– Клянусь бородой Магомета! – вскричал Балиан на арабский манер. – Как вы смеете хвастать разбоями, которые подвергают опасности все королевство?
– Я приношу клятвы святыми мощами, как полагается доброму христианину, – ответил Рейнальд, стараясь оскорбить собеседника. – И заставляю неверных себя бояться. Вы, Ибелины, понятия не имеете, как нужно себя вести на границе.
Гуго Сент-Авольд одобрительно кивнул. Вот, наконец-то, человек, говорящий так же, как у них во Франции.
– Сядь, Балиан, – резко одернул Балдуин брата. – Хочешь испортить свадебный пир пустячной ссорой? Что сделано, то сделано, и нечего об этом судачить.
– Саладин может нарушить перемирие сегодня ночью, и никто не станет его винить, – угрюмо заявил Балиан, но все же сел на место.
Госпожа Стефания, тоже посчитавшая, что дело зашло слишком далеко, пришла на выручку. Она поманила своего управителя:
– Какие у нас сегодня увеселения? – и, повернувшись, к гостям, объявила: – Вы должны знать, что вот уже несколько дней все жонглеры и танцоры, которых можно найти на Востоке, собирались в Кераке, поэтому Симону пришлось потрудиться, чтобы определить, кто из них более достоин участвовать в представлении. Давайте узнаем его решение.
Симон помедлил, освобождаясь от блюд, которые он разносил.
– Если позволите, моя госпожа…
– В чем дело?
В беспомощном жесте он развел руками:
– Моя госпожа… все они ушли!
– Ушли? – Стефания тупо посмотрела на управителя. – Ты говоришь об актерах, собравшихся на свадьбу? Ушли куда?
– Ворота города были открыты, моя госпожа, и они исчезли.
– Они что-то слышали? – В голосе Рейнальда внезапно прозвучали резкие нотки. – Кто принес послание?
– Люди приходили и уходили весь день, – чуть слышно проговорил Симон.
И это бесспорно было так. Наступила непродолжительная тишина, которую прервал Балиан, сказав, что, раз уж им придется развлекаться самим, его оруженосец Ренье принес мандолину и знает последние любовные песни, они очень понравятся дамам. Стефания благосклонно отнеслась к этому предложению, и внешне пир вновь стал веселым праздником. Но Рейнальд, не привлекая внимания увлеченных звуками музыки гостей, подозвал рыцаря с суровым лицом, своего сенешаля, и что-то прошептал ему на ухо. Тот вышел из комнаты и не вернулся. Сидевшие за низшими столами рыцари-вассалы Рейнальда начали постепенно расходиться.
– Что происходит? – спросил Гуго Сент-Авольд у одного из них.
– Пора расставить часовых, поднять мост, проверить и закрыть все ворота города. Обычное дело вечером.
И с этими словами рыцарь исчез. Стефания де Мильи взглядом проследила за ним. Она очень разрумянилась, когда, улыбнувшись Балиану, поздравила его с таким талантливым оруженосцем.
– Если бы мой Гемфри не был женихом, он бы показал, что у нас в Кераке тоже имеются певцы.
Балиан, соглашаясь, улыбнулся и посмотрел на жениха, крошившего хлеб и кусавшего губу, беспокойно поглядывая на дверь, за которой исчез еще один молодой воин Рейнальда. Балиан сказал Стефании, что у ее сына сложилась репутация человека, понимающего толк как в любви, так и в войне, и что приятно видеть восхищение принцессы своим женихом.
С такими вот пустыми комплиментами и фальшивыми улыбками пир шел своим чередом, а в это время на стенах замка появлялись часовые и раздавались энергичные команды загнать в пределы города овец, которые паслись на склоне горы. Рейнальд отлично знал, что пустой угрозой нельзя было прогнать из города лицедеев накануне такой богатой свадьбы. Ту часть городского населения, которая говорила по-арабски, осторожно опросили, но никто не проведал ни о каких слухах. Кроме того, так много людей выходило посмотреть на палатки, установленные для Ибелинов, что даже привратники не заметили, все ли они вернулись.
Ночью часовые Керака вглядывались в окрестности с залитых лунным светом стен, так круто возвышающихся на обрывистой скале, что приблизиться к замку было возможно лишь с севера, через город. Даже бедуины не двигались в лежавших внизу глубоких долинах, и с гребня горы ничего не было слышно, кроме далекого лая шакала. На самом верху башни с западной стороны люди Рейнальда хранили поленья для маяка, который сможет подать сигнал тревоги, и о нем, благодаря эстафете, за пару часов станет известно в Иерусалиме. Опустилась ночь, и стражники сменились.
– Все спокойно! – распевали часовые, за час совершая обход всего городка.
Следующим утром часовню Керака освещали для свадебной церемонии восковые свечи в низко подвешенных огромных железных люстрах. Еще свечи горели перед кусочком покрывала Девы Марии, лежавшим в ковчеге на алтаре. Они освещали гроб с мощами святого Симеона, покрытый расписными эмалями, представляющими картины из жизни праведника. Канделябры на стенах отбрасывали мерцающий свет на картины, изображавшие Деву Марию со святыми, и казалось, что эти изображения двигаются. Даже плоды и цветы, вырезанные на верхних частях колонн, казалось, шевелились, когда маленькие огоньки под ними вспыхивали или тускнели.
Молодой Гемфри был одет в белый атлас с золотом, обшитый горностаевым мехом. Его миниатюрная принцесса надела платье со шлейфом из белой парчи, с разрезами по бокам, открывающими другое платье, переливавшееся розовым, зеленым и фиолетовым цветами, словно оперение голубки. Епископ, привезенный сюда специально, чтобы сочетать молодых, был старым, хилым человеком; пальцы его заметно дрожали, когда он соединял руки жениха и невесты. Это была странная свадьба для принцессы, поскольку ее не посетили ни король, ни его родная сестра с ее никуда не годным супругом, которого ненавидела знать.
Заглушить дрожащий голос епископа, произносившего латынь, трубному сигналу со стены оказалось совсем нетрудно. Первые тревожные звуки сразу подхватили другие трубы вокруг замка. Издалека послышались крики. В часовню вбежали воины, в середине прохода их встретил Рейнальд. Они вместе вылетели за огромную дверь, и за ними устремились рыцари Рейнальда. Дверь захлопнулась.
Рыцари и вассалы из свиты Ибелинов столпились в проходе.
– Саладин! – воскликнул Гуго Сент-Авольд, стоявший ближе других к двери. В его голосе звучали торжествующие нотки. – Неверные двигаются сюда из Египта крупными силами. Это армия Саладина, и перемирию – конец!
– Продолжайте, продолжайте! – крикнул Балдуин Ибелинский епископу. – Мы приехали сюда заключить брак и не двинемся с места, пока церемония не совершится.
Его слова положили конец суматохе в часовне, но за ее стенами волнение продолжалось. Гемфри Торонский выпустил руку Изабеллы и неловко нащупал небольшой украшенный драгоценностями кинжал, который он носил для украшения. К невесте он повернулся спиной. Рот епископа раскрылся, но, насколько можно было слышать, не издал ни звука.
– Сеньор Торонский, – с гневом и презрением вскричал Балдуин, – вы настолько изнежены, что обычная тревога сводит вас с ума? Тогда отдайте более достойному невесту, а с ней и королевство!
Юноша вспыхнул, снова повернулся к Изабелле и потянулся к ее руке. Капеллан Керака, помогавший епископу, наклонился, чтобы подсказывать ему. Испуганным шепотом старик епископ возобновил брачную церемонию, начав с середины предложения, с того самого слова, на котором его прервали. Рыцари из свиты Ибелинов вернулись на свои места. Стефания и королева Мария, которые были слишком высокопоставленными персонами, чтобы позволить себе показать замешательство, испепеляли своих придворных дам гневными взглядами, пытаясь прекратить их перешептывание.
Саладин и в самом деле выступил из Египта. Он двигался форсированным маршем, собирая в свою рать бедуинов, чтобы они не предупредили Рейнальда. Рано утром его войска, обойдя горы по большому кругу, достигли северного края узкого гребня, ведущего к городу. Сразу же, лишь появившись в поле зрения, они бросились в наступление – впереди скакали всадники, а за кавалерией бежали пешие воины со штурмовыми лестницами.
Стены города не отличались высотой, поскольку его границы были слишком протяженными, чтобы их можно было должным образом защищать. Запасы продовольствия на время осады хранились в замке, там же находились огромные резервуары, в дожди наполнившиеся водой. На самом деле городские стены просто предназначались для задержки нападавших, чтобы оборонявшиеся, забрав с собой скот, успели перебраться через подъемный мост.
Главным образом, Рейнальду были нужны овцы, но отары легко впадали в панику в неразберихе узких улочек, по которым Рейнальд и его рыцари спешили направить оборонявшихся. Кроме того, поскольку день начался без происшествий, сенешаль разрешил открыть городские ворота, чтобы скот мог пастись на склонах горы. Он не позволил использовать сено из запасов.
Вот почему, когда люди Саладина с воплями мчались по гребню, закрыть городские ворота не удавалось из-за людей и скота, отчаянно пытавшихся, толкаясь и давя друг друга, проникнуть в город. По той же причине многие воины Рейнальда застряли на подъемном мосту – они не могли просочиться из замка через встречные потоки людей и животных.
У ворот началась ожесточенная битва, вынудившая городской гарнизон уйти со стен и поспешить на помощь. К тому времени, как они смогли закрыть ворота, установленные во многих местах лестницы позволили нападавшим обнаружить неохраняемые места. Группы неверных уже сражались за контроль над башнями, через которые они могли спуститься в город.
Очень скоро крики, вопли и звон мечей подсказали Рейнальду, руководившему обороной ворот, что он должен отступить. Отряд неверных отрезал ему путь через город к подъемному мосту, разгоняя крестьян, все еще пытавшихся попасть в замок.
– Уберите мост!
Стражники колебались, хорошо зная, что их властелин и большинство его воинов отрезаны в городе.
– Убрать мост, я сказал!
– Нет, оставьте!
Гуго Сент-Авольд незаметно опередил Ибелинов, послав из церкви мальчика-слугу принести доспехи, которые он захватил с собой, чтобы принять участие в турнире. Таким образом, как только действующие лица брачной церемонии с неподобающей поспешностью разошлись, Гуго снял во дворе верхнюю одежду и надел кольчугу. Будучи таким же крупным мужчиной, как его двоюродный предок, участвовавший в походе вместе с Готфридом Бульонским, Гуго вышел на самый конец моста, где на узком пространстве его мог атаковать лишь один человек.
Враги не приближались к нему. Они даже немного отступили от моста, явно опасаясь противопоставить свою недостаточную силу и более легкую одежду огромной фигуре в лязгающих доспехах. У некоторых из них были луки, да и камни тоже имелись под рукой. Гуго, как мог, защищался щитом, который очень скоро ощетинился попавшими в него стрелами. Камни рикошетили от его шлема, рук и ног и, по всему было видно, производили на него такое же впечатление, как на стену замка.
– Ну, давай! – ревел он, размахивая мечом.
Одна стрела ударила с тыльной стороны в бронированную перчатку и пробила ее, заставив его выронить оружие. С громким криком ближайший сарацин бросился на него. Гуго увернулся от копья и, сделав длинный прыжок вперед, с такой силой обрушил на противника ребро щита, что тот рухнул как подкошенный. Меткая стрела, пущенная со стены замка, пронзила следующего врага, и у Гуго появилось время, чтобы наклониться, поднять меч и сжать его кровоточащей рукой.
– Выходи! – снова бросил он вызов, но теперь уже лучники из замка очистили перед ним пространство, к которому никто не осмеливался приблизиться.
Позади сарацин со стороны города с криками появились люди Рейнальда. Критический момент остался позади. Рейнальд со смехом въехал в замок, обнимая Гуго за плечи, а за ним слышались крики женщин и детей.
Рейнальд находился в бодром настроении. Потеря города лишь означала, что теперь оставалось меньше небоеспособных людей, которых надо было прокормить. Он усмехнулся при виде Балиана, мрачно оглядывавшего двор, полный овец, плачущих детей, орущих мужчин и терпеливо сидевших на своих узлах женщин.
– Увы, как я вижу, здесь не осталось места для рыцарских поединков, но мы можем предложить вам дельце поживее, сеньор Балиан. Теперь вам скучать не придется.
От необходимости ответить Балиана спасли жужжащие и лязгающие звуки, за которыми последовал отдаленный грохот, оповестивший, что замок начал стрелять из баллисты. Рейнальд пожал плечами:
– Насколько я знаю Саладина, они подтянут свои машины, но еще не добыт такой камень, который причинил бы ущерб Кераку.
– Этот замок когда-нибудь выдерживал настоящую осаду, по всем правилам? – язвительным тоном спросил Балиан.
Госпожа Стефания пробиралась через двор с двумя служанками.
– Ну как вам это нравится? – крикнула она Балиану. – Саладин ведет себя не галантно – прерывает свадьбу.
– Не сомневаюсь, он отзовет своих людей, – с равнодушной вежливостью ответил Балиан.
Стефания жеманно улыбнулась:
– Когда я была девочкой – о, много лет назад, – она рукой показала, какой маленькой девочкой тогда была, – этот Саладин был молодым человеком, не имевшим никакого влияния. Мой отец согласился держать его заложником до уплаты какого-то штрафа, и Саладин написал для меня поэму. Без сомнения, до этого он никогда не видел светлых волос… но это было очень давно.
– Если однажды увидишь госпожу де Мильи, то забыть ее нелегко, – без всякого воодушевления возразил Балиан – ему хотелось ускользнуть отсюда, чтобы все обсудить с братом.
Стефания хлопнула в ладоши:
– Я пошлю Саладину несколько блюд с нашего свадебного стола! Приготовлю их собственноручно. Он не сможет их забыть!
Даже Рейнальд не обращал на нее внимания. Он разбирался с беспорядком во дворе.
– Когда мы получше устроим наши хранилища, то сможем заняться фехтованием. Или вывести моего леопарда и травить его собаками. Недостатка в развлечениях у нас не будет.
Балиан повернулся и пошел прочь. Разбойники из Керака умышленно нарушили перемирие и к тому же не позаботились расставить разведчиков, организовать эстафету, наладить отношения с бедуинами, чтобы получать от них сведения. В результате половина всех баронов королевства оказалась запертой в замке, не говоря уже о новобрачных, которые должны были унаследовать престол короля Балдуина. Если всем им грозит беда, то на этом и королевству конец! Балиан был слишком разгневан, чтобы шутить с Рейнальдом, но знал, что находится в его власти и должен контролировать свои чувства.
В ту ночь свадебный пир был особенно великолепен. Щедрая трата продовольствия просто поражала, такая расточительность всякого лишала аппетита. Вражеские баллисты начали бить по внешней стене, и глухие звуки падающих камней напоминали, что запасы в замке когда-нибудь иссякнут.
– Рейнальд говорит, что осада скоро будет снята, – прошептал Гуго Сент-Авольд, в котором Рейнальд нашел родственную душу. – Иерусалим не позволит себе потерять Керак.
Ренье прикусил губу. По крайней мере в сотый раз он не мог согласиться со своим самонадеянным родственником из Франции, напичканным понятиями столь же устаревшими, как их знаменитый предок. Королевство лежало словно созревший орех, зажатый между челюстями Саладина – Египтом и Дамаском. Когда король Балдуин мог сражаться, он не позволял челюстям сомкнуться и сам вел своих подданных в бой. Но теперь никто не подчинялся королю, который лишился способности передвигаться, почти ослеп, не говорил, а что-то бормотал за занавесками и распространял ужасный запах гниения. Его сестра Сибилла со своим никчемным мужем и пальцем не пошевелят ради спасения новобрачных, которые станут их соперниками в борьбе за трон. Сибилла и Ги слишком глупы и не могут понять, что потеря Керака оголяет фланг всего королевства.
В этот момент в зале появилась процессия, демонстрировавшая яства, которые госпожа де Мильи посылала Саладину. Собственными ручками она приготовила восхитительное жаркое, которое было уложено в центре позолоченной короны, украшенной гербом Торона. Кроме того, главный повар испек пирог в форме замка Керак, нарядно украшенный флажками и ярко расписанными маленькими деревянными фигурками. Далее следовали сладости, выполненные в виде золоченого гнезда с яйцами и сидевших рядом пары горлиц. Другие лакомства, испеченные в виде сердечка или узла восьмеркой, символа преданности и любви, были уложены в рожки, в изобилии украшенные лентами. Процессию замыкало блюдо, на котором, увитый лавровыми листьями, лежал портрет Стефании с рассыпанными по плечам золотыми волосами.
Королева Мария пренебрежительно фыркнула, но бароны криками выразили свое одобрение, посчитав, что в этом жесте присутствует моральное превосходство. Трубы подали сигнал к переговорам. Пока мост со скрипом опускался, воины с напряженными лицами стояли над воротами и в щели следили за происходящим с "греческим огнем" наготове на случай измены. Судя о других по самому себе, Рейнальд не доверял никому.
Прошло немногим более часа, и посланцы вернулись, нагруженные редкими винами и зрелыми плодами для свадебного стола. Стефании Саладин прислал огромный синий камень и прекрасный свиток, на котором было написано четверостишие персидского поэта Омара Хайяма. Стихи перевел для гостей Гемфри Торонский, имевший репутацию ученого и почитателя великого поэта.
"Да это представление какое-то, а не война", – подумал Гуго Сент-Авольд.
Для жениха с невестой Саладин прислал два одинаковых хрустальных бокала и послание. Если на башне, в которой они будут спать, вывесят флаг, ее не станут обстреливать из баллист. Он пожелал им приятных снов.
Рейнальд хлопнул себя по бокам и разразился громким смехом:
– Клянусь святыми мощами, вы будете спать в западной башне у ворот.
Он говорил о лучшей позиции для наступавших, и в тот самый момент Саладин бросил на эту башню четыре из семи своих баллист.
Саладин крепко держал слово, но, когда дрожащих детей с музыкой и смехом уложили на брачное ложе, машины продолжали стрелять по другой стороне ворот, и грохот камней легко проникал через щели окон. Новобрачные лежали в постели обнявшись, прислушиваясь к ударам и вздрагивая.
– Я не очень-то хочу быть королевой, – шепнула принцесса своему юному мужу.
– А я – королем, – признался Гемфри Торонский.
Наутро Рейнальд велел огородить на большом дворе участок, и на нем провели турнир на мечах, в котором Гуго Сент-Авольд выиграл венок, пожалованный ему из рук новобрачной. На следующий день проходили соревнования по борьбе и травля леопарда. Он терзал собак, дамы вопили, а мужчины заключали пари. Каждый вечер устраивали танцы. Замок Керак изнурял себя в празднествах, его хозяева не обращали внимания на красные глаза принцессы, раздражительность королевы Марии и угрюмые взгляды Ибелинов. Постепенно нервное напряжение выросло настолько, что не все могли с ним справиться. Госпожа де Мильи надрала уши своей невестке и запретила ей встречаться с матерью наедине.
– Знаю я, что она говорит у меня за спиной, и не собираюсь это терпеть. Пора тебе научиться поддерживать своего мужа.
Королева Мария в ярости пришла к Балиану. Всего через четыре дня после свадьбы ее предает собственная дочь! Балиан обещал поговорить с Рейнальдом, но осторожность взяла верх и заставила изменить решение. Он всего лишь спросил, получены ли уже сигналы маяка, обещающие помощь.
Рейнальд проявил полное безразличие. Он заметил, что маяк, конечно, мог успокоить обитателей замка, но и предупредил бы Саладина. В любом случае его добрый друг, магистр ордена тамплиеров, должен о них позаботиться.