Владимир очнулся от тревожных мыслей и поднял глаза от пепельницы - перед ним стояли две девушки.
- Н-нет, свободно. Присаживайтесь, пожалуйста.
Вновь возле столика возник официант, выслушал скромный заказ и умчался. Спустя несколько минут появился вновь, выгрузил заказ Столярова и исчез. Владимир потушил папиросу и с аппетитом принялся за еду. Его соседки тихо щебетали о чём то своём, время от времени постреливая глазками. Лётчик же, не обращая на них внимания, наслаждался неплохо приготовленными блюдами. Вскоре официант доставил и заказ девушек. Мельком глянув на скромное застолье, капитан продолжил трапезу. Парочка между тем тихонько клевала со своих тарелок, посматривая на часы, висящие на стене.
- Официант, счёт…
Отсчитав купюры, лётчик поднялся и вышел, отправившись спать. Подниматься надо было рано, чтобы успеть к вылету самолёта. Договорившись с дежурной по этажу, чтобы та подняла его в пять утра, Владимир улёгся спать. Кажется, что он только коснулся подушки головой, когда в дверь осторожно поскреблись.
- Да-да, спасибо. Я встаю.
Робкий стук повторился. Недоумевая, он накинул на плечи полушубок и, шлёпая босыми ногами по полу, прошёл к двери, отодвинул щеколду и приоткрыл дверь. Свет в коридоре на мгновение ослепил его, и Владимир не сразу различил, что перед ним стоят его соседки по столику.
- Извините, вы нас не узнаёте?
- Прошу прощения, а в чём, собственно, дело?
- Нам очень неудобно, но мы засиделись, и опоздали. А сейчас комендантский час, и у нас пропуска нет… Мы тут никого не знаем, да и денег у нас нет столько, тем более, что и номер нам никто не сдаст… Можно мы у вас в номере до утра посидим? Мы очень тихонько. Вам мешать не будем. Пожалуйста…
Владимир задумался. Вот "повезло", что называется… Весь сон насмарку. Разве можно уснуть, когда у тебя в номере посторонние люди. А с другой стороны - выгнать девчонок никогда не поздно, только попадут они в руки патруля, поломаешь им всю жизнь… Жалко. Он кивнул.
- Ладно, проходите.
Бормоча благодарности, девушки скользнули внутрь. Владимир включил свет, затем сгрёб со стула свою одежду.
- Вы пока посидите, а я оденусь…
- Ой, вы ложитесь, мы тихо. Вот тут на диванчике….
- Девочки, успокойтесь. Мне всё равно через два часа вставать. Улетаю. Лучше уж вы прилягте, подремлете немного, а я в самолёте отосплюсь…
Он сидел на диване и курил в полной темноте. На его кровати, обнявшись, тихо посапывали две молодые девчонки. "Совсем ещё дети. Чертовщина какая-то, чувствую себя по сравнению с ними стариком…" В дверь тихонько постучали, затем донёсся осторожный голос:
- Товарищ капитан, пора. Машина подошла.
- Понял, спасибо…
Он застегнул полушубок, затянул портупею, проверил оружие. Всё, можно идти… Выйдя в коридор, подошёл к дежурной.
- Вы девчат позже разбудите, хорошо? Пускай поспят…
Пожилая женщина кивнула в ответ, провожая лётчика взглядом…
Столяров вышел из подъезда и полной грудью вдохнул свежий воздух, затем подошёл к стоящей возле тротуара машине и решительно полез внутрь. Несмотря на бессонную ночь спать не хотелось. И ладно.
В кузове было полно народу. Не один капитан летел на фронт. Острым взглядом он прошёлся по лицам попутчиков. Совсем сосунки и постарше. Есть и ровесники, а в углу сидит совсем старик… Старик? Ему едва тридцать пять - сорок. Эх… Владимир усмехнулся…
На аэродроме их встречал комендант. Сверяясь со списком, быстро рассортировал отъезжающих по самолётам. Столярову выпало лететь на незнакомом ему раньше двухмоторном бомбардировщике. Пилот, одновременно ругаясь с комендантом, всё же разместил капитана в кабине, возле стрелка-радиста, и вскоре, загудев двигателями, самолёт выруливал на взлётную полосу. Короткий разбег и отрыв, тяжёлая машина легко пошла ввысь. Подмигнув Столярову, молодой парнишка с сержантскими петлицами, виднеющимися из под мехового комбинезона прокричал, стараясь перекрыть рёв моторов:
- Нравится? Зверь, а не машина! "Тушка"!
Владимир молча кивнул, надрывать горло по холоду ему не хотелось…
Через два часа после вылета и монотонного пути над сплошной белой равниной бомбардировщик зашёл на посадку на одном из множества полевых аэродромов, представлявших из себя расчищенное от сугробов и утрамбованное катками ровное поле. Попрощавшись с пилотами, капитан направился вдоль заставленного самыми разными самолётами поля к одинокой избушке, из трубы которой валил дым, резонно рассудив, что начальство находится там, где тепло. Так и оказалось, но его ожидал приятный сюрприз - Столярова ждали.
Встречающим оказался невысокий пухлощёкий сержант с машиной, тупоносым трофейным "бюссингом", до отказа забитым запчастями и боеприпасами. И через пятнадцать минут после прибытия, капитан уже трясся по проложенной прямо по степи дороге. В кабине было на удивление тепло, а сержант упорно молчал, что, впрочем, было на руку Владимиру. Он задремал, и проснулся только от ругани водителя - грузовик застрял в снежном заструге.
- Всё, приехали товарищ капитан. Пока попутка не выдернет - будем куковать.
- Ладно. Посидим. Главное - в машине тепло… Эй, смотри!
Вдалеке показалось чёрное пятно, медленно приближающееся к машине. Сержант оживился:
- Во! Пленных гонят! Повезло! Сейчас нас выдернут!
И точно, когда колонна поравнялась с автомобилем, водитель быстро договорился с начальником колонны, легко раненным в руку старшиной, о помощи. Облепив грузовик, пленные с надсадными воплями легко вытолкнули машину на чистое пространство. Владимир с любопытством смотрел на закутанных в невообразимое тряпьё пленных. Исхудавшие, одетые кто во что горазд, эти вояки ничем не напоминали ему тех грозных, лощёных солдат вермахта, виденных им в сорок первом и летом сорок второго. Много было обмороженных, раненых. Искоса поглядывая на капитана, водитель пошарил под сиденьем и вытащил булку чёрного хлеба.
- Эй, фриц, ком!
Он поманил высокого немца в очках, с забинтованной рукой и протянул ему хлеб. Тот уцелевшей рукой несмело взял подарок, и вдруг разрыдался, затем торопливо стал срывать с руки чудом оставшиеся наручные часы, но сержант отбивался:
- Оставь, оставь, говорю. Брот. Кушать. Оставь.
Затем запрыгнул в кабину и дал газ… С полчаса прошло в молчании. Потом водитель всё же не выдержал и заговорил:
- Осуждаете, товарищ капитан?
- Нет, сержант. Не осуждаю. Удивляюсь. И тебе, и мне.
- А чему тут удивляться, товарищ капитан? Душа у нас такая. Вроде, столько зла сотворили, народу изничтожили - ужас, а глянешь на такого - и сердце от жалости заходится… Когда первых гнали - вроде ненавидел, хотелось автомат в руки взять, да пострелять гадов. А потом…
Он, не отрываясь от баранки, махнул рукой, и дальше весь путь прошёл в молчании. Водитель упрямо вглядывался в дорогу, а Владимир курил…
- Капитан Столяров, прибыл в часть на замещение должности командира эскадрильи.
Невысокий плотный подполковник молча взял предписание и пробежал по нему глазами, затем положил на стол и сделал приглашающий жест.
- Присаживайся, капитан. Поговорим. Чай будешь?
- Буду, товарищ комполка.
Подполковник усмехнулся. Ну, не любили в армии приставку "под". Обычно сокращали до полковника, либо по должности.
- Кадровый?
- Так точно.
Лицо командира нахмурилось, но он повернулся к входу в комнату и гаркнул:
- Гера! Тащи чай, и что закусить давай тоже.
Затем вновь обернулся к капитану.
- Кадровый, говоришь… Ладно. Где воевал?
- Начинал в Финскую. Потом - Белоруссия, Москва, Севастополь, здесь остаток лета был и осень, пока на учёбу не отправили… Сейчас вот, к вам попал.
- Понятно. Куришь?
- Курю, товарищ комполка.
- Закуривай.
Он протянул открытую пачку "Пушки", лежащую на столе. Владимир вытащил папиросу и в ответ щёлкнул зажигалкой, подаренной ему в Швейцарии Оттаром.
- Ого! Трофей?
- Почти. Подарок.
- Ясно.
Дверь скрипнула, и к комнате появилась одетая в форму молодая девушка с подносом в руках, на котором дымились две фарфоровые чашки с горячим чаем и стояла тарелка с аккуратно нарезанными бутербродами. Выгрузив поднос на стол, она отошла в сторону и… щёлкнула каблуками, вытягиваясь по стойке смирно. Владимир обомлел - ну, ни чего себе?! Командир полка махнул рукой.
- Топай. Пока свободна.
Чёткий оборот через плечо, и девушка вышла прочь. Подполковник потянулся чашке, хитро усмехнувшись.
- Угощайся, капитан.
- Разрешите вопрос, товарищ комполка?
- Спрашивай.
- Откуда такое чудо?
- А, ты об этой? Прибилась тут к аэродрому. Гертруда. В лагерь её сдавать, честно говоря, не хочется. Вот, хозяйствует в столовой.
- А как же "СМЕРШ"? Особый отдел?
- А что - Особый отдел? Проверили. Она с ним и живёт.
Владимир качнул головой, в знак удивления. Неисповедимы пути господни, воистину… После получасового разговора подполковник Медведев отпустил капитана отдыхать, обещав познакомить его с лётчиками эскадрильи вечером, за ужином. Место Столярову досталось в одном из уцелевших домов, вместе с ещё двумя командирами эскадрилий. Поскольку местных жителей в деревушке не было - кто эвакуировался в глубь страны при подходе немцев, а кого угнали на Запад…
Глава 33
На следующий день, 29 - ого августа, наши выбили немцев, успевших окопаться у нашего рубежа назад. Правда, недалеко, на восемь километров, но и то радости было много. Я с экипажем в этих боях не участвовал, поскольку отлёживался после "подарочка", а ребята мои и девочка меня охраняли. Тем более, что и функции свои я вроде и выполнил, проверяющего, а новый приказ так и не поступил. Так что, удалось немного отдохнуть. И то, сказать, как прилетел из Америки, так и без передышки столько времени в боях, да ещё каких! Так что целый день спим, едим, приводим себя в порядок. То есть, бреемся, моемся, стираемся, чинимся. Не в смысле техники, а в смысле одежды. Штопаем дырки. На танкистах и так обмундирование вечно "горит", поскольку железо повсюду, вот и приходится ниткой с иголкой едва ли не чаще, чем банником для чистки пушки пользоваться…
Вечером меня, разомлевшего от непривычного отдыха, ребята выводят под руки из блиндажа. Необычно тихо. Я уже настолько привык к постоянному грохоту орудий, двигателей и стрельбе, что этот летний вечер просто кажется придуманным. Но это только в первые мгновения.
На широкой глади Волги вскипают фонтаны разрывов. Обстреливается переправа. Ещё неделю назад, когда мы стояли в засаде у моста, фашисты сожгли все причалы города. Речники стали перевозить грузы баркасами, катерами, просто лодками. Под огнем. Под бомбами. Туда - раненых. Назад - подкрепление, боеприпасы…
Даже отсюда я различаю тёмную толпу гражданских, напрасно ждущих эвакуации. Им запрещено покидать Сталинград. Вывезли технику, станки, животных, но не людей. Добрейший человек, Никита Сергеевич Хрущёв запретил. Мол, эвакуация населения - первый признак грядущей сдачи города. Вот из Ленинграда не вывезли? И отстояли! И со Сталинградом так будет! Не сдадим, ни за что! Костьми ляжем, а не бывать фашисту в городе Сталина, не пить волжской водицы! Вот и сидят несчастные на песке, сверху их бомбами от дождя прикрывают, а стены у них из снарядов, что фрицы из пушек выпускают… Ничего, зато солдаты лучше драться будут, особенно, если их со спины заградотрядами подпереть. Наше счастье, что в этих отрядах настоящие люди воюют, и по своим не стреляют. Наоборот, вот как нас, огнём поддерживают. Шпионов вылавливают, диверсантов. Сколько я им должен добрых слов сказать, и не только я один. Зря ни одного человека не убили. Если уж расстреляли - значит, за дело. Заслужил!
Видел я, как приказ 227 в действие приводили. Если рядовой красноармеец, или сержант, или лейтенант молодой - в чувство приведут и обратно на фронт. А если, извини, у тебя шпалы, или тем паче, ромбы в петлицах, или звезда большая на рукаве френча, да бежишь ты со всей мочи, пятки салом смазав, бросив тех, над кем командовать поставлен - то пуля тебе заслуженная награда! И ещё мало её. Одно мне только неясно. Ведь эти все большие командиры и начальники родственников имеют, да в основном в Москве, и наверняка хорошо пристроенных по разным немаленьким учреждениям… Не получится ли, что лет так через сорок-пятьдесят обиженные не перевернут ВСЮ правду? И не станут кричать на каждом углу, что, мол, были звери такие-разэтакие, расстреливали ни в чём неповинных людей миллионами, на убой гнали безоружными, и что воевать не умели, и что всё плохо было? Особенно, если после товарища Сталина такие Иуды, как Хрущёв к власти придут? Ведь товарищ Сталин не вечен, и не всевидящ, за всем не углядит. А помощнички у него ещё те, что нашепчут, что присоветуют, так он и поступит, или назначит. Меня даже передёргивает от этой мысли, и я прошусь обратно в блиндаж…
- Товарищ майор, проснитесь! Приказ срочно отступать!
Я пытаюсь подняться, но от резкого движения начинает страшно кружиться голова.
- Что случилось?!
- Немцы прорвались! Всех отводят в город!
- А как же оборонительные рубежи?
- Не удержали, товарищ майор. Приказано отступить. И немедленно!..
Жаль покидать обжитой уже блиндаж, но делать нечего. Быстро собрав имущество, начинаем двигаться в сторону города. Дорога забита людьми и техникой. Над головой висят немецкие бомбардировщики. Сталинград горит. Всё небо затянуто чёрным нефтяным дымом, огромной пеленой закрывающей солнце…
Ребята поддерживают меня за руки, помогая идти. Я ещё слаб.
- Куда мы теперь, товарищ майор?
- На завод. Танк забирать. А там и узнаем, что, чего и как…
На проходной долго ругаемся с охраной. Наконец нас пропускают, и дав сопровождающего ведут в ремонтный цех. Тот забит искалеченными танками. В основном - тридцатьчетвёрками, но попадаются и Т- 60, и КВ, и даже БТ. Раритеты мирного времени. Я то думал, что их всех ещё прошлым летом пожгли…
Подходим к начальнику цеха, предъявляем свои документы. Тот недоверчиво косится, потом листает толстенную тетрадь в ледериновом переплёте, неуклюже водя толстым пальцем по строчкам.
- Да, есть такой танк. "КВ-1" за номером…
Он по складам зачитывает цифры. Я предъявляю формуляр машины, и наконец мы стоим возле своего красавца. Разбитной парнишка-слесарь бодро докладывает:
- Сменили вашему железному коню пламенное сердце, заменили бортовые фрикционы. Они у вас тоже на последнем издыхании были. Нарастили звёздочки ведущие. Коробку передач перебрали вместе с главной передачей…
Я слушаю пацана и тихонько обалдеваю: такой объём работы за неполные двое суток?! Раньше на такой ремонт месяц ушёл бы как минимум… А парень продолжает:
- Ну, и напоследок, наварили на лоб вам из обрезков ещё три сантиметра брони. Довольны, товарищ майор?
Я вместо ответа крепко обнимаю парня, в знак благодарности. Тот что-то бурчит, и краснеет от счастья. Ещё бы! Угодил! Олег лезет внутрь, запускает дизель. Тот наполняет наше сердце ровным сочным звуком. Затем танк двигается несколько метров вперёд и назад, замирает, и из переднего люка высовывается рука с поднятым в жесте полного удовлетворения большим пальцем.
- Ещё раз спасибо вам, товарищи рабочие. А уж мы вас не подведём, поверьте!
Что это? Между ремонтируемых танков движется целая делегация. Впереди - маленький толстый низколобый генерал армии с глубоко посаженными унтер-офицерскими глазками. Сразу видно - мозгами Бог данного индивидуума явно обидел… Генерала я знаю. Он меня не знает, а я его - наоборот. И очень хорошо… Это же он издал свой знаменитый ленинградский приказ Љ 270, о расстреле членов семей военнослужащих, попавших в плен. И фактически сдал Ленинград, позволив фашистам замкнуть кольцо блокады, побоявшись вывести войска навстречу Кулику. И, напоследок, именно он под Ржевом угробил полмиллиона человек и три с половиной тысячи танков… Великий "полководец" Жуков… И теперь он здесь! Ну, всё. Умоемся мы кровью… Этот мясник сделает всё, чтобы извести побольше народу и увеличить количество вдов в России… Рядом с ним - во френче полувоенного покроя, в фуражке без эмблемы такой же маленький, круглолицый функционер, до боли напоминающий мне ту самую "морду" из сорок первого. Следом спешит свита из кучи командиров всех рангов и мастей и деятелей. Все, как на подбор, с такими рожами… Просто руки зачесались взять пулемёт и положить одним диском, не раздумывая, эту свору…
И самыми последними - вертухаи с "ППШ" наперевес. Здоровенные, с лоснящимися от жира тупыми физиономиями не рассуждающих исполнителей. Вся кавалькада оказывается возле нас. Делать нечего, приходится вспомнить субординацию, и я рявкаю:
- Смирна! Равнение на середину!
Поворачиваюсь кругом и держа руку у виска чеканю шаг, изо всех сил пытаясь не шататься:
- Товарищ генерал, экипаж прибыл за своим танком, бывшим на ремонте! Командир экипажа майор Столяров!
Капризным голосом генерал обращается к своему спутнику:
- Никита Сергеевич, а почему такая красивая женщина, и не у меня в штабе?
Затем поворачивается к Татьяне:
- Как зовут?
Та покрывается пятнами, но сдерживается и рапортует:
- Младший сержант Лютикова. Радиотелеграфист.
- Радио… - тянет генерал, затем машет рукой. Выговорить такое длинное слово ему явно не под силу.
- А что, девочка, хочешь орден или медаль получить?
- За что, товарищ генерал армии?
- А то ты дурочка какая! Будто не понимаешь? Переспишь со мной, а я утром оценю твои заслуги. Может, "Красную звезду" дам. А может - только "За боевые заслуги".
- А чтобы Звезду Героя получить, что нужно сделать?
Таня молодец, но явно нарывается. Хотя генерал туп, и ничего не понимает:
- Для этого надо девушкой лечь, а женщиной встать.
- Ничего не получится, товарищ генерал. Замужем я. Уже два года. Ещё до войны. А вот и муж мой…
Она показывает на меня. Парочка поворачивается и наконец замечает меня. Генерал смотрит так, словно на какое то омерзительное существо, как бы лучше сказать то… На быдло, что ли? Или на… Даже не могу выразиться. Но явно чувствую, что далеко не на ровню себе, не на советского человека.
- Муж у тебя, девочка, сейчас есть. А захочу - не будет. Прямо сейчас. Вот скажу своей охране, и… Так что, решай. Жить ему, или умереть.
Ах ты же сука!!! Делаю шаг вперёд и приложив руку к околышу выдаю:
- Простите, товарищ генерал армии. Разрешите вопрос? Личного порядка?
Тот презрительно цедит сквозь зубы:
- Говори.
- Не подскажете, как здоровье Льва Захарыча Мехлиса? А то, как он меня в госпитале зимой навестил, так никаких вестей больше не получал. И когда с Иосифом Виссарионовичем разговаривал в мае месяце, то забыл про него спросить…
Мать моя женщина! Говнюк! Всё его высокомерие словно ветром сдуло! Дикий ужас, что у него, что у другого на морде. Поскольку назвать их хари лицами язык не поворачивается… Моментально исчезли все, только воздух испорченный остался…