Первый заместитель начальника советской внешней разведки генерал Мортин повторно пробежался по тексту донесения; информация носила характер чрезвычайной важности, поэтому теперь срочность этого вызова ему стала понятна.
– Та-ак… – рассеянно протянул он, бросил короткий взгляд на сидящего напротив Павлова, начальника Управления "С" (нелегальная разведка), и перевел его на своего шефа, генерал-лейтенанта Сахаровского.
– Ну что, Федор Константинович, ознакомился? – спросил Сахаровский, забирая лист с текстом. – И какие будут мысли?
– Мыслей – ворох, Александр Михайлович, сразу даже и не соображу, – мотнул головой Мортин. – Давно получили? – адресовал этот вопрос он уже Павлову.
– Только что…
– И причем по экстренному каналу… – акцентировал Сахаровский. – Поэтому времени для соображений и принятия решений у нас – до утра. Сегодня на семнадцать часов я вызван к Шелепину, – глянул он на часы. – Как раз буду докладывать об успехах группы Алексеева на Кубе и о наших проблемах в Германии. К этому времени у меня должен быть готовый план наших действий. У нас с вами – четыре часа сорок минут, давайте-ка обговорим ситуацию и обсудим некоторые ее детали. Виталий Григорьевич, – обратился Сахаровский к Павлову, – давайте начнем с вас.
Председатель КГБ Шелепин принял Сахаровского ровно в семнадцать ноль-ноль. Заслушивание по темам и ответы на вопросы у начальника Первого главного управления заняло сорок три минуты. Закончив доклад, Сахаровский положил на стол председателя папку. Это было донесение "Мангуста" и план работы по нему.
– Что это? – спросил Шелепин и открыл мягкую с теснением обложку.
Сахаровский не ответил; это было излишне. Погрузившись в чтение документов, председатель Комитета понял все сам, а поняв, с укоризной сказал:
– Александр Михайлович, с этого и надо было начинать. Когда получили шифрограмму?
– Пять часов назад, в двенадцать…
– Почему не доложили сразу?
– Александр Николаевич, вы ведь сразу стали бы задавать вопросы, а пять часов назад к ответам на них я готов не был.
– А сейчас, я смотрю, готовы… – медленно проговорил Шелепин, читая план мероприятий. – Кто у нас работает в Западном Берлине?
– Юрий Дроздов.
– Вы планируете вывести "Мангуста" на контакт с нашим человеком на Кубе… А почему бы нам не подвести к нему Дроздова еще здесь, в Германии? Тем более отправляться на Кубу он будет с восточной территории. Можно сказать из дома… Подключим наших берлинских коллег, блокируем все подходы к "Мангусту"… В конце концов круглосуточно вести его люди Гелена не будут. Не дадим.
– Мы обдумывали этот вариант… – Сахаровский покачал головой. – Нет, Александр Николаевич, берлинских коллег в это дело лучше не посвящать вообще. "Мангуст" – фигура особая, любой, даже незначительный риск в отношении его, должен быть исключен полностью. Пусть Гелен проводит его и доложит в Вашингтон, что все прошло гладко. Мы подключимся на Кубе… Там провести встречу "Мангуста" с нашем человеком будет безопасней.
Шелепин возражать не стал, доводы Сахаровского были убедительными. Он согласно кивнул и стал внимательно перечитывать план.
– Здесь у вас не сказано, кого вы собираетесь подключить. Алексеева?
И вновь Сахаровский возразил:
– Алексеев слишком заметная фигура. Появление его около "Мангуста" крайне нежелательно. С конкретным лицом мы еще не определились. К утру, Александр Николаевич, все эти нюансы доработаем.
– Ну что ж, Александр Михайлович, завтра в девять вас, Мортина и Павлова жду у себя. Со всеми доработанными нюансами.
Глава 4
Военно-транспортный самолет ВВС США приземлился на авиабазе "Рейн-Майн" близь Франкфурта-на-Майне в девять часов утра по местному времени. Едва он съехал с взлетно-посадочной полосы и замер на рулежной дорожке, как метрах в двадцати от самолета остановился "Ленд Ровер" армейского образца; в кабине сидели двое: за рулем сержант морской пехоты, рядом – майор ВВС.
Бредли – он был единственным пассажиром этого транспортника – спустился по лестнице из боковой двери самолета, бросил на бетонку дорожную сумку, на нее плащ, до хруста потянулся и сделал несколько прогибов в пояснице. Этот перелет дался ему тяжело; совсем не как тот, в мае сорок пятого, когда он, "завербованный" сотрудником УСС Полом Сэдлером, летел из Германии в Соединенные Штаты. Правда, тогда дозаправку делали с посадкой в нейтральной Ирландии, было время для того, чтобы отдохнуть; сейчас дозаправку проводили в полете. "Это плохо если в сорок лет я стал чувствовать возраст. "Физику" забросил совсем, – укорил себя Бредли. – Вернусь, надо будет заняться всерьез. Вернусь… Ты сначала вернись". Проделав упражнения, Бредли подхватил багаж, перебросил плащ через плечо и прогулочным шагом направился в сторону "Ленд Ровера".
Майор вылез из кабины нехотя; навстречу не пошел, остался стоять у машины.
– Мистер Бредли? – спросил майор, когда до него оставалось сделать три-четыре шага.
– С этой минуты – Гюнтер Тауберг, – ответил Бредли, доставая из внутреннего кармана пиджака паспорт. – Вот мои документы. Кстати, вы говорите по-немецки?
– Иногда приходится… Но вы еще на территории Соединенных Штатов, здесь вам опасаться некого. А документы… – майор сравнил фотографию с оригиналом, перелистнул пару страничек и вернул паспорт Бредли. – Покажете их тем приятелям, которые приехали по вашу душу. Здравствуйте… господин Тауберг, – со страшным акцентом проговорил-таки майор по-немецки, поздоровался с Бредли за руку и представился: – Начальник разведотдела базы майор Стивенсон. Прошу в машину.
Бредли устроился на заднем сиденье, но не успел он захлопнуть дверцу, как водитель дал полный газ, круто – до свиста шин – развернул "Ленд Ровер" и погнал машину так, словно уходил от погони. Здесь такую езду позволить себе было можно; другого движущегося транспорта, не считая ползущих в трехстах метрах грузовиков-заправщиков, поблизости не было.
– Вы что-то говорили о каких-то приятелях, майор… Где они?
– Ждут на контрольно-пропускном пункте. Тоже хотели встретить вас прямо у самолета, только кто их на территорию базы пустит… – полуобернувшись, пояснил майор. – Их сейчас заместитель командира развлекает, подполковник Линч. Там познакомитесь.
– К самому командиру визит вежливости нанести не посоветуете?
– На больничной койке командир, фурункулез лечит. А вот в офицерскую столовую можем заехать. Вы как, за время полета не проголодались?
– Нет, спасибо, я перекусил. К тому же сами ведь говорите: приятели ждут.
– Подождут… Мне их рожи сразу не понравились. Особенно одного. Держу пари, этот малый в войну служил в гестапо.
– Вы воевали?
– С сорок четвертого…
Люди, их было двое, ждавшие Бредли на КПП, действительно приятного впечатления не производили. Тот, который, по мнению майора Стивенсона "в войну служил в гестапо", и в самом деле имел довольно устрашающую внешность: под два метра ростом, угрюмый вид, маленькие глазки, приплюснутый нос, тяжелый квадратный подбородок.
Телосложение второго "приятеля" было полной противоположностью: невысокого роста, худощавый, и внешность он имел более миролюбивую и менее отталкивающую. Тоненькие усики и маленькая бородка делали похожими его на ученого.
– Здравствуйте, господин Тауберг. Меня зовут доктор Шнайдер, – с легким поклоном поздоровался и представился худощавый. – Хотя, можете обращаться ко мне проще: доктор. Со всеми вопросами я прошу вас также обращаться ко мне. Этот господин вступать с вами в разговоры не уполномочен.
"Это каким же надо быть непревзойденным специалистом в своем деле, чтобы генерал Гелен пригласил в свое ведомство человека с такими внешними данными, – оценил "бугая" Бредли. – А Стивенсон, пожалуй, прав, судя по возрасту, оба они воевали".
– Кем "не уполномочен"?
– Нашим руководством, господин Тауберг.
В Мюнхен Бредли и его сопровождающие прилетели на самолете авиакомпании Люфтганза в полдень, а еще через тридцать пять минут они приехали уже в Пуллах; здесь находилась штаб-квартира Федеральной разведывательной службы Германии – Бундеснахристендинст или БНД.
Сюда, в пригород Мюнхена, в бывшее поместье Рудольфа Гесса, "Организация Гелена" перебралась в декабре 1947-го, образовав вокруг территории штаб-квартиры деревню с замкнутой, обособленной экономической структурой: своей школой, своим госпиталем, своими магазинами. Лагерь в Оберурзеле, где она располагалась ранее, к тому времени стал слишком мал для нее; штат организации разрастался пропорционально росту задач, которые – не без участия Центрального разведывательного управления США – ставились перед ней. Развертывание агентурной сети в ГДР, Чехословакии, Польше, Венгрии, Австрии и были теми первостепенными задачами, стоящими перед разведкой Гелена; особый интерес для нее (и для ЦРУ, разумеется, тоже) представляла информация о советских воинских частях, дислоцированных в этих странах. Борьба, а точнее – война, разведок западного и восточного блоков набирала обороты лавинообразно.
…"Мерседес" темно-синего цвета, встретивший "объект и сопровождающих его лиц" в мюнхенском аэропорту, медленно подъехал и остановился у небольшого красивого двухэтажного особняка, построенного в стиле, напоминающем неоготический. Высокие заостренные двухскатные крыши обоих его крыльев и центральной части особняка, пара многоугольных башенок делали его похожим на миниатюрный средневековый замок. Стена одного из крыльев до середины была увита плющом, а территория вокруг покрыта плотным, стриженым, изумрудно-зеленым газоном.
Апартаменты, куда доктор и его коллега препроводили Бредли, находились на втором этаже в глубине правого крыла и представляли собой номер довольно приличного отеля: широкая деревянная кровать, пара кресел с высокими спинками, инкрустированный журнальный столик, бар с множеством бутылок с разноцветными этикетками. У стены стоял дубовый обеденный стол с четырьмя стульями. Тяжелые шторы на окнах, пара картин в богатых багетных рамах на стенах вносили в интерьер определенный уют. Пол в номере, впрочем, как и во всем здании, был застелен ковровым покрытием, что делало шаги практически неслышными. Налет старины особенно привносился камином и литыми подсвечниками на нем, однако холодильник и вполне современная сантехника этот налет нивелировали.
– Ну вот мы и на месте. Проходите, господин Тауберг. – Доктор распахнул дверь и, продолжая подобострастно улыбаться, сделал приглашающий жест рукой. – Обед вам сейчас подадут. Ужин можете заказать уже на свой вкус.
– А что, здесь кроме нас есть еще кто-то? – Бредли вошел, по-хозяйски прошелся по номеру, сумку небрежно бросил в одно из кресел, плащ повесил в плательный шкаф, заглянул в холодильник; агрегат был заполнен продуктами, фруктами, овощами и зеленю. – А то у меня сложилось впечатление, что данная обитель необитаема; мы не повстречали еще ни одной живой души.
– Разумеется, мы здесь не одни. Обслуживающий персонал весь на месте, – не оценил шутку Бредли доктор. – Если вам что-то понадобится, можете вызвать горничную. Вот здесь и здесь находятся кнопки вызова, – показал он под столешницу журнального столика и на спинку кровати. – Надеюсь, пребыванием у нас вы останетесь довольны. А теперь, разрешите откланяться, наша миссия на этом закончена.
Уже у двери доктор обернулся и проговорил извиняющимся тоном:
– Да, господин Тауберг, у меня к вам одна только просьба: не покидайте, пожалуйста, пределов этого дома, да и этого номера тоже, хорошо? Видите ли, специфика деятельности нашего учреждения несколько секретна… Впрочем, как и вашего… Поэтому вы должны меня понять…
– А что, если я надумаю… ну, скажем, прогуляться перед сном, мне не позволят беспрепятственно это сделать?
– Нет, конечно, но нам бы не хотелось…
– Я вас понял, доктор Шнейдер, – перебил его Бредли. – Я обещаю выполнить эту вашу просьбу. Без сопровождающего и если меня не побудят к этому чрезвычайные обстоятельства, я из этого номера не выйду.
Через минуту после ухода "приятелей" в дверь деликатно постучали.
– Входите, открыто, – громко отозвался Бредли.
В номер вошла женщина лет тридцати пяти в строгом темном платье, в маленьком белоснежном переднике и высокой и тоже белоснежной накрахмаленной пилотке на голове. Перед собой она катила тележку с обеденным сервизом.
– Ваш обед, господин Тауберг, – сделав легкий книксен, не проговорила, пропела она и стала переставлять приборы с тележки на обеденный стол. – Могу я поинтересоваться, что вам приготовить на ужин?
– Приготовьте мне ужин на свое усмотрение, – ответил Бредли, внимательно рассматривая ее. – Если ваш вкус мне понравится, я предложу вам руку и сердце.
Женщина не ответила ничего, лишь чуть улыбнулась. Закончив с сервировкой стола, спросила:
– Какие-нибудь просьбы, господин Тауберг?
– А просьбы какого характера вы принимаете?
– Просьбы могут быть любого характера, но не все они выполнимы.
"Молодец, хорошо ответила, – мысленно похвалил ее Бредли. – Не удивлюсь, если окажется, что она умеет владеть оружием".
– В таком случае, если позволите, пару вопросов.
Женщина стояла и молча, с интересом смотрела на него.
– Первое: это подлинники? – кивнул Бредли на картины.
– В живописи я разбираюсь так же, как и вы, господин Тауберг, но не думаю, чтобы из музеев с завоеванных германской армией территорий вывозились копии.
"И опять хорошо… Нить разговора у нее, хоть она и сказала-то всего пару слов".
– И второе: как ваше имя?
– Я не уточняла у своего руководства, каким именем мне следует вам представляться. Извините меня, господин Тауберг.
– А кто ваше руководство?
– Это уже третий вопрос, а вы просили разрешения только на два. Приятного аппетита, господин Тауберг. – Она улыбнулась, вновь сделала книксен и удалилась.
За обедом Бредли слушал клавесинную музыку Баха; выбор пластинок был большой, он выбрал свою любимую запись.
Глава 5
Доктор Шнайдер пришел вечером, сразу после ужина; в руках он держал тонкую кожаную папку. Изменения, как в манере поведения доктора, так и в его облике, Бредли заметил сразу и без труда. Никакой растительности на лице доктора не было: ни бородки, ни усиков. О том, что они были накладными, Бредли понял по легкой небритости на лице доктора. "Значит, брился утром; если бы усы и бородку сбрил после нашего приезда, чисто выбритым было бы все лицо, – догадался Бредли. – И держишь ты себя совсем по-иному: взгляд спокойный, проницательный; от заискивающей улыбки не осталось и следа. Так держат себя только уверенные в себе люди, наделенные властью. Отсюда – вывод: ты такой же доктор Шнайдер, как я – Тауберг. Да, собственно, и Бредли – тоже".
– Как отдохнули? – спросил доктор, проходя в номер и по-хозяйски устраиваясь в одном из кресел.
– Вы знаете, неплохо. Говорят: на новом месте – плохой сон. Я после обеда уснул сразу и спал как младенец. Ваши камеры наверняка это сняли.
– Это говорит о том, что у вас или крепкие нервы, или… чистая совесть, – проговорил "гость", "пропустив" последнюю фразу мимо ушей.
– Или и то, и другое. – Бредли закинул ногу на ногу, показывая своим видом, что внимательно слушать он готов.
– Ну что ж, прежде чем мы начнем нашу беседу, – после небольшой паузы медленно заговорил доктор, – я хотел бы уточнить одну деталь.
Он вновь помолчал и внимательно посмотрел на Бредли:
– Вести с кем бы то ни было какой-то диалог обезличенно, я не привык, поэтому скажите, как все-таки мне вас называть? Господин Тауберг, мистер Бредли или мне называть вас все же вашем настоящим именем?
Такой вопрос Бредли насторожил.
– Что вы имеете в виду под "настоящим именем"?
– Обер-лейтенант Кесслер.
Это был удар, которого Бредли не ожидал. Под этим именем – по легенде – он, советский разведчик Сергей Озеров, в мае сорок пятого начал свое внедрение в разведслужбы США. Мало того, Бредли был уверен в том, что людей, знавших его под этим именем, давно уже нет в живых: ни в советской разведке, ни тех, кто с ним пересекался тогда, в Германии; разве что медсестра Паола, которая ухаживала за ним.
Доктор поднялся, принес из бара бутылку с коньяком, налил полстакана и подал его Бредли:
– Выпейте. Пейте, пейте… Вы очень бледны. Может быть, позвать врача?
Бредли отрицательно мотнул головой, залпом выпил, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. "Неужели он решился на вербовку? Рискованный шаг с его стороны, – автоматически начал просчитывать Бредли. – Чтобы пойти на такой шаг, нужно иметь козырь, и причем весомый. Если вербовка не удастся, о ней узнает Даллес, а он этого ему не простит. Возни у себя за спиной не потерпит. Значит, мне надо сделать так, чтобы вербовка удалась. Но как?.."
– Не надо врача; вы же сам – доктор; вон какое хорошее лекарство мне дали. – Бредли слабо усмехнулся и открыл глаза; "гость" все еще стоял рядом и смотрел на него. – Обер-лейтенант Кесслер погиб в мае сорок пятого в Германии, – проговорил Бредли после небольшой паузы. – Об этом должны быть соответствующие документы… господин генерал.
Теперь улыбнулся доктор; он отошел и вновь занял свое кресло.
– Я знал о том, что вы догадаетесь. С такими профессионалами, как вы, играть втемную – пустая трата времени. Вы правы, я действительно президент Федеральной разведывательной службы генерал Гелен. А документы, подтверждающие гибель обер-лейтенанта Кесслера, действительно существуют. Вот они.
Генерал достал из той тоненькой папки, с которой пришел, несколько скрепленных листов, фотографий и положил их перед Бредли:
– Можете посмотреть.
Бредли взял фотографии и листы, стал внимательно просматривать. Это были действительно те самые документы, которые когда-то показывал ему Пол Сэдлер. А вот фотографии он видел впервые; его тогда только что сфотографировали. Молодой Бредли – в то время он был Кесслером – в форме обер-лейтенанта вермахта лежал, облитый куриной кровью; выглядело более чем убедительно. Бредли еще раз перечитал записи на листах.
– Тот человек, который с вами работал, допустил одну неточность, я бы даже сказал – оплошность, которая позволяет сделать вывод, что эти документы – фальсификация, а ваша "смерть" – инсценировка, – продолжал Гелен, пока Бредли просматривал документы. – Там написано, что Кесслер был убит при попытке к бегству из госпитальной палаты, следовательно, на фотографиях вы должны быть в больничной пижаме, а там вы в форме.
– Ну и что? – с нарочитой беспечностью спросил Бредли, возвращая документы. – Все это сейчас уже недоказуемо. Прошло слишком много времени; тех людей, которые могли бы это подтвердить, уже нет в живых.
– А я и не собираюсь кому-то что-то доказывать. – Гелен забрал документы и убрал их обратно в папку. – Хотя прошло не так уж много времени и все это вполне можно доказать. Опытный криминалист справится с этим без труда. Да, кстати, почему вы так побледнели, когда услышали свое имя?
– Ерунда. Сердце… А вот вы, господин генерал, ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос…
– Обер-лейтенант, вам не кажется, что вы ведете себя неподобающим образом, – жестко перебил Гелен Бредли. – Не забывайте, кто перед вами находится.