5
- Ап-ап-чхи!.. - Представитель штаба армии вздрогнул: его испугал собственный чих, прозвучавший в ночной тишине как выстрел.
- Вам будет лучше у меня в землянке, - сказал майор Журавлев. - С исходной позицией установлена прямая телефонная связь. Иноземцев, проводи подполковника!
Крохотный, словно высушенный, подполковник едва стоял на ногах. Еще вчера его хватил грипп. Но болеть теперь было некогда. И, несмотря на озноб, кашель и ломоту в висках, он прибыл на позиции полка. И километров пять ехал ночью верхом на лошади, хотя до этого никогда не сидел в седле.
Ночь была безветренная. И туман белел внизу, точно сугробы снега. Тучи расползлись, и в небе желтели звезды - крупные и мелкие, похожие на рыб и рыбешек.
Немцы вешали двенадцать ракет в час. Каждые пять минут - ракету. И когда ракета гасла, тьма наступала непроглядная.
Первую группу из десяти человек майор Журавлев решил повести сам. Он мог этого и не делать, но понимал, что так будет лучше. Еще изучая на карте место расположения склада, он вспомнил, что во время рекогносцировки видел поросший травой и кустарником бункер, но принял его за заброшенное овощехранилище ближнего колхоза.
В первую группу майор хотел отобрать добровольцев, однако добровольцами пожелала стать вся рота. И майор взял тех, кто вызвался первым. Среди десятерых добровольцев были Слива, Чугунков, бывший шофер Жора.
Маскировались тщательно. Старшина притащил ворох списанного "хебе"[2]. Сапоги обернули тряпками. Каждый перепоясался веревками, между которыми, со спины, зажимались ветки хмелеграба, можжевельника, клена. Санки тоже стали похожими на кусты.
Иноземцев сказал:
- Товарищ подполковник, пойдемте.
- Нет, голубчик. Потерпи. - И представитель штаба армии опять чихнул, но теперь уже не так громко, потому что успел зажать нос платком.
Рявкнуло радио. Пропагандист сбивчиво выкрикивал антифашистские лозунги. Потом заиграла быстрая музыка.
Группа, возглавляемая майором Журавлевым, покинула передний край. Когда через пять минут немцы пронзили ночь ракетой, то ни представитель штаба фронта, ни полковник Гонцов, ни другие люди, наблюдавшие за поиском из окопов, не могли различить на ничейной земле Журавлева и его бойцов. Было только редколесье, кустарник и клочки тумана, словно вата под елкой.
- Возможно, они достигли склада, - предположил представитель штаба армии.
- Едва ли, - взглянув на часы, ответил полковник Гонцов.
Внезапно холодный ветер, взметнувшись над бруствером, лизнул лица, и с северо-востока потянуло гарью - казалось, она всплывает, точно муть в несвежей, взболтанной воде.
- Ветер! Его только не хватало. - Иноземцев сказал вслух то, о чем подумали все.
Вглядевшись, полковник Гонцов успокоил:
- Это здесь, наверху. Смотрите, в лощине туман неподвижен.
При второй ракете все успокоились: хотя над передним краем и погуливал свежий ветерок, там, внизу, туман покоился на прежнем месте.
Немцы выпустили двенадцать ракет, затем еще шесть. А группа Журавлева не подавала никаких признаков жизни. Между тем стало заметно, что ветер время от времени наведывается в лощину и туман там понемногу рассеивается.
В 00.30 представитель штаба армии разрешил дать (так было условлено с Журавлевым) две красные и одну зеленую ракеты, что означало: "Тревожимся, посылаем новую группу".
Подполковник, кажется, забыл о своей простуде и уже давно не чихал, лишь нервничал.
- Удивляюсь, - говорил он полковнику Гонцову, - как вы, такой опытный солдат, не учли самой элементарной вещи: вдруг склад уже занят немцами?.. И они выдвинули туда сторожевой пост или устроили засаду?
- По данным разведки, немцы в районе склада не замечались.
- "По данным", - раздраженно повторил представитель штаба армии и отчаянно чихнул.
- Засада там, сторожевой ли пост или вообще нет ни души, принципиально дела не меняет. Люди вооружены пистолетами и ножами. Из орудий по складу палить нельзя.
- Группа готова, - доложил старшина.
- Пусть возьмут карабины, - сказал подполковник.
Гонцов возразил:
- Лишняя помеха.
- Оружие не помеха для солдата.
Подполковник пошел вслед за старшиной. Люди сидели в окопах на корточках, прислонившись к стене.
- Друзья! - негромко, проникновенно начал представитель штаба армии. Но тут же сорвался: - Кто курит?
- Мы в рукав, - ответили из темноты.
- Прекратить!
- Слушаюсь.
- Друзья, - повторил подполковник. - Группа майора Журавлева еще не вернулась. Мы не знаем, какие препятствия встретились на ее пути. Но время не ждет, и мы ждать не можем. Я поведу группу лично. Среди вас есть пулеметчики?
- Есть.
- Возьмите пулемет.
- Товарищ подполковник!.. - По траншее бежал запыхавшийся боец.
- Вы чего кричите? - ужаснулся подполковник. - Это же передний край.
- Товарищ майор вернулись…
- А люди?
- И люди тоже… Они вышли немного правее.
- Отставить пулемет, - сказал представитель штаба армии и поспешил за бойцом.
Траншея виляла, словно пыталась запутать, сбить со следа. И комья глины, протяжно шурша, время от времени сползали с бруствера. Боец юркнул вправо. Подполковник увидел ответвление в траншее лишь тогда, когда миновал его. Ему пришлось разворачиваться. И он зацепил плечом о стену, и песка осыпалось много.
Через минуту они оказались в овраге. Два солдата, тяжело ступая, несли что-то на носилках. За ними шли еще двое солдат с носилками.
- Раненые? - спросил подполковник.
- Реактивные мины, - ответил майор Журавлев и доложил: - Все в порядке. Задержаться пришлось потому, что вход в бункер был завален.
- Гора с плеч! - сказал подполковник и опустился на холодную землю. Сейчас, когда дело наконец сдвинулось с места, он почувствовал озноб и усталость. К сожалению, у него не было больше сил бороться с болезнью.
- Иноземцев, - сказал майор Журавлев, - фляжку!
Ваня отвинтил пробку, сунул фляжку подполковнику прямо в рот, точно соску грудному младенцу. Подполковник сделал глоток и неудержимо закашлялся.
- Не пошла, проклятая, - сказал Гонцов. - Ваня, проводи товарища подполковника в землянку.
- Да, - согласился Журавлев. - Там теплее. Там можно согреться.
Подполковник хрипло спросил:
- Как вы считаете целесообразным организовать работу? - Он произнес слово "работа", но оно показалось ему чересчур гражданским, и он поправился: - Вернее, операцию?
- Группы в составе пятнадцати человек будут выступать каждые десять минут.
- Они не помешают одна другой?
- Нет. Дело в том, что со стороны противника заросли кустарника гораздо выше, чем с нашей. Для группы десять минут достаточно, чтобы вывести мины и бомбы из склада. Укладывать их на санки они будут прямо под открытым небом.
- Хорошо, - сказал представитель штаба армии. - Все правильно. Я согласен. - Он поднялся. Нерешительно произнес: - Лихорадит… Может, мне действительно пройти на часок в землянку?
- Конечно, - в один голос сказали Журавлев и Гонцов.
Опираясь на плечо Вани, подполковник пошел к землянке.
У рации теперь дежурила Галя. Тамара спала на нарах, свернувшись под шинелью калачиком. Нары майора Журавлева, где вместо матраца лежал толстый покров из хвои, были свободны.
- Царское ложе, - пошутил подполковник и закашлялся.
Ваня уговорил его снять сапоги, накрыл одеялом и шинелью.
В землянке было тепло и даже немножко душновато от коптилки. Радистка Галя, борясь со сном, щурила тяжелые, словно набухшие, веки и монотонно повторяла:
- "Индус!" "Индус!" Я - "Чайка". Как слышите меня? Прием…
Рядом с рацией лежал листок, на котором Галя от руки записала вечернее сообщение Совинформбюро. Ваня Иноземцев взял его и подсел к коптилке.
"В течение 19 сентября наши войска вели ожесточенные бои с противником в районе Сталинграда и в районе Моздока.
На других фронтах существенных изменений не произошло.
В районе Сталинграда продолжались ожесточенные бои. Наши части предприняли ряд контратак, в результате которых очистили от гитлеровцев несколько улиц…"
6
Слива верил в сны. Они навещали его редко, потому что чаще всего он спал спокойно и крепко, и ночь казалась ему не длиннее минуты, и не было ничего мучительнее, чем подниматься с постели, даже если ею служила охапка опавших листьев. И когда он видел сны, то он гордился ими, словно новой прочитанной книгой, хотя и в довоенные годы читал-то мало, но память у него была цепкая, как держидерево, и он охотно рассказывал сны другим, добавляя "для интереса" кое-что от себя. Сны, в которых чаще всего не сходились концы с концами, требовали особой фантазии. И Слива готовился к их пересказам вдохновенно, как актер к выступлению.
Последний сон не понравился Сливе. Он был каким-то очень законченным. И не то чтобы непохожим на сон, а малость неприятным. И после него остался тоскливый осадок на душе. И рассказывать его сердце не лежало.
Приснилось, что покупал он яблоки в магазине - большие, белые, сочные. Вида необыкновенного. А магазин стоял на горе, засыпанный снегом. И вдруг лавина снега поползла и подхватила магазин, словно ручей спичечную коробку, и Слива увидел, как закачался прилавок и продавщица схватилась за весы. Тогда пришел страх, тоскливый и нудный, похожий на бессильный осенний дождь. Наверное, такой страх испытывает умирающий, сломленный неизлечимой болезнью. Там, во сне, Слива считал, что всякая гора кончается пропастью. И магазин упал в пропасть. Но Слива остался жив. И пошел по дороге. Но потом вспомнил, что забыл на прилавке сетку с яблоками. Он вернулся, нашел сетку. И продавщица переставляла гири, словно ничего и не случилось. Но когда Слива вышел из магазина, дороги больше не было. Кругом лежал снег, поднимаясь высоко-высоко. А Слива стоял внизу, на дне шахты из тяжелого холодного снега.
День заботами, как штыками, сразил дурное настроение, навеянное сном. Но когда поступило приказание строить санки, Слива опять вспомнил медленно движущийся, словно плывущий, снег.
Он, конечно, и виду не подал. И даже стал выяснять, кто и за что угодил в штрафную роту, не любопытства ради, а веселья. Потому что солдату не грех посмеяться над своими невзгодами.
Смерть, сука, боится смеха. Это давно подмечено. А Сливу всю жизнь друзья называли веселым малым. И уж как-то получилось, что и сам Слива считал своей обязанностью дружить с улыбкой. И он наряжался в нее, как клоун. А между тем тоска частенько напрашивалась к нему в гости. Только об этом никто не знал. Догадывалась, наверное, жена. Или ему всего-навсего казалось так, когда она подолгу смотрела на него. А глазами мама с папой наделили ее такими, какие поэты называют бездонными. Во взгляде, подкрепленном молчанием, чувствовались и сила, и мысль. Но он-то, Слива, знал: стоило сероглазой красавице произнести хотя бы слово, становилось ясно, что она пуста, как мячик.
- Слива, - тряхнул за плечо Чугунков, - закемарил?
- Пригрелся, как кот на лежанке, - усмехнулся Слива.
- Вставай. Нужно отправляться.
Они теперь входили в третью группу. И были в ней ведущими, так как знали дорогу.
Майор Журавлев, который минуту назад вернулся оттуда, со склада, напутствовал вполголоса:
- Ребята, в первую очередь вывозите мины, закрепляйте на санках основательно. Скатится - хлопотно будет…
- Понятно, товарищ майор.
Вечерняя духота сменялась прохладой, свежей, но не стылой. И туман в лощине медленно редел.
Слива перелез через бруствер. Комок глины попал к нему в сапог.
- Готов? - Чугунков подал санки: сначала одни, потом другие.
Первые метры они не ползли, а частили на четвереньках. И санки шуршали вслед за ними, словно листья, подгоняемые ветром. Чугунков, Слива и остальные солдаты привязали веревки от санок к поясам, но все равно передвигаться на руках и ногах и буксировать санки, даже пустые, было неудобно. А ползти обратно с тяжелой, будто налитой свинцом бомбой? В прошлый заход Слива еле добрался до позиций своего полка. Так было тяжко!
Когда взлетела ракета, все плюхнулись на землю и замерли. Слива даже глаза закрыл: будь что будет! Ракета горела долго, вначале очень ярко, потом все тусклее и тусклее, как угасающая коптилка. Где-то слева, в километре, застрочил пулемет. Зеленые пули пропунктировали тьму. Это майор Журавлев указывал направление: если группа будет двигаться параллельно трассирующей линии, то как раз наткнется на склад.
Опять заиграла музыка, какое-то танго. Певец лениво растягивал нерусские слова. Пластинка была знакомой, но название ее Слива не помнил. Он просто вслушивался в мелодию, которая плыла верхом, над головой, и на душе становилось спокойно. И шумы, и шорохи, произведенные людьми и санками, больше не пугали. И не было проклятого одиночества - будто ты песчинка под этими дремотными звездами, - а припомнилось, что за твоей спиной свои, что тебя поддержат, прикроют. Уж только ты сам не подкачай.
Дальше двигались по-пластунски. И еще одна ракета настигла их в пути…
Но вот и склад. Старый бункер. Возле ребята - те, что ушли раньше, - закрепляют бомбы на санях… Дверь, уходящая в землю. По ступенькам спускаются без санок. Оставили наверху. Воздух тяжелый, спертый. Пахнет гнилью. Лучи фонариков - непоседы. Прыгают, вертятся…
- Да, - говорит бывший шофер Жора, - дорога, прямо отметим, не шоссейная, но отмахать по рейсу еще придется.
Бомбы и ракетные мины лежали в длинных, узких ящиках, словно в гробах. Чугунков предложил:
- А что, если их прямо в таре транспортировать? Давай?!
- Чушь! - ответил Слива. - Тяжелее, неудобнее: попробуй замаскируй желтые ящики.
Сорвал пломбу, распахнул крышку. Взрывателя, конечно, нет. Но посмотреть на всякий случай не мешает.
- Помоги, - попросил Слива.
Они с Чугунковым осторожно подняли мину с деревянного ложа.
- Посторонись, посторонись… - Медленно ступая, двинулись к выходу.
Проклятая глина! Вместе с ней в сапог к Сливе, видимо, попал и камень. Забился под портянку и мешает идти. Подниматься по глиняным ступенькам вот с таким грузом совсем непросто. Пальцы потеют и скользят, а металл грубый, твердый, в него не вцепишься ногтями.
- "Раненых таскать", - пробурчал Чугунков, передразнивая Сливу. - Человек, он есть человек. Больной ли, здоровый. С ним всегда договориться можно… А эти…
Они осторожно положили мину на санки Сливы.
- Потом закрепим, - прошептал Слива. - Пошли за второй.
Но когда они спустились в склад, там произошло следующее. Архивариус, который с каким-то бойцом поднимал ящик, не удержал свой конец. Ящик вырвался из рук напарника, перевернулся, и бомба вывалилась на пол и завертелась рыбой, выброшенной на берег. Все замерли. Не припали к земле, ища спасения, а, вернее, остолбенели. И только уперли в бомбу лучи фонариков, точно это были прутья. Взрыва не случилось. Старшина первый нашелся:
- Так дело не пойдет. Должон быть порядок! Слива и Чугунков, оставайтесь здесь, подготавливайте груз.
Порожние ящики, чтобы не мешали, решили ставить к стене один на другой. Ящики с бомбами и ракетными минами подтаскивали к самому входу, проверяли, нет ли взрывателей.
Люди подходили и подходили…
- Как там туман? - спросил Слива бывшего шофера Жору.
- Туман - свой парень. Вновь крепчает.
- Работы еще на час осталось. Продержится? Или нет?
- Я же сказал, крепчает. - Жора включил фонарик и, словно обметая пыль, повел лучом по стенам. - Слива, тебе не кажется, что здесь пахнет газом? Принюхайся.
- Нет. Здесь пахнет ленинградским рестораном "Астория".
- Белая кость, по ресторанам ходил! - изумился Жора. - А мы больше так, из горлышка.
- Хватит трепаться! - сказал Чугунков. - Давай лучше бомбу вытащим.
- Мне бы которую поменьше, - сказал Жора. - Я хилый.
- Не в магазине, - возразил Чугунков.
Они взяли бомбу на плечи, как бревно, и пошагали к выходу.