Оро произносит учтивую речь, щедро мешая японский и английский, и умудряется всех нас оставить в недоумении. Из того, что я поняла, та песня, что он собирается спеть, либо обо мне, либо для меня. Как только дело доходит до припева, становится ясно, что верно последнее: эти ребята знают песню не хуже, чем Нагиса наловчился синхронизировать движения губ с фонограммой "Красных башмачков". Каждый стих в песне звучит жалостно и печально - покажите мне японскую балладу, в которой все иначе, - но в хоровом припеве слышится неспешная раскатистость. Мальчишки вступают в конце каждой второй строчки, выпевая "Ту-ут, ту-ут". Этот мерный гул настолько убаюкивает, что в какие-то моменты мне кажется, будто я могу находиться где угодно, даже дома, в Летбридже, внимая тоскливому свистку. Ностальгические сопли, мы отродясь не жили поблизости от железной дороги.
Песня закончилась, однако аплодировать никто не пытается: воцаряется долгое задумчивое молчание. Я так понимаю, сейчас Оро продолжит играть - это его вечеринка, в конце-то концов! - но он убирает черепаховый панцирь обратно в футляр и улыбается мне.
- Твоя очередь, Луиза. Я качаю головой.
- Дохлый номер, беби. Я ни одной ноты пропеть не могу.
- Ну, хоть одну-то песню ты знаешь. Все знают хоть одну песню.
- Я знаю массу песен, просто не хочу осквернять их своим исполнением.
Оро облизывает губы.
- Но вчера ночью ты пела.
- Это была не я, - напоминаю ему.
- Если не ты, то кто же?
- Пустота. Все смеются.
- Есть одна песня, очень она мне нравится, я могу пересказать ее. Я переняла ее от одного парня, с которым зналась давным-давно. Жан-Луи его звали. Он был из Монреаля. Ее поет французская певица по имени Франсуаза Арди.
Et si je m’en vais avant toi
dis-toi bien que je serai la,
j’epouserai la pluie, Ie vent,
le soleil et les elements
pour te caresser tout le temps.
L’air sera tiede et leger,
commes tu aimes.Et si tu ne comprends pas
tres vite tu me reconnaitras
car moi je deviendrai mediant.
J’epouserai une tourmente
pour te faire mal et te faire froid.
L’air sera desespere
comme ma peine.Et si pourtant tu nous oublies,
Il me faudra laisser la pluie,
Ie soleil et les elements
et je te quitterai vraiment
et nous quitterai aussi.
L’air ne sera que du vent
comme l’oubli.
На сей раз все бурно аплодируют: они же знают, что у гайдзинов так принято. Складываю ладони, отвешиваю смиренный поклон - точь-в-точь мать Тереза перед кинокамерами в международных аэропортах.
- А что значит эта песня? - спрашивает Оро.
- Если я правильно понял, - вклинивается Кай, - лирическая героиня песни сообщает своему возлюбленному, что если он ее позабудет, она…
- Отрежет ему яйца и слопает их на завтрак.
Оро приходит в дикий восторг, хохочет, бьет себя по коленям. Думает, я шучу. Наконец, слегка успокоившись, говорит:
- Кай, Кей, теперь ваша очередь. И смотрите не подведите.
Одним неуловимым движением близнецы вскакивают на ноги, срывают с себя рубашки, отбрасывают их в стороны. Кланяются комнате в целом, мне, Оро, всем присутствующим, друг другу. И тут Кай, улучив момент, быстро и резко бьет Кея по лицу. Кей отлетает назад, в последний момент делает обратное сальто и встает на ноги. Еще раз кланяется и, размахнувшись левой ногой, изо всех сил вмачивает Каю в челюсть. Кай в прыжке через голову перелетает через стол, отбрасывает коньки, перекатывается и встает передо мною, широко ухмыляясь.
- Охрененно классно. Как вы это делаете?
- Кай и Кей - лучшие каскадеры во всем… - Оро считает на миниатюрных пальчиках, - во всем Токио, Гонконге и Тайбэе. Они и в моем новом фильме про самураев участвуют.
- Луиза, пожалуйста. - Кай протягивает руки и помогает мне подняться на ноги. - Мы тебе покажем парочку простых трюков.
Лишь на третьем - причем Кай атакует меня справа, Кей слева, а я в последний момент отхожу в сторону и выкручиваю им запястья, так что они, описав грациозную дугу, перелетают через мои плечи и, совершив двойное сальто, приземляются на пол - я теряю равновесие (отход назад - это так сложно!), проламываю ширмы-сёдзи и, опрокинувшись на спину, приземляюсь на веранду. Кай и Кей вываливаются следом за мною, за ними по пятам поспешают Оро и остальные. Они помогают мне подняться на ноги - и тут внезапная вспышка молнии озаряет веранду, и расщепленное дерево, и изодранную рисовую бумагу.
Оро оборачивается: глаза настороженно расширены.
- Все в дом, - кричит он, - быстро-быстро.
- Это просто гроза, - пытаюсь сказать я, но Оро зажимает мне рот рукой, и они втаскивают меня обратно в дом.
Оро смотрит мне в глаза.
- Ты кому-нибудь говорила, что я здесь буду? Я качаю головой.
- Может, кто-то из моих учениц. Они такие любопытные… - Мысленно беру на заметку придушить Кеико, как только увижу.
- Может, и так, - отвечает Оро. - Может, и нет.
- А что такое?
- Может, у нас большие проблемы. Может, в кустах за стеной журналисты. Отвратительно.
- А с какой бы стати?.. - начинаю я и тут вспоминаю, кто он, вспоминаю, как тысячи поклонников смотрели на нас снизу вверх, пока осакский ресторан медленно вращался вокруг своей оси. Все, что Оро делает, представляет самый живой интерес для миллионов и миллионов людей. Что кажется мне, гм-м, своеобразным. Я принимаюсь хохотать.
Оро глядит на меня.
- Не смешно.
- Знаю. - Я подавляю смех. - Печеньем объелась.
- А можно, - Оро разводит руки, включая и своих друзей, - мы останемся на ночь, пожалуйста?
- Конечно. - У меня есть два футона и три стеганых одеяла в узоре из розочек или как бы уж эти стеганые штуки ни назывались. Одним из одеял завешиваем дырку в ширмах-сёдзи. Оро включает лампу котацу на полную мощность, так что алый отсвет заливает всю комнату. Раскладываем футоны рядышком, я ложусь в середину, Стив, этакий монолитный калорифер, с одной стороны от меня, Оро - с другой. Кай и Кей - "на форзаце", Нагиса и Масахиро сворачиваются калачиком у нас в ногах, а бедро Ясудзиро заменяет нам подушку.
Но вот наконец все устроились; кожаные куртки и свитеры свалили поверх тонких одеял. Меня опять разбирает смех.
- Что не так, Луиза? - спрашивает Оро.
Но я слишком устала, чтобы объяснять ему про Белоснежку и семь гномов.
16
Прочь
Сегодня что-то пасмурно. Туман просачивается в долину и затягивает небо. Оро с мальчиками свалили только в седьмом часу, и то с самыми что ни на есть мелодраматичными предосторожностями. За пятнадцать минут до отбытия два "лендровера" с ревом проехались взад-вперед по "подсобной дороге", параллельной ограде, - "обеспечивая коридор безопасности", как выразился Кай. За каждой второй елкой затаились парни с "уоки-токи"; впрочем, папарацци давно сбежали, оставив только пустые коробки из-под пленки, обертки из-под "мосбургеров" да посуду из-под дешевого виски. К тому времени как мальчики убрались, я решила махнуть рукой на завтрак и улеглась обратно в постель - подумала, подремлю часок до начала занятий.
Урок, что называется, провалился с треском. Кеико дулась - я, видите ли, не уделяла ей достаточно внимания. Мичико попыталась сымпровизировать любовную песню для нашего шоу, но на первом же припеве Норико расхохоталась, а Мичико расплакалась. Я отпустила девочек пораньше, что мадам Ватанабе, разумеется, не преминула взять на заметку. После ленча - всей из себя маслянистой рыбины, распластанной поверх горки вчерашнего риса - я отправилась в дальний конец комплекса в дизайн-студию "Изящное речение", на встречу с миссис Янаги из костюмерной и мистером Сасаки, заместителем директора по декорациям и реквизиту.
Миссис Янаги - пухленькая, как ананас, с медного цвета шевелюрой, что торчит во все стороны из-под прихотливой комбинации разноцветных шарфов. Невзирая на расплывчатость моего описания, она тут же схватывает, чего мне надо.
- Ага, только черный и белый, - подтверждает она. - Никто не цветочный нигде.
- И много светотени, - добавляю я.
- Что есть? - Ее нарумяненные щеки раздуваются от сосредоточенности.
- Моделирование цвета и света - не только черный и белый, но все оттенки серого между ними. Как в старых фильмах. Ну, знаете, в фильме черный цвет выглядит как эбеновое дерево или оникс, но порою по текстуре напоминает шерсть или древесный уголь? А белый цвет зачастую кажется серебристым или как слоновая кость, а порою он как мел или шелковистый как холодные сливки.
Она энергично кивает, керамические сережки-"пингвинчики" раскачиваются вовсю.
- Вы хотеть как старый фильма "Парамаунт"?
- Я думала, может, что-нибудь посовременнее. Скорее как французские фильмы шестидесятых.
Миссис Янаги царапает что-то в маленьком блокноте, поднимает глаза.
- Очень экспериментно, Луиза.
- К этому я и стремлюсь.
- Не совсем стиль "Чистые сердец", - предполагает она, сдержанно улыбаясь.
- Именно.
- Приятный разнообразий. Много ночей видеть пастелевый кошмары.
Огромная мастерская с высокими потолками, где изготавливают декорации, этажом ниже костюмерной миссис Янаги. О встрече было условлено заранее, хотя поначалу мистера Сасаки на месте нет. Ассистенты в белых перчатках и подмастерья в фартуках бегают туда-сюда по длинной комнате, выкликая его имя. Вот он обнаружен - скорчившись за макетом Тадж-Махала с нарушенной перспективой, потягивает чай сквозь шафранно-желтые зубы, - но по-прежнему недоступен. Пусть гайдзинская втируша ждет-пождет, а он пока неспешно чайком побалуется. Наконец он вроде бы освободился - прокашливается и отхаркивается на бетонный пол, - однако оказывается ужасно несговорчивым.
Во-первых, ни о каких декорациях речи вообще идти не может, сообщает переводчик в перчатках из свиной кожи до локтя.
- Отчего же, мистер Сасаки?
Сасаки-сан сердито супится на меня: того и гляди плюнет снова. Вместо того бормочет что-то ассистенту на ухо.
- Нет бюджета для гайдзинского проекта, - сообщает ассистент. - Нет бюджетного кода, нет номера утверждения.
Даю залп из самой своей мощной пушки.
- Аракава-сан сказал, я могу получить все, что мне понадобится, в разумных пределах, конечно.
На то, чтобы втолковать это мистеру Сасаки, ассистенту требуется не одна минута и не две. Мистер Сасаки отвечает гортанным восклицанием и фразой: "Аракава-сан".
Вижу, мы слегка продвинулись. На соседний чертежный стол выкладываю наспех сделанные наброски нужных мне декораций: современный гостиничный номер с большими прямоугольными окнами с зеркальными стеклами, вид на улицу в круговерти неоновых огней, интерьер ночного клуба под названием "Оазис".
Мистер Сасаки скользит по ним презрительным взглядом и тупым карандашом выправляет полустертые линии на изображении ночного клуба, бормоча что-то себе под нос. Мне удается расслышать одно-единственное вразумительное слово: "Шоу-бизнес".
Ассистент поворачивается ко мне, в глазах его - неизбывная печаль от необходимости произносить слова столь устрашающие:
- Сасаки-сан говорит, ваши рисунки невозможно воплотить в жизнь, это - каракули пятилетнего ребенка, талантом обделенного и сцены не чувствующего. Даже если он и сконструирует такие декорации - что невозможно в любом случае, - на них никто не захочет смотреть. А если кто и посмотрит, так только в ужасе, поскольку ваши декорации нарушают все принципы школы "Чистых сердец", противоречат традициям и условностям дизайна бутафории и, наконец, раз и навсегда доказывают: у вас нет призвания к шоу-бизнесу.
Низко, очень низко кланяюсь ассистенту, еще ниже - мистеру Сасаки.
- Будьте так добры, поблагодарите мистера Сасаки за его помощь и поддержку. Я уверена: наше сотрудничество окажется весьма плодотворным.
И, не успевает ассистент доперевести до конца ответ мистера Сасаки, как я уже выхожу из гулкой комнаты.
Иду прямиком обратно в бунгало, намереваясь заползти в постель и оставаться там по меньшей мере до ужина, но обнаруживаю на веранде сидящую на пятках Гермико. Она окидывает взглядом дыру в ширмах-сёдзи и одеяло в розочках, что колышется на прохладном ветерке.
- Ну и погуляли же вы вчера, Луиза.
- Новости разносятся быстро.
- Быстрее, чем ты думаешь. - Она встряхивает японской газетой. На первой странице сразу над сгибом фотография меня, любимой: я лежу на спине, болтая ногами в воздухе, Кай и Кей без рубашек тянут меня за руки, на заднем плане отсвечивает детским маслом Стив. Чуть в стороне Оро настороженно смотрит прямо в камеру.
Разворачиваю газету. В нижнем правом углу - фото принцессы Уэльской в дурацкой шляпке, цветное, между прочим.
- Гермико, что это за газета? И почему принцесса Ди - в цвете, а мне достался зернистый черно-белый вариант?
- Это - "Старри Джампо", японский эквивалент "Нэшнл инквайрер". Никто не сознается в том, что его покупает, но все знают содержание каждого номера от корки до корки. Этот я купила в здешнем магазине подарков.
- Думаешь, и все остальные с ним ознакомились?
- Я видела, как твои ученицы дрались за номер в гостиной "Кокона" после ленча. Мистер Аракава очень обеспокоен.
- Он тоже прочел?
- Вот поэтому я и здесь. - Гермико касается моего плеча, давая понять, чтобы я села на пятки, или уж как смогу, рядом с ней. - В качестве его неофициального посланца. Мне поручено оценить нанесенный ущерб и тактично предложить тебе впредь воздержаться от того, чтобы развлекать своего знаменитого приятеля и его буйных друганов на территории школы "Чистых сердец".
- Ох, Боже ты мой, Гермико, я себя такой идиоткой чувствую. Ни о какой вечеринке речь вообще не шла. Я пригласила Оро, а он…
- …Притащил с собою полный штат прихлебателей. Я-то знаю, каков он, но ведь ты понимаешь, в каком положении оказался мистер Аракава?
- Конечно, понимаю.
Гермико глядит мне в глаза.
- Тебе нужно быть очень осторожной, знаешь ли. Ради тебя самой, точно так же, как и ради школы. Оро - своего рода громоотвод, молнии к себе так и притягивает. Бульварные газетенки вечно его выслеживают. Настало время жениться - ему уже под тридцать, видишь ли, - а он все никак, и в ряде интервью отзывался о браке крайне пренебрежительно. Журналисты и миллионы его почитателей изнывают от любопытства. Слухи ходят самые странные.
Под тридцать?
- А я думала, он у нас - Джеймс Дин, он может делать что хочет.
- Он может делать что хочет - до тех пор, пока его не поймают на месте преступления.
- Понятно. - Еще раз изучаю фотографию себя, любимой, дрыгающей ногами в воздухе. - А это за "поимку на месте преступления" считается?
- Оро полагается избегать романтических связей с одной определенной дамой. Его менеджеры утверждают, это наносит урон билетной кассе. В то же время, чтобы развеять сомнительные слухи, он обязан выходить в свет с целым набором звезд и старлеток. И даже когда он решает с кем-то встречаться серьезно, ему приятно думать, будто эту часть жизни он может сохранить в секрете.
- Ну, удачи ему. Ты можешь перевести, что написано под фотографией?
Мгновение Гермико изучает текст.
- Ты уверена, что и в самом деле хочешь знать? Ладно, посмотрим: "Буйная оргия на горной вилле загадочной гайдзинки: сюрприз для суперзвезды. Большая женщина разложена на земле для удовольствия Оро усилиями прославленных каскадеров Кая и Кея Фудзимори".
- Черт побери, Гермико, и из-за этого "Чистые сердца" могут расторгнуть мой контракт?
- У тебя нет контракта. И ты это знаешь. Здесь все делается по взаимной договоренности, через рукопожатие или, если на то пошло, обмен поклонами.
- Мистер Аракава стоял на ушах?
- Скорее он был озадачен. Он воспринимал тебя как "милую, тихую девушку".
- Идти паковать чемоданы?
- Вряд ли сейчас есть такая необходимость. Ты - иностранка, тебе делают определенные скидки. От иностранцев ждут всевозможных ляпов - считается, что это часть вашего яркого экзотического обаяния.
- Приятно слышать. Гермико усмехается.
- Ну, я так понимаю, ты развлеклась на всю катушку?
- Судя по тому, что помню, да.
- Я позвонила в службу по эксплуатации насчет ремонта ширм-сёдзи.
- Спасибочки. Не зайдешь ли выпить чайку или еще чего? Правда, бардак в доме страшный.
- С удовольствием.
Футоны все еще расстелены на полу, одеяла свалены на татами.
- Бог ты мой, - восклицает Гермико, - ты что, с ними всеми спала?
- В некотором роде. - Включаю электрочайник, начинаю убирать со стола вчерашний мусор.
Гермико обнаруживает на видеомагнитофоне наполовину полную бутылку коньяка.
- Забудь про чай.
Щедро наливаю нам обеим по стакану, и мы устраиваемся на футонах. Гермико, наклонившись ближе, убирает у меня со лба прядь влажных волос.
- Чего пригорюнилась?
- Не знаю. Я…
- Только не принимай упрек мистера Аракава чересчур близко к сердцу. Через неделю все позабудется.
И ты ведь вполне можешь продолжать встречаться с Оро, только у него. - Она смеется. - Или вы можете отправиться в отель любви.
Посреди ночи звонит телефон.
- Оро?
- Как ты узнала?
- Кому еще звонить в такой час?
- Мне очень жаль.
- Ага, как же. На самом деле тебе по фигу. Он фыркает от смеха.
- Что ты делаешь завтра?
- А тебе-то что?
- Ты разозлилась? - Судя по его голосу, он страшно собою доволен.
- Оро, ты втравил меня в жуткие неприятности.
- Фотка в газете?
- Помимо всего прочего. Он смеется.
- Классная фотка.
- Ты вышел неплохо. А я - прямо блудница Вавилонская.
- Ноги в воздухе. Грязная сумасшедшая девчонка.
- Так знай: больше такого не повторится.
- Никогда?
- По крайней мере не у меня в доме. Я могу без работы остаться.
- Ох. Вот это очень серьезно. Извини, пожалуйста. Забавно: я так и вижу, как он кланяется.
- Так что же у нас завтра?
- Сюрприз.
Боюсь, что еще одного я не переживу.
- Ты будешь один или с мальчишками?
- Один.
- Киото?
- Токио. В час за тобой заедет машина. Ничего?
- Ничего.
- Ну, увидимся завтра вечером. - В трубке что-то потрескивает.
- Оро, ты где?
- Нигде.
- Где?
- На пляже.
- А разве не холодно?
- На пляже на Фиджи.
- Ну, не важно. Я ложусь обратно спать. Я, между прочим, сама себе на хлеб зарабатываю.