* * *
Чавдар вернулся в отряд на пятый день. Он принес тревожные вести. Вместе с Чугуном и Калычем они отошли в сторону на короткое совещание.
Чавдар задумчиво смотрел перед собой, ковыряя тонким, упругим прутиком траву около своих ног, и, казалось, все еще не мог поверить собственным словам.
- Освободить Лиляну, когда налицо такие обвинения! - задумчиво покачал головой Чугун. - Значит, они задумали какую-то новую провокацию.
- Именно этого я и не могу объяснить, - болезненно вздохнул Чавдар. - Позавчера вечером она вернулась из города. К утру у нее поднялась температура. Начала жаловаться на сильные боли. Послали жену Гешо, чтобы узнать, что случилось. Лиляна сказала, что сообщит что-то очень важное, но только одному Гешо. Пришлось ждать вечера. Мне не хотелось рисковать, я боялся, что за домом наблюдают. В сумерки Гешо проник к ним. У нее была очень высокая температура. Днем вызвали врача. Он сказал - пневмония. Несколько раз Лиляна повторила Гешо, чтобы не доверяли Слановскому, но просила держать это в тайне. Была очень категорична: Слановский действовал по поручению полиции и военных.
- Вот, значит, как, - задумчиво проговорил Чугун. - Может быть, у Данчо и было право так говорить об этом парне? - Он искоса посмотрел на Калыча. - Что скажешь, Димитр?
- А как не верить нашим ребятам в роте? Ведь он у них постоянно на глазах.
- Да, вот что, - вспомнил Чавдар. - Йордан передал эти двадцать патронов Гешо Моллову.
- Ну и что из того? - спросил Чугун.
- Да то, что из всех патронов высыпан порох. Только гильзы и пули.
- Ну и дураки! Они нас за идиотов принимают, что ли? - поморщился Чугун. - А Слановский знал об этом?
- Йордан утверждает, что именно Слановский сообщил об их планах.
- Чавдар, что ты предлагаешь? - спросил Чугун.
- Надо поторопиться с выводом людей из Лозена. Начнем с Йордана. Я уже распорядился, чтобы Гешо установил с ним связь. А с другими пока повременим.
- Не возражаю, - уныло покачал головой Чугун. - Кто пойдет в село?
Калыч расправил плечи, усмехнулся немного вызывающе:
- Ну конечно я…
Этой же ночью Калыч ушел. На другой день незадолго до захода солнца он остановился на лесистом пригорке южнее Лозена.
* * *
Село и поле лежали перед ним как на ладони. Осым извивался между вербами, ленивый и темноватый. На лугу пасся скот. По пыльным дорогам с полей возвращались телеги. Первое дуновение осени уже оставило отпечаток печали на равнине - серела неперепаханная стерня, уже желтела кукуруза. Несколько окон в селе отражали лучи заходящего солнца. По площади перед школой проходили солдаты, казавшиеся отсюда маленькими, как муравьи.
Лежа в кустарнике на большой поляне, Калыч внимательно прислушивался ко всем звукам. Сюда должен прийти со своей коровой Гешо Моллов. Прошло около двадцати минут. Над лесом стояла звонкая тишина. Где-то на дороге затарахтела телега, запряженная волами. Залаяла собака. В тишине раздался гортанный мужской голос:
- Ого-го, держи его, держи…
- Он, - полушепотом сказал себе Калыч, продолжая прислушиваться.
Телега остановилась. Спустя некоторое время послышались тяжелые шаги пробирающегося через кустарник человека. Калыч осторожно приподнялся. В нескольких шагах от себя он увидел босого, в расстегнутой рубахе, широкоплечего Гешо Молдова и еле слышно свистнул.
- А, ты уже тут как тут! - заулыбался тот, протягивая свою мозолистую лапищу.
- Все готово?
- Вроде бы. Ребята уже заждались.
- Этой ночью со мной пойдет только Йордан. Буду ждать его на старом месте. Скажешь, что есть решение, чтобы пока только он пошел со мной в горы. Но без пулемета чтобы и на глаза не показывался!
- Все передам. - Гешо почесал в затылке и ушел.
Когда луна осветила бледным светом горизонт на востоке, Калыч начал спускаться к селу. Пока село не притихло и не уснуло, он решил переждать в вербах около Осыма. Потом на цыпочках перешел через горбатый мостик и, осторожно двигаясь в тени оград, добрался до центра села. Вслушался. До него долетел еле слышный мужской разговор. Послышались чьи-то шаги. Остервенело залаяла собака. К ней присоединились и другие собаки. Калыч завернул в разгороженный двор и скрылся за поленницей сухих дров.
С соседней улицы донесся мужской голос:
- Стой, кто там?
Калыч радостно встрепенулся, узнав голос Марина.
- Да мы свои, из управы идем, а вы что, ночной обход? - раздался в ответ подвыпивший и немного тягучий голос.
- Незачем вам знать, кто мы такие, - строго ответил им Марин. - Разве не знаете приказа поручика Игнатова? В это время никто не имеет права шататься по улицам.
- Постойте, ребята, мы свои, доверенные люди, у нас пропуска есть, - оправдывался мужчина с тягучим голосом.
"Эх, - подумал со злостью Калыч, - протянул бы ты у меня ноги, доверенная сволочь, да только сейчас не до этого, есть дело поважнее".
Снова послышался неразборчивый тихий говор. Шаги удалились. Собачий лай утих.
Калыч выпрямился и осмотрелся. Глаза уже давно привыкли к темноте и могли различить любой куст, любой предмет, который неопытному глазу показался бы силуэтом человека.
Калыч обошел площадь, проскользнул по улочке к церкви, прильнул к церковному забору, затем юркнул в заросший травой двор. Прислушался. Никто не подавал никаких сигналов. Он приблизился к калитке, соединявшей дворы церкви и школы, и снова остановился. И тут он заметил, как между полынью и бузиной осторожно приподнялась чья-то фигура.
Молча подали друг другу руки.
- Ну что, готов? - спросил Калыч.
- Да, пошли, - тихо прошептал Йордан. - Часа два уже жду. Надо спешить, а то скоро будут сменяться посты. Я и так заждался. О чем только не передумал! Весной как раз на этом месте мы ждали Данчо Данева, чтобы спасти наших.
- Где оружие? - спросил Калыч.
- Здесь, - нагнулся Йордан и поднял с земли пулемет. - Меня чуть было не заметили, - продолжал он торопливо. - Опять повезло. Хорошо, что погас свет. Пока зажгли фонари, мой след простыл.
- Давай выбираться из села, а там и поговорим. - Калыч взвалил пулемет на плечо и осторожными шагами направился к улице.
* * *
Было за полночь. Солдаты сладко спали. В помещении роты стоял запах от потных портянок и сапог. От захода солнца и до восхода окна школы плотно закрывались. Боязнь внезапного нападения и опасения, что партизаны могут бросить гранату в открытые окна, не давали покоя начальству даже во сне.
Кто-то из солдат бормотал во сне, кто-то громко чмокал губами. А дневальный Кында - один из тех немногих в роте солдат, которые не спали, - из последних сил боролся со сном. Сегодня ему не удалось даже вздремнуть, потому что во время обеденного отдыха Игнатов послал его, с запиской к Бейскому. Записку было приказано передать лично Милко Бейскому, который ушел куда-то к запруде. Пока Кында нашел его под вербами да пока повернулся, солдаты уже встали. И теперь, к концу смены, Кында едва держался на ногах. В другой раз перевел бы часы вперед, но с запасниками шутки плохи. Они сразу же саданут под ребро, и виноватого потом не найдешь. Кроме всего прочего, придется разбудить Пени, а он такой пройдоха, сразу же поймет, в чем дело.
Кында был связным у Игнатова еще с зимы. Как только весной в роту пришли запасники, какой-то шутник придумал ему прозвище Кувшин. Все были уверены, что Кында доносит обо всем, что происходит в роте, Игнатову, и ругали его по поводу и без повода. Когда же играли в "жучка" и Кынде приходилось отгадывать, то его лупили с наслаждением до тех пор, пока не посинеет ладонь.
До конца дежурства оставалось еще минут двадцать. И чтобы отогнать сон, Кында решил пересчитать оружие.
Сначала он подумал, что ошибся. Еще раз, считая, прошел вдоль пирамиды. Нет, ошибки не было. В его груди неистово застучало сердце. Казалось, что оно сейчас выскочит наружу. От недавней дремоты не осталось и следа. На клочке от пачки сигарет он записал количество винтовок и пулеметов - не хватало легкого пулемета и карабина. Ударом ноги он открыл дверь спального помещения. Схватил Гецу за ноги.
- Геца, Геца, - шипел он, - вставай!
Геца испуганно и сонно тер глаза, готовый в любую минуту бежать. После расстрела каменопольских коммунистов он всегда был начеку, его даже во сне не оставлял страх внезапного нападения партизан.
- Где они? - вскинул он голову и зажмурился от света лампы.
- Выйдем!
Кутула проснулся и проворчал:
- Да замолчите вы, нашли время!
В конце концов разбудили и остальных солдат. Спальное отделение загудело, как улей.
- Да вы знаете!.. - пытался перекричать всех Кында. - Нет одного легкого пулемета!
- Да ну тебя, пора бы проснуться, - сказал кто-то.
- Уж не на своих ли ногах он убежал? - добавил другой.
- Замолчите вы наконец, дайте поспать! - Кутула накрылся с головой и повернулся на другой бок.
А в коридоре Геца и Кында уже в который раз пересчитывали оружие.
- Ой-ой-ой, мамочка! - скулил Кында. - Поручик меня за это прибьет!
- А ну-ка посмотри, кого нет, кто в ночном обходе?
- Их-то я знаю! Ангел и Марин! - Трясущейся рукой Кында взялся за ручку двери спального помещения. - Ох! - вскрикнул он испуганно. - Йордан! Постель Йордана пуста! Эй, люди, где Йордан?
- В штанах у меня, - пошутил кто-то, и все опять стали громко ругать Кынду за то, что он не дает спать.
Геца переминался с ноги на ногу, поеживаясь от ночной прохлады, но как только услышал имя Йордана, виновато заморгал и обернулся к Кынде со словами:
- Поручик как раз сегодня приказал не спускать с Йордана глаз. Вот так влипли!
- Что же теперь делать? - захныкал Кында. - Наверняка он сбежал, когда свет погас. Ох, мамочка, с живого шкуру спустят! Что же делать?
- Надо сообщить поручику, - ответил Геца и побежал на квартиру Игнатова.
Через полчаса Кында стоял навытяжку перед Игнатовым. Тот схватил его за горло и со всей силой толкнул к стене.
- Почему допустил? Я что тебе приказал?! Говори! Спал? Жалко, что голову тебе не отрезали…
После первого толчка со стены полетела известка и штукатурка. Второй толчок поверг Кынду на пол. Он упал спиной прямо на масляные пятна. Последовало еще несколько ударов и пинков. С силой распахнув дверь, Игнатов влетел в спальное помещение и закричал во все горло:
- Украли пулемет! Перестреляю всех, предатели!..
А когда немного пришел в себя от душившей его ярости, доложил Додеву о происшествии. Спросил, какие меры принять. Полковник ответил ему, что ничего предпринимать не надо, и приказал быть готовым подняться по боевой тревоге.
* * *
Известие о краже оружия в Лозене полковник Додев встретил спокойно. Он знал о твердом решении правительства до конца августа силами войск и полиции ликвидировать все партизанские отряды и группы.
Несколько дней штаб дивизии лихорадочно готовился к выступлению. Генерал Янев радостно потирал руки и втайне надеялся, что наконец в районе расположения дивизии будет спокойно.
Во всех селах, где сосредоточивались части дивизии, рота моторизованной полиции, жандармы, крестьяне и скот должны были оставаться на местах во всем районе. Никто не имел права показываться на улице.
В пять часов после обеда Игнатов получил приказ выступать.
Трубач протрубил тревогу. С луга от реки пригнали лошадей, потных и запыленных. Двор школы наполнился криками и шумом.
На площади застучали колеса обозных телег. На телеги быстро погрузили боеприпасы и продукты.
Слановский заботливо собирал свои вещи, с тревогой наблюдая за паникой, охватившей всех. Кутула бегал то в помещение, то к телеге во дворе и осипшим голосом спрашивал:
- Кто взял у меня каску?..
Через полчаса Кында стоял навытяжку перед Игнатовым, нервно переступал, бил передним копытом сухую землю, грыз удила, с которых капала белая пена.
- Внимание! - прокричал Игнатов. - Во время операции требую абсолютной дисциплины. Провинившиеся будут считаться соучастниками бандитов. Имейте в виду, на территории всего района не останется ни одного уголка, который не будет прочесан. Очистим от предателей и изменников любимую землю наших славных дедов! Вам все ясно?
Последовал нестройный ответ.
Игнатов подал команду "Вольно", повернул коня во двор и, не слезая, еще раз окинул взглядом обозные телеги.
Перед управой собрались представители общественной охраны. Староста Болтов, с ружьем через плечо, в зеленом охотничьем костюме, отдавал распоряжения десятникам. По площади прохаживались группки по два-три человека, на которых теперь возлагалась охрана села.
Рота походной колонной потянулась на юг к горам. Южнее Лозена, на десятом километре пути, Игнатов свернул с шоссе и поскакал по полевой дороге.
На западе за дальней цепью синих холмов садилось солнце. От потрескавшейся земли веяло жаром.
Только с наступлением сумерек Игнатов разрешил первый привал. Солдаты попадали около дороги кто где мог. Слановский постелил плащ, лег на спину и устремил взгляд на утомленное дневной жарой небо, на котором уже висели крупные звезды.
Марин приблизился к нему.
- Вот такие дела: готовились уйти все, а получилось по-другому, - тихо прошептал Слановский.
- Не могу ничего понять, господин подпоручик. Не верю, чтобы Йордан соврал. Значит, так было приказано.
- Разве ты не понимаешь, что нам не верят, мы им не нужны! - вздохнул Слановский.
- Вряд ли…
- Этим дело не кончится, вот увидишь, но может быть, это относится только ко мне. Теперь я понял, как легко можно сделать человеку зло и как трудно доказать, что ты не виновен, - сказал Кирчо.
Всю ночь рота молча двигалась по полю. На рассвете прибыли в село, приютившееся у подножия горы. Колонна, растянувшаяся, нестройная, остановилась возле большого колодца, построенного еще римлянами. Недалеко, шагах в двухстах от него, торчали остатки древних крепостных стен, поросшие травой.
На поляне солдаты составили винтовки в пирамиды, а за ними сложили вещмешки. На посту остались только часовые. Усталые солдаты легли спать прямо на землю.
Игнатов пришпорил коня и отправился в притихшее село. Его встретил староста, пригласил в дом. Они позавтракали, выпили ракии, поговорили о том о сем. Подбадривая друг друга, они как-то очень неожиданно сблизились, как люди, которым грозила одна и та же опасность - партизаны.
Когда вышли из дома, увидели привязанного к стволу акации осла. В окне виднелась худенькая спина мальчика в выцветшей синей рубашке и его широкополая соломенная шляпа. Староста слегка толкнул Игнатова, осторожно показал глазами на паренька.
- Этот сорванец с ослом не вызывает у меня особого доверия.
- Почему?
- У него есть записка, с которой он может проехать к нашему фельдшеру, а кому это лекарство, один дьявол знает. От таких одни неприятности.
- Давай его арестуем, - предложил Игнатов.
- В селе не надо. И без того моя жизнь на волоске. Мне уже два раза угрожали. Ему все равно ехать в вашем направлении. Он живет в одном из хуторов на реке Зла. Порасспросите его без свидетелей, чтобы люди не видели.
- Эх, - угрожающе стиснул зубы Игнатов, - надо, чтобы все видели, как на этот раз мы разделаемся с изменниками!..
К одиннадцати часам рота взяла путь на юго-восток. Над выгоревшим пустынным полем стоял душный зной.
По шоссе семенил ослик, на котором ехал мальчик. Два-три раза он останавливался и как будто специально оборачивался к солдатам, которые все ближе и ближе подходили к нему.
Игнатов отпустил поводья коня, дрожа от жажды мести за обиды, которые пережил в последнее время. Подзадоренный сельским старостой, он не мог освободиться от чувства подозрения, что этот паренек действительно связной, помощник партизан. Он не мог даже и мысли допустить, что чисто детское любопытство влекло мальчика к роте, которая его догоняла. Отъехав немного от дороги, паренек с улыбкой смотрел на солдат.
Игнатов сделал ему знак рукой ехать рядом с ним.
Под тенью соломенной шляпы непринужденно улыбался четырнадцатилетний босой мальчишка с густыми взъерошенными волосами и карими, живыми, не по возрасту серьезными глазами.
- Моему коню не угнаться за вашим, господин капитан, - повысил он Игнатова в звании. Ему казалось, что Игнатов хочет пошутить с ним. Но тот окинул парня холодным, мутным взглядом и молча кивнул ему головой, чтобы он следовал за ним, потом медленно обернулся к Слановскому, который шел в двадцати шагах от него.
- Слановский! - подозвал его Игнатов, прищуривая от солнца глаза.
- Слушаю, господин поручик, - поравнялся с конем Слановский.
- Ты знаешь его? - Игнатов кнутом указал на мальчишку.
- Нет.
- А тебе не кажется, что он подослан?
- Этого я не могу знать, но не думаю.
Шагов через двадцать Игнатов повернул коня и пересек дорогу Слановскому.
- Кончай с ним, отправь к святому Петру!
Слановский продолжал молча ехать. Мальчик ничего не слышал из их разговора и не подозревал, что Игнатов уже отсчитал последние минуты его жизни. Он продолжал ехать во главе колонны, с любопытством разглядывая солдат, и все так же добродушно и непринужденно улыбался.
Раза два или три Марин и Кутула подавали ему знак рукой, чтобы он остался сзади, но он их не понимал и продолжал ехать по дорожке вдоль кювета.
Конь Игнатова рвался вперед. Игнатов остановил его. Снова подождал, когда Слановский поравняется с ним, и, нагнувшись через гриву и натянув узду, сказал суровым голосом:
- Я вам говорю, подпоручик Слановский! Вы поняли мой приказ?
- Вы шутите, господин поручик?
- Я? Да, шучу, если вам так хочется.
Слановский замолчал. Игнатов продолжал говорить, все так же свесившись через гриву коня:
- Это вы до сих пор шутили со мной, господин подпоручик Слановский, но не думайте, что я что-то забыл или простил вас. Я буду удовлетворен только в том случае, если вы представите доказательства своей преданности. Мне осточертели ваши пустые обещания!
- Нет, я не могу, - нервно затряс головой Слановский. - Оставьте его! Что вам нужно от этого ребенка?
- Ребенка? - озверел Игнатов. - Из-за таких, как он, мне не смыть позора и унижения! А ты не прикидывайся таким наивным. Сообрази, - указал он кнутом на пустое поле, - что ему здесь надо? Кругом нет ни одной живой души.
- Вы еще и голоса его не слышали, а уже вынесли ему приговор. Допросите его хотя бы…
Игнатов злобно скрипнул зубами:
- Уж не думаешь ли ты, что это случайно взбрело мне в голову? Бандиты как раз таких, как он, и используют, в качестве разведчиков, потому что они не вызывают подозрений. Вот они и суют всюду свой нос, вынюхивают. Оголяют наши тылы и фланги. Может быть, через час-другой бандиты узнают, куда и мы направляемся, сколько у нас людей. Он сегодня же ответит за исчезнувший ротный пулемет. Посмотри только - живой души вокруг нет! Если ты и сейчас откажешься, то я поставлю тебя на место, которого ты заслуживаешь. Тебе ясно? Который час?
- Два.
- Объявляй привал!
Слановский отстал от коня Игнатова. Побледневший и расстроенный, он дал знак роте остановиться. Солдаты повалились на землю по обе стороны шоссе.