Едва не падая, Ольга добежала до угла дома и там все-таки остановилась, оглянулась. Мужчина вовсе не преследовал ее. Он стоял у мусорного контейнера, сжимая в руке обрывок бумажки, и с недоумением смотрел Ольге вслед.
- Выкинула? - спросил ее Глеб, когда Ольга вернулась домой.
- Выкинула.
* * *
Участковый, который допрашивал Ольгу, был прав. Через день из прокуратуры с нарочным прислали повестку.
Следователем оказалась женщина лет сорока, полноватая, с очень коротким "ежиком", выкрашенным в едко-желтый цвет. Ольга вошла в кабинет в тот момент, когда следователь поливала из чайника многочисленные цветы в горшках. Они стояли повсюду: на подоконнике, на шкафах и даже на столе.
- Заходите, Оленька, - неожиданно ласково пригласила следователь. - Вот я еще кактусу дам попить… Садитесь, не стойте. Терпеть не могу, когда у меня в кабинете стоят.
Приветливый тон хозяйки кабинета вовсе не успокоил Ольгу, а даже наоборот. Она стала чувствовать себя как на минном поле: знала, что где-то кроется опасность, но где именно, в каком месте - вопрос. Села на стул и как раз оказалась под разлапистой веткой веерной пальмы.
- А у вас дома есть цветы? - продолжала общение следователь, сосредоточенно поливая мохнатый кактус. - Мне, например, очень нравится кротон. На подоконнике видите? Этакий гибрид каштана с магнолией. Если ему дать много солнечного света, то каждый лист приобретет неповторимую индивидуальную окраску: от оранжевого и желтого до бурого и коричневого. Но у моего все листья зеленые. Света мало. А где я возьму много солнца, если эта сторона северная? Сколько раз просила начальника, чтобы поменял кабинет, - все без толку. Никому мои цветочки не нужны…
Она вытерла руки полотенцем и села на стол.
- Как спалось? - снова задала она неожиданный вопрос, и Ольга напряглась, как на очень серьезном экзамене. Ей казалось, что посредством вот таких отстраненных вопросов следователь в два счета выудит из нее правду. Ольга неопределенно пожала плечами, а следователь, надев очки и склонившись над бумагами, пробормотала:
- А вот я плохо сплю. То ли из-за магнитных бурь, то ли… Кстати, а кто такой Глеб Матвеев?
Вот оно! Ольге показалось, что в нее выстрелили из лука и стрела пронзила грудную клетку насквозь. Следователь вскинула голову и в упор посмотрела Ольге в глаза. Ольга только набрала в легкие воздуха, чтобы начать рассказывать о давней дружбе с молодым предпринимателем, как следователь махнула рукой и снова опустила взгляд.
- Впрочем, если не хотите, можете не отвечать.
Это не допрос! Это пытка какая-то! Ольга словно в футбольный мяч превратилась, и ее пинают с одного края поля на другой, и невозможно определить, откуда сейчас последует удар и куда она полетит. Хаос в мыслях и чувствах!
- Почему же? - пробормотала она, испугавшись того, что ее молчание следователь может истолковать не в ее пользу. - Я могу ответить. Это мой старый знакомый. Я знаю его много лет. У нас хорошие приятельские отношения…
- А вы не знаете, где он сейчас может быть? - перебила следователь.
- На работе, должно быть…
- Да в том-то и дело, что третьи сутки ни на работе, ни дома его нет. Коллеги беспокоятся… Вы давно видели его в последний раз?.. Хотя ладно, это не имеет никакого отношения к нашему делу… Вот, почитайте - это с ваших слов записал участковый. Если все верно, распишитесь и поставьте дату.
Следователь протянула Ольге лист свидетельского допроса. События развивались столь быстро и непредсказуемо, что Ольга растерялась, сознание ее наполнил туман, и она долго пялилась на мелкие рукописные буквы, не понимая их смысла.
- Если есть желание дополнить показания - пожалуйста, - произнесла следователь, не поднимая головы. - Может, вспомнили что-нибудь. Или появилась потребность быть более откровенной со следственными органами.
Неимоверное усилие потребовалось Ольге, чтобы дочитать текст до конца и понять, что там речь идет вовсе не о Глебе, как она предполагала. "Зачем же она спрашивала про него? - думала Ольга, нервно мусоля краешек листа допроса. - Догадывается, что он прячется у меня? Или это был безобидный и естественный вопрос - у кого еще спросить о Глебе, как не у его подруги?"
- Ну? - поторопила следователь. - Что-нибудь не так?
Ольге пришлось еще раз прочитать текст. Все верно. Возвращалась из магазина со своим другом Сергеем Рябцевым. Около подъезда кто-то дважды выстрелил в Сергея. Ольга кинулась на колени, чтобы приподнять раненого, и стала звать на помощь. Кто стрелял - не видела.
- Все так, - ответила Ольга и расписалась.
- Раз так, то давайте лист сюда, - усмехнулась следователь и протянула руку. Даже не взглянув на подпись, она отправила лист в ящик стола небрежным жестом, как в мусорную корзину.
- Скажите, а вы с Рябцевым давно знакомы? - спросила она, поворачивая зеркальце на подставке так, чтобы видеть в нем себя.
Вопрос снова будто пронзил Ольгу насквозь. "Как же ответить? - лихорадочно думала она, делая вид, что сосредоточенно вспоминает. - Сказать, что познакомились совсем недавно? Или, наоборот, что знакомы уже давно?"
- Наверное… Полгода наверняка уже будет… Или даже больше, - с трудом ответила Ольга.
Следователь кивнула, вздохнула.
- Я почему спрашиваю, - сказала она, приблизившись к зеркалу. Послюнявила кончик пальца и пригладила бровь. - Сейчас молодежь такая - даты, символы, юбилеи для них совершенно пустые понятия. Я вот прекрасно помню дни, когда я познакомилась со своим мужем, когда он впервые меня поцеловал, когда признался в любви… Нет-нет, голубушка, это вовсе не в укор вам. Просто сейчас время другое. Сентиментальности меньше, расчета и практичности больше.
Ольга кивала, соглашаясь.
- Может, это и правильно, - продолжала следователь. - Зачем забивать себе голову всякой ерундой? Тем более что первых свиданий у вас могло быть несколько. Сегодня Сергей, завтра Глеб, послезавтра еще кто-то… Вы не обижаетесь на мою прямоту? Кстати, а с Глебом вы познакомились раньше, чем с Сергеем, или… или как?
"Как она давит! Как давит! - с ужасом думала Ольга. - Петля на шее! Неспроста она задает эти вопросы. Господи, помоги мне!"
- С Глебом? - зачем-то переспросила Ольга, оттягивая свой ответ в отчаянной надежде, что сознание вдруг озарит какая-нибудь спасительная мысль. - Глеб - это старая песня. Мы с ним почти как сестра и брат. Мы были знакомы, когда я еще дочь не родила. И мой бывший муж его хорошо знал. Они по бизнесу пересекались…
"Что я несу? При чем тут бывший муж?" - мысленно ужаснулась Ольга, но следователь, похоже, слушала ее невнимательно, а потом и вовсе отвлеклась на телефонный звонок. Минуты две она разговаривала, а точнее, слушала трубку, при этом лишь единожды произнесла: "Вот так даже?" - и все это время не сводила с Ольги глаз. Положив трубку, она некоторое время сверлила Ольгу своим чуть насмешливым взглядом, от которого Ольга начала увядать, как сорванный цветок. Наконец следователь вынула из органайзера визитную карточку, протянула ее Ольге и сказала:
- Звоните мне, голубушка, в любое время дня и ночи.
Ольга онемевшей рукой взяла визитку, растерянно взглянула на нее и произнесла:
- А зачем звонить?
- Как зачем? - усмехнулась следователь. - Как зачем? Чтобы я смогла докопаться до истины. Ведь вы хотите, чтобы я разыскала убийцу вашего друга? Хотите?
Ольга неуверенно кивнула и на ватных ногах вышла из кабинета.
ГЛАВА 10
Она торопится изо всех сил, но все равно катастрофически опаздывает. Дела наваливаются на нее, становятся в очередь, толкаются, требуют к себе первоочередного внимания. Ольга растеряна. Она застывает на краю тротуара, и проезжающая мимо машина обливает ее грязной водой.
Ольге кажется, что ее сознание от изобилия мыслей и проблем взрывается, как паровой котел, в котором создалось критическое давление, и она не может сосредоточиться, не может вспомнить, что должна сделать, за что взяться. "Спокойно! - говорит она себе. - Без паники! Не надо решать проблемы завтрашнего дня, тем более что их может и не быть!"
Это внушение ее немного успокаивает. Для начала надо зайти в магазин и набрать продуктов. Затем взять такси и сгонять в больницу к Сергею. Потом забрать из садика Ксюшу, отвести ее домой и к семи вечера успеть в фитнес-клуб на собеседование. Да еще составить и отправить два резюме: в магазин строительных материалов и в медицинский центр. Она ищет работу. С частичной занятостью и терпимым окладом. Но предлагают почему-то совсем не то, что она ищет.
С тяжелыми продуктовыми пакетами Ольга идет домой. Тонкие, как веревки, ручки больно впились в ладони. Как ножи… Ольга вспоминает, как ударила ножом Глеба, и ее сердце снова сжимается от жалости и страха. Дура, дура, соломой набитая! Ведь могла убить его сгоряча. И что? Идти в тюрьму, оставлять Сергея на больничной койке, а Ксюшу - слабой после болезни маме? Никогда нельзя давать чувствам волю. Надо думать о последствиях. Выверять каждый шаг, просчитывать ходы. Особенно сейчас…
Ее обгоняет милицейская машина, и Ольга неосознанно останавливается, а потом кидается к красной двери какого-то магазина. Эта машина наверняка гналась за ней! Рыжая следовательша пустила церберов по ее следам… Ольга тяжело дышит, смотрит через жалюзи, закрывающие окно, на улицу. Машина катится дальше по улице, ярко вспыхивают красные тормозные огни… Сейчас развернется?.. Но нет, машина сворачивает во дворы.
- Вам что-нибудь подсказать?
Ольга оборачивается. За прилавком стоит молодая женщина, с каким-то скрытым смыслом улыбается. Ольга оглядывает витрины. Да это же магазин "Интим"! Повсюду вульгарно демонстрируют себя сморщенные субстанции телесного цвета. Омерзительные муляжи, силиконовые обрезки человеческих тел, аккумулирующие в себе порочную похоть. Ольга чувствует, как к горлу подкатывает тошнота. Она выходит из магазина, и за ее спиной мелодично звякает колокольчик.
Она озирается по сторонам. Милицейской машины не видно. Похоже, она вовсе не гналась за Ольгой. Мало ли забот у милиции! Ольга задыхается от липкого, удушливого страха. Так дальше жить нельзя! Сколько еще это будет длиться? Что будет завтра? Надо гнать Глеба из дома поганой метлой. Пусть убирается, пусть сам несет свой крест.
Злость переполняет ее. Ольга заходит в свой подъезд, ногой распахнув дверь. Лифт не работает, и ей приходится идти на пятый этаж пешком.
- Ничего, - нараспев бормочет она, едва справляясь с тяжелым дыханием. - Из этого состоит жизнь… Бывает и хуже… Лифт, сумки - какая, однако, чепуха…
Наконец она добирается до пятого этажа. Смотрит на соседскую квартиру, на темный "глазок". Наверняка тетя Вера следит за ней. Пусть следит! Пусть хоть все глаза проглядит!
Ольга показывает дверному "глазку" язык, опускает пакеты на пол и достает ключи. "Надо ко всему относиться с юмором, - думает она, отпирая дверь. - Даже если очень хочется плакать. Иначе можно сойти с ума… На сколько меня еще хватит?"
* * *
Глеб медленно показывается из-за стены. Сначала видны только ухо и глаз. Затем голова. И, наконец, он решает выйти из своего укрытия.
- Привет, - едва слышно шепчет он и кидает испуганный взгляд на дверь. - Замок заперла?
У него даже не возникает мысли взять тяжелые пакеты и отнести их на кухню. Он думает о своей безопасности. Ему страшно, и он не скрывает этого. Сейчас он кажется Ольге отвратительным. Она хватает пакеты и босиком идет на кухню. С грохотом кидает покупки на стол.
- Ну? Что следователь говорил? О чем спрашивал? - шепчет Глеб.
- О тебе спрашивал! - громко и злобно отвечает Ольга.
Глеб кривится как от боли и кидается закрывать кухонную дверь.
- Ты что кричишь так громко? - шепчет он, округляя глаза. - Через воздуховод соседи услышат!
- А мне наплевать!
- Олюшка, тише! Пожалуйста! Прошу тебя! Я же о тебе беспокоюсь!
Он унижается перед ней, будто молит о пощаде. Ольга открывает холодильник и закидывает туда пачки сыра, масла, батон докторской колбасы. Глеб молча сопит. Он не рискует повторить свой вопрос и терпеливо ждет, когда Ольга смилостивится и сама расскажет о допросе. Она знает, что он мучается от неведенья, от страха, но старается ударить как можно больней.
- Докладываю: следователь спрашивала про тебя! - чеканя каждое слово, произносит Ольга.
- Спрашивала? - едва слышно произносит Глеб, бледнеет, медленно опускается на стул и начинает неудержимо заикаться: - А… а-а… а что… что она спрашивала?
- Интересовалась, почему ты не ходишь на работу!
Ольга бьет с удовольствием. Она даже не пытается скрыть улыбку.
- Черт возьми, - бормочет Глеб и начинает яростно чесать голову. - Надо было сразу позвонить директору. Но сейчас звонить не стоит, телефон могут прослушать… Что ж нам делать, Оленька?
Она обращает внимание на его вопрос и немедленно парирует:
- Не нам, а тебе. Но я не знаю, что тебе делать. Ты слишком много уже сделал!
Он соглашается, кивает, но молчит. Чешет, без устали чешет голову. Ольга замечает, что повязка на его запястье пропитана кровью. "Ну и ладно! А мне какое дело до его раны!" - думает она и уже хочет выйти из кухни, но тут взгляд ее падает на нож, стоящий торчком в деревянном футляре, и снова на нее обрушивается гнетущее чувство вины за содеянное. "Ксюша увидит кровь и испугается", - думает Ольга, пытаясь обмануть себя.
- Ты перевязку делал? - спрашивает она.
- Утром мама… твоя мама делала, - отвечает Глеб, поправляя несвежий и разлохмаченный с краю бинт. - Но я потом надумал форточку отремонтировать, чтобы плотнее закрывалась, и нечаянно отверткой по ране саданул.
- Сдалась тебе эта форточка! - ворчит Ольга, доставая аптечку.
- Она неплотно закрывалась. Соседи могли услышать мой голос…
Она разматывает липкий бинт. Хочет показать, что эта процедура ей - как наказание, и все же старается, чтобы Глебу не было больно. Она слышит, как он кряхтит, скрипит зубами. Видит жуткий рубец с красными воспаленными краями. Кровь стекает Глебу на локоть и капает на стол. Его боль передается ей. Она видит результат своего поступка. Кем бы ни был Глеб, но по ее вине он страдает. И Ольга уже не злорадствует, уже жалеет, что так жестко сказала ему о следователе.
- Я бы позвонил директору, - говорит Глеб, - а вдруг засекут твой телефон, и у тебя начнутся неприятности.
- Ты думаешь, у меня их нет?
- Лучше через почту отправить факсом заявление об отпуске. И тогда на работе меня не будут искать. Нет меня. Уехал на месяц. Сел за руль и уехал. Никто не знает куда. Правильно?
Ольга рассматривает рану. По краям она начинает гноиться.
- Не нравится мне, как врач тебя заштопал, - бормочет Ольга и вскрывает упаковку со стерильным бинтом.
- Да черт со мной! - равнодушно отвечает Глеб, и его взгляд становится отстраненным и безжизненным, как бы обращенным куда-то в глубь себя, в беспросветную тьму. - Жизнь кончилась…
- Ой! - нарочито скептически восклицает Ольга. - Чья бы корова мычала. Жизнь твоя кончилась… Это ты чуть не лишил человека жизни! А сам вместо того, чтобы на нарах сидеть, кайфуешь у меня под крылышком.
- Разве это кайф - видеть, как ты удаляешься от меня? - возражает Глеб. - Я ведь здесь остался, потому что еще надежда жива. Думаешь, мне спрятаться больше негде? Думаешь, я не мог нанять киллера? Если бы не любил тебя, так бы и сделал. Но разумом я уже не владел, ревность играла со мной по своему разумению.
- Не дергайся!
- Да брось ты этот бинт! Не нужна мне повязка. Ничего я не хочу. Зачем макияж наводить, если голову рубить будут? Ты скажи, Оля, ты не стесняйся: мне уйти?
- Да сиди уже, не трави душу!
- Одно твое слово - и я уйду. Я, конечно, заноза в твоем сердце, но ты меня не жалей. И не переживай, когда меня за решетку кинут. Я там долго не задержусь. Месяц, два - и меня вынесут из камеры ногами вперед. Не тот я человек, чтобы смириться с судьбой. Слишком много души тебе отдано, чтобы выжить в разлуке…
- Замолчи же ты!
- Как молчать, если слова словно слезы и их не удержишь?
Ольга склоняется над рукой Глеба, пытается надорвать зубами бинт, чтобы связать его узелком, но Глеб вдруг обхватывает ее голову ладонями и начинает неистово целовать ее волосы.
- Глеб, - сквозь зубы цедит Ольга. - Я тебя ударю…
- Ударь, - шепчет он. - Ударь, милая. Добей меня. Зачем мучить подраненное животное? Я - прожитый день, прочитанная книга… Вытри об меня ноги, выкинь на мусорную свалку…
Он рывком поднимает ее на ноги, жадно целует в лоб, щеки, подбородок. Ольга прячет лицо, сопротивляется.
- Глеб!
- Ударь же меня опять… Схвати нож… Освободи меня от пыток видеть тебя…
- Ты… ты подонок…
Она не в силах совладать с ним. Глеб хватает ее в охапку, несет в комнату и опускает на диван. Она бьет его по лицу. Бинт разматывается, падает ей на шею, как петля. Близко-близко она видит малиновую рану, и кровь срывается с нее тяжелыми каплями.
- Любимая моя, единственная моя, - бормочет Глеб. - Все у меня забрала… Ничегошеньки мне не оставила… Скажи только слово - я встану и уйду… Только слово, и ты меня уже никогда не увидишь…
Она плачет, кусает губы. Может, чтобы не закричать от бессилья, может, чтобы не сказать то, о чем он просит.