"Этот тяжелый для нас урок, - пишет Владимирский, - есть прежде всего расплата… за боязнь принять ответственное решение, боязнь быть обвиненным в трусости, если оставлен, утоплен корабль… Правда, на нашу психологию влияет и "бытие" - авось удастся спасти корабль, их у нас так немного". Итак, комдив не решился топить поврежденный лидер и в дальнейшем действовал по инерции раз принятого решения. А ведь он должен был помнить о боевом приказе командующего эскадрой перед набеговой операцией к берегам Румынии в декабре 1942 года. В том приказе сказано: "Тяжело поврежденный, лишившийся хода корабль топить, а личный состав спасать по обстановке". И не мог Негода не знать, что Владимирский справедлив, всегда защищает своих командиров от облыжных обвинений. В дневнике есть такая запись: "Никогда не обвинял командиров в трусости, да к этому и никогда (в дневнике подчеркнуто. - С. З .) не было оснований. Наоборот, защищал от неправильных обвинений свыше. Всегда подробно разбирал причины допущенных ошибок, давал им свою оценку…"
И все- таки в том, что Негода не смог принять правильного решения, Владимирский видел и свою вину: не воспитал, как должно, своего командира, вручил руководство операцией офицеру, которому не доверял до конца. [85]
Ответственность за решение… Ее принял на себя командующий флотом, когда встал вопрос о виновных и наказании. Владимирский не стал "распределять ответственность". Негода воевал храбро, после войны стал адмиралом, командовал соединениями. В книге своих военных мемуаров он не раз с любовью и уважением вспоминает Владимирского. Оставить тогда Негоду на флоте было очень непросто. Но Владимирский помнил, как сам в сорок первом разрешил спустить шлюпки с "Фрунзе", чтобы подобрать моряков потопленной канлодки, помнил, как, сомневаясь в Негоде, все же поручил ему командование отрядом. Негода оказался плохим тактиком, но сердцем его понять можно… Б. Ф. Петров вспоминал разговор с командующим флотом вскоре после гибели трех кораблей: "Адмирал встал и, пытливо глядя мне в глаза, спросил: "А вы утопили бы "Харьков"? И когда Петров задумался, а потом произнес: "не знаю", Владимирский сказал: "Вот то-то и оно!… Я благодарен вам за честность, а то сейчас все говорят - я утопил бы! Задним умом каждый умен…" Владимирский сохранил флоту боевого офицера, потому что мог чужую беду, чужую боль ощущать как свою.
Ему всегда было чуждо какое-либо соглашательство, стремление угодить начальству. Он считал это самым тяжким для военного человека пороком. "Бывает, - говорил Владимирский, - подчиненные настолько "чутко" прислушиваются к мнению начальника, что когда спрашивают их мнение, то высказывают не свое суждение, а то, что желает слышать начальник. Последствия тут могут быть самые печальные…"
Лев Анатольевич всегда был самокритичен. Но высокие требования предъявлял и к другим - и к подчиненным и к начальникам. И в прошлом его привлекали деятели, вопреки всему отстаивающие истину, рыцари духа - личности. В дневнике его есть, например, строки восхищения адмиралом Н. С. Мордвиновым, нашедшим в себе гражданское мужество проголосовать против казни декабристов. Как вывод: [86] "Проявить мужество гражданское потруднее, пожалуй, чем проявить храбрость в бою".
В литературных произведениях - читал адмирал всегда много - ему всегда импонировали образы мужественных и непреклонных людей. Это во многом определяло круг чтения. В послевоенных дневниках Льва Анатольевича выписки из Плутарха и Светония, А. Герцена и П. Кропоткина, Е. Тарле и А. Манфреда. На одной из страниц читаем: "Никто не имеет права жить только для себя". Это из книги Ж. Амаду о Престесе.
Десант в Крым
К общему решению по замыслу десантной операции в Крым фронт и флот пришли не сразу. И. Е. Петров предлагал бросок через Керченский пролив сопроводить крупным десантом в Феодосию. Тут поспорили - Владимирский доказывал, что нельзя повторяться, немцы помнят декабрь сорок первого. У Феодосии сейчас несколько батарей береговой обороны с радиолокаторами. Крупных кораблей у флота меньше и почти нет транспортов. В конце концов командующие согласились на одновременной высадке десантов двух армий: 56-й - на Еникальский полуостров (северо-восточная оконечность Керченского полуострова) и 18-й - в район поселка Эльтиген, в южной части пролива. 318-й дивизии 18-й армии и приданным ей двум батальонам морской пехоты после высадки надлежало ударить вдоль побережья на север и выбить противника из Камыш-Буруна. Затем туда будет доставлена еще одна дивизия этой армии - 117-я гвардейская. И части 18-й и 56-й армий, соединяясь западнее Керчи, освобождали Керченский полуостров до Владиславовки…
Разрабатывая замысел десантной операции в Крым, Владимирский и его штаб исходили из того, что на неожиданность рассчитывать нельзя: враг ждал удара через пролив. [87] Предстояло преодолеть мощную противодесантную оборону на берегу, а до этого обеспечить переход десантных отрядов.
И все- таки успех мог быть достигнут. Владимирский полагал, что одновременная высадка в южной и северной части пролива заставит немцев рассредоточить свои силы, а быстрое наращивание численности наших войск на крымском берегу и продвижение на запад, в сторону Симферополя, поставит всю группировку противника на Керченском полуострове под угрозу окружения. Лишившись баз в проливе, гитлеровские флотилии катеров и десантных кораблей будут вынуждены уйти из Керчи и Камыш-Буруна, а к входу в пролив в дальнейшем их не допустят авиация флота, корабли эскадры и торпедные катера. Захват Камыш-Буруна Владимирский считал важнейшим делом. Он даже предлагал высадку десанта провести прямо в район его порта, чтобы вытеснить флотилии БДБ из пролива на начальном этапе операции. Штаб фронта, однако, настоял на Эльтигенском плацдарме: армейцев привлекало, что фланги его прикрыты озерами.
План фронтовой операции по освобождению Керченского полуострова генерал-полковник И. Е. Петров представил в Генштаб 13 октября 1943 года. А в двадцатых числах того же месяца Верховный приказал Н Г. Кузнецову вылететь на Черноморский флот для проверки подготовки морской части операции. Еще раньше Ставка направила на Таманский полуостров маршала С. К. Тимошенко, поручив ему координацию действий Северо-Кавказского фронта и Черноморского флота.
Н. Г. Кузнецов вспоминал, что при встрече с И. Е. Петровым услышал от него жалобы на моряков: "Черноморский флот не может добиться полного господства в Керченском проливе и… средств высадки недостаточно, и к тому же они по своим размерам сильно зависят от погоды". В сказанном командующим фронтом все было верно. Докладывая наркому ВМФ о подготовке к высадке в Крым и вероятном [88] противодействии военно-морских сил гитлеровцев, Владимирский только повторил то, что не раз говорил И. Е. Петрову: в Керченском проливе у противника превосходство сил. Впрочем, нарком помнил, что еще в дни освобождения Тамани командующий флотом просил помочь боевыми катерами и малыми десантными средствами. Сейчас Владимирский повторил просьбу вновь и перечислил состав сил гитлеровского флота: около семидесяти боевых катеров, входящих во флотилии торпедных катеров, катерных тральщиков и охотников за подводными лодками и главное - четыре десантных флотилии, около девяноста артиллерийских десантных барж типа "Ф", так называемых БДБ. Они и представляли основную опасность для наших катеров. БДБ имели водоизмещение около 500 тонн, два 88-мм орудия, зенитные автоматы и легкое бронирование рубок и бортов. Небольшая осадка позволяла им действовать на малых глубинах. Даже бронекатерам с орудиями в двух танковых башнях, только что пополнившим Азовскую флотилию, было трудно вести с ними бой. В Камыш-Буруне, по данным разведки флота, базировались около тридцати БДБ, в Ялте и Севастополе - около шестидесяти. С их помощью адмирал Кизерицки мог напасть на наши десантные отряды, когда они будут пересекать Керченский пролив, мог и попытаться блокировать с моря захваченные на крымской земле плацдармы. В то же время наши корабли с сильной артиллерией - эсминцы, сторожевики - не могли войти в Керченский пролив из-за малых глубин и минной опасности.
Высадку в Крым командующий фронтом назначил в ночь на 1 ноября. Срок был согласован с маршалом С. К. Тимошенко. Утром последнего дня октября Л. А. Владимирский приехал на КП И. Е. Петрова. Сюда поступали доклады от командира Новороссийской ВМБ Г. Н. Холостякова и командующего Азовской флотилией С Г. Горшкова о погрузке частей десанта и выходе отрядов к Керченскому проливу. Начавшая быстро ухудшаться погода предвещала немалые осложнения. Так и случилось: из семи отрядов [89] десантных сил Новороссийской ВМБ два запаздывали с приемом десанта, а из двух отрядов Азовской флотилии десант принял один. Отправив этот отряд из Темрюка, на КП приехал С. Г. Горшков. Он доложил командующим, что в назначенных для погрузки местах волна выбрасывает катера и суда на берег. Посадка перенесена на пристань поселка Кордон Ильича, туда и направляются плавсредства. Владимирский вновь предложил отложить высадку до улучшения погоды. "Я сказал И. Е. (Петрову - С. З .), - записал командующий флотом, - что мы рискуем провалом операции, т. к. одновременная высадка всех групп десанта может не получиться. Немцы будут бить десант по частям. Затем в такую погоду неизбежны значительные потери в малых судах - ботах и баркасах". Генерал Петров, однако, приказал продолжать операцию. О ее начале он уже доложил в Ставку…
К трем часам ночи 1 ноября Владимирский получил доклад от Холостякова: четыре десантных отряда заняли линии развертывания в Керченском проливе. Теперь они двинутся через пролив к крымскому берегу. Еще три отряда уже выходили из Кроткова - рыбацкого поселка на Тамани. Эти отряды опаздывали на час. Куда хуже получалось с приемом десанта у Азовской флотилии. Бушевавший на Азовском море шторм не позволил погрузить войска и у пристани Кордон Ильича. Часам к четырем поступил доклад от Горшкова: на линию развертывания в проливе выйдет немногим более половины катеров и судов флотилии. Остальные получили повреждения или выброшены волной на берег. И тут командующий 56-й армией согласовал с И. Е. Петровым отмену высадки своих войск до улучшения погоды. В четыре часа утра командующий Северо-Кавказским фронтом приказал дать сигнал отмены десанта этой армии. Катера и суда Азовской флотилии возвращались на свои базы. А десант 18-й армии уже шел через пролив к Керченскому полуострову. 18 километров разделяли здесь Крым и Тамань. Отменять высадку было [90] поздно. План операции, так тщательно продуманный, план, которому было отдано столько сил, с самого начала был нарушен.
Около 3 тысяч героических бойцов 318-й дивизии под командованием полковника В. Ф. Гладкова и двух батальонов морской пехоты захватили в ночь на 1 ноября 1943 года плацдарм в районе поселка Эльтиген и Коммуны Инициатива, отбили попытки врага сбросить десант в море. Следующей ночью к ним присоединились еще 3300 десантников, высадке которых очень помогли шесть бронекатеров, переданных Новороссийской ВМБ из Азовской флотилии. Днем атаки врага эльтигенцы отбивали с помощью артиллерии, поддерживавшей их огнем через пролив, и штурмовиков - "илов". Бронекатера обеспечили и успех первого броска 56-й армии на Еникальский полуостров в ночь на 3 ноября. Уже к вечеру контр-адмирал Горшков доложил об окончании высадки первого эшелона. Далее под защитой артиллерии береговой обороны и катеров флотилии начала работать переправа через пролив, исправно обеспечивая всем необходимым части 56-й армии. К концу ноября на Еникальский плацдарм силами Азовской флотилии было доставлено 75 тысяч бойцов, 582 орудия и 128 танков. Однако 56-я армия не смогла вырваться за пределы Еникальского полуострова, прекратила наступательные действия и перешла к обороне. 20 ноября 1943 года решением Ставки Северо-Кавказский фронт был преобразован в Отдельную Приморскую армию. 18-ю армию Ставка вывела в свой резерв.
План этой крупнейшей десантной операции Великой Отечественной войны, получившей потом название Керченско-Эльтигенской, не предусматривал длительного раздельного существования двух плацдармов. Части 318-й дивизии и приданных ей батальонов морской пехоты с трудом отбивали атаки противника. Занять Камыш-Бурун, как того требовал приказ командующего 18-й армией, они не смогли - случилось то, чего так опасался Владимирский. 117-я дивизия на крымский берег переброшена не была. [91]
Начиная с ночи 9 ноября из этого порта выходили немецкие БДБ и блокировали с моря Эльтигенский плацдарм. Днем нашим катерам и судам к плацдарму не давала подойти вражеская артиллерия. Своя же артиллерийская поддержка с Тамани резко ослабла: со 2 ноября по приказанию командующего фронтом артиллерия 18-й армии была переброшена на север Таманского полуострова - на помощь 56-й армии. Эльтигенцев теперь поддерживали только орудия береговой обороны флота. Генерал Петров просил Владимирского не беспокоиться - трудности эльтигенцев временные. Еще одно усилие - и дивизии 56-й армии вырвутся с Еникальского полуострова, освободят Керчь, решив тем самым вопрос о помощи полковнику Гладкову. Пока же все это произойдет, Владимирскому нужно было решать проблему снабжения Эльтигенского плацдарма. По его приказу береговая артиллерия и авиация наносили удары по порту в Камыш-Буруне, на подступах к нему в темное время суток катера ставили мины. Ночью, когда БДБ врага выходили в Керченский пролив, их атаковывали торпедные катера, катера с "катюшами", катера-"охотники" и бронекатера. Отчаянные наши катерники даже пытались брать БДБ на абордаж. Вспоминая об этой попытке, Владимирский после войны записал: "…наши катера окружили БДБ, как петровские галеры шведские корабли. Взять на абордаж не смогли из-за значительной скорости и маневренности БДБ". В результате всех этих действий несколько БДБ уничтожили, еще больше повредили, но у противника для блокадных действий их хватало… В эти трудные дни флот получал пополнение катерами, но это все были деревянные "охотники". Вот почему Владимирский обратился в Ставку с настоятельной просьбой срочно усилить Черноморский флот бронекатерами. Как вспоминал Н. Г. Кузнецов, Владимирский писал, что в Керченском проливе ему приходится "драться телегами против танков", подразумевая наши деревянные катера-"охотники" и бронированные вражеские БДБ. До конца года, однако, флот бронекатеров [92] не получил. Между тем противник бросил против эльтигенцев многократно превосходящие силы. 3 декабря вражеские части атаковали плацдарм, через три дня им удалось вклиниться в нашу оборону. Положение резко ухудшилось.
В 1972 году мне довелось слушать рассказ Л. А. Владимирского о Керченско-Эльтигенской операции. С восхищением говорил адмирал о воинах 318-й дивизии Героя Советского Союза В. Ф. Гладкова, морских пехотинцах 386-го батальона и батальона 255-й бригады, которые прорвались к южной окраине Керчи, заняли гору Митридат, господствующую над городом, пристань Угольную. До позиций Приморской армии на Еникальском полуострове оставалось всего-то километра три. Враг подтянул дополнительные силы, стремясь сбить десант с вершины горы Митридат. Три дня продолжались тяжелые бои. На помощь группе В. Ф. Гладкова катера Азовской флотилии доставили два батальона 83-й отдельной бригады морской пехоты. Приморская армия оборону противника не прорвала. В ночь на 10 декабря около тысячи бойцов группы Гладкова были вывезены катерами контр-адмирала Горшкова. Следующей ночью эвакуация завершилась. Керчь освободили спустя четыре месяца…
В декабре на Тамань прибыли новый представитель Ставки маршал К. Е. Ворошилов и сопровождавший его от Генштаба генерал С. М. Штеменко. К этому времени заканчивалась подготовка новой операции Отдельной Приморской армии и Черноморского флота, план которой уже был отправлен в Ставку. План операции предусматривал прорыв обороны противника и наступление от Еникальского полуострова к Владиславовке и Карасубазару - навстречу удару 4-го Украинского фронта от Перекопа. Одновременно часть сил "приморцев" при поддержке флота должна была наступать вдоль Черноморского побережья Крыма. По свидетельству С. М. Штеменко, генерал И. Е. Петров доложил маршалу о "необходимости предварительной частной операции". Суть ее состояла в высадке десантов на [93] флангах плацдарма с одновременными ударами навстречу им дивизий "приморцев" через линию фронта.
В ночь на 9 и 10 января 1944 года Азовская флотилия успешно высадила десанты: главный - гвардейский полк Героя Советского Союза Главацкого вместе с приданным ему батальоном морской пехоты у мыса Тархан и вспомогательный - батальон морской пехоты майора Алексеенко на левом фланге плацдарма. "Частные операции", однако, не принесли ожидаемого результата: 11-й гвардейский корпус, как вспоминает С. М. Штеменко, за сутки продвинулся всего на 1-2 километра и не смог соединиться с группой Главацкого. Тогда по приказу командарма десантники ударили с тыла и вышли в расположение наших войск. "В итоге этих боев, - пишет С. М. Штеменко, - положение на правом фланге несколько улучшилось, но не настолько, как хотелось бы". Не удалась и вторая "частная операция", начавшаяся 22 января высадкой двух батальонов морской пехоты в Керченский порт.
В Ставке все это, и в том числе "частные операции", не сочли за незначительный эпизод. Маршал А. М. Василевский в своих воспоминаниях специально останавливается на десанте в Керчь 22 января 1944 года. Действия Отдельной Приморской армии, пишет маршал, привели "к значительным и неоправданным потерям, а потому вызвали беспокойство в Ставке". И. В. Сталин в разговоре с Василевским "неоднократно выражал недовольство руководством боевыми действиями Приморской армии". 27 января 1944 года, после неудачи с десантом и наступлением на Керчь, Ставка направила И. Е. Петрову и К. Е. Ворошилову директиву. Она напоминала о преимуществе Отдельной Приморской армии перед противником в силах, требовала перенести "основные боевые действия в открытое поле" и предписывала представить в Ставку не позднее 28 января "свои соображения о плане дальнейших действий". Новый план операции генерал Петров представил в срок, Ставка утвердила его 31 января. В силу ряда причин, однако, наступление [94]Отдельная Приморская армия возобновила лишь в апреле. Прибытие 6 февраля нового командующего Отдельной Приморской армией генерала А. И. Еременко было для всех неожиданным…