20
Пока Кето, Марья Андреевна и Стася добирались до Волковыска, совсем стемнело.
Старый, местечкового вида городок чуть проступал сквозь пыльный сумрак. Здесь и до войны кривые, плохо замощенные улицы не изобиловали, светом, а теперь, когда не горело ни одной электрической лампочки, городок казался особенно мрачным. Женщины направились разыскивать почту.
- Мы должны позвонить Петеньке, - твердила Марья Андреевна. - Петенька нам все расскажет и посоветует, что делать.
Не менее получаса плутали они по запруженным войсками улицам, разыскивая главный почтамт. Возле большого двухэтажного дома сплошными рядами стояли орудия и танки, толпились красноармейцы.
Внутри почтамта было темно. Кето, Марья Андреевна и Стася еле протиснулись через груды мешков, свертков и ящиков, загромоздивших вестибюль, отыскали вход в главный зал.
Здесь горела единственная лампа, было неуютно. Несколько служащих торопливо перекладывали и выносили почтовое имущество. Вороха писем и бланков шуршали под ногами, как сухие сметенные листья.
Марья Андреевна первая обратилась к рыжему длинноносому почтовику с вопросом, можно ли позвонить в Н., и тот, словно удивившись, что увидел женщин на почте в такое неподходящее время, закричал гневным, скрипучим голосом:
- Какой телефон? Какая связь? Никакой связи с Н. нету! Вы, может быть, еще хотите телеграмму-молнию послать? Разве не видите - город эвакуируется?
Другой - помоложе, полный, круглолицый - окинул Кето более приветливым взглядом.
- Ничего вы сейчас не добьетесь, дамочки… Уже почти все учреждения и жители выехали. Мой совет вам: садитесь на какую-нибудь проходящую машину и катите на Барановичи. Вам тут делать нечего.
- Откуда вы знаете, что нам тут делать нечего? - почему-то сразу проникаясь недоверием к почтовикам, спросила Кето.
В разговор вмешалась Марья Андреевна. Важно выступив вперед, она сказала:
- Я жена начальника Н-ской почты. Где наш начальник? Позовите его сюда.
Рыжий удивленно уставился на Марью Андреевну. Почтовики словно теперь только, при желтом коптящем огоньке лампы, разглядели лица женщин и, заметив, что обе они молоды и хороши собой, сразу смягчились.
- Начальника нет. Он только что эвакуировался в Слоним, - более вежливо ответил рыжий почтовик. - Почта уже не работает, и мы тоже сворачиваемся и уезжаем.
- Значит, никакой связи с Н. нет? - требовательно и строго, точно сама была начальником всех почт, осведомилась Марья Андреевна.
- Так точно, нет, - почтительно ответил почтовик. - Я говорю про нашу гражданскую связь, а насчет военной - не берусь судить. Тут штаб какой-то стоит. У них, наверное, есть. Присядьте, пожалуйста, - любезно предложил рыжий и, придвинув какие-то тюки, кивнул Кето: - Прошу… Так это вы жена Петра Григорьевича Плотникова? - обратился он к Марье Андреевне.
- А разве вы знаете мужа?
- Заглазно знаю, заглазно, - сказал рыжий, ощупывая глазами дородную фигуру Марьи Андреевны. - Как жаль, что вы попали к нам в такое нехорошее время и мы не можем что-нибудь вам предложить…
- Благодарю вас, - сидя на мешке, сухо ответила Марья Андреевна.
Кето рассеянно прислушивалась к разговору. Глаза ее слипались от усталости. Ей уже никуда не хотелось идти, ноги и руки не повиновались, голова гудела… Хотелось лечь тут же на почтовых мешках и заснуть, чтобы ничего не видеть и не слышать. Стася так и сделала: она склонилась на тюк и, подложив под голову котомку, тихонько всхрапывала…
За окном катилось что-то тяжелое, от чего дрожал пол и звенели стекла.
- Я предлагаю вам, мадам Плотникова, и вашей попутчице ехать на нашей почтовой машине до Слонима, - услышала Кето голос почтовика. - Оставаться здесь не имеет смысла. Ваш муж уже в Слониме, в этом я уверен.
До полусонного сознания Кето не сразу дошли эти слова. "Куда ехать? Зачем ехать? Неужели опять эти ужасные дороги? Надо же выяснить, где Алеша".
В почтовый зал, запыхавшись, вошел мужчина в черной шинели и тяжелых сапогах, доложил сиплым басом:
- Готово. Трехтонка погружена. Можно ехать.
- Так вы едете? - вставая, спросил Марью Андреевну рыжий почтовик.
- Право, не знаю, - заколебалась Марья Андреевна. - Как вы думаете, Екатерина Георгиевна, не остаться ли нам до утра?
- Я никуда не поеду, - решительно заявила Кето.
- Как хотите, - пожал плечами почтовик. - Ничего вы не выясните…
- Едемте, - схватила Кето за руку Марья Андреевна. - Ведь наши могут быть в Слониме… И Петенька, и ваш тоже. Я уже решила. Очень удобный случай. А оттуда мы всегда можем вернуться…
Кето колебалась…
- Мы вас ждем, - нетерпеливо напомнил почтовик.
Кето разбудила Стаею. Они вышли на улицу. Лихорадочный озноб охватил Кето. Зубы ее стучали. Она крепче прижимала к груди Лешу, и ей казалось, живительные струи тепла вливаются в ее сердце…
Глухой шум попрежнему заполнял улицы, движение усилилось. Голубой беспокойный луч шарил по небу. На западе все еще мигали таинственные сполохи.
Стася взяла у Кето ребенка. Какие-то мужчины помогли им взобраться на грузовик, доверху наполненный имуществом и багажом почты. Кето повалилась между двумя жесткими, набитыми чем-то твердым мешками.
Грузовик взревел и, покачиваясь, медленно пополз между темных домов, повозок и орудий. Согбенные тени двигались по сторонам. Прожекторы продолжали ощупывать небо.
Вскоре город остался позади. Повеяло прохладным ветерком, запахло лесом. Кето стало холодно. Она сжалась, стараясь поглубже зарыться между мешками.
Вдруг грузовик остановился. Кето очнулась, увидела над собой ночное небо… Она подняла голову, осмотрелась. Аспидно-черный лес стоял по обеим сторонам дороги. Странный ритмичный шум, похожий на мерные вздохи людей, раскачивающих огромную тяжесть перед тем, как сдвинуть и взять ее с места, донесся до слуха Кето.
Она долго всматривалась в темноту и наконец увидела колонны войск. Они шли ровным, не учащающимся шагом, катились, как волны большого прибоя. Кето ощутила крепкий, ядреный запах солдатского пота, услышала глухое позвякивание котелков, оружия, скрип колес…
Войска шли на восток. Они отступали…
21
Кето, Стася и Марья Андреевна ехали всю ночь до восхода солнца. Трехтонный грузовик раскачивался на ухабах. Иногда он останавливался мгновенно, будто натыкался на стену. Тогда Кето слышала уже знакомый беспорядочный топот многих ног, сиплые мужские голоса, кашель, урчанье автомобилей.
- Свет! Свет! Потуши фары, анафемская душа! - кричал кто-то.
Войска двигались сплошным потоком.
Кето почти не спала. То озноб начинал трясти ее, то Леша плакал, и жалобный писк его в шуме мотора и встречного ветра звучал слабо, как мяуканье котенка. Болела грудь… Иногда Кето просила Стаею дать ей ребенка, лежала, стиснув зубы, чувствуя, как он бессильно затихает у ее груди.
Под утро она забылась. Резкий толчок разбудил ее. Ей показалось, что грузовик валится набок. Она порывисто привстала, испуганно вскрикнув.
Рядом, под тенью густых матово-зеленых кленов, стояли санитарные машины. В них прямо на сене лежали раненые. Раскрыв бледные губы, на Кето удивленно смотрел молоденький боец с грязным ссохшимся бинтом на голове и желтым, как у лихорадочного больного, лицом.
"Значит, все, что было вчера, - правда", - с тоской подумала Кето.
Стася, пристроившись тут же, на мешках, кормила Лешу из рожка. Рыжий почтовик и Марья Андреевна, сидя возле грузовика на траве, разговаривали. На лице почтовика было то уже знакомое Кето выражение, какое бывает у мужчин, когда они видят перед собой нравящуюся им женщину. Это выражение и то, что Марья Андреевна могла говорить о каких-то пустяках и улыбаться мужчине, удивило и сначала неприятно поразило Кето. И в то же время мысль, что, несмотря ни на что, в мире существуют самые обыкновенные вещи и можно думать о чем-то другом, была приятна ей.
Марья Андреевна расчесывала свои отливающие золотом волосы, и глаза ее спокойно светились. Вот она достала из баульчика зеркальце, пудреницу и стала пудрить и прихорашивать свое обожженное солнцем милое лицо, кончиками пальцев трогала длинные темные ресницы.
Молоденький боец с детским любопытством следил за ней, повидимому, совсем забыв в эту минуту о том, что произошло с ним накануне, и о своей ране, обвязанной окровавленным бинтом.
- Марья Андреевна, куда мы приехали? - спросила Кето.
- Екатерина Георгиевна! Милочка моя! - весело вскрикнула Марья Андреевна. - Мы уже почти в Слониме. Слезайте на травку. Тут очень хорошо. Эй вы, мужчины! Помогите же даме слезть с машины!
Рыжий почтовик кинулся помогать Кето, но она отстранила его, сама слезла с грузовика, взяла ребенка, отвернувшись, вынула грудь. Сосок был сух… У нее пропало молоко…
На улицах Слонима беженцы шли и ехали более спокойно, чем в Волковыске. И небо было тихое и чистое. Не видно было и разрушенных домов.
- Я уверена, что мужья наши здесь, - щебетала Марья Андреевна, когда они пошли разыскивать сначала почту, потом городской совет. - Не может быть, чтобы Петенька поехал без меня дальше. Ведь здесь и бомбежки не было. Вот увидите, они, трусишки этакие, здесь где-нибудь прячутся…
И она засмеялась своим грудным приятным смехом.
Но и на почте и в городском совете никто ничего не знал ни о начальнике почты Плотникове, ни об инженере Волгине. Так же, как и в Волковыске, не было телефонной связи с Н. Телефонная линия была исправна только до промежуточной станции, - дальше будто глухая стена разделила мир надвое.
После того как дежурный городского исполкома посоветовал Кето и Марье Андреевне добираться до Барановичей, а оттуда поездом ехать на Минск, настроение женщин опять упало. Они ходили по улицам, всматриваясь в лица, надеясь отыскать среди беженцев знакомых.
Они побывали всюду: на вокзале, где неутомимая и энергичная Марья Андреевна прошлась вдоль нескольких эшелонов, выкликая фамилии мужа и своих знакомых; сходили в единственную в городе гостиницу, даже заглянули в пустующее кино и городской ресторанчик, превращенный в питательный пункт.
Переночевав в одном из обывательских домиков, Кето и Марья Андреевна снова вышли утром на поиски. Утомившись, они присели на скамейке в чахлом, заполненном беженцами скверике. Вдруг Кето вскочила, закричала:
- Иван Егорович! Иван Егорович!
Проходивший мимо высокий сутулый мужчина с рюкзаком за плечами и длинной суковатой палкой нерешительно обернулся.
С минуту он блуждал рассеянным взглядом по скверику, все еще не видя Кето, которая уже бежала к нему, спотыкаясь и расставив руки. Но вот он увидел и сам быстро пошел ей навстречу.
- Екатерина Георгиевна… Да неужели это вы? - устало моргая слезящимися красными глазами, пробормотал Самсонов. - Какими судьбами? Очень рад… Очень рад…
- Откуда вы? Давно вы здесь? - задыхаясь, спросила Кето.
- Оттуда же, откуда и вы. Мчусь на "перекладных" день и ночь… Как видите, вырвался из когтей дракона…
В своем когда-то белом, теперь совсем сером от пыли кителе, с мазутными пятнами на рукавах, в форменной помятой фуражке с полотняным верхом Самсонов выглядел особенно угрюмым. Почерневшее от усталости, словно закопченное, морщинистое лицо его с мясистым носом и болезненными мешками под беспокойно-сердитыми глазами, обросло клочковатой, слипшейся от пыли щетиной. Там, в Н., в дни мирной жизни, Кето недолюбливала Самсонова за его замкнутость и надменную насмешливость, а теперь у нее даже потемнело в глазах от радости при мысли, что она может узнать о судьбе Алексея.
- Говорите, где Алеша? Скорей… - нетерпеливо трясла она костлявые руки Самсонова.
- Екатерина Георгиевна… позвольте немного опомниться. Я еще не уверен, что вижу вас… - Самсонов потер ладонями глаза. - Боже мой, как вы изменились! Ни за что не узнал бы вас в этом одеянии!
- Скажите одно слово: жив он или нет? - спросила Кето.
- Жив. Мы виделись с ним в последний раз в четыре часа дня в воскресенье…
Кето прикрыла глаза дрожащими маленькими руками.
- Вы мне все расскажите… Все-все… Идемте, идемте, - потянула она его за руку туда, где сидели Марья Андреевна и Стася.
Самсонов слегка поклонился Марье Андреевне, снял с плеч рюкзак, положил на траву суковатую палку. Марья Андреевна с изумлением разглядывала его.
"Муж?.. Ваш Алеша?" - спрашивал ее взгляд. Она разочарованно вздохнула, когда Кето представила ей Самсонова.
Самсонов торопливо рассказал обо всем, что произошло у моста.
- Так было нужно, - нахмурился он. - Мы получили приказ из Москвы… В самую последнюю минуту. Немцы уже были в двух километрах, когда мы заложили взрывчатку. Нам повезло. Они не ожидали, что мост будет взорван перед самым их носом, и опоздали… Алексей Прохорович выскочил из кольца первым, я - вторым… Со мной ушло семь человек из бригады Шматкова. Вон они отдыхают под деревцем. Вот только Шматкову не повезло. Кажется, он не успел уйти…
- Он погиб? - спросила Кето, припомнив, как много Алексей говорил о Шматкове.
- Да… Если он не погиб при взрыве, то его убили автоматчики.
Самсонов вынул из кармана пачку махорки, оторвал от свернутого вчетверо газетного листа клочок, стал вертеть цыгарку.
Он говорил глухим, отрывистым басом, и лицо его судорожно подергивалось.
- Алексей Прохорович от моста уехал в Н. - вот и все, что я могу сказать, - закончил он и, смяв окурок, ткнул его в землю. - Вас, конечно, интересует положение на фронте, - немного погодя заговорил он. - Могу кое-что сказать. Вы, конечно, думаете - все, что творится над нашими головами, и то, как эти звери убивают на дорогах беззащитных людей, - это и есть фронт?.. И наши войска так легко уступают дорогу врагу? Ошибаетесь, Екатерина Георгиевна… Не глядите на события глазами напуганных бомбами жителей. Фронт - там… - Самсонов показал на запад. - Мы его не можем видеть, но он уже протянулся от Балтийского моря до Черного… И каждый шаг не дешево обходится этим мерзавцам… Не всюду мы отступаем, не всюду, - возбужденно повторил Самсонов, и его возбуждение передалось женщинам, и лица их просветлели… - Не надо падать духом. Конечно, самого опытного борца можно сначала свалить предательским неожиданным ударом. Гитлер нанес такой удар… Историки будут изучать этот небывалый акт вероломства.
Самсонов стал натягивать на плечи лямки рюкзака.
- Привал кончился, - сказал он и посмотрел на небо. - Драконы должны скоро прилететь сюда. Я слышу: они летят где-то стороной.
- Вы поедете дальше? - спросила Кето.
- Да, я еду. Надо же работать. Поеду в Днепропетровск. Это мой родной город. К тому же я везу с собой семь дюжих молодцов - чудо-богатырей. Я их выхватил горяченькими, как каштаны, из огня. Они еще могут пригодиться мне и Алексею Прохоровичу. А куда намерены ехать вы?
- Я еще не решила, - вздохнув, ответила Кето. - Может быть, удастся встретить Алешу…
- Вряд ли вы найдете его в этой суматохе. Мой вам совет: ехать дальше.
- Куда?
- Ну, в Ростов… Если не ошибаюсь, там ваши родственники. Оставаться здесь одной с грудным ребенком - безумие. Да я просто не позволю вам. Если уж я встретил вас, то никогда не оставлю. Присоединяйтесь к моему каравану и едемте в Барановичи, а оттуда на Москву, на Киев - куда хотите. И вашей попутчице предлагаю то же самое…
- Да, я поеду, - согласилась Кето. По бледным, ввалившимся щекам ее катились слезы.
22
Подъезжая к Барановичам, Кето увидела в поле мужчин, женщин, подростков, роющих землю, согбенные спины, усталые загорелые липа, торопливые взмахи лопат.
Пестрая живая лента вытянулась громадным полукругом, огибая окраины города, переливалась на солнце всеми цветами.
Всюду были видны группы красноармейцев с утомленными, но бодрыми лицами. Вместе с жителями они рыли окопы, носили бревна и кирпичи. Там и сям торчали из окопов их тусклые запыленные каски, поблескивали на солнце тонкие жала штыков.
И в городе, во дворах и на улицах, люди торопливо рыли землю. Возле каждого дома копошился с лопатами, кирками и ломами народ. Даже дети носили в маленьких ведерочках и в старых солдатских котелках землю. При взгляде на них у Кето начинало пощипывать в горле.
Барановичи походили на военный лагерь. Базарная площадь была забита военными обозами, все двигалось, шумело грозно и тревожно.
На перекрестках кричали радиорепродукторы. Из Москвы передавались суровые марши. Диктор торжественным голосом рассказывал обо всем, что делалось на фронте, в тылу - на фабриках, заводах, в колхозах.
Кето услышала по радио слово "ненависть", и оно сразу же смутно взволновало ее, определило неясно бродившие чувства.
"Да, да, я тоже ненавижу их за все, что они сделали со мной за эти дни, за все, что я увидела там, на дорогах и улицах", - думала Кето, сидя на застрявшей на перекрестке между крестьянских возов телеге и прижимая к груди Лешу.
Кето жадно вслушивалась в голос диктора. За три дня скитаний она соскучилась по радио. Ей одинаково приятно было слышать и немногословный рассказ о героизме бойцов, в течение нескольких часов удерживавших какой-то населенный пункт до подхода главных сил, и о том, что в колхозе "Третья пятилетка", где-то на Кубани, колхозники начали косовицу, и что работницы какой-то швейной фабрики досрочно выполнили производственный план.
Страна жила и работала; за сообщениями радио чувствовались ее необъятность и сила. Миллионы людей были там, за спиной диктора, - они жили, дышали, волновались, не сидели сложа руки.
Самсонов привез свою группу эвакуированных на вокзал и там расплатился с подводчиками.
Громадный железнодорожный узел был забит воинскими эшелонами и пассажирскими поездами, ожидавшими отправления на Минск, Бобруйск, Гомель.
Немецкие самолеты несколько раз налетали на Барановичи, бомбили станцию, но разрушенные пути быстро чинились и движение поездов на восток не прерывалось.
Однако скопления беженцев были так огромны и опасность налетов была столь очевидна, что охрана не пропускала новые потоки беженцев на вокзал.
На привокзальной площади и в скверике с летней киноплощадкой, на платформах, у пакгаузов люди сидели в ожидании поезда так тесно, что ступить было негде. Тут же на площади, под деревцами, курились маленькие костры; женщины, склонившись над котелками, варили пищу, здесь же играли дети, лежали на разбросанных матрацах больные…
Кето и Марья Андреевна решили еще раз навести справки, купить на дорогу продуктов. Узнав, что поезд пойдет на Минск вечером, они, сговорившись с Самсоновым о встрече в привокзальном сквере, направились в город. День был знойный и душный. Нечаянно они забрели на эвакопункт, там им предложили сходить в баню и столовую.
Розовощекая девушка в сияющем белизной халате сказала Кето:
- У нас есть комната матери и ребенка, врачебная консультация, зайдите…
После дорожной грязи и пыли чистая светлая комната консультации растрогала Кето. Женщина-врач осмотрела Лешу, сказала:
- Вам придется побыть у нас хотя бы сутки. Ребенок пока здоров, но сильно истощен. В дороге он может заболеть.
- Я не могу оставаться, - вздохнула Кето.
Загрохотали зенитки. Мимо окон побежали люди. Женщина-врач не двинулась с места, что-то записывала.