Вдруг, будто что-то вспомнив, она поднялась и вперевалку направилась в ольшаник. Там, на высохшем корневище, лежала банка. Девочка схватила ее и, подойдя к Алесю, протянула ему:
- Дай!
Ну как ей объяснить, что молока нет и не будет больше.
- Ласточка моя, - наклонился Алесь к девочке, - подожди немного. Вот мы осилим фашистов, и молока будет вволю. А теперь давай я принесу тебе в этой банке водички. Будем пить чай.
- Дай! - попросила девчушка.
- Вот это хорошо! - повеселел Алесь. - Чай мы найдем. - Он зачерпнул воды. Попробовал - она была невкусная. Алесь побежал к знакомой рябине. Надавил сока в банку, размешал прутиком. Ну вот, теперь совсем другое дело.
* * *
Вечер наступил неожиданно. Солнце скрылось за тучу, а небо еще долго переливалось всеми оттенками розового и перламутрового. Темная туча, надвигавшаяся с юга, казалась трехслойной, и каждый слой был подсвечен по-разному: самый нижний - ярко-красным, следующий - оранжевым и, наконец, бледно-желтым.
Ветер все усиливался, а воздух сделался душным и тяжелым, предвещая близкий ливень.
Алесь не знал, радоваться ему начавшейся грозе или нет. То, что он задумал, требовало ночной темноты, непогоды, шума деревьев, чтоб не услышал его шагов солдат-часовой. А для девочки надо бы, чтоб была тихая, спокойная ночь, и главное - без дождя.
Гроза приближалась. Вот-вот начнется ливень. Куда спрятаться? Тут, на плывуне, не было надежного укрытия - кругом камыш, кустики верболаза да негустой ольшаник.
Наконец засверкали молнии, загрохотал гром…
Аллочка со страхом прижалась к Алесю, а когда загремел гром, крепко зажмурила глаза.
- Дода! Дода! - шептала она, сжавшись в комок.
- Не бойся, - успокаивал ее парнишка. - Будет дождик, а дождик не кусается.
Под напором ветра расходились волны: шумели, пенились, захлестывали плывун, и он вздрагивал, как живой. Алесь понимал, что ночевать придется в шалаше, он хорошо замаскирован, к тому же ночью, в грозу, немцы носа не высунут из своей палатки.
Алесь еще раз выскочил на берег, взглянул на озеро - а вдруг… Мощная волна обдала его с ног до головы пенными брызгами. Все озеро тонуло в непроглядной тьме, просматривалась только прибрежная полоса.
- Была не была! - вздохнул Алесь, настраивая себя на воинственный лад. С Аллочкой на руках он отправился к шалашу. Зажатый между разлапистыми елочками, шалаш еле угадывался. Девочка первой полезла под крышу, позвала:
- Дода! Дода!
- Тише, Аллочка, молчи! - Алесь согнулся и юркнул в шалаш. Он постелил дерюжку и посадил девочку около себя. Она тут же перебралась к нему на колени и обхватила его за шею.
В шалаше было темно и сухо. Через верхнюю часть лаза едва виднелось небо и на нем - темные контуры вершин деревьев.
Интересно, а что сейчас делают немцы? Небось ужинают, жрут козий шашлык… Алесь проверил, на месте ли лопата. Он нащупал лезвие, поднял - подойдет!
Девчушка затихла на руках у Алеся. Она что-то сонно бормотала и вздрагивала, засыпая. Край неба, видимый из шалаша, почернел, слился с непроглядной тьмой. Гром гремел, почти не затихая, но уже где-то далеко, за островом. Алесь осторожно положил уснувшую девочку на подстилку, укрыл ее.
Теперь за дело. Ну, ночка, не подведи!
* * *
Алесь постоял около шалаша, прислушиваясь к ночным звукам. Постепенно глаза привыкли к темноте, уже различались и стволы деревьев, и заросли лозняка. Гроза прошла мимо, и сейчас лес опять погружался в тишину. Алесь услышал, как в кустах робко пискнула какая-то птаха, как затихающий ветерок шевельнул листву.
Сжимая в руках лопату, держась вдоль зарослей ольшаника, мальчик направился в глубь острова. Он шел осторожно, ступая мягко, как лесной зверь, но нога нет-нет да и наступала на сушняк, и звук ломающейся сухой ветки казался Алесю похожим на выстрел.
Тогда он замирал, боясь шевельнуться. Сердце билось, как у пойманной птицы. Немного успокоившись, он шел дальше. За пригорком, где совсем недавно паслась коза, начинался молодой редкий ельник.
Впереди, сквозь частокол стволов, замелькали сполохи огня. Поляна, где разместились немцы, была уже совсем близко.
Сердце паренька колотилось и замирало не столько от страха, сколько от волнения. Сейчас он был готов и к решающему скачку, и к молниеносному бегству.
Немцы суетились около костра. Слышались приглушенные звуки музыки. Ах вот, это были звуки, которые показались ему из шалаша совсем непонятными.
Еще один рывок вперед, и парнишка прижался к стволу высокого клена, росшего как раз на границе поляны и леса. Теперь перед ним все как на ладони.
Горит большой, яркий костер - фашисты дров не жалеют. В малиновых отсветах пламени хорошо видны две палатки и между ними длинный стол, на котором стоит радиоприемник, настроенный на бодрую веселую музыку. Неподалеку офицер и три солдата. Тонкий, длинноногий офицер машет в такт рукой, дирижирует. Солдаты стоят спиной к столу, хохочут во все горло. Видно, кто-то из них рассказывает что-то смешное.
Из палатки, похожей на большую куропатку, спящую в гнезде, выходит еще один офицер и молодая женщина. Алесь узнал офицера. Это он застрелил козу. Сейчас он уже не в охотничьем костюме, а в военной форме, с орденами. Фуражка еще больше увеличивает его массивную голову, а сам он скорее широк, чем высок. На женщину Алесь не обратил внимания: на таких, что крутятся около немцев, и смотреть противно.
Офицер слегка поклонился женщине, ухватил ее за талию и повел в медленном танце. Голенастый офицер смотрел на танцующих, а когда музыка оборвалась, он закричал "браво" и захлопал. Солдаты тоже захлопали.
Офицер и женщина подошли к костру. Постояли, глядя на огонь, потом "охотник" подбросил в костер полено, и пламя взметнулось вверх, разбрасывая искры. "Охотник" что-то сказал женщине, обнял ее, засмеялся.
"Ах ты, вражина, - разозлился Алесь. - Жалко, гранаты нет, бросил бы тебе под ноги…"
Снова заиграла музыка, и опять офицер пошел танцевать с женщиной.
Алесь увидел еще одного немца. Это солдат-часовой. В руках держит на изготовку тупорылый автомат.
Часовой бесшумно двигался по краю поляны. Костер высвечивал его лицо и фигуру. Здоровенный верзила, ничего не скажешь. Каска сдвинута на самые глаза. Да он на гориллу похож, ну совсем как обезьяна из учебника биологии.
Часовой неторопливо обходит поляну - он при исполнении своих обязанностей. Время от времени под его ногами хрустят ветки. "Да, с этим справиться будет трудновато, - думает Алесь, - здоровый, как кабан…" А часовой уже почти поравнялся с кленом, за которым стоял парнишка. На всякий случай Алесь тихонько подался в сторону рощицы. Это молодые частые елочки, ростом с Алеся. Он спрятался среди них, отсюда ему было видно еще лучше.
Часовой остановился совсем близко, словно почуяв что-то, завертел головой во все стороны. Алесь пригнулся и глаз не сводил с часового. А солдат направился дальше. Вот мелькнула его широкая спина, плечи… "Убить бы гада!.." - думал Алесь, кусая губы.
Теперь ему хотелось, чтобы именно этот солдат был на посту, чтобы с ним, жирным кабаном, помериться если не силой, то ловкостью.
Закончив обход поляны, часовой направился на просеку, ту, что вела к Черному Дубу, на восточный берег озера. "Десять минут - мои", - прикинул Алесь. Значит, будет время похозяйничать и около палаток. Пусть только спать улягутся. Пусть только настанет полночь. Эх, как же медленно идет время!..
Звучит музыка, кружатся в танце офицер с женщиной, и перед глазами мальчика начинают кружиться и деревья, и кусты, и даже костер…
Глава тридцатая
Занятые важными хлопотами, трое путников, привычных к военной обстановке, не очень-то прислушивались к гулу канонады. Взрывы сотрясали землю в разных направлениях партизанской зоны. То гремело где-то на южной стороне, то внезапно грохот боя перемещался на восток, а потом гул нарастал уже с запада.
Не жалеет враг ни снарядов, ни бомб, ни мин. Это особенно видно в лесу. Как будто страшная буря прошлась по опушкам и чащам и вырвала с корнем деревья, срезала вершины сосен и елок, изувечила осколками, оголила, покрыла ранами стволы березок.
А сколько ям от взрывов! Мишка Русак, Вадим и Егор Криворотый попали на обстрелянную полосу леса. Дорогу все чаще загораживали то поваленные деревья, то свежие, еще пахнущие порохом воронки.
Около высокого клена с содранной корой высился продолговатый холмик.
- Братская могила, - тихо сказал Михаил и снял с головы кубанку. Вадим и Егор стянули кепки.
Постояли молча. Потом осмотрелись по сторонам. Что тут было? Как погибли здесь люди? Кто они - партизаны, мирные жители, беженцы? На могиле не было ни столбика, ни надписи. Рядом темнели две воронки - глубокие, доверху забросанные изуродованными стволами и корнями - останками могучих сосен.
- Воронки от бомб, - сказал Вадим, - смотрите, вокруг все деревья с целыми вершинами, а здесь - прямое попадание.
- Глядите-ка! - закричал Русак, показывая рукой на одну из березок. - Винтовка! Вон на суку висит…
- Винтовка? Где? - оживился Егор.
- Да вон, на березе!
Вадим тоже увидел находку. В самом деле, высоко вверху, на обсеченной взрывной волной ветке, зацепившись за ремень, висела дулом в небо винтовка.
Странно было видеть ее на дереве. Она тихо покачивалась под порывами ветерка. А над ней, над желтеющими по-осеннему ветками, таяли легкие облачка.
Эта винтовка на фоне голубого неба выглядела печальным символом войны…
- Надо достать ее, - сказал Климчук, рассматривая ствол березы.
- Браток, ее уж давно бы достали! - сказал Мишка, поправляя ремень на гимнастерке. - А если ты такой прыткий - попробуй!
- Высоковато висит. А сучья у березы мелкие, ломкие, - сказал Вадим. - Нет, пожалуй, не достанешь.
Конечно, можно было бы изловчиться и достать винтовку, но Вадим не хотел, чтобы оружие попало в руки Климчука.
А тому очень хотелось заполучить лесной трофей.
- Братишки, ведь она целехонька и с прикладом - все, как надо, а?..
- Лезь да сними, - пожал плечами Мишка, - вот и все дела!
- Товарищ командир, ты легкий. Тебя ветка выдержит.
- Скажи, ты всегда такой?
- Какой?
- На чужом горбу хочешь в рай попасть.
- Ну не шути, Мишка, попробуй, а то Дукора начнет приставать: где потерял винтовку да как? Он может не поверить, что я тонул…
- Не полезу, - решительно заявил Русак. - Нужно искать жердину… А так только время потеряем. Давайте на этом закончим прения. - Мишка бросил взгляд на свежую могилу. - Тут похоронены наши хлопцы - партизаны. Вечного вам сна, дорогие друзья! - Он наклонился, взял из-под ног комок земли, размял и высыпал на холмик.
С сожалением оторвал взгляд от березы Климчук. Раздраженно нахлобучил шапку на голову, взялся за носилки.
- Ну, Мишка! Хорошо. Запомню. Придет коза к возу…
- Ты хочешь, чтобы я всякий раз рисковал из-за, тебя? Фу ты, ну ты. Уже было, вытащил из болота, с того света, можно сказать. И сознательно, не забывай, шел на риск. А теперь должен шею себе свернуть. Ну знаешь, о себе, о винтовке похлопочи сам.
- Да я похлопотал бы. Но видишь - у меня вес…
- А я что, птичка?
- Ты же сам должен быть заинтересован, чтобы я имел оружие. А то вдруг встретимся с фашистами. Вы будете отбиваться, а мне что прикажешь делать?
- Будешь запасным. В резерве. Если, не дай бог, что с нами случится - с одним или с другим, - подменишь. Понятно тебе, боец Егор Климчук?
- Понятно, - буркнул Криворотый.
И они снова углубились в лес. Шли молча. Впереди Мишка Русак, он зорко оглядывал местность, на ходу выбирал наиболее удобные проходы через завалы, через глухие заросли. Тут еще было вполне терпимо, но впереди ожидало болото.
В своих скитаниях Вадим исходил немало болотистых мест, нахлебался болотной жижи, и, когда ветер донес запах стоячей воды, он поежился. Неужели болото? Одно дело, когда идешь по нему налегке, и совсем другое - с такой поклажей. Сколько времени уже потеряно! И неизвестно еще, чем все это обернется…
А что-то делают сейчас на острове дети? Как Алесь справляется с обязанностями старшего? Как девочка?.. Ну, с едой у них хорошо - молоко выручает. И шалаш есть…
И все же… С малышкой Алесю непросто. Нерадостная доля выпала девочке. Хорошо, что она пока не понимает этого. Может, посоветоваться с Русаком? Он парень добрый - придумает, как быть. Может, возьмет и сам поедет к детям… Тогда придется остаться вдвоем с Климчуком. Да, положение еще больше усложнится. Хоть Егор и без оружия, однако может такое выкинуть, что и не придумаешь.
Фактически они с Русаком конвоируют в штаб изменника. Там уж его заставят все рассказать, не отвертится. И все же, пожалуй, Русаку ничего говорить не стоит. Главное - скорей бы добраться до дядьки Андрея.
Старый лес постепенно редел - меж стволами теперь все чаще просвечивала синева неба. Впереди показ5-лась большая поляна. На открытом месте легче идти и веселей. Они ускорили шаги, радуясь предстоящему привалу.
И вдруг остановились, озадаченные: в конце поляны на стволе толстой вербы что-то белело. Похоже, была приколота бумага.
- Братцы! Видите? - Русак показал на вербу. - Что же это такое, а?
- Мишень, - предположил Вадим, - тут учились стрелять. Иди-ка посмотри, что да как.
Русак осторожно, краем поляны, пробрался через кусты к вербе. Через несколько минут он вернулся. Хмурый, насупленный.
- Ну?.. Чего это ты?
- Подойдите - увидите. Полезно посмотреть.
Поляна была когда-то полем, а теперь заросла мелким осинником. Вот и верба. Тут, оказывается, состоялся партизанский суд. Справа от дерева сложенное из жердей подобие скамьи - издали ее и не заметишь. На земле окурки, обрывки бумаги. На листе, приколотом к дереву, написано черной краской: "Паникер и провокатор Прокоп Жуковец, житель поселка Митковичи, подбивал партизан сдаться в плен. От имени белорусского народа здесь, на этом месте, он расстрелян. Смерть немецким прислужникам!"
- Прокоп! - не удержался от восклицания Егор.
- Ты что, его знал? - спросил Вадим.
- Был в сельпо продавцом, хомуты, веревки продавал, керосин…
- Хотел и людей продать, гад. Вот шкура! Я его тоже знал. Да как не знать? Однажды надул меня на десятку. Костюм покупал, так он самовольно цену накинул…
- Вот, вот, за ним этот грех водился, - быстро подхватил Егор. - Дурак, скрутил себе голову. И детей оставил, понимаешь, целую кучу - восемь у него было!
Вадим пристально следил за Егором. Сокрушается, осуждает. Слова говорит правильные. А сам-то кто? Не лучше Прокопа. Неужели, негодяй, не боится, не чувствует, что и самого такая участь ожидает?
- Все-таки жалко человека, - сетовал Егор. - Может, уж слишком…
- Надо, чтоб и другим неповадно было, - твердо объявил Русак. - Паника - страшное дело… Сам видел такое, когда проходил со своим взводом через Слоним.
- Ты в кадровых войсках был? - спросил Вадим.
- Ну да, в кавалерии служил. Видишь, галифе…
- Нечего, братцы, стоять, - напомнил Вадим. - Видно, что недавно здесь были партизаны. Значит, они где-то близко. Хорошо бы сдать им поскорей мешок.
- Донесем как-нибудь сами, - возразил Климчук. - Столько мучились. Отдадим лично в руки дядьке Андрею, пусть порадуется подарку из Москвы. Да вот Миша говорил - командир может и к медали представить.
Вадим мысленно чертыхнулся. Ну и ну! Подавай ему самого дядьку Андрея. Интересно, зачем? С какой целью? О медали думает, а сам хочет разнюхать, разведать…
Какое же у него задание на этот раз? Только бы из-под носа не скрылся, гад, а то наделает беды. Может, все-таки арестовать его, связать руки? И с Мишкой, как на грех, поговорить не удается. Главное, чтоб не спугнуть предателя…
Когда Криворотый и Вадим снова взялись за носилки, Вадим заметил, что руки у того дрожали.
Глава тридцать первая
Ночное небо светлело, но поляна еще звенела голосами, из радиоприемника лилась тихая мелодия.
Алесь истомился в ожидании. Он то привставал, то присаживался, прячась в кустах. Беспокоили мысли об Аллочке: только бы не проснулась, не заплакала… Хотел даже сходить посмотреть, спит ли она, но эта долгая отлучка могла бы нарушить все его планы.
Мысли неотступно возвращались и к Вадиму Николаевичу.
Было бы просто здорово, если бы вдруг из-за деревьев появился Вадим Николаевич с партизанами. Они бы здесь наделали тарараму!..
А может, Вадим Николаевич и вправду уже здесь? Может, он подобрался с ребятами к поляне, все видит, все слышит и ждет только удобного случая? Вон шевельнулись кусты и вроде кто-то выглядывает… И голова… Неужели?..
Алесь вгляделся попристальнее - нет, кусты неподвижны, все как и было.
Долго, что ли, будут тут веселиться?! Алесь с ненавистью оглядел женщину. Он уже давно понял: во всем виновата она. Это из-за нее фрицы собрались здесь танцевать.
Толстый офицер уже не раз подводил ее к палатке, но она вырывалась из его рук и возвращалась к костру. А то вдруг убегала к Черному Дубу, к лодке. Но толстяк догонял ее, упрашивал, насильно вел обратно. Она сердилась, отворачивалась, но потом начинала хохотать. И они опять мирились и снова танцевали…
Несколько раз Алесь видел, как они подходили к столу и офицер наливал женщине вина.
Возле костра теперь сидел краснолицый часовой - он грелся у огня и отдыхал, а караульную службу нес Другой солдат, худой, с вытянутым лицом.
Медленным, размеренным шагом он обходил поляну, пристально осматривая все вокруг, то и дело наклонялся и подбирал то камешек, то шишку, то ветку и тщательно разглядывал.
На высокой мохнатой ели с ветки на ветку быстро перелетала белочка. Услышав треск веток, часовой схватился за автомат, вскинул голову и застыл. Поняв, кто был нарушителем спокойствия, зашагал дальше.
Толстый солдат, которого мысленно Алесь окрестил кабаном, подкинул в костер веток, огляделся по сторонам и забрался в палатку. Автомат он захватил с собой. "Небось оставит его у входа, - подумал Алесь, - не будет же спать с ним в обнимку!" Парнишка весь напрягся. "Пора начинать, - будто кто-то шептал ему со стороны. - Может, подождать? Может, Вадим Николаевич… Никаких может! - тут же оборвал себя Алесь. - Только раки ползут назад".
Он медленно, боясь хрустнуть веткой, двинулся к Черному Дубу, к просеке. Там подальше от поляны… И лодка и шалаш в стороне, а это очень важно.
В руках парнишки тесак от лопаты, казалось, потяжелел. Нужно так ударить этого дохлого фрица, чтобы без промашки!
Наконец добрался Алесь до Черного Дуба. Затаился за старой елью.
Вокруг тихо-тихо. Только цвиркает где-то в траве кузнечик и шуршат листья березки.
Из своего укрытия Алесь хорошо видел озеро. Укутанное тонкой пеленой тумана, оно шевелится, как живое.
Вот в конце просеки показалась фигура часового. Ну совсем как привидение! Все ближе, ближе. Только шаги тяжелые. Он громко кашляет. Вот он уже рядом, большой, ненавистный. Алесь еще крепче прижимается к дереву, готов слиться с ним, почти не дышит.