Роман, принадлежащий перу современного писателя, посвящен освободительной борьбе болгарского народа за свержение монархо-фашистского строя, участию БНА в разгроме гитлеровских полчищ в боевом содружестве с Советской Армией.
Книга рассчитана на массового читателя.
Содержание:
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
ЧАСТЬ ВТОРАЯ 38
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ 69
Примечания 99
ВЕЛИЧКО НЕШКОВ
НАСТУПЛЕНИЕ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
В начале мая в Лозен прибыла 2-я рота полка. И уже в первые дни в классных комнатах начальной школы, где она расположилась, распространился, как всегда бывает в казармах, запах пота, сапог, оружейного масла и нафталина.
Неожиданное появление военных вызвало в селе беспокойство, которое усиливалось поведением командира роты поручика Игнатова. Крепко сбитый, подвижной, со скуластым матовым лицом, он смотрел на всех с подозрением и недоверием. Проходя мимо корчмы или кооперативного магазина, где обычно по вечерам собирались пожилые крестьяне, он осматривал их молчаливо, как будто они все до одного были в чем-то виноваты. Однако его появление служило им поводом для разговоров. Стоило ему немного отойти, как бывшие солдаты сразу начинали говорить, перебивая один другого.
- Ты только посмотри! Кто бы мог подумать, что фельдфебель Игнат сможет выучить такого сына! - говорил кто-нибудь из крестьян.
- Так уж и выучил! Яблоко от яблони недалеко падает. Игната люди прокляли, и сын его, наверное, не лучше, - подхватывал другой.
- Знаю я Игната, сват, досталось мне от него. Бывало, не дай бог вернуться из отпуска с пустыми руками и встретить его пьяного - беги куда глаза глядят. Только однажды он получил по заслугам от Гешо Моллова. Тот его в канцелярии батареи обработал так, что у него живого места на спине не осталось. А пожаловаться начальству Игнат не посмел.
- Да как же жаловаться-то? Стыдно быть посмешищем, ведь его-то избил солдат, хотя он этого и заслужил.
- Совсем другой человек - Кирчо Слановский, подпоручик, сын Илии Слановского!
- Да разве их можно сравнивать?! Подпоручик - свой человек. А приветливый какой! Встретишь его - остановится, поговорит. За нашей учительницей Кирчо ухаживает.
Никто из этих обыкновенных людей не знал, сколько ненависти накопилось в душе Игнатова против них. Детство его прошло безрадостно: достатка в доме не было. Отец, сломленный казарменной муштрой, наводил порядок среди многочисленной семьи своими большими медвежьими лапами и жестким кожаным ремнем.
В старших классах гимназии Игнатов донашивал переделанные военные куртки отца, но это его не смущало. Он сторонился бедных учеников и всячески пресмыкался перед сыновьями богачей и офицеров. Уже в те годы в его душе накопилась ненависть к близким отца, которых он презирал за их низкое происхождение. Став офицером, он испытывал истинное удовольствие, когда богатые и сильные разговаривали с ним или принимали его в своей среде как равного.
По приказу Игнатова учительская комната была приспособлена под канцелярию роты. Здесь у окна, затемненного ветвями огромного дерева грецкого ореха, Слановский поставил свою походную кровать. Игнатов не разрешил ему подыскать квартиру в селе под тем предлогом, что в роте постоянно должен находиться офицер. На самом же деле Игнатов считал, что здесь за Слановским будет удобнее наблюдать.
Так и потянулись длинные, серые, однообразные дни, нарушаемые только тревожными слухами о том, что то в одном, то в другом месте появлялся партизанский отряд Чугуна…
Через две недели после размещения роты в Лозен прибыл офицер разведки подпоручик Манев с задачей проверить политическую благонадежность личного состава роты.
В тот день с ротой был Слановский, а Игнатов остался с Маневым в канцелярии. Хотя Игнатову и не нравилась холодная надменность русого подпоручика с быстрыми лисьими глазами, его белое юношеское лицо и кокетливо-вызывающая родинка на левой щеке, он старался быть любезным и внимательным с этим генеральским сынком и одним из любимцев полковника Додева.
Через открытое окно в канцелярию веяло приятной прохладой. Воздух был напоен пьянящим запахом луговых цветов. Слановский поставил в стеклянную банку букет из синих васильков и нескольких ярко-желтых цветков донника. Над банкой летала пчела, садилась на цветы, жужжала над ухом у Игнатова, пыталась вылететь в окно, чтобы избавиться от раздражавшего ее табачного дыма. Игнатов в раздражении выхватил носовой платок и ударил им по пчеле. Она упала на пол, и тогда он брезгливо раздавил ее ногой.
Манев расстегнул куртку и искоса посмотрел на Игнатова. Его нервозность доставляла ему удовольствие.
- Кажется, вы ее раздавили?
- Да, противная тварь! Две недели назад одна так ужалила меня в руку, что вскочил вот такой волдырь, - показал он свою широкую ладонь.
Игнатов не любил цветов, раздражало его и сентиментальное пристрастие к ним Слановского. Нервным движением он взял банку и переставил ее со стола на подоконник.
- Не выношу этот мусор, - сказал он.
- Приступим к делу, господин поручик, - начал Манев, принимая сразу холодный и важный вид, будто собирался допрашивать Игнатова. - Командир полка хочет знать, с какими людьми ему предстоит работать в дальнейшем. Надо вовремя почистить личный состав. Полагаю, что вы всех знаете как свои пять пальцев.
Игнатов немного помолчал. Между его бровями легла изломанная морщинка - знак скрытого недовольства.
- Не понимаю, чего вы хотите. - Он поднял голову. - Здесь фактически только один офицер - подпоручик Слановский, два других - фельдфебели-курсанты. О солдатах что сказать - они молчат.
- Ясно, - сдержанно усмехнулся Манев. - А что вы знаете о Слановском?
Игнатов ответил не сразу. Он не ожидал такого вопроса и не был готов к нему. Остановив свой холодный взгляд на Маневе, он пытался угадать его мысли.
- Что сказать? - наконец процедил он сквозь зубы. - Впервые я увидел Слановского, когда он прибыл в роту.
- Каково его настроение? - спросил Манев.
Игнатов забарабанил пальцами по коробке от сигарет и неопределенно пожал плечами. Он едва сдерживал гнев. Подпоручик не спрашивал его, а допрашивал. Если бы Манев не был генеральским сыном, офицером разведки, самым близкий и доверенным человеком полковника Додева, Игнатов вообще не стал бы с ним разговаривать. А сейчас поручик должен был угождать ему и делать вид, что полностью понимает и одобряет миссию Манева.
- Видите ли, Манев, - попытался он показать свою полную преданность, - от меня трудно скрыться даже самому опытному конспиратору. Вы спрашиваете, что он за человек. Я очень внимательно слежу за ним, но до сих пор ничего предосудительного за ним не заметил. И все же что-то мне в нем не нравится: очень уж сдержан и сторонится меня. Нет в нем ненависти. Я не слышал, чтобы он ругал и проклинал предателей.
- Не кажется ли вам, что он им сочувствует? - спросил Манев.
- Черт его знает! Но если у него и есть что на уме, то меня ему не удастся провести, - ответил Игнатов.
- Письма получает?
- Два письма. Прочел их, ничего особенного.
- Поддерживает ли он связи с местными людьми?
- Мы, как говорится, только что сюда прибыли. Правда, я заметил, что уже несколько вечеров он прогуливается с одной здешней девицей.
- Кто она, дитя деревни?
- Да. Учительница.
- Интересно, - неопределенно усмехнулся Манев. - Пока оставьте их и не трогайте, пусть дружат.
- Манев, если есть что-то серьезное, скажите мне, - низко склонившись над столом, он подобострастно следил за каждым движением подпоручика, - я с ним разделаюсь в два счета.
- Конечно, если понадобится.
- С учительницей они дружат уже несколько лет.
- А она коммунистка? - спросил Манев.
- Да. Прикажите, и я вырву у нее какие хотите показания и признания! - воскликнул Игнатов.
- Всему свое время. А сейчас закончим со Слановским. Известно ли вам, что Чугун и его ближайшие бандиты - все из Камено-Поля?
- Да. Я несколько раз говорил со Слановским об этом. Он говорит, что у него с ними нет ничего общего.
- Если бы так, - многозначительно усмехнулся Манев. - У них есть офицер запаса, который, как фельдфебель-курсант, к сожалению, отслужил свой срок в нашем полку. Полковник Додев предлагал ему даже остаться в армии до конца войны.
- Эх, попался бы он мне в руки! Керосином бы его облил и поджег! - скрипнул зубами Игнатов.
- А вдруг нам и повезет?! - Манев выпрямился, бросил быстрый взгляд в окно и спросил: - Где багаж Слановского?
- В чемодане под кроватью и в этом ящике, - показал Игнатов и потрогал замок.
- Он скоро вернется? - Манев осторожно выглянул из окна.
- Через час. Осмотрим его багаж?
- Да, - резко ответил Манев и вытащил связку больших и маленьких ключей. - Надо запомнить, как все лежит, нельзя, чтобы он догадался, что мы осматривали его вещи, - сказал Манев вполголоса.
Около двадцати минут оба внимательно осматривали его вещи, но не нашли ничего предосудительного. Манев задвинул ящик, опустился на стул и продолжал ровным голосом:
- Из сведений о Слановском, которыми мы располагаем, ясно одно: на него полагаться нельзя.
- Дайте мне другого офицера, - прервал его Игнатов.
- Сейчас это исключено. У полковника Додева осталась еще кое-какая надежда.
- Так что же получается, - нахмурился Игнатов, - будем ждать, пока он не натворит чего-нибудь?..
- Прошу вас, выслушайте меня, господин поручик, - прервал его Манев. - Полковник Додев очень рассчитывает на ваше содействие.
- Как?
- Очень просто. Поручите Слановскому такое дело, чтобы у него не было возможности для лавирования. А в предстоящих операциях вам такая возможность представится. Иными словами, он должен узнать запах крови.
- Ясно, - кивнул Игнатов.
- Господин поручик, имейте в виду, что задача у вас довольно деликатная. Нельзя выпускать из виду любой его поступок, и хороший, и плохой. Понимаю, что такая задача вам не по вкусу. Вы - человек крайностей, середины не терпите. Но вы должны знать, что полковник Додев очень рассчитывает на вас.
- Хорошо, Манев, - облегченно вздохнул Игнатов, довольный доверием своего полкового командира.
- Слежку за солдатами ведете? - продолжал Манев.
- С первых дней.
- Враждебные настроения есть?
- Пока нет. Но у меня создается впечатление, что службу они несут без желания. Не вижу у них никакого энтузиазма. В часы занятий сидят в классе, а мысли их бродят бог знает где.
Манев молча достал сигарету, чиркнул спичкой раз-другой, закурил и небрежно бросил спичку через окно.
- Поддерживают ли солдаты связь с населением? - спросил он.
- Какая связь! - удивленно воскликнул Игнатов. - Ни одной живой души даже близко не бывает около школьной ограды.
- Не сомневаюсь, - самодовольно покачал головой Манев. - Сколько солдат у вас из Камено-Поля?
- Вместе со Слановским - шесть.
- К ним проявите особый интерес. У полиции есть данные, что партизаны нуждаются в оружии и этой весной будут стремиться установить контакты со своими единомышленниками, мобилизованными в армию…
- Ну и что? - изумленно прервал его Игнатов.
- От неожиданностей и вы не застрахованы.
Игнатов тяжело вздохнул:
- Ох, знаю! Я потому и не нахожу себе места, что эти безоружные бандиты играют с нами, как с котятами. Попадись кто-нибудь из них в мои руки, кожу с живого сдеру!
- Генерал Янев и полковник Додев очень рассчитывают на вас.
- Когда же мы начнем действовать? - спросил Игнатов.
- Позавчера генерала Янева вызывали к регентам.
Скоро будет предпринято нечто невиданное до сих пор. Или мы, или они!
- На меня всегда можете рассчитывать. - Игнатов встал и закрыл своей широкой спиной распахнутое окно. Банка с полевыми цветами, блеснув стеклом, упала с подоконника.
* * *
Слановский был знаком с учительницей несколько лет, но почему-то теперь у него было странное ощущение, что он встретил ее впервые. Действительно ли она так изменилась? Он не был в состоянии дать на это точный и определенный ответ. В ее взгляде было что-то задумчивое и нежное, а губы загадочно улыбались, когда она серьезно разговаривала или шутила. Иногда Слановскому казалось, что это ему просто померещилось после их продолжительной разлуки или это результат его склонности к преувеличению, как бывает с влюбленными.
Она умела говорить тонкими намеками, не всегда высказывая вслух то, что думала.
И сколько бы раз Слановский ни пытался поделиться с ней своей радостью по поводу того, что их часть перевели в Лозен, она каждый раз ему отвечала:
- Как было бы хорошо, если бы вы вообще никогда не приходили сюда!
- Но поверь мне, - спешил пояснить он, - здесь мои дни наполнены и осмысленны.
- Да, - усмехалась она, - все равно, где бы вы ни находились, кто-нибудь тревожился бы из-за тебя…
После этих намеков его радость омрачалась навязчивым беспокойством. И если перед другими ему удавалось скрыть это, то обмануть себя он не мог. Ведь в течение нескольких лет, за исключением редких случаев, он не снимал военной формы. Не успел он этой зимой демобилизоваться с турецкой границы, как весной его опять призвали. Любой честный человек не был бы польщен, попав в роту поручика Игнатова, потому что своим поведением тот вселял только страх и не мог пробудить чувства уважения к себе. В душе Слановского не было даже намека на авантюристическую жилку или, например, на рабское, угодническое преклонение перед сильными. Его связь с жизнью была достаточно крепкой и земной, чтобы не верить ни Игнатову, ни Додеву, стремящимся суровыми и жесткими мерами испугать народ.
Но когда его охватывало тревожное беспокойство, он чувствовал, что бессилен проникнуть в тайну девушки. Тогда ему казалось, что ее голубые глаза, ясные и улыбающиеся, восторженные и правдивые, удаляются от него, скрываются за какой-то непроницаемой пеленой. В такие минуты он еще более сильно и страстно любил ее.
И эта теплая майская ночь, напоенная свежим благоуханием цветущих акаций, была словно подарена им судьбой, чтобы положить конец всем сомнениям и догадкам.
Давно наступил комендантский час, а они все гуляли по тропинке вдоль реки Осым, но берегам которой буйно росли кусты. В ветвях вязов около бахчи пели влюбленные соловьи. Время от времени доносился лай собак, гремело пустое мусорное ведро или из какого-нибудь двора слышался чей-то сонный голос, а потом все затихало в лунной тишине.
Они остановились на мосту над Осымом, оперлись на деревянные перила. В этом месте под ними река разливалась широко и текла спокойно, и казалось, что звезды купаются в воде.
Лиляна говорила не переставая, в ее голосе звучали ласковые, нежные нотки; заглядевшись на спокойное течение реки, она шутливо обратилась к Слановскому:
- Посмотри, посмотри! - и показала на отражающиеся в зеркальной поверхности реки звезды. - В какую попадешь? - Она нагнулась и взяла маленький камушек.
Он молчаливо придвинулся к ней и слегка дотронулся ладонью до ее теплого плеча. Она не отстранила его руку. Замахнулась. Камушек бултыхнулся в воду, отражающую звездный рой, и разбил его на мелкие куски.
- Ты разбудила мою звезду! - Он всматривался в ее лицо, и оно казалось ему теперь, с игривыми огоньками в глазах, еще более милым и пленительным. - Ты меня любишь? - Он прижал девушку к себе, приятная теплота ее тела и прикосновение упругой груди опьянили его. - Я сделаю все, что ты захочешь, чтобы доказать, как сильно я тебя люблю…
Она попыталась высвободиться из его рук, но он еще крепче прижал ее к себе, продолжая шептать:
- Может быть, ты сомневаешься, но, поверь, я очень, очень люблю тебя…
Где-то со стороны площади донесся отрывистый мужской говор. Клацнул затвор винтовки. Блеснул огонек спички. Лиляна испуганно обернулась. Инстинктивно прижалась к нему. Слановский чувствовал удары ее сердца. Он попытался успокоить девушку, но она смущенно прошептала:
- Нехорошо, что нас увидят в это время.
- Пустяки, это ночной обход…
Чьи-то бесшумные, почти кошачьи, шаги заставили их вздрогнуть. В нескольких шагах от них на середине моста стоял поручик Игнатов. Лиляна стиснула руку Слановского. Он почувствовал, как волнение девушки передалось ему.
- Слановский, это вы? - глухо спросил Игнатов, хотя этот вопрос был совсем излишним.
- Так точно, господин поручик, я, - с досадой ответил Слановский.
- Извините, едва не произошло нежелательное недоразумение, - многозначительно произнес Игнатов. - Нам самим следовало бы соблюдать собственные приказы и распоряжения. - Не говоря больше ничего, он повернулся и широкими шагами направился к школе.
Лиляна, испуганно стискивая ладонь Слановского, несколько раз повторила:
- У тебя будут неприятности? Какой он отвратительный, правда?
- Что может быть хуже того, что мне приходится служить с таким самонадеянным и злым дураком?! - вздохнул он, искренне сожалея, что поручик нарушил такой счастливый миг. И тем не менее у него были все основания быть довольным: в эту ночь непонятная для него непроницаемость девушки растаяла.
Идя по улице к ее дому, он не выпускал из своей руки теплую ладонь девушки и с волнением думал о том, как тоскует его душа по ней.
Глава вторая
Этой зимой Матейчо продал местному мяснику Танасу Йончоолу корову. Он собирался весной купить корову помоложе, но деньги незаметно уходили то на одно, то на другое, и он начал искать различные оправдания и перед женой, и перед самим собой. То он говорил, что они как-нибудь сведут концы с концами, когда наймутся весной к соседям пахать или выполнять другую полевую работу, то повторял, что мир горит с четырех сторон и умные люди думают, как бы спасти свою шкуру, - так стоит ли из-за какой-то коровы горевать.
- Так-то оно так, - отвечала ему жена, - а зимой что же, камни будем лопать?
- Мне бы и камней хватило, - огрызался он. - Знать бы, что уцелею до следующей зимы, так и эту бы продал.
- Куда же ты пойдешь?
- К партизанам подамся, - клялся он.
- Вольному воля, иди, кто тебя держит? - поддразнивала она его, потому что была глубоко убеждена, что он только бахвалится, а мужества сделать это у него не хватит.
Но как-то вечером, вскоре после прибытия солдат, Матейчо остановился поболтать с людьми около магазина. С полей возвращались первые телеги и повозки. Небольшая лошаденка с золотистой кудрявой гривой бежала через площадь с гордо поднятой головой. Стая гусей, оглашая все кругом своим криком, возвращалась с, реки. Низко над вязами церковного двора прошуршал крыльями селезень, крякнул хрипло и как-то жалостливо и улетел в сторону Осыма. Услышав клич своего дикого предка, гуси с тревожным криком вытянули шеи.