- Перестаньте! - отвечает Ольга и пытается улыбнуться. - Ну кто может у нас ходить? Наверное, это сосед сверху. Он как покурит, то всегда кашляет. Мне иногда самой кажется, что он где-то в наших комнатах спрятался.
- Ай, девонька, не то говоришь! - качает головой старушка. - Что ж, я не могу отличить, где кашляют - за вашей дверью или этажом выше? Не играй с бедой, милая моя. А вдруг этот убийца к вам забрался? Позвоню-ка я в милицию, а?
- Не смейте, тетя Вера! - с трудом скрывая испуг, отвечает Ольга. - Убийце делать больше нечего, как в нашей квартире прятаться! Да он, наверное, уже где-нибудь за Уралом. А если милиция приедет, то дверь кувалдой разобьют, и мне потом новую ставить?
- Ну, как знаешь, - с прохладцей произносит старушка и прячет настороженный взгляд. - Ты прям как выгораживаешь кого-то…
Соседка, сама того не подозревая, говорит правду. Ольгу переполняют и страх, и злость. Она распахивает дверь, выходит на лестничную площадку и резко говорит:
- А вы поменьше шпионьте, тетя Вера, тогда, может быть, у вас давление быстрее нормализуется!
Грубо, грубо! Ольга прикусывает язык, но обидные слова уже отпущены на свободу, уже с ликованием перекатываются звонким эхом по этажам.
* * *
Еще в прихожей Ольга услышала, как из кухни доносится звяканье посуды. Наверное, мама раньше обычного вернулась с работы, а не по годам наблюдательная соседка сразу усекла подозрительные звуки за дверью.
- Мама! - крикнула Ольга, сбрасывая туфли и направляясь на кухню. - Ты зайди к тетке Вере, а то она собирается…
Ольга осеклась на полуслове. У кухонной плиты, в цветастом фартуке, с половником в руке, стоял Глеб и вымученно улыбался. Ольга нахмурилась.
- Поваром работаешь? - спросила она.
Глеб, полагая, что Ольга настроена на шутливый тон, улыбнулся уже во всю ширину лица и объявил:
- На первое у нас сегодня куриный суп. На второе лангет, запеченный с шампиньонами под чесночным соусом. А на третье - клубника со взбитыми сливками, присыпанная шоколадной стружкой…
- Конечно, - произнесла Ольга. - Тебе без сливок с шоколадом никак нельзя, а то похудеешь.
Она зашла в ванную. Взяла мыло, склонилась над рукомойником и только тогда заметила висящие на сушилке выстиранные мужские носки и трусы. На полочке под зеркалом - новенькая зубная щетка. Рядом - баллончик с пеной и бритвенный станок. "Основательно устроился, - подумала Ольга, чувствуя, как в душе стремительно закипает гнев. - Сережа лежит под капельницей в реанимации, а эта свинья деликатесы готовит. Лангет с шампиньонами! Сейчас я из него самого лангет сделаю!"
Теряя над собой контроль, она выбежала из ванной, по пути смахнув на пол зубную щетку и бритву.
- Жирный, сытый негодяй! - крикнула она, нанося ему звонкие пощечины. - Как ты можешь так жить?! Как ты еще не умер от стыда?!
- Оленька, - бормотал Глеб, втягивая голову в плечи. Он не мог защищаться, его руки были заняты, он резал колечками лук. - Оленька, я ради тебя! Я только ради тебя…
- Да ты о своем брюхе беспокоишься, а не обо мне! Ты только о своем благополучии думаешь! Носочки постирал, супчик сварил. А Сергей в больнице, обескровленный, без сознания… Негодяй, негодяй!
Она заводилась все сильнее и уже вцепилась Глебу в горло, а тот, кривясь от боли, отступал к стене.
- Оленька… Да угомонись же ты… - сбивчиво говорил он. - Ты просто одурманена… Ты не понимаешь, что сможешь стать счастливой, только если его не станет…
- Что?! - вспылила Ольга. - Что ты сказал, подонок?! Дрянь!! Ничтожество!!
Не отдавая отчета своим действиям, она схватила со стола кухонный нож и с замаха, как саблей, полоснула по мутному розовому лицу Глеба. В последнее мгновение тот успел подставить руку, и лезвие вязко вошло в его запястье. В лицо Ольге фонтаном брызнула горячая темная кровь. Глеб вскрикнул от острой боли, прижал обагренную руку к груди и опустился на корточки.
Ольга выронила нож и, пошатываясь, вышла из кухни.
- Спасибо, спасибо, милая, - всхлипывая, бормотал ей вслед Глеб. - Это лучшее, что ты могла сделать для меня… Все разрешилось… Спасибо тебе…
* * *
Она слышала, как он тихо плачет, и начинала медленно осознавать дикость совершенного ею поступка. Повернувшись, она кинулась назад, на кухню. Глеб сидел на полу, прислонившись спиной к шкафу. Голова его была низко опущена, плечи содрогались от тихих рыданий, из порезанной руки толчками выплескивалась густая кровь, и под ногами Глеба уже жирно блестела вишневая лужа.
- Глеб! - сдавленно произнесла Ольга, медленно приседая перед ним. - Глеб, тебе больно?
- Разве это боль? - искаженным голосом ответил он. - Это уже наслаждение…
- Глеб! - заволновалась Ольга и схватила его за плечи. - Глеб, черт тебя подери! Я не хотела, я сама не знаю…
Она приподняла его ослабевшую руку, полными ужаса глазами посмотрела на черную, обильно кровоточащую рану. Глеб скрипнул зубами от боли.
- Глеб, прости меня, - прошептала Ольга.
- Нет, это ты меня прости…
Она вскочила на ноги, уже ясно осознав, что нужно делать, распахнула дверцу шкафа, выдернула оттуда аптечку. Рассыпав на столе таблетки, ампулы, коробочки и тюбики, она схватила пузатую упаковку бинта, разорвала ее и стала туго наматывать бинт на запястье. Бинт тотчас насквозь пропитывался кровью, и тяжелые капли шлепались на кафельный пол. Ольга торопилась, руки ее дрожали. Глеб кряхтел и мотал головой.
- Зачем это все? - бормотал он. - Не надо, Оля… Может, лучше оставить все как есть?
- Да не зуди ты мне под руку! - в слезах крикнула она. - Надо перетянуть вену жгутом… Сейчас… Где-то у нас была резиновая трубка…
Она выбежала в ванную, нашла там трубку, которой когда-то помогали Ксюше, когда у нее болел животик, оголила Глебу предплечье и туго стянула его.
- За что мне такое наказание! - всхлипывала она, заново перебинтовывая запястье. - Ну откуда ты свалился на мою голову!.. Так не больно? Ты весь позеленел!.. Кружится голова? Держись за меня, опирайся!
Глеб закинул ей на плечо здоровую руку, не без усилий встал, шлепнул тапками по луже, сделал два или три шага, и его повело. Чтобы не упасть, он оперся порезанной рукой за стену, вскрикнул от острой боли и стал наваливаться на Ольгу. Она не удержала его и упала с ним на пол.
- Нельзя ж быть таким толстым! - причитала она, заливаясь слезами и пытаясь волочить Глеба по полу. Тот стонал, ревел и плакал от боли. Голова его гулко ударялась о пол. Он не без труда встал на колени и, раскачиваясь, будто молясь, с ожесточением кусал губы.
- Олюшка… это мне наказание… за мою любовь… Ох, как мне больно!
- А мне за что это наказание?! Я не могу нести на себе сто двадцать килограммов! Ты о чем думал, когда в три горла в ресторанах жрал?!
- Прости, Олюшка, прости…
- И ты меня прости, мучитель, изверг, палач! Что я натворила из-за тебя!
- А я что натворил… Мы оба… так, похоже, вляпались…
* * *
"Выведение из запоя. Снятие наркотической ломки. Врач широкого профиля, кандидат наук. Анонимность гарантируется". Ольга очертила это объявление в газете и взялась за телефон.
- Что у вас случилось? - спросил мужской голос.
- Надо вывести мужа из запоя, - стараясь говорить как можно увереннее, произнесла Ольга.
- Давно пьет?
- Да пьет-то он не так давно, - замялась Ольга, лихорадочно думая, как бы ей точнее и осторожнее выразиться. - Тут проблема в другом. Он устроил дебош и нечаянно поранился… Пожалуйста, приезжайте как можно скорее!
- Ну хорошо, - после недолгой паузы сказал врач.
Это был молодой человек с крупной яйцевидной головой, быстрым и подвижным взглядом и неразвитой, почти женской фигурой. Войдя в квартиру, он первым делом пробежал взглядом по стенам, мебели, затем пристально, словно просвечивая рентгеном, посмотрел на Ольгу. Наконец разулся и прошествовал в ванную. Помыв руки, он следом за Ольгой прошел в комнату, где на диване лежал бледный как смерть Глеб.
Врач сел рядом с ним на табурет и некоторое время молча рассматривал его лицо. Потом повернулся к Ольге, стоящей за его спиной.
- Говорите, у него запой?
В его голосе легко угадывалась насмешка.
- Вот, руку поранил, - не по теме ответила Ольга.
- Руку-то я вижу, - вздохнув, сказал врач, открыл свой чемоданчик, достал из него ножницы и обрезал ими набухший от крови бинт. - Шину на предплечье давно наложили?
- Час назад.
Врач осторожно снял повязку, положил ее в пепельницу и со всех сторон оглядел рану. Затем снова посмотрел на Ольгу - долгим, пронырливым взглядом.
- Не совсем уверен, что он сам себя порезал, - наконец сказал он.
- Ей-богу, сам, доктор, - с трудом разлепив губы, произнес Глеб.
- Значит, вам хорошо помогли это сделать. Иначе бы вы не задели тыльную сторону ладони… Я советую вам поехать в больницу.
- Нет, ни в коем случае! - наотрез отказался Глеб. - Если бы я хотел в больницу, то мы бы вызвали "Скорую".
- Мое дело предложить, - себе под нос пробормотал врач и принялся готовить рану к зашиванию.
Закончив, он тщательно отмыл руки от крови и, вытирая их полотенцем, подошел к Ольге.
- Учитывая срочность вызова, а также все… э-э-э… нюансы вашего случая, вы мне должны полштуки.
Ольга отсчитала ему пятьсот рублей, но врач усмехнулся и, пронизывая своим колким взглядом ее глаза, уточнил:
- Я имел в виду пятьсот долларов.
Ольга стушевалась и вышла к Глебу.
- У тебя есть пятьсот долларов?
- Поройся в пиджаке, - не открывая глаз, тихо ответил Глеб.
Ольга нашла у Глеба всего несколько сторублевок. Пришлось заглянуть в мамин тайник - в фарфоровый чайник, который стоял в серванте. Там оказалось триста долларов и рублевые купюры. Ольга добавила все свои сбережения, но все равно не хватило почти тысячи рублей.
- Вы оставьте мне свой адрес, и через несколько дней я вам подвезу недостающую сумму, - пообещала Ольга.
- Я сам вам позвоню, - недовольным голосом ответил врач и, подхватив свой чемоданчик, направился к выходу.
У двери он остановился и, сжимая губы, словно во рту у него лежал ломтик лимона, сказал Ольге:
- Другой врач на моем месте вообще запросил бы тысячу за молчание. У вас же криминальный случай, девушка.
* * *
Он стоял перед ней с мучнистым, одутловатым лицом, на котором вдруг проступили голубые прожилки и стали заметны мелкие дефекты кожи, прыщики и порезы.
- Оля… Я тебя попрошу…
Только сейчас она заметила, что Глеб держит в руках и мнет газетный сверток.
- Я тебя попрошу… Выкинь, пожалуйста, это в мусорный бак. Только желательно подальше от дома. И так, чтобы никто не заметил.
Она, уже почти догадавшись, что у него в руках, взяла сверток, медленно, словно в нем сидел ядовитый паук или скорпион, развернула.
- Осторожнее! - крикнул Глеб. - Не касайся его пальцами! Я два часа протирал…
Это был пистолет. Черный, матовый, пахнущий горькой смазкой и еще чем-то, что сразу напомнило Ольге Чечню. Держа его через газету, она повернула его стволом к себе, осмотрела полированную поверхность ствольной коробки… Маленький, крепенький, изящный мерзавец. Из его ствола вылетела пуля, которая ранила Сергея. Словно злобная и очень опасная собачка - на кого натравишь, того и укусит.
- Заряжен? - спросила Ольга, продолжая рассматривать оружие.
- Нет… В смысле ствол чист. А в обойме остались два патрона… Вот только направлять на меня все равно не надо.
"Боится, - подумала Ольга со странным удовольствием. - Не доверяет. Мало ли что у меня в голове. Да я и сама не знаю, что там у меня… Интересно, а смогла бы я выстрелить в человека?"
- Где ты его взял?
- Купил.
- Зачем?
Ответ дался Глебу не без усилий:
- Чтобы сделать то, что сделал.
- Жаль выбрасывать, - произнесла Ольга. - Красивая штучка. Да мало ли…
Она выразительно взглянула на Глеба.
- Оля, ты меня пугаешь, - попытался отшутиться он, но улыбка получилась жалкой. - Это вещественное доказательство, и от него надо избавиться как можно быстрее.
Она завернула пистолет и затолкала под свитер. Взяла мусорное ведро и вышла на улицу.
Действо, которое сначала представлялось ей совершенно простым, вдруг обросло массой неприятных ощущений и потребовало огромных нервных затрат. Едва Ольга очутилась на улице, как вдруг ее стала терзать навязчивая мысль, что на нее пристально смотрят десятки глаз. Она шла к мусорному баку и чувствовала себя так, будто впервые вышла на подиум, причем непричесанная, да еще и с мусорным ведром, и зрители в шоке от ее прикида. Походка ее стала какой-то семенящей, напряженной, во всем теле появилась скованность, и, как назло, стала больно давить под ребро рукоятка пистолета.
Ольга высыпала ведро и пошла дальше, в другие дворы, чтобы выбросить пистолет там. Но уже через минуту поняла, что со своим ведром она выглядит вовсе не естественно, как ей сначала думалось, а необычно, и прохожие недоброжелательно косятся на нее и даже морщатся - примета-то плохая! Пришлось ей закинуть ведро в кусты. Теперь Ольга мобилизовала все силы, чтобы правдоподобно изобразить прогуливающуюся беззаботную девушку. Ей трудно было судить, насколько это у нее получалось, потому что все ее мысли были обращены к пистолету, обжигающему ей живот. Как назло, пистолет начал потихоньку подниматься выше, и, чтобы он не выпал, Ольге приходилось незаметно поправлять его.
Когда она зашла в чужой двор, то сразу поняла, что ей не удастся избавиться от пистолета незаметно. У каждого подъезда, мимо которого она проходила, сидели вездесущие глазастые бабушки, и Ольге казалось, они знают, что у нее под свитером и для какой цели она пришла сюда. Чтобы не мозолить людям глаза, Ольга пошла в следующий двор, но там у мусорного бака дрались бомжи, и ей пришлось пойти дальше.
"Что ж это такое? - нервничала Ольга. - Газетный сверток не могу выкинуть!" Она дошла до новостроек и направилась вдоль незаселенного дома к большому контейнеру, заполненному строительным мусором. По пути дважды оглянулась. "Это я зря! - тотчас подумала она. - Человек, который оглядывается, сразу привлекает к себе внимание". Она повернула голову, глядя на темные, забрызганные побелкой окна. Увидела свое отражение и ужаснулась. "Вот же глупая голова! - начала ругать она себя. - Вырядилась в красную куртку, которую за километр видно. Надо было надеть что-нибудь серенькое, неприметное…"
У контейнера ей все же пришлось остановиться. Пистолет, как назло, зацепился за поясной ремень и никак не хотел вылезать. На беду, порвалась газета, и Ольга машинально схватилась за черный ствол. "Отпечатки пальцев! - подумала она, чувствуя, как у нее от страха слабеют колени. - Надо протереть. Но не здесь же!"
Она не знала, что ей делать. Даже самый ленивый и нелюбознательный новосел обратил бы на нее внимание, окажись он рядом. Уж слишком долго торчала она у контейнера, да еще производила руками какие-то странные движения на уровне живота.
- Девушка! Девушка, можно вас на секунду?
Ольга обмерла. У нее онемели кончики пальцев, и она перестала чувствовать ствол пистолета. Медленно повернула голову, ни жива ни мертва. Мужчина с обширной лысиной, улыбаясь краем рта, шел к ней. Ольга опомнилась, рывком одернула свитер. "Может, бежать? Выкинуть пистолет и бежать?" - молнией пронеслась в ее сознании мысль.
- Девушка, можно вас спросить…
"Сейчас как заломит мне руку, как рявкнет в лицо: стоять! милиция!"
Он приближался, и она физически ощущала боль: какая-то неведомая сила жгла, корежила ее тело. Какая у него отвратительная, самодовольная улыбка! Как же, поймал с поличным. Выследил…
- У меня всего один маленький вопросик…
Ага, как же! Так она и поверила, что всего один, и маленький. Всю душу на допросах наизнанку вывернет. Влезет в самые тайные уголки личной жизни… Мужчина, продолжая улыбаться краем рта, медленно опустил руку в карман куртки. Наручники готовит. Какой стыд - идти среди людей в наручниках. Ольге как-то раз довелось видеть мужчину в наручниках. Его выводили из супермаркета, и вид у него был затравленный и жалкий. А как, должно быть, ужасно выглядит женщина в наручниках…
Она круто повернулась и, прижимая к животу пистолет, со всех ног побежала прочь. Быстрее, быстрее! Ветер в ушах, цокот каблуков по асфальту, подъезды проносятся мимо, словно вагоны поезда, дыхание рвется из груди с хрипом, со стоном, и силы уже кончаются, а страх все подгоняет, словно арапником по спине…