- А теперь послушайте, что я вам скажу, юдовская воспитательница! - И рявкнул: - В гетто! В гетто!
- Но я по матери полька! - заявила воспитательница.
- Покровители евреев страшнее самих евреев! - ответил комендант.
Вбежал полицай и уволок ее. По дороге полицай обещал ей свободу за красоту и ласку. Но она молча, с гордо поднятой головой ушла в гетто…
Что значит гетто, Эля еще не знала. Полицай привел ее во двор бывшей МТС. Двор, обнесенный густой сетью колючей проволоки, был заполнен сельскохозяйственными машинами. Их, видимо, все выкатили из мастерских и гаражей, а на их место вселили евреев. У ворот полицай, злой за то, что она не приняла его предложения, ударил девушку прикладом. И ее уже на руках унесли сами евреи. Очнулась она ночью, окруженная шепчущимися ребятишками. И тут же узнала одного за другим своих воспитанников. А в следующую ночь ребята увели ее куда-то прочь из мастерской, за стенку, и там, лежа на земле, показали вырытый под оградой из колючей проволоки подкоп. Вылезли они в этот подкоп. А неугомонный Адамчик еще вернулся и другим показал свою тайну. Только неизвестно, воспользовался этим лазом еще кто-то или нет. Потому что, когда Адамчик догнал беглецов, в гетто послышались свистки полицаев и стрельба.
По дороге четверо детей, которые были сильно побиты полицией при облаве, умерли. У них хватило силы только вырваться на волю и свободно вздохнуть. Как раз главный зачинщик подкопа Еська и умер первым. Ему Гарабец прикладом отбил внутренности. Еська словно чувствовал свою скорую гибель, всех торопил с побегом. Другим помог, а сам лишь сутки пожил на воле. И то все время только плакал о том, что наконец-то перед самой войной разыскали его папу и что папа уже, может быть, ехал к нему, потому что в письме обещал вот-вот приехать.
Ребята похоронили Еську и написали на могильном камне:
Наш Данко. 12 лет.
- Про Данко я им рассказала уже после смерти Еськи, - закончила свой рассказ Элеонора Семеновна.
Партизаны долго молчали.
Наконец Михаил решительно встал и спросил, сколько в селе полицаев и может ли она начертить план села.
- Полицаев было девять! - ответила Эля. - А план я вам сейчас начерчу.
- И пометьте, где комендатура, а где жилой дом этого Гарабца, - добавил Михаил.
- Э-э, дома вы его не застанете! - махнула рукой Эля. - После того как в соседнем районе обезоружили полицию, полицаи только днем, и то на часок, забегают домой, а на ночь, как куры на нашест, собираются в комендатуру. Обгородились колючей проволокой. И кажется, кирпичный забор начинали строить.
- Здание комендатуры кирпичное? - спросил Михаил.
- Нет, деревянное. Старинное, еще при поляках там была тоже комендатура.
- Вот вам бумага, - достав из кармана подобранную возле могилы Стародуба и сложенную вчетверо небольшую школьную карту, сказал Михаил. - Рисуйте по возможности подробнее. А мы пойдем посоветуемся, что делать. Вы, доктор, пойдете к ребятам, когда они поедят, может, еще чем сможете им помочь. Сделайте им полный медосмотр, как перед отбором в армию.
Возвратившись к своим, Михаил рассказал об услышанном от воспитательницы и спросил совета, что делать.
- Тут разных мнений быть не может, - развел руками Чугуев, - детей надо обеспечить сытной и теплой зимовкой, а уж потом идти дальше.
- Этих детей должен обеспечить сам Гарабец, прежде чем мы его уничтожим! - жестоко взмахнув кулаком, ответил Михаил. - Заберем в его доме все, что может пригодиться детям. Даже скот порежем. Мяса можно навялить на зиму по-калмыцки. Операцию проведем ночью. Его семья под конвоем сама должна все погрузить на подводы. А с подвод мы перенесем в лодки. Вода следов не оставляет. Это первая часть операции. - Он замолчал, ожидая реакции.
- Правильно, - кивнул Чугуев.
- А вторая часть, без которой я не уйду из села, - это беспощадная расправа с полицией. Если не удастся пробраться в комендатуру, то забросаем гранатами окна. Гранатой прорвем крышу и бросим факел, чтоб дотла сгорело их кубло.
- А где ты возьмешь факел? - спросил Морячок. - Нужно горючее.
- Комендантша обеспечит. Уж керосин-то у нее найдется. А может, и бензин. Идем всем отрядом.
- Михаил, а может, двоих - доктора и товарища Чугуева - оставить тут, - заговорил пока что соглашавшийся с командиром комиссар. - Товарищу Чугуеву тяжело ходить. Нога-то у него болит, хоть он и крепится. Кстати, он здесь принесет больше пользы.
Михаил удивленно вскинул глаза.
- Я узнал, что товарищ Чугуев неплохо владеет топором, - ответил комиссар на безмолвный вопрос. - Пока мы ходим, он тут сможет срубик наметить. А мы потом скоренько смастерим жилье по типу солдатских землянок.
- Это было бы здорово! - загорелся Михаил. - Но сможете ли, товарищ Чугуев?
- Прикажете, товарищ командир, значит смогу, - серьезно ответил Чугуев, уже вынимая из-за пояса свой топорик, с которым и пришел в отряд.
Тут-тук-тук! - раздался стук в дверь.
- Кто там? - удивленно спросонья спросила жена коменданта, вставая с постели. - Батя, вы что, двери в сенях не запирали?
- Что? А? - проснулся и отец.
- Двери, спрашиваю, в сенях не запирали? - уже с раздражением спросила хозяйка, прислушиваясь к повторившемуся стуку.
- Да как же! На все запоры!
- А что ж прямо в комнату кто-то стучится? Как же они в сени попали?
Пока они спорили-гадали, как да что, дверь затрещала и подалась.
Чиркнувшая спичку хозяйка увидела лом, которым была отворочена дверь. Вскрикнула и, убежав за перегородку, притаилась.
- Кто тут? Кто? - строго закричал старик. - Это дом самого коменданта полиции Гарабца!
- Знаем. Он-то нам и нужен! - также резко оборвал его голос.
- Кто вы?
- Народные мстители! - проходя по комнате и присвечивая спичкой, ответил один из вошедших.
- Товарищ командир! - обратился к этому другой голос. - Там комендантша не выскочит в окно? Убежать-то она не сможет, а крику наделает.
- Взять ее. Заткнуть рот, чтоб молчала, и сюда. А ты, старик, садись и слушай… Вас сколько человек сейчас в доме?
- Нас д-д-д-вое. Вот я и невестка, - дрожащим голосом отвечал старик. - Н-н-но только это какая-то ошибка, господа.
- Мы не господа, чтоб вы знали! Вы слышали, что в соседнем районе сделали с полицией?
- Д-да-да-да, там… - старик заметно стихал. - Слышал, там какой-то Мишка Черный.
- Не какой-то, а командир партизанского отряда, - уточнил Михаил и неожиданно для себя добавил: - Народный мститель. Это я и есть.
Старик вдруг закашлялся.
Но Михаил не стал ждать, когда он успокоится, а, увидев перед собой связанную женщину в белой сорочке, стал излагать свои требования.
Он требовал все продукты: муку, крупу, жиры немедленно погрузить на бричку. Сложить туда и всю одежду.
- Сколько у вас всего бричек? - спросил он.
- Ччч-четыре. И лег-чанка, - ответил старик.
- А лошадей?
- Да теперь десяток.
- Ничего себе, нахватали, сволочи!
- На сколько подвод можно погрузить продукты?
- Да на три, пожалуй, и уберется, - жалобно ответил хозяин.
- Это откуда у вас их столько?
- С базы. Тут же склад раздавали, как ушли Советы. Все брали, ну и мы…
- Довольно! Быстро все показывай! Не вздумай кричать. Вам мы не собираемся мстить. От вас нам нужны только продукты и одежда. Пошли.
Пока хозяин под конвоем двух партизан выводил и запрягал лошадей, остальные выносили на повозки продукты и вещи. Кстати, у запасливых хозяев оказалась канистра бензина. И уж чего не ожидали - радиоприемник с запасами батарей.
Михаил вышел во двор, прошел за дом, где в палисаднике сидели два партизана, следивших за улицей.
Стоя здесь, Михаил понял: с улицы не слышно и не видно, что делается во дворе коменданта.
Через час комендантша со свекром остались связанными в пустой бричке. Кони паслись тут же на берегу. А все их добро поплыло в больших лодках вниз по реке. Впрочем, они не видели, в какую именно сторону отплыли тяжело нагруженные лодки. Да не все ли равно в какую? Вода следов не оставляет.
АУСВАЙС
СЫН С ПЕРЕКАЛОМ
ДОРОЖЕ ЗОЛОТОГО КЛАДА
Первая часть операции длилась четыре часа.
К двум часам ночи партизаны уже вернулись на главную улицу села и, притаившись у большого дома, стали осматриваться, прислушиваться.
Стояла глубокая полуночная тишина. Ни говора людского, ни собачьего лая.
И вдруг словно струна лопнула, где-то чуть не над самой головой партизан резко закричал петух. Молодой, сильный голос его долго переливался на все лады. Выдав свою мощную тираду, петух еще и проворковал, словно сам себя хвалил за удаль.
- Чтоб тебя разорвало! - прошептал Саша, стоявший рядом с командиром. - Напугал до смерти.
На другом конце села тут же откликнулся второй, более басистый. И пошло.
- Это что ж, скоро утро, товарищ командир? - с тревогой прошептал Саша. - Можем не успеть.
- Как раз время, когда особенно хочется спать. Сейчас даже патруль клюет носом… - ответил Михаил. - Что-то его долго нету. Саша, Ефим, давайте пробирайтесь вперед от дома к дому, пока не увидите патруль.
- Снимать? - спросил, придвинувшись, Ефим.
- Смотря по обстоятельствам. Главное, не шуметь.
- Все будет тихо, - успокаивающе поднял руку Ефим.
"Сибиряк. Потомственный охотник. Он умеет тихо" - веря в этого крупного, но очень ловкого юношу, подумал Михаил.
Когда Ефим и Саша миновали третий дом, где-то за сараем проснулась собака. Сначала лениво заскулила. А потом громко залаяла.
"Все пропало! - с тревогой подумал Саша. - Не петухи, так собака выдаст".
Ефим в это время дернул его за рукав и устремился вперед к следующему дому. Собака осталась в своем дворе и лаяла уже лениво, неохотно. Потом и совсем перестала.
Наконец на середине села появилось какое-то движение. Разведчики прилипли к черной в предрассветной темноте деревянной стенке дома. Медленно, с тихим говором по селу шли двое.
"Патруль!" - поняли разведчики.
Через некоторое время стали слышны даже отдельные слова и тихие шаркающие шаги. Шаркал один. Видно, старый, усталый. Другой мерно постукивал коваными каблуками.
Говорили о большом урожае, не убранном вовремя, о своем, мужицком, далеком от войны. Значит, не какие-то остервенелые полицаи-душегубы, а простые хлеборобы. Однако у одного, одетого в длинный зипун, за плечами винтовка. Дулом вниз. Другой, тот, что шаркает, - без оружия. Убивать их жалко. Они назначены старостой на ночь в помощь полицейскому патрулю. Их дело выстрелить в небо, если что заметят, поднять тревогу.
Вот они уже поравнялись с домом, где их поджидают партизаны… Прошли. И у соседнего дома, на крыше которого чернело гнездо аиста, сели на лавочку под окном. Пес не залаял, а тихо, приветливо заскулил. Значит, кто-то из них живет в том доме. Теперь пес туда не пустит партизан.
Однако Ефим опять потянул Сашу за рукав и подался за угол дома. Ушли в проулочек. Метров сто прошли по нему. Потом, перейдя на другую сторону этого проулка, стали приближаться к дому с аистом на крыше. Остановились на углу, за которым в двух-трех метрах тихо продолжали свою беседу старый и молодой.
Пес умолк. Видно, к чему-то прислушивался, но не знал еще, что ему делать, лаять или молчать, раз хозяин совсем близко.
"Выскочить из-за угла и крикнуть "руки вверх!" или "стой!", - напугаешь людей. Заорут с перепугу, - думал Ефим. - Нет. Надо спокойно влиться в их беседу, чтоб не шарахнулись".
Первая фраза пришла сама, неожиданно. Потянув Сашу за рукав и взяв автомат наизготовку, так чтоб его было хорошо видно со стороны, Ефим бесшумными шагами, но быстро вышел из-за угла и довольно внятно заговорил с патрулем:
- Мужики, не ругайте, что мы так рано вышли на улицу. Закурить у вас есть?
- Кто вы? - в тревоге воскликнул сразу осевшим голосом молодой.
Ефим вскинул автомат, мол, сам видишь, и строго потребовал:
- Не шумите, мужики. Мы вам зла не сделаем. Поговорить надо.
Видя, что перед ними два автоматчика, патрульные остались сидеть на лавочке.
- Мы слышали ваш разговор. Поняли, что вы не полиция, а простые крестьяне. Поэтому не стали с вами делать того, что следовало бы сделать с настоящими холуями фашистов, - мирно заговорил Ефим. - Так уж и вы молчите. Кто из вас живет в этом доме?
- Я, - отозвался молодой.
- Оставь свою пушку здесь. Быстро спрячь в сарай собаку и возвращайся сюда, - распорядился Ефим. - Саша, не своди с него глаз.
- Да я не убегу, - буркнул парень. - Только вы, хлопцы, лучше уж повяжите нас. А то полиция запорет.
- Это потом. Иди!
Пока тот прятал в сарай своего пса, Ефим узнал от старого, что настоящий патруль - два полицая, - сидит недалеко, в доме, греется самогоном. Но скоро должен тоже выйти на улицу.
Забрав винтовку и повязав мужиков, разведчики пошли к пятому отсюда дому. Еще издали услышали тихий говор выходящих из дому людей. Подойдя к калитке, над которой раскинул огромный шатер старый дуб, партизаны застыли, как часовые.
- Те барбосы теперь спят где-нибудь, - еле ворочая языком, заговорил один полицейский, скрипнув легкой дверью на крыльце.
- Я йи-йим пок-кажу спать! - погрозился другой, споткнувшись обо что-то.
Распахнув калитку, он перекинул винтовку за плечо и обернулся, протягивая руку к напарнику, наверное, что-то хотел попросить. Но тут же икнул и стал валиться на бок, нелепо обводя рукой вокруг. Второй рванулся было к нему. Но удар по голове свалил его к ногам первого.
Саша быстро метнулся от дома к дому, туда, где остался отряд.
Пулеметный огонь брызнул одновременно с громоподобным взрывом связки гранат, брошенной в окно комендатуры, в окно той самой большой комнаты, в которой спали полицейские. В то же мгновение здание комендатуры осветилось вспыхнувшими с двух сторон яркими большими факелами. Какой-то полицай выбросил в окно гранату. Из другого окна ударил тяжелый шкодовский пулемет, затрещали винтовки. Стреляли вслепую, в сторону ворот, откуда могли ворваться те, кто поднял переполох.
Раздалось еще два взрыва гранат, теперь уже на крыше дома. И туда же, в проломы стропил, словно огненные змеи, полетели один за другим ярко пылающие факелы.
Потом здание начало освещаться каким-то постепенно усиливающимся светом, словно накалялось изнутри, неожиданно над крышей взметнулся огромный язык пламени, и весь дом заполыхал.
С диким криком и стрельбой из комендатуры выбегали уцелевшие полицаи. У самых ворот они падали один на другого, загораживая собою проход.
Но вот кто-то здоровенный стал отваливать трупы от ворот. Потом протиснулся в калитку. Ползком стал быстро перебираться через ярко освещенную пожаром улицу.
Никто не стрелял. Никто не препятствовал его бегству. И на противоположной стороне улицы он, наконец, вскочил и одним броском влетел в кусты сирени, прямо в крепкие, железно схватившие его руки партизан.
- Арестованные в здании остались? - спросил его суровый голос. - Быстро отвечай!
- Двое.
- Где они?
- В подвале, - ответил полицай.
- Ты кто?
- Я? Ну… рядовой полицай.
- А где комендант Гарабец?
Полицай почти шепотом ответил:
- Пополз вдоль забора, он раненый, далеко не уполз еще.
- Мигом в подвал! - приказал полицаю суровый голос. - Если спасешь заключенных, получишь свободу. Быстро!
Когда полицай вбежал в горящий дом, Михаил послал двоих партизан в ту сторону, куда уполз комендант.
Через некоторое время вместе с клубами дыма из дверей комендатуры выбежали трое.
Михаил послал двух партизан навстречу бегущим из огня.
У арестованных хватило сил только вырваться из горящего здания. За калиткой они попадали, вконец обессиленные. Партизаны и выведший их полицай помогли этим людям перейти улицу. Это были совсем юные парни, с избитыми до синевы лицами, с окровавленными руками. Их усадили на лавочке возле дома, освещенного пожаром.
- Товарищи! - обратился Михаил к измученным парням. - Скажите мне правду, этот, что вывел вас, рядовой полицай или комендант?
- Писарь, - в один голос ответили бывшие узники.
- Он над людьми издевался?
- При мне он только записывал, что я отвечал коменданту, - ответил один.
То же самое подтвердил и другой.
- Товарищ командир! - издали послышался голос подбегающего Саши. - Ведут самого Гарабца!
- Потерпите еще минутку, братцы, - обратился Михаил к освобожденным. - Надо опознать коменданта. И мы вас отвезем к нашему врачу…
Голова упрямо свешена на грудь к правому плечу. Край нижней губы злобно закушен. Левая бровь дико вздернута.
Таким предстал комендант речицкой полиции, когда его привели.
- Это и есть Гарабец? - спросил Михаил освобожденных парней.
- Он, гад! - ответили те в голос.
- Судите его сами, товарищи! - опять к бывшим арестантам обратился Михаил. - Вы лучше нас знаете его преступления и меру наказания.
- Одного расстрела этому гаду мало! - ответил один из парней.
- И повесить его мало, - отворачиваясь, процедил второй. - Мучить его надо столько, сколько он мучил людей.
- Мы народные мстители, - сказал Михаил. - Но мы не фашисты - мучить не умеем. Повесить его вот на этом дубе!
- Товарищ командир, а нам можно уйти домой? - вдруг взмолился один из освобожденных.
- А не боитесь, что новая полиция вас опять поймает?
- Нам придется забрать своих родных и еще до восхода солнца бежать в лес, - ответил второй. - Нас взяли в кузне за ремонтом автомата.
- Ну что ж, если хватит сил, добирайтесь домой. - Михаил еще раз каждому пожал руку и подошел к писарю. - А приговор приведете в исполнение вы, господин писарь!
- Я не м-могу. Я только писарь. Я тоже не фашист.