Мы уже в городе, а дед все оглядывается и боится преследования…
Дедуха был счастлив: и не обокрали, и домой добрались, и через два дня получили свое кровельное железо.
Вернувшись в Москву, я отправил в ЦК КПСС - копию в Днепропетровский обком - письмо:
"Находясь несколько дней проездом в гор. Днепропетровске, я был очевидцем ряда безобразных явлений, о которых нельзя умолчать". В письме я перечислял, как колхозников, пострадавших от оккупации, обирают барыги при покупке дефицитных стройматериалов; на базаре средь бела дня у них открыто отбирают продукты прямо с прилавка, а милиция не вмешивается; в каких условиях люди отдыхают в "комнате ожидания" - и еще берут деньги за такой "комфорт". Заканчивал письмо так: "Наблюдая все это, хочется сказать о руководителях города словами Ленина: "Бесконечно далеки они от народа". И если без шума и громких комиссий они хоть на день спустятся в низы, окунутся в быт человека, то, может, вспомнят, что забота о трудящихся - их важнейшая обязанность".
Может, что-то изменится к лучшему в Днепропетровске и это поможет людям и моему славному деду?
Сентябрь - Начинаются занятия в Университете, но настроение неважное, что-то не получаю я удовлетворения от учебы. Не то чтобы "грызть гранит", а даже подступы к этому граниту не просматриваются. На лекциях все вскользь, все поверхностно.
Поэтому надейся только на то, чему научишься сам. Если же тебе этого не дано, то ищи другой путь в жизни.
Октябрь - После длительных размышлений решил не продолжать учебу в университете. Сдача зимней и весенней сессии забрала много сил и времени, особенно на ненужное. Для общего развития, может быть, и хорошо, но мне нужно только то, что помогает и развивает творчество. Годы летят, а я еще ничего не публиковал. Не готов еще технически и эмоционально завершить изложение своих мыслей на бумаге. Может быть, в армии от меня было бы больше толку?11
Принял решение с 1 ноября работать систематически, ежедневно, без выходных, по 8 часов (240 часов в месяц). Остальное время - отдых, чтение, кино.
Ноябрь - Работал как никогда продуктивно. Много творческих задумок, особенно хороши озарения для повести.
Декабрь - Заканчивается очередной год, который в целом был плодотворный. Много читал и учился. Закончил 1-й курс университета, который мало мне дал в постижении писательства. И конкретных творческих достижений пока нет.
Время идет, в течение года оно плотно было занято беганием по лекциям, подготовкой и сдачей экзаменов по предметам, которые мне никогда в творческой жизни не пригодятся; чтобы сосредоточиться на творчестве, времени просто не оставалось, работал урывками.
Решил зимнюю сессию не сдавать. Домашние и близкие мне люди - семейства Дмитриевых и Штеймана - коллективно давят на меня не бросать учебу в университете ради получения высшего образования. А так ли уж существенно для творчества высшее образование?12 Не уверен.
Чем больше знакомлюсь с литературой, тем больше осознаю: чтобы писать и решиться публиковать написанное, надо создавать что-то свое, оригинальное, а не переписывать десятки раз звучавшее.
И порядок ведения дневника надо изменить. Не к чему записывать повседневное и малоинтересное. Только значительное и нужное должно находить отражение, а если таковых не случится, то и не мучай себя.
1954 ГОД
14 февраля - Вечер в школе рабочей молодежи. Приехал рано, народу мало. Преподаватели встретили меня удивительно хорошо. Узнав, что я болею, засыпали советами. Понемногу собрался народ, в основном - незнакомые мне лица. Впрочем, есть и такие, кого знаю лишь в лицо, не более. Духота страшная, торжественную часть я не слушал и самодеятельность не смотрел, стоял на лестнице у открытого окна и дышал свежим воздухом. После самодеятельности начались танцы, я, конечно, не танцую и, поговорив с некоторыми, в нерадостном настроении ушел.
Август - Почти все лето провел под Рузой, практически не работал. Перечитал Бунина, вот у кого надо учиться всему - технике письма, образности языка и советам - "самое главное, нужно преодолеть в себе отвращение к листу чистой бумаги и писать каждый день, регулярно, не дожидаясь вдохновения, настроения и тому подобного…".
Пытаюсь, но больше "тому подобного", и с вдохновением совсем плохо.
Сентябрь - Съездил в Белоруссию. Поездка моя была утомительной, но привез много впечатлений. Исписал около 300 страниц13.
Ноябрь - Все реже обращаюсь к дневнику. Год неудачный, много и часто болел, месяцами не работал14.
Пытаюсь нащупать оптимальные условия для творчества. Что за наваждение? Неужели никаким режимом нельзя поставить себя в строгие рамки? Не верю. Можно! Нужна сила воли и настойчивость. С этой целью прочел несколько медицинских книг и сделал выписки.
1955 ГОД
Апрель - Еще в конце октября я решил уехать работать за город. Оказалось, дачу найти в предзимье сложно, дачные поселки уже пустовали. Всю зиму прожил в домике на территории летнего пионерлагеря без малого в 100 км от Москвы. От Загорска добираюсь в грязном и, как правило, забитом автобусе, и еще два километра надо идти от дороги по снегу к моей халупе. Кроме двух сторожей, по соседству никого нет. Отшельник на творческой работе!
Привез с собой чемодан бумаг: материалы, заготовки, наброски, написанные главы. Безвылазно сидел и работал, работал как никогда продуктивно: написал 8 глав повести и разработал сюжетную канву еще одной. За продуктами раз в неделю ездил в Загорск.
Июнь - Начал работать в Главиздате в качестве внештатного рецензента по изданиям и рукописям художественной литературы15. Полезная работа. Главное - это знакомство с современниками - о чем пишут и как?
1956 ГОД
Весна - Интенсивно работал в библиотеках и прочел много книжек о войне, разведке. Не впечатлен. В художественном отношении очень слабые.
МОИ РЕЦЕНЗИИ НА НЕКОТОРЫЕ КНИГИ
"Советский военный рассказ". Т. II. М.
В этом томе - рассказы периода Отечественной войны и послевоенные. Есть хорошие, но больше слабеньких. Много однообразных, удивительно похожих друг на друга. С некоторыми (а таких немало) я встречался, и не раз. В целом удовольствия получил мало, но для повести нужно - и читаешь. И опять-таки удивляешься однообразию коллизий, сюжетов и положений: очевидно, есть вещи, написанные на литературном фундаменте, под впечатлением прочитанного, а не увиденного и пережитого.
Краманс. "Записки прокурора". Рига, 1946.
Несколько рассказов, вернее, очерков, малохудожественных, из практики по делам арестованных, сотрудничавших с гитлеровцами в период оккупации. Чувствуется знание автором материала, и при всем при том вещь как литературное произведение малоценна.
В. Клембовский. "Тайные разведки" (военное шпионство). С.-Пб., 1911.
Автор, полковник Генштаба, по-видимому, считает свой труд чуть ли всеобъемлющим пособием по шпионажу и контрразведке. Однако книга слабая и разведка автору знакома, как мне кажется, из книг и по слухам. Много, излишне много заимствований, цитат и ссылок. И сделано очень примитивно: многое надергано из книжки французского капитана Р. Рюдеваля. Кстати, автор считает самыми подозрительными на шпионаж - евреев!
Вадим Кожевников. "Мера твердости". Сборник рассказов.
В этой книге я прочел два цикла рассказов: "Дорогами войны" и "Труженики фронта".
В рассказах Кожевникова много живых наблюдений, взятых из фронтового быта, из психологии участников войны. Характеры в основном неяркие и подчас просто примитивные. Нет глубоких обобщений. Почти во всем мелкая пахота. И героизм очень примитивный и малоправдоподобный. Почти для всех героев смерть является чуть ли не мечтой. А это фальшь: смелые люди не менее любят жизнь, чем все остальные.
Н. Шпанов. "Заговорщики".
Интересная по обилию материала книга написана явным бездарем. Как говорится - на грани графомании. Язык более чем посредственный, вялый, перегруженный затасканными публицистическими оборотами.
А пишет и - самое интересное - печатается.
"Убийства и убийцы".
Сборник, изданный кабинетом по изучению личности преступника. Содержит много интересного материала статистического характера и описаний конкретных случаев. Прочел с интересом, почерпнув кое-что для своей повести. Написана книга языком судебной медицины, много специальных терминов, понятных врачам, но не мне.
"Коммандос". Перевод с английского.
Книга о зарождении, организации и действиях английских десантных отрядов "коммандос". Прочел с интересом, однако, поскольку в книге описываются операции значительных отрядов и групп, для своей повести использовать ничего не смогу.
Г. Брянцев. "Следы на снегу".
Макулатурная и антихудожественная повестушка об иностранных агентах, их несообразных и малопонятных действиях. События развертываются после войны где-то в Якутии на руднике. Враги: какой-то "Гарри", видимо, американец, и два "бывших человека" из белоэмигрантов. Преследование на оленях, идиллические разведчики и другие непреложные атрибуты подобных произведений.
Александр Гончаров. "Наш корреспондент". Повесть.
Повесть о военных корреспондентах. Главный герой - сотрудник редакции армейской газеты, молодой журналист. Действие развертывается в р-не Туапсе и на Кубани ("Перевалы" и "Голубая линия").
Нужно отметить, что повесть читается с интересом, хотя художественные достоинства ее невелики, а местами, особенно к концу, встречается скороговорка. Автор хорошо знает работу армейской редакции в условиях фронта. И книга получилась специфичной, с широким и, надо сказать, умелым доходчивым показом деятельности фронтовых корреспондентов.
А вот там, где автор приплетает действия разведчиков в тылу у немцев (на Кубани и в Краснодаре), сразу начинается дурное сочинительство - литературщина. Разведку он не знает. И о неизвестном не надо писать.
Язык неплохой, но и не яркий. Однообразны синтаксические конструкции, и это стилистическая погрешность.
В. Михайлов. "Под чужим именем".
Книжка выгодно выделяется среди других из серии "Библиотека военных приключений". Чувствуется знание автором описываемого. Основная слабость: опытный старый шпион в действии практически не показан. Есть немало нарушений жизненной правды и всяких несообразностей.
В. Черносвитов. "Голубая стрела".
Удивительно слабая, беспомощная книга о шпионаже в авиации. Женщина-шпионка, подводная лодка противника, и еще наверчено столько всякой мути и до того все серо, что в голове ничего не остается.
И. Вакуров. "Утерянное письмо". Повесть.
Муть! Такая, какую можно встретить в "Советском воине".
Самойлов и Скорбин. "Операция "Гамбит" и "Паутина".
Примерно то же самое. Даже ничего не припоминается из сюжетных линий, а об образах и говорить не приходится. Посредственные и более чем серенькие книжки о послевоенном шпионаже. Все "не разведчики" более чем бдительны, обо всем сообщают органам, даже когда подозрения их построены на чисто фантастическом домысле.
Н. Томан. "В погоне за призраком".
Точно такая же пустая и беспомощная книжонка, как и другие творения этого автора. А пишет и печатается и даже считается специалистом в области "детективной литературы".
Н. Панов. "В океане".
Очень слабая во всех отношениях повесть с элементами детектива. Ни образов, ни удачных коллизий, ничего, что делает книгу настоящей. А пишет и печатается.
Валентин Иванов. "По следу".
Детективный роман о происках (иностранной) американской разведки, где-то в степях закладывающей личинки саранчи. Все это дело разоблачает бравый зоотехник, который в течение нескольких суток идет по следам диверсантов и организует поимку.
Автор знает и хорошо описывает природу, все же остальное, за исключением отдельных мест, - развесистая клюква. Особенно - описание фабрики саранчи в Западной Германии и подпольной деятельности демократически настроенных немцев.
25 мая - Из поселка "Научных работников" на 42 км Казанской ж. д. переезжаю в Быково. В двадцатых числах апреля ездил смотреть дачу, и очень неудачно. Дачу нашел после долгих блужданий по грязи и снегу в просеках поселка, а самое неприятное - промочил ноги, набрал полные боты воды, домой попал не сразу и заболел.
Второй раз приехал после майских праздников - хозяйка прибирала участок, копалась. Договорились о дне переезда и цене - 1300 рублей. От ст. Быково до дачи километра два, значительно дальше, чем на 42 км. Участок большой, сосны старые, фруктовые деревья, елки, березки. У самого дома - колонка. Малоприятная новость: в доме кроме хозяйки, ее сына с невесткой будут жить еще дачники - муж с женой.
Шофер помог разгрузить вещи. Не без труда втащил матрац, книги, вещи по узкой с поворотом лестнице в мансарду. Мансарда имеет балкончик, на котором буду спать под марлевым, в Брыньково пошитом, пологом - от комаров.
Тишины тоже нет: каждые несколько минут проходят электрички, доносятся гудки тепловозов, проходят тяжеловесные, с паровозами составы, сотрясая землю. Но больше шума от самолетов, недалеко аэропорт, и пассажирские винтовые (хорошо, что не реактивные) самолеты, то и дело заходя справа, пролетают над поселком. Неподалеку на какой-то даче до полуночи надрывается патефон.
В общем, место для работы не очень удачное, но делать нечего. Прожил здесь безвыездно до 15 августа, т. е. до поездки в Белоруссию16.
Июль - Определил и в основном набросал сюжетную канву повести "Позывные КАОД".
Сентябрь - Поездка моя в Белоруссию - Минск, Борисов и Гродненщину была чрезвычайно насыщенной и полезной. Привез много материалов, набросков. Побывал в реальной обстановке, в которой будут действовать персонажи и развиваться действия. Доволен.
Октябрь - В газетах опубликованы воинственные послания Англии, Франции, обращение к президенту США с призывом вооруженного вмешательства в египетские дела. У Дмитриевых: Александр Михайлович настроен воинственно, Мулька тоже, с идиотским смешком рассказывает, что в магазинах скупают соль и мыло. Я был просто взбешен. Люди не воевали, а говорят о войне с легкостью удивительной. Ц. Е. спрашивает меня: "Тебя что, призовут?" А если меня не призовут, от этого легче будет? Бедная Россия, никогда не знает, что кричать, "ура" или "караул". Меня война прежде всего научила думать, и выжить в войне - большое счастье. Мулька в своей благополучной жизни еще ничего не видел, кроме своего живота и ногтей, даже в армии не служил, поэтому все страшное и ужасное прошло мимо него, глубоко не задев.
1957 ГОД
11 августа - Вечером прохожу мимо соседнего подъезда, стоят двое. Слышу: "Идет и не здоровается". Возвращаюсь. Окликнул меня невысокого роста, моложавый, лет 25 блондин, лицо округлое, волосы длинные, зачесаны назад, во рту обломан передний зуб. Я его не узнаю. Оказывается, Шурик Лядов. Я его запомнил совсем маленьким, мальчишкой. Почему-то я всех запомнил теми, какими они выглядели в 1936-38 годах. Может оттого, что в последние годы перед войной я уезжал из Москвы и во дворе почти не бывал.
Разговорились: работает шофером на такси уже 12 лет. Держится с какой-то небрежностью, хлопает меня по плечу, в разговоре запанибрата, подпускает слова воровского арго.
Рассказал мне кое-что о тех, с кем я рос во дворе.
Котька Колбановский был пижонистый, ловкий парень. Я считал, что он погиб: так все говорили, и его мать рассказывала моей. Оказывается, вовсе нет. Видел его недавно - разжиревший туз, шикарно одет. Будто бы сидел многие годы чуть ли не за аферы. И процветает. В артели?
И еще о Слёткине - малосимпатичный парень, на год моложе меня, веснушчатый, дразнили "курицей". С его сестрой я учился в школе рабочей молодежи, слышал от нее, что брат окончил юридический институт или факультет.
И вот узнаю, что в войну он дезертировал, приехал в Москву с латунной звездой "Героя СССР"17, с поддельными документами. Был арестован, сидел, но благодаря отцу - начальнику отдела милиции - дело замяли.
И вот узнаю, что этот человек работает в Прокуратуре РСФСР, прокурором отдела. Пути твои, Господи, неисповедимы!
Мерзкие люди и подлецы процветают - это всегда было, это даже не характерная черта нашего времени.