Глава двадцать седьмая
Алесь понял, что немцы не собираются возвращаться обратно, наоборот, устраиваются с ночевкой. Солдаты ходят, посвистывают, настроение у всех веселое. Ясно, что чувствуют себя спокойно.
Выяснив обстановку, Алесь покинул свой наблюдательный пост - густые заросли дикой малины, чтобы побыстрее нарвать травы для козы. Ведь не накормишь ее - молока не будет, да и вообще жалко скотину. Алесь вырос в селе, знал: мать сама не поест, а животных накормит.
Короткими перебежками, согнувшись, продвигался он от ствола к стволу, боясь наступить на сухие ветки, чтобы не выдать своего присутствия. Алесь вспомнил про лодки, которые остались на берегу и даже, кажется, без охраны. "А вдруг? - И шальные мысли закружились в голове. - Можно же удрать отсюда. Взять девочку - и в лодку! Пока фрицы опомнятся, мы будем уже далеко. Тогда и пули нас не достанут".
Сзади послышались шаги и голоса. Алесь метнулся в сторону, упал в густой разлапистый папоротник, подполз в ближайшие кусты, примостился там и стал ждать, что будет дальше.
Из-за деревьев показался длинноногий офицер, за ним два солдата. Они не торопясь шли к берегу. В лодку уселись двое - офицер и солдат. Второй солдат, судя по всему, остался на острове.
"Ну вот, на острове теперь не восемь, а шесть фашистов, - радостно отметил Алесь. - Уже легче!"
Солдат взял автомат на изготовку. "Постовой, - догадался мальчик. - Вот тебе и лодка… Попробуй захвати!"
* * *
Ну и задали ему хлопот фашисты! Только что он был разведчиком, а теперь пришлось переключиться на хозяйственную работу. Надо было подумать о еде. На западном берегу острова, на ветвистой вербе, у затоки, сушилась рыба. Туда и направился Алесь. Рыбу нужно снять, если еще уцелела, если не склевали птицы. Козье молоко да вяленая рыба - совсем неплохой ужин. Алесь давно уже чувствовал голод, а тут еще эти запахи, исходящие от ящиков с продуктами! "Вот бы унести хоть один! - мечтал он. - Да что уж там, раздобыть бы кусок хлеба!" Подумал, и тут же почудилось, что запахло хлебом, свежим, как будто только что вынутым из горячей печи. Такой хлеб пекла мать… Она прижимала круглую буханку к груди, отрезала большие душистые ломти и подавала каждому по очереди…
Внезапно у Алеся закружилась голова, и он упал на траву. Перед глазами поплыли маленькие оранжевые солнца, потом наступила тьма…
* * *
Алесь пришел в себя от громкого свиста.
Он с трудом разлепил веки и удивился, что лежит ничком, а в рот ему набился песок. Вспомнил - хлеб! Он думал о хлебе, хлеб ему напомнил дом, отца, мать, сестренку… Неужели он так ослабел от голода?
Он заставил себя приподняться и встать. Казалось, кто-то уселся ему на плечи, сильный, тяжелый, и давит, прижимает к земле.
…Снова послышался свист, еще более громкий. Алесь насторожился. Раздвинул кусты, выглянул на поляну. Прислонившись к елке, стоял человек, низкорослый, кряжистый, в какой-то смешной кепке, с ружьем в руках. Неужели он его заметил и свистом сзывает солдат? Если заметил - дело плохо.
Алесь испуганно нырнул в кусты. Свист не повторился. Мальчик осмелел, выглянул снова. Человек стоял не двигаясь, как-то настороженно, будто сам готовый сорваться с места и побежать.
В тот же момент рядом с Алесем зашуршали кусты. В первую минуту мальчик решил, что сквозь заросли продирается еще кто-то, пригнул голову к земле, затаил дыхание. В висках застучало от напряжения. Но кто-то неизвестный проскочил мимо и протопал по поляне. Алесь приподнялся и чуть не вскрикнул от страха и досады. Поляну перебегала их коза - и откуда только у нее прыть взялась!
А дальше случилось страшное и невероятное. Грянул выстрел, и коза, высоко подпрыгнув, перевернулась через голову, упала и задергалась.
Алесь, очнувшись от неожиданности, чуть не заплакал. Неужели коза сорвалась с привязи?
Это он виноват - плохо привязал ее и оставил голодную, без воды, на самом солнцепеке…
Дальнейшие события на поляне разворачивались быстро: прибежали два солдата, наклонились над убитым животным, что-то радостно залопотали по-немецки.
С дымящимся ружьем в правой руке к ним направился стрелявший немец.
Алесь с ненавистью смотрел на фашиста, мысленно желая ему всяческих кар: "Не видел разве, что стрелял в обыкновенную козу?!."
Один из солдат схватил козу за задние ноги, приподнял, и ее бородатая голова стукнулась о землю. Оба немца громко хохотали. Носке не понимал, что их так развеселило.
- Господин полковник, - сказал белобрысый солдат, - вы убили наповал, но смотрите, какое вымя у этой косули!
- Домашняя коза, - растолковал другой солдат, постарше.
- Коза? Откуда она взялась на острове? - сурово спросил полковник. - Кто мне объяснит?
- Мы ничего не знаем, господин полковник. Операцией по высадке косуль руководил обер-лейтенант Генрих Крис. Он вернулся в гарнизон, - доложил белобрысый.
- "Ничего не знаем!" - передразнил полковник. - А кто обязан знать, черт побери! Кто? Ну и подложили свинью! Думали, я ни в чем не разберусь? Нет, Вильгельму это так не пройдет!
Солдаты стояли ни живы ни мертвы. Им уже было не до смеха. Они смотрели на разъяренного полковника и боялись пошевелиться.
Выговорившись, полковник брезгливо пнул ногой козу, повернулся и пошел, на ходу закидывая на плечо ружье.
- Господин полковник, - отважился обратиться ему вдогонку солдат. Но тот не обернулся, сделав вид, что не расслышал.
Солдаты стояли в растерянности, недоуменно смотря друг на друга.
- Бросим, - сказал белобрысый.
- Повар ждет охотничьего трофея.
- Какой же это трофей? С выменем? Тьфу!
- А, пускай! Принесем в лагерь, там разберутся, - решил тот, что постарше.
Солдаты унесли "охотничий трофей" Носке.
"Вот бандиты, - шептал Алесь, сжимая кулаки, - недосмотрел козу. Вадим Николаевич не похвалит за это… Ну и растяпа, скажет. И будет прав".
И Аллочка без молока осталась… Хотел вступить в борьбу с врагами, а получилось - хуже не придумаешь. Не успел Вадим Николаевич отлучиться - и уже потеря. А что дальше?.. Может, и его, Алеся, вот так, как козу, подстрелят солдаты, а потом поволокут к своему полковнику…
"Нет, не бывать этому!" - Алесь выполз из кустов и осторожно - от дерева к дереву - пересек поляну. Вспомнил, как здесь очутился. Хотел нарвать травы для козы - еще раньше присмотрел неподалеку подходящую полянку, сплошь покрытую белыми звездочками дятловины. Теперь эта забота отпала - их кормилицы нет…
Вспомнился тот день, когда они с Вадимом Николаевичем шли по звериному следу, искали "кабана". Тогда ведь Аллочка пропала. Ну и переполох был! Бегали, кричали на весь остров, а потом на пригорке Алесь увидел "цыгана с бородой" и Аллочку!
Сколько радости принесла им Катя! Как кротко отдавала она свое молоко. Такая хорошая была коза, покладистая. Минуты дойки были самыми счастливыми. Аллочка обычно стояла рядом с Вадимом Николаевичем, держалась крепко за его плечо и поглядывала с радостным любопытством на белые струйки молока, бежавшего в банку, нетерпеливо требовала:
- Дай!
Чем же теперь кормить девочку? Как-то она одна там, на плывуне? Наверно, заигралась и уснула, как обычно. А если нет, если побрела к берегу…
Забыв про рыбу, Алесь бросился к плывуну.
Глава двадцать восьмая
Ну и ну! Есть над чем поломать голову. Три человека в группе, а откровенно говорить и действовать не могут: каждый это чувствует, - замкнулись, насторожились, ждут, что дальше будет.
Климчук-Криворотый, конечно, не знал, что Вадиму известна его тайна. Он заметил настороженность Вадима, но объяснял это особенностями его характера. К тому же этой настороженности способствовала его, Егора, неосмотрительность там, у партизанского колодца. И толкнул же его черт под ребро выхватить винтовку у Вадима. И объяснить толком свое поведение он тогда не смог - вот и нет ему теперь доверия. "Ну и черт с ним, - рассуждал сам с собой Криворотый, - пусть дуется. Вы, мальчики, нужны мне как пришей кобыле хвост. Главное - чтобы вместе добраться до штаба".
Климчук понимал: Мишку Русака, адъютанта дядьки Андрея, губить нельзя - он проводник. Ведь если и переменилось место штаба, Мишка при встречах с партизанами имел полное право, не вызывая подозрений, спрашивать дорогу к своему командиру. К тому же и дядьке Андрею доложит о нем, Климчуке, - как рисковал тот жизнью, тащил на себе тяжелый мешок, как тонул в трясине… Мишка пообещал к награде представить. Вот потеха-то!
С Вадимом другое дело. Его в расход… Жаль, не удалось это там, у колодца. Вадим - крепкий орешек. Не разберешь, что он такое. Но к нему, Егору, явно относится с подозрением. Сам он, видимо, посыльный, после ответственного поручения добирается спешно в штаб, к дядьке Андрею. Только почему весла своего он не бросает - неясно. Вот и сейчас сидит, разговаривает с Мишкой, а сбоку лежат винтовка и весло. Хоть бы Русак заинтересовался, зачем и куда он тащит его, так нет, будто и не замечает… Можно самому начать разговор, пошутить, мол, почему с веслом не расстаешься… Возможно, при Мишке Вадим будет откровеннее. Но только Егор раскрыл рот, как заговорил Русак:
- Что-то ты, Егор, откалываешься от нас, а ну садись ближе.
Климчук не заставил себя ждать - пересел поближе к Русаку. Михаил оседлал сосновый пень, снял кубанку, положил на колени, достал металлический гребень и стал расчесывать свои рыжие кудри.
- Дай и мне, - попросил Егор, - потерял я, понимаешь, где-то свой, тоже был из дюраля. А перед войной купил красный, в футлярчике. Когда пришел к партизанам, подарил своему командиру Дмитрию Дукоре. Он и теперь у него.
Вадим быстро взглянул на Криворотого, усмехнулся про себя. Ну и волк в овечьей шкуре! Каким добряком выставляется - Дукору уважить хотел.
Противно сидеть с таким типом да еще разговаривать как ни в чем не бывало, виду не показывать, что знаешь, какая это продажная душа. А что на земле может быть страшнее предательства! Смотри ты, прилип, пристроился к Русаку, старается пробраться в штаб. Это неспроста. Значит, выполняет какое-то важное задание. Ох, как хотелось вскочить, схватить его и вытрясти все сведения!..
Но надо молчать, затаиться, главное - не вспугнуть предателя. А уж там, в штабе, сам дядька Андрей решит, что с ним делать. Вадим не имеет права даже Мишке Русаку открыть свою тайну, но как-то предупредить его надо. Мало ли что может случиться! Намекнуть ему, чтобы за оружием поглядывал, не давал в чужие руки. Тогда, у колодца, Климчук хотел украсть его винтовку. Значит, она ему нужна сейчас для каких-то своих черных дел.
- Друзья, - тихо начал Мишка, - как видите, судьба нас соединила вместе, в одну боевую группу. Мы сейчас в партизанской зоне, но до центра острова еще далековато. По моему понятию, километров пятнадцать-шестнадцать. Местность здесь я знаю слабовато. Нужно будет идти по азимуту. А это намного усложнит дорогу. Придется и через болота переправляться, и трясину ногами месить… Конечно, всякие положения могут возникнуть, можем и врагов встретить. Фашисты сейчас лютуют, не знают, как до нас добраться. Действуют и сверху, и снизу, и по воде… И силой и хитростью. Мы можем запросто встретить диверсантов, а значит, ухо нужно держать востро! Мы бойцы, значит, и дисциплина должна у нас быть железная, и бдительность, ну и, конечно, осторожность. Нужно выбрать командира и слушаться его беспрекословно.
- Вот ты, Мишка, и будешь нами командовать, - сказал Климчук.
Русак покачал головой.
- А мне кажется, что за командира надо поставить Вадима Мурашко. Ты кто по профессии? Кажется, учитель? Ну вот, у тебя небось за плечами институт и опыт партизанский есть. Так?
- Миша, не набивай себе цену! - заявил Криворотый рассудительно. - Ты до этого дня командовал, по крайней мере, мной, и у тебя неплохо получалось. Так и оставайся командиром. А Вадим подождет. Может, ему дядька Андрей даст взвод или отряд. Накомандуется!..
Мурашко вздохнул, посмотрел куда-то вдаль, сказал:
- На меня, хлопцы, командирство не взваливайте. Мне хорошо и рядовым. У меня ни выправки, ни вида, - засмеялся он, - а ты у нас, Миша, весь в лампасах и голос у тебя подходящий - все данные для командира. И Егора можно было бы, - нарочно предложил Вадим, - если уж ты не хочешь, пусть будет Егор.
Климчук самодовольно кивнул:
- А что, и возьмусь…
Но тут возразил Русак:
- Я отклоняю твое предложение, Егор у нас ответственный за боеприпасы. И еще одно - спина у него широкая. В случае чего он обязан самостоятельно доставить ценный груз. Так что, Егор, ты уж извини. Значит… - Мишка запнулся и недоговорил.
- Командиром нашим назначается Русак, - объявил Вадим.
- Ага, значит, я! Тогда, братки… Группа, становись! - поднявшись с пня, подал первую команду Михаил.
И Вадим и Егор вскочили на ноги, встали рядом.
- Равняйсь, смирно!
Оба четко выполнили команду.
- Вольно, разойдись! - Михаил усмехнулся, поглядывая то на одного, то на другого.
- Хорошие у меня солдаты. Только вот формы нет, одежда абы что… Фу ты, ну ты! Придем в штаб, попрошу дядьку Андрея, чтобы вас приодели. А теперь перед дорожкой сядем да подумаем. У нас два пути: один - длинный и путаный, другой - по азимуту. Какой выберем? Подумайте хорошенько, чтобы потом нареканий не было. Я за кратчайший…
- Разумное решение, - сказал Вадим.
- И я на это согласен. Время дорого, сами понимаете. Только, мне кажется, на нашем пути болото есть. Не завязнуть бы…
- Э-э, - махнул рукой Русак, - мы с тобой вон какие прошли, и ничего. А то болотце узкое. Перейдем.
- У меня возникла одна мысль, командир, - сказал Вадим.
- Слушаю, говори.
- Дело вот в чем. В случае встречи с противником мы должны принять бой. Я предлагаю, чтобы ты отдал мне свой автомат, я буду прикрывать ваш отход.
- Отдать автомат? Подожди, подожди, а ты мне винтовку?
- А как же. Там, в бою, будет поздно меняться оружием. Тебе, как командиру, нельзя оставаться на прикрытии…
- Верно говоришь, - не спеша, как бы взвешивая предложение Вадима, Русак снял с плеча автомат.
- А пользоваться им умеешь?
- А то нет! Не раз приходилось, могу разобрать и собрать.
- Тогда бери.
И они обменялись оружием.
Вадим незаметно бросил взгляд на Криворотого. Такой поворот дела был ему явно не по душе. Он, конечно, надеялся, что при случае завладеет Мишкиным автоматом и начнет диктовать им свои условия. Теперь такой возможности не будет - у Вадима оружие не вырвешь ни силой, ни хитростью.
Криворотый нахмурился. Да, этот парень с веслом совсем не простой и, главное, так повел себя, будто мысли его прочитал. А может, он знает?.. Да нет, откуда? Уж скорее догадывается… Но почему? Он, Егор, ведет себя очень осторожно, осмотрительно - ни одного лишнего слова, ни взгляда, только вот с винтовкой у колодца сделал промашку! А парень это помнит. Нет, надо убрать его, и чем скорее, тем лучше. Он может все испортить. Только нужно сделать это ловко, чтобы и комар носа не подточил…
Тут же договорились, как нести мешок с боеприпасами.
- Вопросов нет? - спросил Мишка.
- Нет.
- Тогда пошли.
Вадим положил весло на носилки рядом с мешком, взглядом показал Егору, чтобы становился впереди.
- Я хотел бы сзади, мне так с руки.
- Не забывай военной тактики. Я обязан охранять тыл нашей группы. Ну, берем!
Они взялись за носилки.
Впереди шел Климчук. Его короткая шея покраснела от натуги. Фуфайку он сбросил, положил на носилки. Вадим внимательно ее разглядывал, искал глазами потайные швы. Должно же у него что-то быть припрятано.
Оружия у него нет - Вадим в этом окончательно убедился. А нож, хоть маленький, должен быть. Может, даже финка. Где же тогда она? За голенищем сапога? Как ни приглядывался к сапогам Вадим, ничто не поддерживало его догадки. Тогда где-то в фуфайке. Ее нужно при случае внимательно ощупать.
Из рассказов Егора и Мишки Вадим уже знал, как тонул в болоте Климчук. Там, говорят, засосала трясина его винтовку. Хорошо, что так получилось. Если бы у Климчука оставалось оружие, положение в группе оказалось бы более сложным, чем теперь.
Глава двадцать девятая
Аллочка тихонько сидела в камышах, деловито рассматривала желуди и ветки, что-то приговаривала и с удивлением поглядывала на темную тучу, нависшую над островом. Она не слышала, как подошел Алесь.
- Ласточка ты моя, сидишь одна-одинешенька. - Алесь подхватил девочку на руки. Он был озабочен: неужели к ночи соберется гроза? Где же тогда ночевать? Куда спрятать девочку? Как ему хотелось, чтобы внезапно вон там, впереди, зашуршал камыш и появилась знакомая фигура учителя!.. Были бы они снова вместе, сели бы да посоветовались, как быть.
Вадим Николаевич, наверно, привезет с собой еду - хлеб, печеную картошку, а может, добудет где-нибудь морковку или брюкву - тоже хорошо. Вот был бы праздник! Сначала бы поели, а потом разработали план действий - как вытурить оккупантов с партизанской территории.
Рассуждая так, парнишка вышел на край плывуна, осмотрел озеро. С надеждой глядел он в ту сторону, откуда должен был, по его расчетам, приплыть Вадим Николаевич. Минули уже сутки. Если с ним ничего не случилось, вот-вот должна появиться лодка, должен кто-то приплыть за ними.
Но озеро пустынно на всем протяжении до самого горизонта. Только чайки летают, кричат человечьими голосами. Алесь понимал, что вряд ли Вадим Николаевич рискнет показаться на озере днем.
Вот ночью - другое дело. Надо будет постоять на берегу. Возможно, сегодняшней ночью что-то выяснится…
Дядька Андрей уже, видно, получил депешу. Он отдаст приказ на прорыв блокады. Это только так говорится - стальное кольцо. А в каком-то месте его можно рассечь и двинуться туда. Ударить по-партизански, чтобы враг опомниться не успел!..
Парнишка глядел на север, на черную тучу, и яркие сполохи молний над лесом казались ему отблесками будущей битвы…
И опять тревожная мысль: а что, если немцы, которые охотятся на острове, задумаются, как оказалось тут домашнее животное? Начнут враги прочесывать остров и обнаружат его с девочкой. Тогда пиши пропало - не понадобится им ни лодка, ни щедрое партизанское угощение!..
Солнце спускалось все ниже, вот уже и совсем скрылось за деревьями. "Теперь вся надежда на ночь, - подумал Алесь. - Ничего, мы еще им покажем!" И вслух повторил:
- Покажем! Правда, девочка?
- Дода! - радостно подтвердила Аллочка.
- Только, знаешь, ты мне должна помочь, покуда к нам придут партизаны… Что, у нас у самих нет рук, ног да смекалки? Я же тоже партизан. Подносил патроны нашим на Бакланской дороге. И под пулями был. Знаешь, что такое пуля? Нет? Пули, как шершни, злые, кусачие… Теперь нужно подумать, чем мне тебя накормить. Молока больше нет… Но мы не пропадем с голоду - у нас есть рыба! Ты посиди, а я сейчас. Я быстренько.
Алесь посадил девочку, бросил ей камышинку и ушел.
На этот раз он пробыл в отлучке недолго. Рыба, которую он принес, успела завялиться.
Как ни причмокивал Алесь, показывая, какую вкусную еду он принес, девочка морщилась и выплевывала угощенье.