- Им, гадам, все скорей надо. Дыхнуть не дают.
Гонка с разгрузкой транспортов была вызвана боязнью воздушных налетов. Почти год, пока фронт держался на Северном Кавказе, фашисты чувствовали себя в Крыму спокойно, как в глубоком тылу: по ночам не затемняли окон, не гасили свет. И вдруг этой ночью над городом и рейдом взревели моторы советских бомбардировщиков. Среди развалин в ужасе метались в поисках убежищ фашистские чиновники, интенданты и полицаи. Паника до сих пор лихорадила фашистских тыловиков. Боясь новых налетов, портовая администрация спешила разгрузить транспорты и вытолкнуть их из бухты в море.
- Ты зря, Коль, бубнишь. Для нас такая спешка - лафа.
- Гляди, какой урожай, - Костя кивнул на ящики и кули, придвинутые им поближе к двери. - Скажи спасибо, что нам поручили эту работу.
Ассортимент, предназначенный для снабжения офицеров эсэсовской части, был отменный. Здесь было все, чем были богаты ограбленные фашистами средиземноморские страны.
Коля принял от одного из матросов ящик, оклеенный красивыми разноцветными этикетками. Глаз у него наметан: по виду, по ярлыкам и упаковке, а то и на ощупь он сразу определял содержимое. Но ящики в такой упаковке ему ни разу еще не попадались.
Оттащив ящик подальше от двери, Костя финкой поддел уголок его крышки.
- Это нам сгодится! Возьмем пробу, - шепнул он, пряча в кармане несколько плиток французского шоколада.
Отыскав за кулями с рисом припрятанный мешок, наполовину набитый пачками какао, печенья, сахара, лимонами, Костя добавил в него несколько плиток шоколада и спрятал "пробу" на прежнее место. Затем ударом ручки ножа пригнал на место крышку ящика и поставил его тоже поближе к двери..
Мешок с "пробой" имел особое назначение. Петька из случайно услышанного разговора Лиды с его теткой узнал, что Лида готовится стать матерью. Он не замедлил рассказать эту новость приятелям, и они, по предложению Кости, сообща решили преподнести Лиде подарок.
Людская цепь безостановочно двигалась, и Коля едва поспевал подхватывать кули и ящики. Ныла поясница, ноги дрожали, рубашка липла к телу.
И вдруг конвейер оборвался, подача грузов застопорилась. Оказалось, опять отстал тощий матросик Ишков с разодранной на плече тельняшкой. Под тяжестью большого ящика он едва волочил ноги.
Курц отвратительно выругался и замахнулся на Ишкова. Но Шульц удержал его руку, доказывая, что пленные в знак протеста против побоев станут опять "итальянить" и выгрузка пароходов сорвется, за что придется отвечать. Курц грозился написать на него донос, что он потакает "русским свиньям". Но все же на этот раз он уступил и не тронул Ишкова.
Вскоре все вагоны были погружены. Маневровая "кукушка" притащила на соседний путь порожняк и подошла к груженому составу, чтобы вытащить его на станцию.
Рабочие перешли на соседний путь, а Костя задержался и на трех вагонах, загруженных им и Колиным отцом, нарисовал мелом стрелы. Подрисовывая к последней стреле хвост с оперением, он напевал под нос куплеты, сложенные портовыми весельчаками и напечатанные в подпольной газете:
Эй ты, Ганс молодой, золоты погоны,
Удирай скорей домой, пока есть вагоны.
Эй, Фриц, солдат-блиц, куда топаешь?
В Камышевскую придешь, пирог слопаешь.
Кто-то дернул Костю за рукав спецовки.
- Тю, это ты, Петька? - удивился он. - А у меня сердце в пятки. Думал, жандарм. Откуда ты? Из-под земли, что ли?
- Из-под состава. Я давно поглядываю - ждал, когда все уйдут. Кузьма велел спросить: сколько будет "наших" вагонов?
- Три. Со стрелами.
- Вот это да! - В озорных глазах Петьки сверкнули голодные огоньки. - А когда будем пикировать?
- Об этом Кузьму и Саньку Калганова спроси. На пристани мы командуем, на станции - они. Там мы все им подчиняемся. Ну, беги! Да, кстати, передай вот это Лиде, - Костя вытащил из кармана четыре плитки шоколада.
VI
В обеденный перерыв Костя побежал на станцию узнать, как дальше действовать.
У входа в угольный склад он неожиданно столкнулся с Кузьмой, а тут и Саня, закончив заправку паровоза углем, подбежал к ним.
- Слыхали о приказе? - спросил Кузьма.
- Каком?
- Все дневные поезда отменены. Под Джанкоем наши разбомбили два состава. Теперь товарные будут отправляться только ночью.
- Ух и здорово, мать честная! Ночью нас ни одна собака не заметит, - возликовал Саня.
- Но тут, братва, есть закавыка, - продолжал Кузьма. - Первый поезд в десять ноль-ноль, и меня назначают в поездку. Буду вести состав с Костиными вагонами.
- А кто же ночью будет командовать? - встревожился Саня.
- Ты будешь. Тебе все карты в руки. Только запомни, Сань: ты в ответе за всех ребят, за каждый килограмм груза, - строго предупредил Кузьма. - Если сорвешь дело - перед всеми ответишь.
- Не бойся, не подкачаю. А вместо тебя возьму с собой в пару Мишу Шанько.
…Когда в сумерках Костя добрался до места сбора, среди развалин под единственной уцелевшей стеной дома его уже поджидали Коля и Саня с Мишей Шанько, Петька и его приятель Костя Попандопуло - юркий, с высоко вздернутыми ноздрями мальчишка по кличке Котофей. От нечего делать Петька и Попандопуло отыскали в мусоре толстую проволоку и, пробуя остроту трофейных ножниц, словно лапшу, резали ее на куски. Только здесь, когда Костя подошел к почерневшему от пожара проему окна и огляделся, он по-настоящему оценил Санину сметку.
Шагах в двадцати от развалин проходит шоссе, за ним напротив - высокий глинобитный забор с широкой снарядной пробоиной, а за ним - железнодорожная магистраль. Но главное преимущество - крутой подъем, где товарные поезда, выйдя со станции, не успевают еще взять разгон и движутся со скоростью пешехода. До станции - метров четыреста с гаком, в другую сторону - до тоннеля - и того побольше. Ни один патруль сюда не забредет. Ночью они боятся уходить далеко от станции.
Саня взглянул на светящиеся стрелки часов и сказал:
- Наши вагоны: десятый, одиннадцатый и двенадцатый от паровоза. Первыми поднимаются Костя Белоконь и Петька, за ними Коля с Котофеем, потом я с Шанько. Кузьма нам поможет. Он тут, на подъеме, и в Ушаковой балке обещал поддать пару.
Не прошло и минуты, как все шестеро залегли в кювете с левой стороны главного пути. "Хорошо, что именно с этой - стороны, - подумал Костя. - С той - луна, а здесь будет тень от вагонов, поездная охрана не заметит. И перед тоннелем фонари и охрана на правой стороне".
На станции, как пара волчьих глаз, вспыхнули огоньки, и оттуда донеслись вздохи стоящего под парами локомотива.
По тому, как часто Саня поглядывал на часы, Костя догадался, что он нервничает. Впрочем, и у него самого кровь гулко стучала в ушах. Да и как не волноваться? Груза тонна. Не растерять бы. И как там, в Ушаковой балке? Обидно, если дело вдруг из-за чего-нибудь лопнет.
Саня тихонько толкнул локтем Костю и прошептал:
- Твой батька не подведет?
- Не подведет. Ему не впервой туда ездить.
Отец Кости служил конюхом при городской управе. Вороватое начальство экономило на фураже и потихоньку спекулировало им, а конюха заставляло по ночам выезжать за город косить траву на корм. Узнав днем, для чего нужна подвода, отец Кости запасся ночным пропуском, под вечер запряг пару битюгов, взвалил на бричку ручную тележку, положил косу с граблями и вместе с отцом Коли Михеева, у которого тоже имелся ночной пропуск, поехал на Корабельную сторону.
Со станции донесся протяжный свисток. Звякнули буфера. Поезд тронулся и стал набирать скорость.
- Готовьсь! - скомандовал Саня.
Паровозные фары были погашены. Вместо них впереди светился один маскировочный огонек, который медленно приближался. Поезд, лязгая буферами, натужно взбирался на подъем.
Вот уже мимо прошел паровоз. На площадке переднего вагона в свете луны мелькнул силуэт жандарма и тут же окутался облаком пара, который с шипеньем и свистом вырвался с двух сторон паровоза. Костя начал отсчитывать проползавшие мимо вагоны. Седьмой… восьмой… девятый… Пора!
Одновременно с Петькой он выскочил из кювета и, вспрыгнув на ступеньку вагона, подал ему руку. Дальше действовали, как условились. Костя, ухватившись руками за поручни двери, грудью поддерживал Петьку, а тот резал саперными ножницами проволоку пломбы и откидывал клямку. Паровоз не успел еще нырнуть в тоннель, как оба уже были в вагоне и захлопнули за собой дверь.
От тоннеля до Ушаковой балки минуты четыре хода. Костя посветил электрическим фонариком - все лежало на месте. Отыскав припрятанный мешочек с "пробой", он показал его Петьке.
- Бросай, что полегче - сигареты, табак, а вот это из рук не выпускай, с ним и прыгай. Остальное я сам выброшу и дверь захлопну.
Выйдя из тоннеля, поезд круто завернул вправо и полз по дну глубокой каменной траншеи. От толчка дверь приоткрылась. Показались руины морского госпиталя, замелькали деревья, за ними черным бархатом выстлалась сонная бухта, и вдали в лунном свете четко обозначились белокаменные берега Северной стороны. Костя откинул дверь и, высунув голову, следил за ходом поезда, движение которого замедлилось. Паровоз и передние вагоны вдруг окутались густым облаком.
- Кузьма сигналит. Давай! - скомандовал он.
В каменистый, поросший травою кювет один за другим полетели тюки, ящики, окорока и круги сыра.
За минуту все было кончено. Петька спрыгнул первым. Костя рывком захлопнул дверь, набросил клямку и, соскочив, с разбегу перепрыгнул через кювет и оглянулся. Другие ребята тоже бежали прятаться к груде камней: на задней площадке ехал жандарм.
Поезд ускорял бег под уклон. Чаще и громче лязгали буфера. Вот и последний вагон мигнул красным зрачком фонаря и вместе с замирающим стуком колес растаял вдали.
Ребята бросились подбирать груз и перетаскивать его на другую сторону полотна, в заросли дерезы и боярышника, где на тропе их уже поджидали Александр, Николай Андреевич Михеев и Ваня с Максимом.
- Ловко сработали, - похвалил Ревякин. - Теперь тащите за нами, - и он взвалил на плечи мешок с сахарным песком.
Все с поклажей последовали за ним, лишь Саня, Котофей и Петька остались еще подбирать сброшенные грузы.
Согнувшись под кулем риса, Костя, боясь оступиться, спускался по крутой тропе, ища глазами отцовскую подводу. Просторная котловина утопала в голубом сиянии. Впереди и по сторонам - темные пятна деревьев и кустарника, меж ними искрящиеся росою полянки; справа рощица, скрывающая в своей тени разбитую бомбой раковину и подмостки эстрады. Свернув за кусты шиповника, Костя увидел в тени акаций лошадей, впряженных в бричку, а на соседней лужайке отца, сгребавшего скошенную траву. Заметив подходивших, он поспешил к своей бричке укладывать груз.
Возвращаться в город в такой час было рискованно. На каждой улице пришлось бы предъявлять пропуска, и патрули могли заинтересоваться, что лежит на возу, под травой. Поэтому конюх решил пока что отъехать в дальний конец балки, в кустарнике переждать до рассвета, а утром выбраться на шоссе к Малахову кургану и, затерявшись в потоке машин и подвод, въехать в город.
Солдаты восьмого бастиона
I
Смеркалось, когда Александр и Кузьма закончили печатать экстренный выпуск листовки с ночным сообщением Москвы о десанте советских войск под Керчью. Весть эта всполошила и подняла на ноги всех.
Листовки тискали прямо на кухонном столе. В кухне просторней и, главное, легче дышать, чем в подземелье. К тому же там Людвиг настроился на московскую волну, а Лида записывала передачи.
- Где же Максим с Иваном? Надо бы и эти поскорей отправить, - Кузьма кивнул на стопку свежих листовок.
Еще под утро Жора, Женя Захарова и Костя отпечатали триста листовок и унесли с собой, чтобы засветло успеть раздать их связным с дальних окраин. Остальной тираж, предназначенный для центра города и железнодорожной станции, Александр с Кузьмой взяли на себя, пообещав Гузову прислать листовки с Ваней на дом.
С тех пор как стало известно, что соседка Ревякиных Женька Зеленская следит за квартирой Александра, никто к нему без вызова не являлся. Исключение составляли трое: Костя - связной, Гузов - редактор и наборщица Женя Захарова. Эта умная черноглазая девушка с пышной каштановой косой, обернутой венцом вокруг головы, оказалась неутомимой и самозабвенно преданной делу подпольщицей. Она быстро навела порядок в типографии, сама набирала газету и обучала наборному делу Жору, Александра, Кузьму и Костю. Отработав день в управе, Женя забегала домой перекусить, мчалась к Ревякину и здесь, в подземелье, работала всю ночь напролет. Под утро она возвращалась домой и, вздремнув час-другой, шла на работу в управу.
Чтобы к Ревякину поменьше ходило людей, Жора еще месяц назад взял в свои руки распространение газеты и листовок.
Кузьма снял с рамы последний оттиск и снова, в который уж раз, прочитал вслух броский заголовок:
- "Десант под Керчью, бои под Перекопом". Здорово! Ведь это значит - вот-вот наши ворвутся в Крым.
- А мы вроде наблюдателей, - ответил Ревякин.
- То есть как?
- А так. Ты сам видел ночью, как два эшелона с боеприпасами и солдатами были отправлены из Севастополя на Керченский перешеек. Враг подтягивает резервы. А мы? Что делаем мы, чтобы помочь своим?
- А разве это не помощь? - Кузьма потряс листовкой. - Представь, как завтра воспрянет народ, как забурлит Севастополь.
- Это само собой. Но ведь мы-то не только пропагандисты, а и солдаты. Что ж, мы так и будем сидеть в подземелье, как кроты в норе?
Ревякин взял из стопки третью часть листовок и подал Кузьме.
- Это возьмешь с собой на линию. А пока ребята заявятся, давай все уберем.
Он спустился в лаз и, став на ступеньку приставной лестницы, принял от Кузьмы раму с набором, валик и оставшуюся чистую бумагу и скрылся в подземелье. Кузьма начисто вытер стол и, убедившись, что следов краски нигде не осталось, принялся отмывать руки.
Уже стемнело, когда пришли Ваня Пиванов с Максимом. После побега из концлагеря они не разлучались. Кузьме и Ване повезло. С подложными документами они устроились на работу и свободно ходили по городу. А вот Максим нигде не мог зацепиться. Прямо со школьной скамьи он пошел в офицерскую школу, а затем, младшим лейтенантом, на фронт. Специальности он не имел и не мог поступить в мастерские или на станцию. Чтобы не привлекать внимания уличных старост и жандармов, он кочевал по разным квартирам. Но он не унывал. Этот расторопный парень с холодным, насмешливым взглядом оказался незаменимым помощником. Он добывал оружие, расклеивал листовки на слободках и выполнял многие другие поручения. Своей отвагой и предприимчивостью Максим завоевал доверие ребят и стал признанным вожаком во всех рискованных вылазках за продовольствием. У него осталось много друзей среди военнопленных, и после каждого удачного "пикирования" на поезд он посылал им с Петькой передачи в концлагерь. А те, в свою очередь, частенько при разгрузке машин с продовольствием прятали в развалинах ящики с консервами или кули с мукой, которые Максим по ночам подбирал. Неделю назад в камнях возле продовольственного склада полиции Максим подобрал оставленные друзьями два ящика вина и водки. Он ликовал. Водка - это валюта, за которую можно было приобрести все что угодно. В первое воскресенье Максим отправился на толкучку и выменял на водку револьвер.
Он был неистощимым на каверзы, которыми досаждал фашистским градоправителям. Однажды ночью с двумя матросами, бежавшими из лагеря, он учинил разгром полицейского участка. Утром он сдал трофеи - два автомата с патронами. Другой раз, чтобы попугать предателей, обстрелял ночью квартиры городского головы и его помощника. А на днях вместе с Шанько подбросил Филле письмо с угрозой рассчитаться с ним за избиение военнопленных, работавших на станции.
Прошлую ночь Максим спал у Петьки, на месте Кузьмы, который был на дежурстве. Утром он балагурил, сыпал анекдотами, а когда Костя принес листовки с известием о десанте, вдруг затих. Часа два бродил по двору и рассеянно поглядывал на изрытую пещерами Воронцову горку.
После обеда он выпросил у Петьки несколько листков тетрадной бумаги и сел писать. Оторвался он от стола лишь под вечер, когда Ваня вернулся с работы, и вскоре вместе с ним отправился к Ревякиным.
Александр поднялся из подземелья. Лицо его было озабоченно.
- Ну, как там под Керчью? - спросил Максим.
- Видать, тяжело… Наши с боями расширяют плацдарм, - ответил Александр, присаживаясь к столу. - Представляю, что там творится.
- Да-а, - вставил Кузьма. - Нелегко нашим под огнем перебрасывать через пролив уйму людей и техники.
- А мы даже не можем помешать переброске резервов отсюда! - Александр в сердцах хлопнул ладонью по столу.
- А что мы можем поделать? - с горечью заметил Кузьма.
- Вот именно - что? Поднять восстание? А с какими силами? Мы даже не имеем своей боевой дружины. Военнопленные? Мы их не подготовили к этому. А в нужный момент именно пленные должны составить нашу главную ударную силу.
Ревякин обвел взглядом товарищей и умолк.
Из подполья через открытый лаз в стене доносился приглушенный стук пишущей машинки - Лида продолжала прием сводки с фронта.
- Может, нам разобрать пути и закупорить станцию? - предложил Ваня.
- Ну разберем, а через два часа их исправят, и поезда снова пойдут, - ответил ему Кузьма.
- Можно и тоннель подорвать, - не сдавался Ваня.
- А ты туда сунься! Враз напорешься на пулеметы. К тоннелям не подступиться. Там бетонные доты, проволочные заграждения, пулеметные гнезда, - возразил Кузьма.
Максим дымил сигаретой, уставясь на лампочку, висевшую над столом. И вдруг глаза его загорелись озорством.
- Слушай, Саша! У меня есть мыслишка. Помнишь, ты хвалил Костю и его ребят за то, что они в своей записке, подброшенной Майеру, поставили подпись партизанского штаба?
- Ну и что?
- И Майер, и комендант города, и жандармы уверены в том, что в город проникли партизаны. Почему же этим не воспользоваться?
- А как?
- На-ка погляди, - Максим вытащил из бокового кармана пиджака исписанные листки и положил их перед Ревякиным на стол.
Старшина взял листки, быстро пробежал их глазами.
- Превосходная идея! А ну послушайте, хлопцы.
Александр прочитал "Секретный приказ городскому повстанческому отряду", перед которым ставилась боевая задача в момент высадки десанта в районе Севастополя тремя группами ударить с тыла и захватить в городе все перечисленные в приказе опорные пункты немцев и учреждения.
- Вот увидишь, клюнут. Обязательно клюнут! - убеждал Максим. - Для Майера это хлеб. У него будет в руках не только "Секретный приказ", а еще штук двадцать наших листовок: новое доказательство, что газета и листовки - дело рук партизан, которые из лесу пробираются в город.
Кузьма и Ваня поддержали Максима.
- Добро. Согласен, - сказал Ревякин. - Дорог каждый час. Говори, что тебе нужно?
- Немного. Твою командирскую полевую сумку, автомат с патронами, винтовку и еще тройку гранат.
- Сейчас все получишь. А ты, Иван, пойдешь с ним?
- А как же! Куда иголка, туда и нитка, - улыбнулся Ваня.
Александр взял приказ, кое-что исправил в нем и спустился в подземелье перепечатать его, а заодно вынести оружие.