С час, а может и больше, на дороге было тихо. Из города, куда ушли машины, доносился одинокий собачий лай, в конце концов оборванный короткой автоматной очередью.
"Так тут и до утра можно прождать! - сплюнул Добродеев.- Вот будет номер! Да нет, должен же кто-нибудь проехать - дорога-то из тылов идет, а в тылах штабы, склады..."
Он даже не сразу поверил в далекий рокот мотоциклетного мотора. Но шум с каждой минутой становился громче, и наконец мотоцикл с коляской притормозил возле закрытого шлагбаума.
Солдат, сидевший позади водителя, соскочил с седла и стал поднимать перекладину. Ехавший в коляске, судя по одежде и тону, которым он говорил, - офицер, что-то крикнул ему вслед.
Приподнявшись, Добродеев выглянул из кювета. Двое в белом метнулись от обочины дороги к немцу, открывавшему шлагбаум.
- Усман, -шепнул Добродеев. -Ты водителя...
Они оба броском подскочили к мотоциклу сзади. Садыков сверху, как топором полено, стукнул не успевшего даже вскрикнуть водителя прикладом автомата по голове. Старшина со спины обхватил офицера руками и так сдавил ему нижнюю челюсть, что у того, как у собаки, лязгнули зубы.
Авдошин и Осипов, прикончив у шлагбаума немецкого автоматчика, уже бежали на помощь старшине. Офицер, извиваясь, все пытался дотянуться до кобуры парабеллума. Кричать он не мог, старшина намертво сдавил ему перекошенный рот.
Поняв молчаливый знак Добродеева, помкомвзвода связал "языку" руки специально приготовленным на этот случай ремнем, а Садыков достал из кармана и загнал немцу в рот кляп - половину старой фланелевой портянки.
- Осмотри машину! - вполголоса приказал старшина Осипову.
Тот быстро обшарил коляску, не найдя ничего, кроме карманного фонарика и тяжелого гаечного ключа.
- Брось к черту! - сказал Добродеев. - Давай к Отару... Бегом! Будете прикрывать! Отходим.
Авдошин взвалил немца к себе на спину и, тяжело дыша, быстро пошел прочь от дороги. Следом, почти по колено утопая в снегу и поминутно оглядываясь, молча шли Садыков и старшина.
До противотанкового рва, а значит, и до ничьей земли, оставалось каких-нибудь пятьсот метров, И в эту минуту ленивый, очень близкий; голос спросил вдруг по-немецки:
- Wer da?
Все замерли., Авдошин и Садыков навалились на "языка", который, услышав оклик начал биться и дрыгать ногами.
- Wer da? - повторили в темноте. - Halt!
Полоснула длинная автоматная очередь. Одна за другой в мутное небо полетели осветительные ракеты. Разведчиков выдал "язык": в своей черной эсэсовской шинели он резко выделялся на белом снегу.
Теперь группе старшины оставалось только одно - отстреливаться и, не теряя времени, отходить к своим.
- Отар! - позвал Добродеев.- Прикрывай!
Старшина взял у Авдошина немца и вместе с Садыковым, быстро-быстро разгребая снег, потащил пленного к противотанковому рву. Офицер, видимо, все еще надеясь на спасение, извивался, упираясь в снег головой и ногами. Садыков двинул его кулаком по затылку, и только тогда он присмирел.
Темные фигуры метались по снегу перед глазами Авдошина, падая и поднимаясь. "Откуда их столько?" - думал он, стреляя больше наугад, слыша слева автомат Гелашвили и справа - автомат Приходько.
Он и не заметил, как мгновенно сник ползший рядом с ним Осипов.
- Э, гвардия! Ты чегой-то?
Осипов не ответил. Снег под ним почернел, и даже в темноте Авдошин увидел, каким белым стало заострившееся лицо раненого.
Помкомвзвода обхватил Осипова левой рукой и пополз. До. окопов боевого охранения оставалось всего метров полтораста.
- Гвардии сержант! - вдруг простонал Осипов.
- Чего ты, браток?
- Автомат мой... не потеряй...
- Не потеряю,- стиснул зубы Авдошин.
- А старшина... прошел?
- Прошел, прошел.
- Это хорошо.
Автоматная очередь, сверкнув розовым, стрекотнула справа совсем рядом. Авдошин уткнулся в снег, прикрыв своим телом Осипова и шаря рукой у пояса, где еще оставалась одна граната. Он сразу нащупал ее, замерзшими пальцами отцепил от ремня и, вырвав предохранитель, швырнул в ту сторону, откуда по ним стреляли...
В окопах боевого охранения, поеживаясь от холода, стояли Богданов, Талащенко, Краснов и Бельский. Гладкая и таинственная, синяя в свете далеких ракет, тянулась в сторону противника заснеженная равнина. Где-то там, на севере, в чужом, не видимом отсюда городке, безымянные и осторожные, делали сейчас свое дело шесть человек, шесть солдат-разведчиков.
Глядя перед собой и слыша рядом дыхание Бельского, Краснов, сам не зная почему, сказал вдруг:
- Мартон-Вашар!.. В некотором роде историческое место.
- Именно? - повернулся Бельский.
- Здесь бывал Бетховен. У Терезы Брунсвик.
Командир роты пристально посмотрел на Краснова и только пожал плечами.
- Так, вспомнилось. Читал где-то,- ответил па его молчаливый вопрос Краснов.- Кажется, у Ромена Роллана...
Предрассветную тишину в стороне Мартон-Вашара вспорола неожиданная и, показалось всем, очень громкая и длинная автоматная очередь.
Богданов нахмурился:
- Похоже, ребятам по повезло.
Никто не отозвался. Бельский, расталкивая солдат, побежал к ячейке станковых пулеметчиков. Талащенко достал из кармана полушубка сигарету, долго мял ее пальцами, но, так и не закурив, бросил в снег.."
Наконец они пришли.,,
Первым спрыгнул в окоп Садыков, тянувший за собой немца, вторым - Добродеев.
- "Язык" есть, товарищ гвардии подполковник! - доложил старшина, разглядев в темноте начальника разведки.
Богданов взглянул на погоны пленного,
- Ого! Эсэс!..
Немец мгновенно вскочил и вытянулся.
- Дисциплинированный! - усмехнулся кто-то,- Порядок знает!
- Хорошо, ребята! Очень хорошо! Молодцы! - вполголоса проговорил начальник разведки.- Как остальные, старшина?
- Идут.
- Потери?
- Кажись, нет, товарищ гвардии подполковник.
- Хорошо! - Богданов повернулся к Талащенко.- Идемте в штаб. Надо допросить...
Начальник разведки и комбат исчезли в узком проходе траншеи. Садыков подтолкнул пленного в спину и повел его за ними.
Почти тотчас же, весь облепленный снегом, в разодранном на правой руке маскхалате, перевалился через бруствер Гелашвили.
- Приехал! Авдошин здесь?
- Ще немає,- ответил кто-то из солдат.
Следом за Гелашвили появился Приходько.
- И откуда этот часовой сорвался! - Он плюнул и начал молча отряхивать ушанку.
Теперь там, на ничьей земле, оставались только Авдошин и Осипов. Все, кто был сейчас в окопах, молча всматривались вдаль и слышали лишь короткие, становившиеся все реже и реже автоматпые очереди да одинокие разрывы гранат.
Гелашвили, нетерпеливо и нервно топтавшийся возле бруствера, повернулся к замполиту:
- Не могу, товарищ гвардии капитан! Пойду. Разрешите?
Идите!
- Да вот они! - обрадованно сказал Приходько.- Ползут хлопцы. Порядок!
Минуту спустя над бруствером появилась голова Авдошина.
- Помогите, гвардия... Осипов... Вася наш... Кончился у меня на руках. Не дотянул,
14
Примерно в то же самое время вслед за своим штабом из Будапешта на юг выехал командир мотодивизии "Фельдхеррнхалле" генерал-майор войск СС Папе. Машина, конвоируемая бронетранспортером с пехотой, ползла медленно и тяжело, покачиваясь на неровностях дороги, избитой гусеницами танков, подковами и солдатскими сапогами. "Опель-адмирал" обгонял какие-то унылые пехотные части, кавалерию, тыловые конные обозы.
На новом мосте расположения штаба генерала ждала приготовленная с вечера квартира. Папе слегка закусил после дороги, согрелся стаканом токайского и, помня, что до начала наступления осталось более суток, решил ложиться спать.
Но в комнату постучали.
- Войдите! - недовольно откликнулся генерал.
Адъютант доложил, что командира дивизии хочет срочно видеть начальник штаба.
- Слушаю вас,- сказал Папе, когда тот вошел.
- Неприятные новости, генерал!
- Точнее.
- Исчез офицер, доставлявший ваш приказ командиру приданного танкового полка. Охрана убита, мотоцикл найден на северо-западной окраине Мартон-Вашара. Командир пехотного полка, обороняющего Мартон-Вашар с юга, доложил, что это дело русской разведки. Два часа назад через передний край пробилась группа противника численностью до тридцати человек.
- Вы доложили штабу армии?
- Я полагал...
- Вы полагали! - передразнил Папе.- Вы понимаете, что такое дать в руки русским этот приказ?!
- Разумеется. Там указано время атаки... Но я считал и продолжаю считать, что русские части, стоящие против нас, не в состоянии упредить наш удар! У них нет на это сил, хотя теперь будет весьма большое желание... Учитывая это, я не осмелился беспокоить генерала Балька.
- Гм... В этом есть доля здравого смысла.- Папе поднялся, застегнул пижаму.- Хорошо, идите. С командующим я свяжусь сам.
В ответ на шифрованную радиограмму командира "Фельдхеррнхалле" Бальк передал, что все остается без изменений, но приказал усилить наблюдение за противником и в случае его явной подготовки к упреждающему удару немедленно доложить об этом штабу армии.
Папе посмотрел на часы. Было около шести утра. Редко изменяя своим привычкам, он вернулся к себе, лег и погасил свет.
Его разбудил свистящий шепот адъютанта:
- Господин генерал! Русские начали артподготовку.
- Что?!
- Русские начали артподготовку.
Адъютант стоял возле кровати, вытянув руки по швам. В одном белье Папе бросился к телефону. Но полки не отвечали: линии связи были повреждены.
К одиннадцати часам утра двадцатого декабря начатое артиллерийской и авиационной подготовкой наступление советских войск развернулось уже по всей "Линии Маргариты". Опередив врага, советское командование умело использовало преимущество неожиданного удара, и по тому, как противник огрызался, как бессмысленно бросал он в бой свои резервы, как переносил направления контратак с участка на участок, было ясно, что нервозность и паника охватили части 6-й немецкой и 3-й венгерской армий. Выбиваясь из сил, они пытались, но уже не могли удержать своих позиций.
Оперативный план командующего группой армий "Юг" проваливался пункт за пунктом. "Линия Маргариты", на которую возлагалось столько надежд, была прорвана. Один танковый клин советских войск устремился к рубежу Секешфехервар - Бичке, другой - к древней венгерской столице Эстергому. Сокрушенные вражеские части отходили в район Будапешта, в густые, заснеженные леса Пилишских гор, и с каждым часом коридор, связывавший войска Пфеффер-Вильденбруха с войсками Балька, становился все уже и уже...
А далеко на востоке, в тылу советских армий, начинала новую жизнь новая Венгрия. В старинном венгерском городе Дебрецене двадцать первого декабря начало свою работу Временное национальное собрание Венгрии. Из освобожденных городов и сел съехались сюда представители демократических партий, профессиональных союзов, городских и сельских самоуправлений, местных национальных комитетов и крестьянских союзов.
Толпы народа собрались в этот день около здания реформатского колледжа, украшенного национальными красно-бело-зелеными венгерскими флагами. Здесь, в этом здании, почти сто лет назад Лайош Кошут провозгласил независимость Венгрии. Теперь здесь вновь решалась судьба страны.
Утром следующего дня на всей освобожденной территории венгры читали обращение Временного национального собрания к народу:
"... Нужны чрезвычайные усилия для спасения нашей кровоточащей тысячами ран родины, очутившейся в страшной опасности. Недопустимо, чтобы наша родина провалилась в бездну, на край которой нас толкнул проклятый союз с гитлеровской Германией. Недопустимо, чтобы из-за подлой измены родине немецких наймитов, преступной банды Салаши, Венгрия шла к гибели... Нужно рвать с гитлеровской Германией! Необходимо заключить перемирие с победоносными союзными державами...
Нельзя стоять в стороне со сложенными руками, когда русская армия одна освобождает нашу родину от немецкого ига. Мы действительно заслужим право на свободу, на независимость лишь тогда, когда мы и сами действительно всеми своими силами примем участие в собственном освобождении. Нация должна подняться на священную освободительную борьбу против немецких угнетателей.
Мы призываем наш народ встать под знамена Ракоци Ференца, Кошута Лайоша, взять в руки оружие и пойти по стопам куруцев и гонведов 1848 года...
Мы хотим национального единства...
Мы хотим иметь демократическую Венгрию...
Мы хотим земельной реформы...
Венгры! Сплачивайтесь вокруг Временного национального собрания, выражающего национальную волю!..
Гонведы! Для вас не существует иного приказа, кроме приказа нации... Поверните оружие против немецких угнетателей, помогайте Красной Армии - нашей освободительнице! "
15
Подвал был холодный и мрачный: мокрые каменные стены, низкий сводчатый потолок. На полу - грязная, истоптанная солома, в углу - разбитые бочки, от которых несло густым, тяжелым запахом прокисшего вина.
Полковник Мазников сел, осмотрелся, потом жестким немигающим взглядом уперся в лицо Гоциридзе.
- Очень плохо, Шалва Михайлович!
Гоциридзе и сам понимал, что "очень плохо". Полк, пройдя с начала наступления около двадцати километров, остановился перед небольшим венгерским городком Биа - сильным узлом обороны противника. Атака днем, с ходу, не дала результата. Потеряв три машины, пришлось отойти на исходные.
- Очень плохо! - повторил командир бригады.- Сам стоишь и меня задерживаешь.
- Вы правы, нахмурившись, негромким спокойным голосом ответил Гоциридзе; он понимал, что искать какие-то причины дли оправдания было сейчас и бессмысленно и ни к месту. -Ночью и сам поведу полк в атаку.
- Н-нет! - оборвал его Мазников. - Это не выход. И такая храбрость никому не нужна. Сейчас не сорок первый год.- Он на минуту задумался.- А ну-ка дай карту!
Населенный пункт Биа лежал на шоссейной дороге примерно посередине между Будапештом и городом Бичке. Эта дорога была одной из двух остававшихся у противника дорог, по которым еще можно было подбрасывать в Будапешт подкрепления, продовольствие, боеприпасы. Кроме того, она обеспечивала врагу известную свободу маневра подвижными частями. Взять Биа - значит отрубить еще одну артерию, питавшую будапештскую группировку немцев, обеспечить фланг бригады Мазникова, которая своими передовыми отрядами уже вышла в район Будаерш и к железнодорожной станции Терекбалинт, что в восьми километрах от юго-западной окраины венгерской столицы.
Противник хорошо укрепил Биа. С юга, то есть как раз с той стороны, откуда подошел к Биа полк Гоциридзе, городок был опоясан неглубокой, но очень крутобережной, как противотанковый ров, речушкой. С юго-запада тянулось болото. Оставался только юго-восток. Но там были минные поля и сильные противотанковые средства.
- Сделаем так,- сказал командир бригады.- Демонстративная атака небольшой группой на правом фланге, чтобы отвлечь силы и внимание противника. А по краю болотца, оно основательно замерзло, сам видел,-Мазников обвел карандашом голубоватое пятнышко, изрезанное синими штрихами,- пустим две роты в тыл, охватом слева.
- Я думал об этом,- начал было Гоциридзе.- Но...
- Что "но"?
- Все-таки болото. Мы можем потерять машины. А у нас их и так не очень-то густо.
- Болото замерзло,- холодно заметил командир бригады.- Я там был. И я никого не посылаю по болоту. По краю. Охватом слева.
- И еще одно...- после минутного молчания сказал Гоциридзе.- Разрешите?
- Слушаю.
- Для тех, кто должен пойти в демонстративную атаку, будет очень мало шансов... Очень мало шансов не только на успех..,
- Но и на возвращение? - исподлобья взглянул на него Мазников.
- Да, и на возвращение.
- Согласен. Но другого решения я здесь не вижу.
Рота Виктора Мазникова встретила эту ночь возле заброшенных каменоломен, примерно в полукилометре от подвала, и котором размещался командный пункт Гоциридзе.
Экипаж сидел в машине, ожидая, пока Петя Гальченко настроится на Москву. В эфире слышался тонкий пронзительный свист, треск, надоедливое попискивание морзянки. И вдруг среди всего этого шума, еле уловимые ухом, раздались далекие-далекие позывные Москвы.
- Приказ будет,- пробасил со своего места Свиридов.- Ты, Петро, как в воду глядел.
Позывные кончились, и после паузы послышался знакомый торжественный голос:
- Говорит Москва! Приказ Верховного Главнокомандующего...
Опять, засвистело, заверещало, раздался сильный, звенящий треск. Гальченко быстро переключил какую-то ручку. Треск затих, и снова заговорил Левитан:
- Войска Третьего Украинского фронта, прорвав сильно укрепленную оборону противника юго-западнее Будапешта, за три дня наступления продвинулись вперед до сорока километров, овладели городами Секешфехервар и Бичке - крупными узлами коммуникаций и важными опорными пунктами обороны противника, отрезав тем самым основные пути отхода на запад будапештской группировки немецко-фашистских войск...
В борт машины постучали. Мазников откинул тяжелую крышку люка, высунулся из башни.
- Кто там еще?
Внизу стоял солдат в полушубке и танковом шлеме, связной из штаба полка.
- К полковнику, товарищ гвардии капитан! Срочно приказано.
- Ладно,- ответил Виктор.- Сейчас иду, только приказ дослушаю.
Он не думал встретить в штабе отца и теперь, увидев его рядом с Гоциридзе, и удивился и растерялся. Поздоровались молча, так, словно расстались только вчера. И когда командир бригады, невесело поглядев на сына, отвел глаза, Виктор понял, что вызвали его сюда совсем не для свидания с отцом.
- Ставьте задачу, Шалва Михайлович,- сказал полковник Мазников, отходя от стола, освещенного оранжевым светом лампы из стреляной гильзы.
Гоциридзе взглянул на Виктора.
- Карта есть?
- Есть,- ответил тот, расстегивая тугие кнопки нового планшета.
- Приказано до рассвета овладеть Биа. Твоя рота атакует в лоб. Отвлекающий маневр. Смотри сюда.- Командир полка острием карандаша перечеркнул на карте голубую нитку окружавшей Биа речушки.- Тут неглубоко, берег подходящий. Но...- Гоциридзе помедлил,- по здесь очень много противотанковых средств противника. Работать нужно умело. И осторожно.
- Ясно!
- Сейчас двадцать один сорок шесть...
Виктор понял, о чем хочет спросить командир полка.
- Рота будет готова в двадцать два тридцать. В двадцать три ноль-ноль выхожу к водному рубежу.
- Отлично! Атакуешь после артналета. С артдивом все будет согласовано. Связь держать только со мной. Позывные прежние: твой - "Орел", мой - "Ракета". Получишь сигнал "двадцать два" - немедленно отходи. Все ясно?
- Все! Разрешите выполнять?
- Выполняйте!
Виктор повернулся к отцу. Командир бригады глядел на него устало и как будто виновато.
- Я приказал послать твою роту, Витёк...
Он словно оправдывался, и это не понравилось Виктору. Чтобы замять ненужный и неприятный разговор и подбодрить отца, Виктор улыбнулся.
- Все как положено! Будет порядок!..