- Не подхалим, а уважение к начальству,- строго посмотрел на него Авдошин.- Не соображаешь?!
- Я все соображаю!
- "Отдыхаю я тут в белых палатах, какао разное пью и так далее,- продолжал читать Приходько,- а как вспомню нашу роту - так и душа заноет. Неужель я больше вас никого не увижу? А есть такие нехорошие шансы, доктора грозятся по чистой отпустить, ноги-то ведь у меня обе перебило, не хожу пока и даже на костылях не костыляю... Обидно очень. До победы чуть-чуть осталось, а тут извольте на гражданочку..."
В конце письма Нефедов передавал приветы всем, кого помнил, и особый гвардии сержанту Авдошину и гвардии старшему лейтенанту Бельскому, "который за свои боевые заслуги, видно, уже в капитанах ходит...".
- Не забыл хлопец,- сложив письмо, сказал Приходько.- Надо будет ответ составить,
12
По ночам на Западном вокзале в Пеште разгружались немецкие воинские эшелоны. В Буду шли колонны автомашин, танков, самоходных установок. Командование группы армии "Юг" спешно подбрасывало в Будапешт подкрепления. На мертвых обледенелых улицах раздавался недружный топот солдатских ног - части прямо с поездов направлялись к оборонительным рубежам на окраинах города. Урчали дизельные моторы тупорылых грузовиков, полязгивали гусеницы бронетранспортеров. Громыхая окованными сапогами и подняв тонкие негреющие воротники шинелей, вышагивали по гулким пустынным тротуарам гарнизонные патрули. Грабя население, бесчинствовали дюжие молодчики из "Скрещенных стрел", по домам и бункерам шныряли солдаты особых карательных команд - город был набит дезертирами и лицами, уклоняющимися от мобилизации. Истеричные призывы Салаши "защищать Будапешт так, как русские защищали Сталинград", и сухие категорические приказы немецкого командования, обращенные к гарнизону и населению города, читал лишь промозглый ветер с Дуная, трепавший оборванные желтые листки, наспех прилепленные к стенам и афишным тумбам...
Перед рассветом шестнадцатого декабря от особняка, занятого штабом 9-го горнострелкового корпуса, в сопровождении двух бронетранспортеров отошел черный "оппель-адмирал". На заднем его сиденье, сонно поеживаясь, сидел командир корпуса генерал-лейтенант Пфеффер-Вильденбрух, назначенный начальником обороны Будапешта, а рядом с шофером - адъютант генерала майор Ульрих фон Дамерау.
Через самый северный в городе мост Маргит машины выбрались на окраину Буды и сквозь синий снежный туман пошли на запад, по шоссе Будапешт - Комарно.
На срочное совещание к командующему 6-й немецкой армией группы "Юг" генералу Бальку были вызваны командиры всех частей и соединений будапештского участка фронта. Генералы, прибывшие на это совещание в старую помещичью усадьбу неподалеку от Комарно, толпились в просторной с узкими готическими окнами гостиной, превращенной Бальком в рабочий кабинет. Слышались неразборчивые, приглушенные голоса, покашливание, скрип сапог и паркета.
Неожиданно разговоры смолкли. Волной прокатился шорох и резко отчетливый звук сомкнувшихся каблуков. В гостиную вошел Бальк.
- Прошу садиться, господа,- сухо сказал он и дернул позади своего стола занавеску, прикрывавшую карту.
Большой зеленовато-серый квадрат бумаги, висевший на стене, почти надвое рассекала голубая извилистая змейка Дуная. Посередине карты расплывчатым темным пятном лежал Будапешт. Красные нити шоссе, цепочки железнодорожных линий, паутина проселков со всех сторон тянулись к этому огромному городу.
Ожидая, пока все рассядутся, Бальк неторопливо выбирал в черном чугунном стакане на столе карандаш.
- Я надеюсь, что вы знакомы со сложившейся обстановкой,- начал наконец он, неподвижно глядя перед собой.- Как известно, десять дней назад противник ценою огромных потерь форсировал Дунай в районе Эрчи и в некоторых других местах. Наши части планомерно и организованно отошли за "Линию Маргариты".- Он обернулся к карте, провел карандашом от Будапешта вдоль шоссе Эрд-Мартон-Вашар- Барачка, оборвав движение у синих пятен Балатона и Веленце.- Этот рубеж, обороняемый войсками моей армии и третьей венгерской армии, является рубежом, на котором решается не только судьба Будапешта, но и судьба Венгрии - нашего славного и самого верного союзника.- Последние слова Бальк подчеркнул, тяжело глядя на генерала Хинди - командира первого армейского корпуса венгров.- Не следует преуменьшать той опасности, которую представляют для нас советские войска, захватившие плацдарм между Дунаем и Дравой, а также те, которые нависли над Будапештом с севера. Мы, разумеется, основательно закрепились на вышеназванном рубеже, русским он почти недоступен. Но фюрер не сторонник таких пассивных действий. Фюрер приказал наступать и уничтожить большевистские части, прорвавшиеся на правый берег Дуная, используя то обстоятельство, что большинство их основных баз снабжения находятся еще на левом берегу. Ситуация складывается благоприятно, если учесть, что мною получены хорошие вести о положении на западе. Сегодня началось наступление наших доблестных войск в Арденнах. Американцы и англичане отступают под мощными ударами пятой и шестой германских танковых армий! Я надеюсь, что это воодушевит наших солдат здесь!..
Бальк долго говорил о храбрости и стойкости немецкого солдата, о том, что фюрер обещает очень скоро дать своим войскам страшное оружие возмездия, что в самое ближайшее время неизбежен крупный политический конфликт между Россией и ее западными союзниками, который при известных условиях может привести даже к вооруженному столкновению... От его монотонного ровного голоса клонило в сон. Вильденбрух на мгновение даже задремал, но только на мгновение, потому что голос Балька стал вдруг громче и резче:
- По оперативному плану командующего группой армий "Юг", одобренному фюрером, нам предстоит в скором времени начать большое наступление из района Будапешта вниз по Дунаю.- Бальк встал, и его черный карандаш заскользил вдоль широкой голубой ленты реки.- Мы разгромим тылы противника, отрежем русские армии от Дуная и уничтожим их. Таково решение фюрера. Для этого мотодивизия СС "Фельдхеррнхалле"...
Генерал-майор войск СС Папе, командир дивизии, поднялся.
- ...наносит удар на участке Будафок - Биа с дальнейшей задачей выйти к переправам в районе Адонь-Дунапентеле!..
Бальк отдал приказы командирам соединений, которые должны были наступать правее "Фельдхеррнхалле" - 271-й и 153-й пехотных дивизий, 1-й, 3-й и 24-й танковых, 3-й и 4-й кавалерийских. Наконец очередь дошла до Вильденбруха:
- Девятому горнострелковому корпусу...
Вильденбрух встал, неловко скрипнув стулом.
- ...и первому венгерскому армейскому корпусу со всеми приданными средствами усиления надлежит изматывать противника на подступах к Будапешту с востока, одновременно прикрывая левый фланг наших наступающих частей. Такова задача. Если же русские будут проявлять активность, мы обязаны любой ценой устоять па "Линии Маргариты". Это наш трамплин, с которого, придет время, мы выйдем к Дунаю, чтобы не только снова закрепиться на его восточном берегу, но и погнать русских за Тиссу. Наше наступление должно готовиться в полной тайне и должно быть неожиданным.
13
Сильный оборонительный рубеж противника, именуемый "Линией Маргариты", тянулся вдоль магистрального шоссе от Будапешта на юго-запад - к озеру Балатон, прикрывая из столько подступы к Будапешту, сколько пути отхода из города на запад. Противотанковые рвы чередовались здесь с минными полями, с многолинейными рядами траншей и колючей проволоки. Все танкопроходимые места были заминированы, в глубине обороны густо разбросаны огневые позиции артиллерии, окопы для тяжелых артсамоходок и танков. Дороги и подходы, ведущие к "Линии Маргариты", простреливались артиллерийско-минометным и пулеметным огнем.
Временное затишье, а после пятидневных наступательных боев это можно было назвать затишьем, предвещало большие события, о которых генерал Гурьянов мог только догадываться. Вторичная шифровка, полученная от командующего армией в ответ на запрос Гурьянова и уточнявшая положение, как и прежде, предписывала до особых распоряжений удерживать занимаемые рубежи и вести неослабное наблюдение за противником.
Ясно было пока только одно - и Гурьянов хорошо понимал это: две армии, стоящие друг против друга по обеим сторонам "Линии Маргариты", накапливая силы, готовились к схватке, которая должна была окончательно решить судьбу Будапешта.
Утром восемнадцатого декабря офицер связи привез Гурьянову срочный пакет. Боевое распоряжение предписывало провести в полосе действий корпуса рекогносцировку местности с расчетом на наступление в ближайшие дни и организовать поиски разведчиков с обязательным захватом "языка". Эти поиски рекомендовалось провести в возможно большем количестве и не только силами специальных разведывательных подразделений, но и непосредственно силами мотострелковых батальонов.
В то же утро начальник разведки подполковник Богданов приехал на броневичке в батальон Талащенко, окопавшийся на подступах к южной окраине Мартон-Вашара, небольшого городка на "Линии Маргариты". Надев белый маскировочный халат, он вместе с комбатом часа два пробыл в окопах первой роты и боевого охранения, долго разглядывал в бинокль передний край противника, интересовался, "как чувствуют себя немцы", сверял что-то по измятой карте. Потом они оба вернулись в штаб батальона, в Сент-Ласло, вызвали Бельского, и то, о чем они говорили, было неизвестно даже Саше Зеленину, которому нередко выпадали случаи присутствовать, как он сам говаривал, "на ответственных совещаниях".
Богданов наконец уехал, а Бельский вызвал к себе старшину Добродеева и приказал ему подобрать людей для ночного поиска.
Задача разведчиков, как объяснил Добродееву командир роты, сводилась к следующему: выйти в ближайшие тылы противника, захватить "языка", желательно - офицера, и попутно (но это не главное, предупредил Бельский) выяснить силы и систему обороны немцев на пути группы.
Через час Добродеев вернулся к командиру роты. В группу он предложил включить Авдошина, Приходько, Отара Гелашвили - солдата из отделения Авдошина, рядовых Усмана Садыкова и Осипова, того самого, что выступал на партсобрании перед переправой через Дунай.
- Ладно,- сказал Бельский,- утвердим и подпишем! Сутки с лишним вам на отдых и на подготовку! Выход завтра, девятнадцатого, в двадцать один ноль-ноль... Установите наблюдение за противником... В общем не мне тебя учить, сам все прекрасно знаешь.
- Не первый раз, товарищ гвардии старший лейтенант!
Незадолго до выхода Отар Гелашвили сел писать письмо. Авдошину это не понравилось. Он долго кружил вокруг своего солдата и наконец не выдержал:
- Отставить, гвардия! Ни к чему это. Утром дома будем, тогда и напишешь. А сейчас вроде как завещание.
Гелашвили молча посмотрел на него темными удивленными глазами, потом аккуратно сложил начатое письмо и вместе с ненадписанным конвертом сунул в вещевой мешок:
- Понимаю, дорогой.
Около восьми в избу, занятую разведчиками, стряхивая с шинелей снег, вошли Добродеев, Талащенко, Бельский и Богданов.
- Готовы, ребята? - спросил начальник разведки.
- Как штык!
- Насморк у кого-нибудь есть?
- Какой насморк на войне, товарищ гвардии подполковник?!
- Кашель?
- Тоже нету!
- Смотрите! На той стороне чихнешь - очередью из автомата отзовется!..
- Знаем!
Опять отворилась дверь, и на пороге появился Краснов. Добродеев и Приходько сдали ему партийные билеты, Гелашвили - кандидатскую карточку, Садыков - комсомольский билет. Красноармейские книжки, письма, фотокарточки собрал командир роты...
Минут через пять один за другим, увешанные гранатами и запасными дисками к автоматам, в новеньких белых маскхалатах разведчики вышли из прокуренной избы во тьму уже надвинувшейся ночи. К переднему краю двигались гуськом: впереди Добродеев, замыкающий - Гелашвили.
В окопах их встретили приглушенным шепотом:
- Пошли, значит, братцы?
- С богом, ура! - усмехнулся Авдошин.
- На рожон, ребята, не лезьте!.. Осторожней.
- Закурите на дорожку.
Разведчики остановились, присели в окопе, закурили, привычно пряча в ладонях горячие угольки самокруток.
Богданов негромко спросил:
- Саперы здесь?
- Здесь,- отозвались из темноты.- Мы готовы, товарищ гвардии подполковник.
В окопе боевого охранения Богданов, командир батальона, Краснов и Бельский молча пожали каждому руку - слова тут были не нужны. Только начальник разведки негромко сказал Добродееву:
- Ни пуха ни пера, старшина!..
За сутки до этого, такой же безлунной и ветреной ночью, в соответствии с приказом Балька части мотодивизии СС "Фельдхеррнхалле", соблюдая все меры предосторожности, начали выдвижение из Будапешта к "Линии Маргариты" в район намеченного удара. Танки, которыми Бальк обещал командиру дивизии генерал-майору Папе усилить его части, разгрузились на железнодорожной станции Товарош, близ города Тата, и к местам сосредоточения шли своим ходом.
Над белыми прибалатонскими равнинами, над лесами Вэртэшхэдыпэгского горного массива густела дымная снежная мгла. Громыхая широкими гусеницами и устремив вперед тяжелые набалдашники дульных тормозов, медленно ползли по метельным дорогам "тигры" и "пантеры". Понуро и неохотно шла к переднему краю венгерская пехота, на каждом привале недосчитывавшая людей: десятки солдат дезертировали, не дойдя до передовой. Поеживаясь от холода, тянулись колонны немецких автоматчиков. Проплыл и растаял в темноте кавалерийский полк гонведов. Подтягивалась к огневым позициям артиллерия, а вслед за ней неуклюжие "оппель-блитцы" везли ящики со снарядами...
Старшие немецкие офицеры, изредка появлявшиеся в окопах, предназначенных к наступлению частей, внушали солдатам, что русские на плацдарме обескровлены, их резервы еще на той стороне Дуная и предстоящее немецкое наступление должно непременно завершиться успехом - войска большевиков будут отрезаны от переправ, их коммуникации и тылы дезорганизованы, все части, находящиеся на плацдарме, окружены и уничтожены.
Огромная военная машина, растянувшаяся почти на полсотни километров от Будапешта до озера Веленце, была заведена, все пружины ее напряжены до предела, и стоило только Вальку дать в эфир условный сигнал, вся эта масса пехоты, танков и артиллерии обрушится на советские части, стоящие перед "Линией Маргариты"...
"Но когда, когда будет дан этот сигнал?" - прислушиваясь к ночной тишине переднего края, спрашивал себя Богданов, ожидавший в штабе Талащенко возвращения поисковой группы.
"Когда?" - это было сейчас главным. Это нужно было знать, чтобы опередить врага, смешать все его карты.
Авдошин полз по следу Добродеева, но самого Добродеева не видел: старшина словно слился с очень близким белым горизонтом.
Минут через двадцать добрались до овражка на ничьей земле. Приходько, появившийся сразу за Авдошиным, тяжело дышал и отплевывался. Садыков вытирал рукавицей потное лицо. Осипов был, как всегда, молчалив и угрюм. Последним, после саперов, скатился в овражек Отар Гелашвили.
- Саперы, давай вперед! - негромко скомандовал Добродеев.
Два сапера, один пожилой, другой совсем молоденький, выбросив перед собой шесты миноискателей, выбрались из овражка. За ними пополз Добродеев и все остальные, в прежнем порядке.
Над головой редкими звездами сверкала декабрьская безлунная ночь. Опять где-то стреляли, опять наискосок к земле, казалось, совсем близко, почти поминутно взмывали вверх осветительные ракеты.
Саперы молча работали впереди, и обнаруженные ими мины Авдошин считал по минутным остановкам Добродеева, который, оборачиваясь, чуть слышно говорил:
- Стой!
Помкомвзвода передавал команду дальше, Приходько, тот - Садыкову, и вся группа останавливалась. Потом старшина командовал "Пошли!" - и снова пять - семь метров по-пластунски, лицом в снег.
- Амба! - сказал наконец Добродееву молоденький сапер.- Дальше чисто!
- Спасибо, браток!
- Не за что.
Старшина вытер рукавицей лоб.
- Давайте теперь до дому.
- Сейчас пойдем. А вам счастливо, хлопцы!..
Саперы поползли обратно, а Добродеев кивком приказал своим разведчикам: "Вперед!"
Передний край противника они миновали удачно, по одному перебравшись через противотанковый ров между двумя немецкими пулеметными окопами, расположенными по фронту метрах в ста друг от друга. Потом осталось позади и проволочное заграждение. Переждав несколько минут, броском перебрались через шоссейную дорогу и, пригибаясь к земле, вошли в парк на северо-западной окраине Мартон-Вашара. Тут стояла глухая тишина. Неподвижные, засыпанные снегом, переплетались ветвями могучие старые буки. В их вершинах, сдувая снежную пыль, шумел ветер.
Прячась за толстыми стволами, замирая почти на каждом шагу, разведчики обогнули поляну, на опушке пересекли узкоколейную железную дорогу и, пройдя через весь парк, очутились на окраине городка.
Налево тянулась улица, застроенная низенькими одноэтажными домиками. В окнах одного из них неосторожно поблескивал свет. Где-то монотонно трещал мотор - видно, работал движок радиостанции. Темно-серой лентой на север, к деревне Тордаш, уходила накатанная дорога.
Добродеев огляделся.
- Т-так,- сказал он.- Вышли, кажись, правильно.
- Двинем дальше? - спросил помкомвзвода.
- Двинем.
Все шестеро, низко пригибаясь к земле, перемахнули улицу, опять свернули под какие-то деревья и дворами вышли к последним домикам. Старшина коротким взмахом руки приказал залечь, а сам пополз вперед, за угол низкого и длинного, похожего на сарай строения. Дорога на Тордаш, намятая гусеницами танков и колесами автомашин, засыпанная конским навозом, была теперь в трех шагах от него. На выезде из Мартон-Вашара, уже в поле, виднелся поднятый шлагбаум.
"Подождем здесь",- решил Добродеев и два раза тихонько свистнул.
- Слушай, Ваня,- сказал он Авдошину, когда все подошли,- закрой шлагбаум. Осипов - с тобой. Гелашвили и Приходько - охранять выезд из города! Вдруг немцы попрут, прикроете. А мы тут с Усманом. Подождем полчасика. Может, кто поедет.
Ждали долго. Только часа через полтора вдали на дороге послышался шум машин. Было похоже, что идет колонна, и немного погодя четыре грузовика с пехотой остановились у закрытого шлагбаума. С передней машины спрыгнули солдаты. Двое остановились около кабины, громко и быстро говоря что-то водителю, третий, долговязый, в длинной шинели, пошел поднимать перекладину; четвертый неторопливо сошел на обочину дороги и остановился в трех шагах от замершего, вросшего в снег Добродеева. Рассеянно глядя в сторону и мурлыча себе под нос, немецкий солдат сделал то, что собирался сделать, и вприпрыжку побежал обратно.
Старшина хотел было пошевелить затекшей рукой, но к кювету подошел еще один немец, плотный, низкорослый, в очках. Стоило ему сделать шаг влево - и он наступил бы Добродееву на плечо.
Колонна тронулась. Долговязый солдат, пропустив последний грузовик, закрыл шлагбаум и, догнав машину, вскочил на подножку.
Добродеев снял каску, вытер со лба пот.
- Ф-фу, черт!
- Какой случай, а! - одними глазами засмеялся подползший к нему Садыков.
- Случай, Усман, правильный! Этот фриц мне чуть на голову не наделал, с-сукин сын!..