Содержание:
К ФРОНТУ 1
1. ШПАНА 1
2. СТАРШИНСТВО 1
3. ПРОШЛОЕ 3
4. У ЦЕЛИ 4
В ОГНЕ 7
1. ПЕРВОЕ ДЕЛО 7
2. В РАЗЪЕЗДЕ 7
3. ЗА ГРИШУ 8
4. ПРЕДАТЕЛЬСТВО 9
5. НОЧЬЮ 10
6. ИСПЫТАНИЕ 11
ПОСЛЕ ФРОНТОВ 13
1. ПЕРЕДЫШКА 13
2. ВСТРЕЧА С ВРАГОМ 14
3. НА УЧЕБУ 16
Взвод
К ФРОНТУ
1. ШПАНА
Тишину улиц вспугнул стук копыт. Въехавшие остановились на площади, у церкви. Старший внимательно оглядел единственную длинную улицу села и отдал приказание окружавшим его всадникам. Те быстро разъехались вдоль улицы, а старший проехал шагом к окраине села.
В селе от избы к избе забегали конные и пешие. Захлебываясь, лаяли во дворах собаки, высыпала на улицу детвора.
- Пыли-то сколько гонит за собой бригада. Ох, чорт, жара, - сказал, остановив лошадь на окраине села, старший квартирьер бригады.
- Да, такая уж украинская жара да пыль. Дён через двадцать дышать будет нечем. Пекло, - отозвался красноармеец.
Из ползущего по селу облака пыли выделились силуэты всадников, донеслись звуки оркестра.
- Комбриг наш сегодня сердитый страсть, - пробасил старший квартирьер.
- А што так?
- Да все из-за шпаны проклятущей. Вот набрали их из Ростова да по дороге, а теперь хоть караул кричи. Толку никакого, а неприятностей по горло. Вчера опять двое растерли лошадям холки, а один стащил у хозяйки полотенце да кусок мыла. Ну, хозяйка, известное дело, пожалилась комбригу. Вот теперь он и едет темней тучи, - ответил старший.
- Начнутся бои, что будем делать со шпаной? Пользы ни на грош, а мороки не оберешься, - мотнул головой красноармеец. - Отправить их надо в тыл, нехай домой идут, как знают, - добавил он.
- Да куда им итти-то? Под одну гребенку всех не пострижешь. Там есть ребята подходящие. Есть у кого отцов белые постреляли в шахтах. Нельзя выбросить-то, - в раздумье проговорил старший. - Поеду доложу комдиву, как разместил бригаду, - скороговоркой бросил он и, поправив кубанку, поскакал к ехавшему впереди бригады всаднику.
- Первый полк размещается налево вдоль улицы, а второй - направо. Занимать халупы под ряд. Наряд в патрули второго полка. Лошадям спины осмотреть. Ординарцев для связи в штаббриг прислать. Штаб у церкви в центре села, - передавал приказ командирам полков встречавший их по улице адъютант штаба бригады.
Пятидесятикилометровый марш, пекло не в меру для весны щедрого солнца, пролезшая во все поры кожи пыль остались позади.
Кони, почувствовав в облегченном вздохе всадников, в отпущенных подпругах седел близость отдыха, заржали, заторопились. В свежем предвечернем воздухе четок каждый звук, скрип открываемых ворот, лай собак, запрятавшихся под избы, и крики: "ну, стой, стой, корежат тебя черти, ну…", плеск воды у колодцев, смех и фырканье умывавшихся бойцов. Бригада расположилась на ночлег и дневку после утомительного перехода.
Май пригоршнями разбросал цветы. Свежая зелень трав, угловатые ветви яблонь и белая дымка вишен говорили об отдыхе и прохладе.
Усталь похода как рукой сняло. Одиночками и группами высыпали из дворов на улицу бойцы. Кое-где заговорили наперебой "трехрядки". Не торопясь, шел вечер.
- Товарищ Нагорный, сил больше нет. Разреши это дело прикончить как-нибудь.
Говоривший стоял у стола на крыльце лучшего дома села. За столом сидел, что-то отмечая на карте, командир бригады Нагорный.
Нагорный поднял глаза от карты.
- Ну, что ты от меня хочешь? Не я ли еще в Ростове говорил всем вам, что я против собирания мальчишек в полки, что нам нужны бойцы, а не сосунки. А вы в один голос: "Куда им деваться мы за ними будем смотреть, мы… мы…" Ну вас к чертям. Возитесь теперь. Я решил плюнуть на это дело. Поважнее работа предстоит…
Нагорный снова уткнулся в карту и закричал:
- А бросать их, как щенят, я вам не позволю. За каждого ответите. У тебя в полку двенадцать да во втором шестнадцать. - Повернувшись к сидевшему сзади адъютанту он отчеканил: - Приказ напиши, что за каждого ответите. У тебя в полку двенадцать, да во вто-миссары полков. Точка.
Плавин помялся несколько минут, потом с досадой напялил на затылок кубанку и пошел от крыльца. Громкий окрик Нагорного остановил его.
- Стой! Чего это ты сразу надулся? Давай-ка подумаем. Знаешь, что мне в голову пришло? Что если взять их всех во взвод да и собрать при мне? А?
Плавин не понял и, недоумевая, переспросил:
- Как при тебе?
- Очень просто. Охрана штаба бригады и неприкосновенности личности командира ее. - Он раскатисто захохотал. - А? Вот тут мы их взнуздаем. Петренке поручу заниматься с ними политикой, да и сам буду. Ребята будут довольны - как же, "личная охрана", ответственность - и будут на глазах у меня. Ну, что вы скажете? - спрашивал командир бригады, поворачиваясь то к Плавину, то к Петренке.
Плавин смотрел с минуту на командира, будто не понимая, потом радостно засмеялся и с размаху хлопнул ладонью по столу.
- Вот это да! Золотая у тебя голова, Нагорный. Здорово придумано, В полках-то они без надзора: где своруют, где стащут, да еще матом приправят. А здесь чего лучше. Гляди только, как бы всамдельнишний взвод не получился. - Последние слова он произнес, иронически улыбаясь. Нагорного задела насмешка.
- Брось ехидничать. Стыдно будет, голуба, если у меня получится, а у вас-то не получилось. Петренко, - повернулся он к адъютанту, - приказ чтобы был готов через десять минут. Собрать всех ребят завтра в штаб.
Прощаясь с Нагорным, Плавин спросил:
- Так что, товарищ комбриг, с завтрашнего для разрешите к штабу пост не ставить, так как у вас "личная охрана"?
Нагорный хлопнул по плечу командира полка.
- Смейся, смейся. А я потом посмеюсь. Кричали: "мы… мы…", а сами в кусты.
Ночь. Угомонилась улица. Улеглась беспокойная пыль. Досталось ей за день. Потоптали ее приехавшие гости, что разметались теперь в молодом крепком сне по хатам, сеновалам, клуням и повозкам. Тихо…
Изредка проедет патруль, окрикнет неугомонного коня дневальный, да тявкнет дворняжка, осипшая от встречи постояльцев.
2. СТАРШИНСТВО
- Играй подъем, - зевая и потягиваясь, расталкивал спящего трубача дежурный по полку.
- Да вставай, чертушка. Как крот, глаз не продерет от сна. Давай труби, чтоб в ушах полопалось. И так опоздали. Почесывая грудь, трубач вышел на крыльцо.
Тра-та-тат-ра-тара, - вздохнула медная труба.
- Что спишь-то? Какой к дьяволу это сигнал? Курам на смех. Играй, как полагается, - ворчал дежурный.
Теперь звучней и ладней пропела труба. Трубач сыграл в обе стороны улицы по два раза. Звуки пробежали от дома к дому и потерялись где-то на окраинах села.
Трубачу сначала ответили лаем собаки, кое-где загорланили петухи, а потом из конца в конец села заговорили сигналы эскадронных трубачей.
Солнце встало во весь рост. Высохла роса на зелени. Село проснулось хлопаньем дверей, скрипом и визгом открываемых ворот. Начался день. Во дворах сотни рассыпали:
- Но, но… сатана, вывалялась, шкура…
- Прийми, ну…
- Осади, Милашка…
Соломенные жгуты, щетки и скребницы заходили по спинам лошадей.
Через полчаса после подъема ржание и фырканье лошадей, окрики и смех людей разбудили сон узенькой речушки. Лошадей повели на водопой. Ординарцы, хваставшие, что они раньше самого комбрига знают все канцелярские секреты, принесли на речку слух о каком-то особенном приказе, полученном из штаба. Часа полтора гуляли догадки по полкам. Одна нелепее другой.
После обеда по эскадронам объявили о сборе в штаб бригады всей молодежи, не достигшей восемнадцати лет.
"При штабе бригады будет взвод личной охраны для особых поручений", - читали в приказе.
- Выдумали тоже - личной охраны… особых поручений. Они тебя охранят, на ходу подметки режут, - смеялись старые бойцы.
Были и такие разговоры:
- Чего мальчишек мучат? Тут они с нами не пропадут, да и помощь от них кое-какая есть: лошадей, глядишь, почистят, снаряжение уберут, сбегают, куда пошлют. Зря забирают их из полков.
Неохотно собирались и сами ребята. В полку одиночками они не бросались в глаза. Можно было и полентяйничать без наказания и нашкодить.
- Там в штабе замучают посылками да нарядами, - ворчала "шпана".
Что ни говорили, как ни оттягивали час разлуки с эскадронами и полками, а приказ командира бригады надо было выполнять.
Часов в шесть вечера перед штабом бригады собралось двадцать восемь юнцов. Подъехали к штабу с двух сторон и построились в две шеренги. Солидно покрикивали на коней, басили и сплевывали - чем не заправские взрослые бойцы?
Из окна поповского дома, что рядом со штабом, выглянуло сморщенное лицо старухи-попадьи.
Кто-то из ребят заметил старуху.
- Глянь, ребята, какая кикимора смотр нам делает. Старорежимный генерал, - захохотал он.
Забыв о солидности, кричали и хохотали:
- Дай ей нюхательного…
- Соли на хвост…
- С лысой горы…
В крике и хохоте не заметили, как на крыльцо штаба вышли командир и комиссар бригады.
- Что я тебе говорил? Вот, посмотри на молодцов. Не собрали бы теперь, так пришлось бы разогнать через неделю, - недовольно проговорил Нагорный.
Военком передернул плечами:
- Верно, Игнат Митрофанович. Я теперь и сам вижу, что правильно сделали. Но работку себе задали большую, помяни мое слово, большую.
Из шеренг кто-то заметил вышедших.
- Командир… военком… - пробежал шопот, - ш-ш-ш-а… тсс… тсс…
Крики и говор моментально оборвались.
Шеренги быстро подравнялись и выжидающе глядели на стоящих у входа в штаб.
Командир бригады спустился с крыльца и сделал несколько шагов к середине первой шеренги. За ним прошел и военком.
Всадники провожали глазами идущих.
Из окон штаба выглянули любопытные физиономии штабных писарей и связных ординарцев.
Нагорный внимательно ощупывал серыми глазами стоящих перед ним. Взгляд его заставил каждого оглядеться, одернуться.
Многие вспомнили, что сегодня утром плохо почистили лошадей, не оттерли ржавчину на стременах. Десяток рук в шеренгах невольно пробежал по поясам гимнастерок, по гривам лошадей.
- Подпруга перекручена, натрешь, - указал комбриг одному из передней шеренги.
- Ковка никуда. Копыто погубишь, - сказал другому.
- Почему ствол винтовки тряпками заткнул? А потом разорвет при стрельбе, если в горячке забудешь вынуть тряпку, - обратился к стоявшему в центре.
- А сколько дней лошадь не чистил? - крикнул он левофланговому курносому мальчугану с округлым веснущатым лицом.
Еще раз внимательно осмотров шеренгу, командир бригады сказал:
- Вот что, хлопцы, из вас может быть толк, а может получится банда. Все зависнет от того, как вы себя будете вести. Мы с военкомом решили собрать всех вас при себе, чтобы взяться за приведение вас в надлежащий красноармейский вид.
В эскадронах вы порядком натворили чудес, побезобразничали вволю. А среди вас на ряду с хулиганами есть очень сознательные ребята, которые понимают, какое огромное дело делают они вместе со своими отцами, братьями и старшими товарищами. Многие из вас пошли сюда, чтобы драться с белогвардейской сволочью, с тем, кто в шахтах, рудниках Горловки, Юзовки и в других, расстрелял ваших отцов. Вот эти сознательные ребята и должны помочь нам вырастить из вас настоящих бойцов Красной армии.
За ним выступил комиссар:
- Молодежь! Сыны шахтеров, дети пролетариата! - выкрикнул он. - Вы так себя вели в полках, что мы думали вас совсем отправить из бригады. Словом, позорили и полки и бригаду, позорили всю нашу Красную армию. Вот завелись несколько стервецов, словом, сволочи несознательные, и напакостили всем. Кому напакостили? Рабочему классу, своим отцам и братьям. Что было вчера на походе? - Комиссар вытер выступивший на лбу пот и оглядел шеренги. - А вот что было, - продолжал он, бросив на землю потухшую "козью ножку", - взяли да заехали на хутор, стащили кринку с молоком. Кто - неизвестно, но молодые ребята, как доказывала баба, у которой стащили. Ну, ты выпей, подлец, молоко, а зачем воровать? Зачем? Чтобы потом мужик говорил: прошла Красная армия Буденного и грабиловку устроила? Так, что ли?
А сегодня ночью, что наделали? Весь погреб разорили. Утащили на грош, а шкоды сделали на сто целковых. Утром прибежала баба, кричит: "Куру украли!" Что же это такое происходит? Я вас спрашиваю? - комиссар кричал, размахивая руками с пудовыми кулачищами.
Из шеренг на говорившего, не мигая, смотрели двадцать восемь пар глаз.
"Забрал ребят в руки, молодец", - подумал командир бригады, глядя на ребят и раскрасневшегося оратора.
- Железной метлой гнать из рядов наших таких мерзавцев. Продают шкуры пролетарскую революцию. Нож в спину рабочему классу загоняют.
Долго говорил комиссар. Рубил словами наотмашь. Захватил и закружил притихшие шеренги.
Комиссар закончил выступление призывом создать из собравшихся образцовый взвод.
Комиссар бригады, выждав минуты две после "ура", скомандовал:
- Особый взвод во двор штаба, справа рядами, шагом марш.
Четырнадцать пар втянулись во двор и слезли с лошадей. Растерянно топтались, не зная, что делать, куда себя деть.
- Что же, как бараны, на новые ворота смотрите? - обратился к группе старший по годам, крепкий подросток в кожаной куртке и слегка сдвинутой на затылок кубанке.
- Слышали, что говорилось? Доигрались. Побарахолили, ну, а теперь - отец дьякон деньги на кон. Амба. Получай по заслугам.
Наперебой заговорило несколько человек.
- Это видно будет…
- Давай, расседлывай…
- Разводи коней. Чего, сгрудились?..
Из ближайшей к говорившему в кожаной куртке группы кто-то крикнул:
- Гришин! Командуй, кому куда…
Поддержали еще несколько человек:
- Ну, давай, давай, Гришин.
Гришин выжидал чего-то, посматривал на группу ребят, стоявших у забора и сарая.
Они столпились около приземистого парня с залихватским рыжим чубом, с глазами на выкате. Дружно гаркнули сторонники рыжего:
- Ваську Сыча за старшего… Какой такой Гришин?.. Не знаем. Сыча… Ваську Сыча…
Гришин и Сыч стояли друг от друга в тридцати-сорока шагах.
Сначала делали вид, что крики их не касаются. Потом медленно и одновременно посмотрели друг на друга. У Гришина в глазах спокойствие и уверенность, у Сыча - нескрываемая вражда.
За Гришина кричали две трети взвода, но сычевская компания работала каждый за пятерых и имела в этом гаме определенный перевес.
- Гри-и-шина…
- Сы-ы-ча…
- Гри…
- Сыча, Сыча…
Знакомый голос разогнал крик:
- Что случилось, чего кричите?
В воротах стоял комбриг.
Все моментально замолчали. Никто не отвечал комбригу.
Он перевел глаза от сычевской группы на окруживших Гришина.
- Ну, в чем же дело?.
- Вот тут спор пошел, кому быть за старшего, - смело выпалил кто-то из ребят.
Командир бригады улыбнулся.
- Бот в чем дело-то. Старшего кулаками хотели выбирать. Так, так. Ну, говорите, какие у вас кандидаты?
Закричали все сразу.
- Гришин…
- Сыч…
- Гришин…
- Сыч, Сыч…
Командир бригады не нуждался в показе конкурентов.
За кандидатов говорили расположение групп, кольцом охвативших своих избранников, да и петушиный вид обоих.
Однако он приказал.
- Гришин и Сыч, вперед ко мне шагом марш.
Оба вызванные вышли и остановились перед командиром бригады.
- Каждый из вас расскажет, кто он, откуда, как попал в часть, что делал до сих пор в эскадроне, а мы послушаем.
Ребята с двух сторон подвинулись еще ближе. Все притихли и настороженно ждали.
Гришин и Сыч молчали. Командир бригады обратился к Сычу:
- Начинай ты первый.
Сыч буркнул?
- Почему я первый? Пускай он говорит, - и мотнул головой в сторону Гришина.
Командир бригады твердо отчеканил:
- Нет, говори ты первый, а потом скажет Гришин.
Сыч что-то пробурчал под нос, потоптался на месте и нехотя сказал.
- Отца и матерь не помню. Они померли, я маленьким был. Меня взяла тетка к себе. Она ходила поденно работать - белье стирала…
Из группы сторонников Гришина раздались голоса.
- Чего же ты заливаешь? Тетка-то торговкой была… купчиха, что ли?
Сыч съежился, поглядел исподлобья на ребят, продолжал:
- Купчиха, - передразнил он, - когда работы нет, так торговала спичками. Когда пришли красные, я пошел в эскадрон. Вот и все, - похлопывая по сапогам плеткой, закончил Сыч.
Кругом молчали. Ничего не сказал, пристально посмотрев на Сыча, и командир бригады.
- Говори теперь ты, Гришин, - обратился он ко второму кандидату.
- Я из шахтеров. Шахтерами были и дедушка, и отец, да и до них еще их родители. В Горловке всегда работали, я там и родился. В одиннадцать лет пошел о отцом в шахту. Начал саночником, а в прошлом году, перед тем как итти сюда, ходил в забой. Отца белые убили. Мать померла, а дом сожгли. Когда пришли наши, я ушел к буденновцам. Все время во втором полку, в третьем эскадроне. Я окончил, товарищ комбриг, - сказал Гришин, высоко закинув голову и глядя, на командира бригады широко раскрытыми глазами.
- А чего же ты не скажешь, как взводного от смерти спас? - крикнул чей-то голос.
- Давай рассказывай, чего же ты?
Гришин взглянул на командира бригады. В глазах этого большого, крепкого, как дуб, человека, мелькала улыбка. Комбриг кивнул Гришину головой.
- Тут ничего особенного и не было, - начал Гришин. - Ходил наш эскадрон в атаку. Мне взводный приказал около себя держаться, говорил, как бы тебя не прикокнули белые. Я и держался. Взводного хотел срубить один офицер белый. Я был сбоку. Ну, и ударил его шашкой по руке. Больше ничего и не было, - краснея, смолк Гришин.
- Чего ж ты про комсомол, не говоришь? - кричали Гришины сторонники. - Ты ж комсомолец.
- Чего ж говорить, это все и так знают.
Нагорный, казалось, не слушал Гришина. Глаза его были сужены задумчивостью. Вдруг он поднял их на мальчика и, шумно вздохнув, произнес: