Роман известного писателя Германской Демократической Республики представляет собой третью книгу тетралогии о событиях, развернувшихся в годы второй мировой войны.
Опираясь на богатый фактический материал, автор в художественной форме раскрывает решающую роль Советского Союза в разгроме фашизма, повествует о великой освободительной миссии советских воинов в Великой Отечественной войне 1941–1946 годов.
Читатель вновь, встретится с полюбившимися ему героями романов "Красный снег" и "Мерси, камерад", которые были изданы Воениздатом соответственно в 1966 и 1972 годах.
Роман рассчитан на массового читателя.
Содержание:
Книга первая - Операция "Вахта на Рейне" 1
Книга вторая - Висло-Одерская операция 39
Примечания 85
VERLAG DER NATION BERLIN - 1976
Книга первая
Операция "Вахта на Рейне"
Глава первая
В призрачном свете луны опознавательный крест, на-рисованный на крыльях самолёта белой и чёрной краской, был почти незаметен. С севера доносился приглушённый грохот артиллерийской канонады, небо временами прочерчивали огненные трассы снарядов и пуль, а на горизонте виднелось зарево пожаров. От Нарева на Остроленку и Ломжу и дальше, до самой границы Восточной Пруссии, проходила линия 2-го Белорусского фронта. Два плацдарма подобно огромным клиньям были вбиты в линию фашистской обороны. На юге матово поблёскивали воды Вислы. А ещё дальше, совсем в глубине, угадывались руины разрушенной и сожжённой Варшавы, за которой находились позиции войск 1-го Белорусского фронта. В трёх местах они перешли даже на левый берег Вислы.
Северо-западнее изгиба Вислы, в районе действий группы армий "Центр", находился населённый пункт Касельск, где и должна была высадиться небольшая диверсионно-разведывательная группа.
Мужчина в пёстром маскхалате, под которым скрывалась эсэсовская форма с петлицами гауптштурмфюрера, бросил взгляд на светящийся циферблат своих часов: пятнадцать минут первого.
Итак, 23 ноября 1944 года уже наступило. До сего момента всё шло строго по плану: и сам старт, и полёт, и ориентировка по радио и на местности, насколько это было возможно в условиях тёмной ночи.
Прямо перед собой мужчина видел силуэт пилота, справа и слева от которого слабо светились на щитке многочисленные приборы. Стрелка-радиста и наблюдателя он не мог рассмотреть, так как те расположились позади, и до него доносились только отдельные обрывки слов, которые из-за сильного шума моторов невозможно было связать в логическую цепь. В самолёте было очень тесно.
Фриц Хельгерт - а это был он - мельком оглядел людей, вместе с которыми летел на задание в ночном бомбардировщике "Хейнкель-111", выкрашенном в серо-зелёный цвет.
Шестнадцать месяцев назад он впервые увидел Хейдемана, высокого, стройного, худого черноволосого парня со светлыми лукавыми глазами. Сегодня Хейдеману как раз исполнилось двадцать четыре года. Широкоплечий спокойный молодой человек в форме унтерштурмфюрера. На него можно положиться в любой обстановке.
Рядом с ним вспыльчивый Шнелингер, смелый и остроумный, фанатично влюблённый в футбол. Он, например, знал на память результаты всех международных матчей, которые проводились за последние, двадцать лет.
Возле него сидел Руди Бендер, испытанный коммунист и опытный солдат.
"Он служил в моей артиллерийской батарее, когда она находилась на центральном участке Восточного фронта, - вспомнил Хельгерт, - Летом сорок третьего года под Ельней перешёл на сторону русских. Потом я встретился с ним во время одной из проверок лагеря для военнопленных, расположенного на берегу Камы. Произошло это в трудный период, во время которого я и несколько моих бывших солдат с батареи перешли на сторону Советской Армии".
Сержант Юрий Григорьев, радист группы, по-немецки говорил неважно, путал артикли и другие грамматические категории, однако отличался неиссякаемой энергией. Он частенько любил повторять: "История идёт своим ходом, нам же, товарищи, нужно идти с ней в ногу…"
Всем членам группы было строго-настрого приказано с момента появления на полевом аэродроме западнее населённого пункта Сероцк, с которого предстояло вылететь на задание, начисто забыть свои настоящие биографии и пользоваться только легендой, которой снабдили каждого, выдав одновременно эсэсовскую форму, документы и личные знаки, незадолго до этого изъятые у настоящих немцев, попавших в плен.
Члены этой диверсионно-разведывательной группы вызвались на задание добровольно и были очень рады, когда командир разведывательной, части майор Тарасенко утвердил их кандидатуры.
Группа имела чрезвычайно ответственное задание: захватить в плен начальника штаба полковника фон Зальца и, переправив его через линию фронта, доставить в штаб, где от него постараются получить необходимые сведения о задачах, поставленных гитлеровским командованием перед одним из корпусов Второй фашистской армии. Задание ответственное, однако выполнить его нужно было во что бы то ни стало, несмотря на все сложности.
Обеспечение - операции было возложено на Бендера. Хельгерт, как бывший обер-лейтенант, отвечал за военную сторону дела. Технические детали предстоящей операции обсуждались долго, пока наконец майор Тарасенко, довольный, не пробормотал своё "хорошо".
Только после этого все участники переоделись и стали лихорадочно заучивать каждый свою легенду: дату и место рождения, имена и фамилии командиров дивизии, корпуса и армии, а также последнюю речь рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, административные особенности генерал-губернаторства, подробности о гауляйтере и многое другое…
Все они должны были сдать перед отлётом свои настоящие документы, которые в случае проверки могли скомпрометировать их, как немецких антифашистов. Сержант Юрий Григорьев, как и остальные, был одет в эсэсовскую форму, вооружён настоящим немецким пистолетом и скорострельной винтовкой. Этим товарищам уже не раз приходилось смотреть опасности в глаза и выполнять задания командования, связанные с переходом линии фронта.
…Неожиданно впереди самолёта и позади него послышались хлопки разрывов зенитных снарядов, сопровождаемые ослепительно яркими вспышками. Несколько снарядов разорвалось под самолётом, не долетев до него.
Пилот разразился руганью.
"Нарвались на огонь своей же зенитной артиллерии", - понял Хельгерт. "Своей", как и следовало понимать, он считал советскую артиллерию.
- Ноль часов девятнадцать минут, - пробормотал он себе под нос, взглянув ещё раз на часы. "Тогда почему по нас открыли огонь? - подумал он уже про себя. - Зенитчики в этом районе своевременно предупреждены о том, что наш самолёт будет перелетать через линию фронта. Что-то тут непонятное…"
Командир машины отклонил самолёт несколько в сторону, пытаясь одновременно набрать высоту и лечь на нужный курс, скорректированный им после нескольких неудачных попыток по радио. Спустя несколько секунд бомбардировщик снова летел по точному курсу.
- Мы наверняка отклонились от курса, и наши зенитчики приняли нас за фашистского разведчика! - прокричал на ухо Хельгерту Руди Бендер.
Неожиданно раздался глухой удар, как будто самолёт ударился обо что-то, потом разрывы зенитных снарядов остались позади. "Хейнкель" летел со скоростью триста девяносто километров в час. В ту пору эта скорость могла показаться непосвящённому человеку безумно огромной, но сидевшие в самолёте люди, напротив, считали её по-черепашьи медленной.
- Приготовиться к прыжку в запасном районе, основной, к сожалению, закрыт.
- Ну тогда поддай газу, товарищ, - раздался из темноты бодрый голос Юрия.
Тень пилота качнулась вправо. Выпрямившись, он прокричал:
- Проклятие! Правый мотор забарахлил! Что-то случилось!
- Лети, пока можешь! - раздался голос Бендера. Особенного беспокойства в нём не чувствовалось, это был бескомпромиссный приказ "Вперёд!", приказ преодолеть первое препятствие, возникшее при выполнении боевого задания.
Правый мотор тем временем стал барахлить ещё больше.
Гитлеровцы собьют нас, как воздушный шар!
И снова перед носом машины начали рваться снаряды. Одна за другой в ночное небо взлетали осветительные ракеты. Некоторые из них описывали дугу над самолётом.
Хельгерт почувствовал, как спазма сжимает его желудок.
"Это, конечно, не от страха за свою жизнь, - мысленно уговаривал себя Фриц, - просто я опасаюсь за задание, которое обязан выполнить".
Все молчали, вслушиваясь в прерывистый рокот правого мотора, винт которого пока ещё вращался. Но как долго он будет крутиться? На этот вопрос не мог ответить ни один человек.
"Они сначала нас запеленговали, а затем открыли огонь из зениток. Чистая случайность, что до сих пор ни один снаряд не разнёс нас в щепки", - думал пилот.
В этот момент заложило уши, как это бывает при разгерметизации кабины. Осколок снаряда пробил кабину сбоку.
- Вариант второй! - повернув голову, громко крикнул наблюдатель. - Никакой посадки. "Птичка" потом не сможет подняться в воздух. Будем прыгать! Высота - пятьсот метров.
- Приготовиться! - скомандовал Хельгерт и невольно подумал о том, что голос снова стал таким же зычным, как и тогда, когда он командовал батареей.
Бендер проверил, всё ли правильно защёлкнули за трос карабины вытяжной верёвки.
Наблюдатель на несколько мгновений зажёг карманный фонарик, окинул беглым взглядом пятнистые маскхалаты, отметил лёгкую усмешку на лице Юрия, под подбородком которого красовались петлицы с черепом и скрещёнными костями.
Внизу, на земле, далеко впереди горел костёр. Пламя его было таким бледным, будто он вот-вот погаснет. Через несколько секунд сбоку от него показался и второй костёр. Польские партизаны действовали чётко.
Пилот, резко изменив курс, повёл самолёт прямо на огни, которые стали видны отчётливее.
- Ещё десять секунд!
Луч света от карманного фонарика упал на люк, створка открылась. В фюзеляж ворвался упругий поток ледяного воздуха.
- Осталось пять секунд!
Хельгерт первым подошёл к люку. Огней внизу уже не было видно. За своей спиной Фриц чувствовал учащённое дыхание Хейдемана. Последним надлежало прыгать Шнелингеру.
- Пошёл!
Хельгерт рванулся в темноту, в лицо ударил холодный воздух. Он почувствовал резкий рывок, - значит, парашют раскрылся. При скупом свете месяца Фриц умудрился увидеть шёлковый купол парашюта соседа. Правая рука инстинктивно нащупала и обхватила шейку приклада автомата. Шум моторов самолёта удалялся от него. Хельгерт невольно заскрежетал зубами: операция началась далеко не лучшим образом.
Сбоку от снежной равнины вырастала тёмная стена леса.
"Лес! - обожгла Фрица мысль. - А ведь он должен находиться по крайней мере двумя километрами: правее".
Сильный ветер сносил парашютистов на лес. Скорость снижения пять метров в секунду.
- Чёрт возьми! - выругался Фриц, но даже не услышал собственного голоса.
Он упал в снег, который оказался не особенно глубоким. Вскочив на ноги, начал гасить купол парашюта, забыв на время о своих товарищах.
Метрах в двухстах от него промелькнула чья-то тень. Это приземлился Григорьев.
- Пилот явно нервничал и сбился с курса, Фриц, - проговорил Юрий, подойдя к Хельгерту. - Сначала он влетел в зону огня собственных зениток, а затем сбросил нас чуть ли не на лес.
- Ты остальных наших видел?
- Видел. На деревьях.
Они направились к лесу и на опушке его натолкнулись на Хейлемана и Бендера.
- Шнелингера нет.
Замолчав, все жадно вслушивались в тишину ночи, но ничего не услышали.
- Он прыгал за мной, - заметил Бендер.
- Возможно, застрял где-нибудь на верхушке дерева? В голосе Хейдемана слышалась тревога.
Юрий, набрав в лёгкие побольше воздуху, несколько раз крикнул, подражая сойке. Потом ещё и ещё. Прислушался, по никакого ответа не получил. Лишь ветер шумел в кустарнике, наполовину занесённом снегом.
- Далеко его никак не могло отнести. Придётся прочесать окраину леса. - Хельгерт был спокоен. - В цепь, зрительной связи друг с другом не терять! - приказал он.
Со стороны шоссе послышался приглушённый шум машин. Он приближался с юго-запада, через несколько минут стал более отчётливым, а затем начал стихать и окончательно исчез в юго-восточном направлении. Там, километрах в двадцати от места приземления парашютистов, располагался штаб армейского корпуса, куда они и должны были попасть.
Григорьев ещё несколько раз прокричал сойкой, на условный сигнал разведчиков опять никто не откликнулся, сколько они ни прислушивались.
Значит, продолжать поиски, продолжать до тех пор, пока…
Вскоре Бендер обнаружил висящий на дереве парашют. Шнелингер без сознания лежал на земле. Левое бедро его пропорол острый обломок дерева толщиной с руку. Лоб был окровавлен. Лицо бледное, как у мертвеца; видимо, Шнелингер потерял много крови.
Случай довольно тяжёлый. Первым делом раненого нужно хорошо перевязать. Часы показывали два часа тридцать минут после полуночи…
- Ему необходима срочная врачебная помощь, в противном случае…
Григорьев потёр виски и лоб Шнелингера снегом.
Раненый пришёл в себя и медленно открыл глаза.
- Меня так закувыркало, что я, как ни старался, так и не смог стабилизироваться… - еле слышно прошептал он.
- Сделать носилки - и скорее на шоссе! - приказал Хельгерт.
Хейдеман срезал ножом несколько веток и, связав их стропами, соорудил импровизированные носилки.
Спустившись в большую лощину, разведчики пошли по её дну. На горизонте темнела зубчатая полоска хвойного леса. Ночь выдалась морозной, градусов до пятнадцати. Шли быстро. Временами к стеснённому дыханию разведчиков примешивались стоны раненого Шнелингера.
Метрах в трёхстах от шоссе, которое шло от Плонска к Насельску, Хельгерт остановил группу в небольшой выемке.
- Учитывая сложившуюся обстановку, будем пользоваться следующей легендой: на нас неожиданно напали партизаны, обстреляли из миномётов. Наш автомобиль разбит вдребезги. Раненого мы вынесли на руках. Всё остальное - как договорились ранее. Недалеко от штаба корпуса находится полевой госпиталь.
- А куда мы денем Шпелингера?
- Оставим в госпитале. Его нужно вылечить.
- Но как мы перенесём его через минное поле?
Несколько секунд все молчали, потом Бендер нарушил тишину.
- Приказ нужно выполнить! - решительным тоном заявил он.
Шоссе оказалось пустынным: ни машин, ни повозок. Разведчикам пришлось идти пешком и нести своего раненого товарища. Близился рассвет, когда они услышали шум машин. Видимо, шла колонна автомобилей.
- Будем надеяться, что они не проскочат мимо нас не остановившись, - заметил Хейдеман. - А может, нам лучше в кювете спрятаться?
- Опять прятаться, товарищ Хейдеман? - спросил Григорьев. И хотя ещё не совсем рассвело и рассмотреть выражение его лица было невозможно, но по одному тому, как были сказаны эти слова, угадывалось, что Григорьев усмехается.
Хейдеман посигналив карманным фонариком, размахивая рукой, в которой держал его, словно боясь, что в него могут стрелять.
Через минуту послышался скрежет тормозов, а затем хлопнула дверца остановившейся машины.
- Халло, камараден! - громко крикнул Хейдеман. - Здесь солдаты войск СС! - Фонарик он держал высоко над головой.
- Поднимите руки и подойдите ко мне вы один! - громко, чтобы перекричать шум мотора, произнёс кто-то.
На фигуре Хейдемана скрестились лучи двух фонариков, ослепили его, Хейдеман весь напрягся, взял себя в руки.
"Кто знает, не нажмёт ли гитлеровец, который приказал подойти поближе, на спусковой крючок… Сколько мужества нужно иметь, чтобы побороть собственный страх! А жить так хочется…" Хейдеман поднял руки и решительным шагом направился к машине. Автомат он оставил в положении "на грудь", чтобы можно было в любой момент открыть огонь.
- Унтерштурмфюрер Хайде, из группы особого назначения Второй армии! - отрапортовал он.
Дула направленных на него автоматов отвели в сторону.
Вперёд вышел какой-то майор и спросил:
- Сколько человек в вашей группе?
- Кроме меня гауптштурмфюрер Хельман и трое солдат. Один из них тяжело ранен.
- Где они? - недоверчиво спросил другой голос.
- Там, где только что стоял я.
- Так, так…
- Раненого необходимо немедленно отправить в лазарет!
У Хейдемана отобрали автомат и пистолет, приказали идти вперёд и показывать. Он чувствовал, что его держат на прицеле.
- В районе бесчинствуют партизаны, поэтому приходится прибегать к особым мерам предосторожности, унтерштурмфюрер.
- Кому вы это объясняете, чёрт возьми!
Спустя полчаса Шнелингер уже лежал, укутанный в одеяло, в кузове грузовика на ящиках с боеприпасами. Лежать на них было неудобно, углы ящиков причиняли раненому сильную боль. Шнелингеру показалось, что прошла целая вечность, прежде чем машина, в которой его везли, остановилась перед бараком с красным крестом.
"По всей вероятности, Шнелингера, как обершарфюрера СС, оставят здесь, - подумал Руди Бендер. - Однако другого выхода у нас нет. Он должен выдержать. Он горняк, и будем надеяться на его выносливость".
Капитан медицинской службы доктор Гана Гейнц Цибарт явно тянул время.
"И нужно же, чтобы этого раненого обершарфюрера, нуждающегося в срочной операции, и вдобавок ко всему эсэсовца, принесли сюда перед самым завтраком! - недовольно поморщился доктор. - Сначала им могли бы заняться сами санитары. Занесли бы в книгу раненых его фамилию, звание, из какой он части, охарактеризовали бы ранение, спросили бы, когда и куда был ранен раньше…"
Яйца оказались сварены всмятку, мёд отливал золотом, белый хлеб - свежей свежего. И откуда только ухитряются доставать такие вкусные вещи на шестом году войны? А ведь он, капитан, за подобные деликатесы платит денщику по ценам мирного времени, и ни на грош больше. Если денщик не хочет попасть в санроту, которые довольно часто бросают на фронт, в самое пекло, пусть и впредь так же действует.
В дверь дважды постучали. На пороге стоял широкоплечий гауптштурмфюрер.
- Разрешите? Я Хельгерт. Ваши люди сказали мне, что вы очень заняты. Вот я и решил полюбопытствовать, чем вы тут занимаетесь.
Цибарт покраснел как рак и несколько растерялся, не зная, как ему себя повести: то ли разозлиться, то ли прикинуться очень занятым. Быстро взвесил все "за" и "против", он решился на нечто среднее.
- Садитесь, гауптштурмфюрер. Перекусите немного, а я тем временем посмотрю вашего человека. Собственно, что с ним случилось?
"Главное сейчас - показать себя твёрдым, - подумал Хельгерт, - пусть почувствует, что имеет дело с СС".