он узнал нескольких офицеров штаба части и особого отдела, лейтенант, сжав кулаки, направился к Асхакову.
Тот по-прежнему, безучастно сгорбившись, сидел на булыжнике, украдкой зыркая на стоящих в сторонке офицеров. Увидев приближающегося к нему лейтенанта Есипенко, Асхаков еще сильнее втянул голову в плечи и тупым взглядом уставился в землю. Какой-то пожеванный, с потухшими мутными глазами на посиневшей от обильного употребления алкоголя физиономии, он часто вздрагивал и постоянно икал.
Как Владимир смог сдержать себя, что бы ни влепить по его мышиной роже – одному только богу известно.
- Что же ты, ублюдок, так хреново Родину охраняешь, а? – лишь осипшим голосом спросил он, и эти слова откликнулись в его душе еще большим отвращением к Асхакову. Ему хотелось сказать все, что он о нем думает, но не смог - горло перехватило. Стиснув зубы, он лишь смотрел горевшим ненавистью взглядом на Асхакова – человека, сломавшего ему офицерскую судьбу, и не мог найти должных слов, как он ни пытался. То ли их не было вообще, то ли у него от потрясения отшибло соображение.
Асхаков тоже сидел молча. Жалобно сморщившись и опустив глаза, он время от времени лишь втягивал в себя сопли и продолжал громко икать.
Молчание длилось около минуты, до тех пор, пока лейтенант не услышал скрип открываемой двери. Он взглянул в сторону барака и увидел в проеме двери начальника политотдела части майора Сазонова, он пальцем поманил: зайди, мол.
"Ну, вот и начинается второй этап – этап моральной экзекуции",- мысленно взвыл Владимир, ощутив, как к горлу подступил какой-то комок, вызывающий мгновенное удушье. Судорожно сглотнув сухость, мешавшую в горле, он обреченно поплелся к двери - там, в почерневшем и покосившемся от времени бараке, сейчас будет решаться его офицерская судьба.
Подойдя к двери, он одернул гимнастерку, поправил портупею, кобуру с пистолетом на ремне и, открыв дверь, непослушными ногами переступил порог.
В плохо проветриваемом помещении дым лежал густыми пластами. Вдали, между кроватями, за длинным почерневшим столом из тесаных досок сидел генерал-майор, его должности и фамилии Владимир не знал, но понял, что это один из заместителей начальника Пограничного округа. Рядом с ним и напротив него сидели офицеры: командир части подполковник Егоров, начальник разведотдела части майор Рязанцев, начальник особого отдела части майор Багров, начальник политотдела части майор Сазонов и еще два неизвестных ему полковника с округа и майор.
На столе, поверх расстеленной карты, лежала генеральская фуражка, а чуть дальше, в сторонке, - до краев набитая окурками металлическая консервная банка.
- Разрешите, товарищ генерал?
Генерал поднял на лейтенанта хмурый изучающий взгляд и, кивнув головой, лаконично бросил:
- Да.
Владимир приложил руку к головному убору.
- Товарищ генерал-майор, заместитель начальника пограничной заставы по политчасти лейтенант Есипенко,- представился он и тут же уныло добавил: На посту произошло происшествие – самовольное оставление поста рядовым Асхаковым, а так же хищение им военного имущества с целью его обмена на спиртные напитки и их употребление.
Генерал нервно бросил на стол шариковую ручку, которую вертел в руках, и из-за густой завесы дыма с головы до ног и обратно оглядел тяжелым угрюмым взглядом стоящего по стойке "смирно" офицера.
В помещении воцарилась грозная тишина.
- Какое ты оканчивал училище, лейтенант?- наконец спросил генерал, строгим властным голосом.
- Голицынское, товарищ генерал-майор,- потупив взгляд, ответил лейтенант, почувствовав при этом, как у него еще сильнее защемило сердце, а по спине заструился холодный пот. Он знал, что через год после окончания училища на каждого офицера пишется аттестация, своеобразная характеристика, которую отправляют в училище с целью информировать командный и преподавательский состав о степени их работы по подготовке этого офицера к службе на границе.
"Представляю, что теперь обо мне напишут,…- с горечью подумал Владимир.- Всего лишь год как на заставе, и уже такой ляпсус! Вот невезуха! Вот позорище!!!"- мысленно простонал он при этом ощутив тяжесть в желудке.
- Так тебя там, что, не учили, как нужно работать с личным составом, а? – все так же строго спросил генерал, не отводя от лейтенанта своего тяжелого взгляда.
- Учили, товарищ генерал-майор.
- Учили?.. Тогда в чем дело, лейтенант?!- генерал повысил голос.- Почему твои пьяные солдаты по границе бегают? Почему они военное имущество на водку меняют? Ты, что здесь, для того чтобы Государственную границу охранять, или для того, что бы в бирюльки играть?!
Генерал встал, вышел из-за стола и, остановившись шагах в двух от лейтенанта, посмотрел на него в упор своим жестким, пронизывающим взглядом.
Не выдержав тяжелого генеральского взгляда, Владимир опустил свои нервно-воспаленные глаза. Он стоял, не шевелясь, молча, время от времени облизывая свои пересохшие губы.
- Ну, что молчишь?- обрывая молчание, жестко спросил генерал.- Отвечай, когда тебя старшие по званию спрашивают!
Мысли в голове лейтенанта метались, в душе кипело. Он знал, что виноват в том, что произошло на посту, и понимал, что побег Асхакова можно было бы ему предотвратить, если бы он своевременно, не послушав своего начальника заставы, настоял бы на необходимости принять по Асхакову меры дисциплинарного воздействия и попытался бы убрать его с заставы. Получалось так, что его недостаток опыта в работе с личным составом - сыграл свою негативную роль, и теперь он, получив свой первый жестокий урок, будет еще долго пожинать плоды своей допущенной ошибки. Но вместе с острым ощущением своей вины за произошедшее на посту, Владимир также понимал и то, что к происшествию привели и некоторые другие причины, независящие от его работы. Его распирало желание сказать генералу о том, что уже давно наболело: что помимо порядочных, добросовестно относящихся к службе молодых людей, на заставу присылаются люди с низкими моральным и психологическим качествами, и, как не копайся в их душевном хламе, все равно не узнаешь, что у них на уме и кто из них "почетную обязанность" выполнять, как полагается, не желает.
"Конечно же, - думал Владимир, - я обязан изучать свой личный состав, но я же не господь бог, что бы уметь безошибочно читать в душах человеческих, ведь даже сам великий мыслитель Достоевский когда-то говорил, что "человек есть тайна". Да тут и без Достоевского должно быть всем понятно, что Погранвойска – это не то место, где можно было бы заниматься разгадкой этих тайн, что пограничная застава это не место для перевоспитания негодяев и, что на заставах не должно быть таких, как Асхаков… Но, прикусил язык. Все это была "лирика", объяснение, влекущее за собой еще более тяжкие последствия, потому что не то это было место и не та ситуация, чтобы, объясняя причину случившегося, он мог диалектически вслух мыслить, то есть заглядывать куда-то подальше и поглубже.
- Не уследил я, товарищ генерал-майор, не доработал. - Владимир сказал генералу то, что он должен был сказать, то, что генерал хотел услышать от него.
Владимир уже давно знал и глубоко усвоил, что начальство любит, когда их подчиненные самобичеванием занимаются. Не зря же кто-то придумал пропускать офицеров через партийное сито, что бы еще и еще раз ему внушить, какой он не хороший, а на последней инстанции - на заседании парткомиссии, офицер бы безвольно встал и сказал: "Да, товарищи коммунисты - вот такое я говно!". А после того, как ему еще и впаяют партийное взыскание, он бы добавил: "Спасибо, товарищи коммунисты, что вы помогли мне в жизни разобраться и на правильный путь меня направить".
- А, что же ты так хреново работаешь?- продолжал допытываться генерал, не отрывая от лейтенанта своих пронизывающих глаз.
- Я, товарищ генерал, не думал, что от моих подчиненных можно ожидать чего-либо подобного, - чуть слышно пробормотал Владимир.
- Не думал…Так думай, - генерал повысил голос, - для этого тебя и учили. А не будешь думать, то твои подчиненные завтра и тебя на водку обменяют… Растяпа!
Генерал еще с минуту смотрел на лейтенанта своим жестким взглядом, затем он повернулся и, подойдя к окну, стал смотреть на сидящего на валуне Асхакова, о чем-то размышляя.
На какое-то время в помещении воцарилась напряженная тишина. Все офицеры понуро молчали, сверля взглядом лейтенанта, а начальник политотдела майор Сазонов сопел, багровея лицом от едва сдерживаемого гнева.
Лейтенант Есипенко, вытянувшись, мучительно ждал конца разговора, а с ним - и поворота своей судьбы.
- Ладно, лейтенант,- не отрывая своего взгляда от окна, наконец, заговорил генерал,- мы подумаем о целесообразности твоего дальнейшего использования. А пока,- генерал посмотрел на командира части подполковника Егорова,- его от должности отстранить. Иди, лейтенант,- через минуту бросил он Владимиру через плечо.
- Есть! – лейтенант вскинул руку к козырьку фуражки и с видом побитой собаки вышел из помещения.